Союз любви в кубе

Зал для проведения открытых дверей оказывается не таким большим, как представлял Миша, но и не маленьким. Он бегло считает места и сходится на том, что в зале вполне поместятся около ста человек. Кондратий осматривает интерьер, придерживаясь за предплечье Миши. Он взволнованно перебегает глазами от одного предмета до другого, улавливает падение солнечного света на кафедру, за которой им — будущим абитуриентам — будут вещать о факультете и отдельно о кафедре. Еще с позднего вечера Рылеев выгладил свой серый костюм и белую рубашку, достал туфли, те самые, в приносящих удачу которых верил. Он собирается словно на открытие галереи, музея или театра. С утра Кондратий причесывается, слегка завивает концы челки расческой, душится старинными духами, непонятно откуда взявшиеся в их квартире, и, захватывая рюкзак и накидывая черное пальто, выдохнув, закрывает за собой дверь квартиры. Миша не волнуется о своем внешнем виде до тех пор, пока с утра не открывает шкаф и понимает, что надеть-то ему на данное мероприятие нечего. Поэтому он зовет отца, который сегодня позволяет себе немного задержаться дома, и объясняет всю ситуацию. Мужчина хмыкает, рассматривая вещи сына, заодно отмечая, какой же у того бардак в шкафу. Бестужев цокает и просит быстрее помочь ему с одеждой. — Полная безвкусица, — отец откидывает вещь за вещью. — Ранее, как я полагаю, ты известить об этом не имел возможности. — Я говорил об этом, — Миша сидит на кровати и в конце концов решает, что в толстовке ему будет комфортней, нежели в официальном виде. Мужчина оборачивается, вопросительно выгибая бровь. — Неужели? — он вертит в руках белую слегка помятую рубашку, а затем бросает ее в Мишу. — А я припоминаю, что ты говорил конкретно о мероприятии, а не о помощи, которая заключается в выборе одежды. Миша закатывает глаза как раз в тот момент, когда отец достает классические брюки, в которых он ходил один единственный раз на первое сентября в начале учебного года. — А может джинсы? — с надеждой в голосе спрашивает Бестужев. — А может вообще как бомж? — мужчина искривляет губы в усмешке. — Переодевайся. Миша закрывает дверь за отцом и переодевается, попутно оповещая Кондратия о пытках над ним. Кондратий отвечает минутами позже, когда отец уже вертит сына за плечи и протягивает ему свой пиджак, потому как пиджак с начала учебного года стал давить Михаилу в плечах. Затем мужчина завязывает однотонный галстук и подает сыну свой портфель на длинной ручке. Миша удивленно принимает вещь и еще больше удивляется, когда отец возвращается в комнату вместе со своим пальто. — Обычно два раза в год ты похож на человека, но сегодня ты побьешь собственный рекорд, — иронично говорит он. — Вообще-то я каждый день похож на человека, — хмыкает Миша. Мужчина двумя пальцами потирает подбородок и кивает несколько раз головой. — Зная Кондратия, он теперь тоже так вырядился, — на что Миша согласно кивает. — Так что теперь вы оба выглядите интеллигентными людьми. То что надо для Высшей школы. — Ага, — Миша быстро закидывает в портфель отца тетрадки и ручку. Им придется отсидеть два урока — английский и литературу, — прежде чем уйти, и выходит из комнаты, переобуваясь в черные туфли. — Спасибо, пап. Отец любовно постукивает Мишу за плечи и желает удачи. — Вещи мои не испачкай, — бросает он напоследок. Что-то никогда не меняется, решает Бестужев. Миша встречается с Кондратием на их месте, и друг первым делом по-актерски широко открывает рот, потом вытягивает губы трубочкой и несколько раз кружится вокруг Рюмина, а в конце хлопает в ладоши. — В аристократы метишь? — восхищенно протягивает Рылеев, продолжая рассматривает Мишу. — В интеллигенты, — фыркает Миша. — И прекрати меня так рассматривать. Я тебе не экспонат в музее. — Ты лучше любого экспоната, — замечает Кондратий. В школе никто не скрывает удивленных взглядов и прямо таращатся на Мишу Бестужева-Рюмина, словно он и вправду музейный экспонат или картина в галерее. Трубецкой отмечает вид Бестужева, когда встречается с классом после звонка на третий урок в фойе школы. Он также подмечает пальто Кондратия, которое не видел ранее, и уже немного тише, едва ли не на ушко, говорит, чтобы тот почаще его надевал. У Кондратия перехватывает дух, и он едва не хватает за руку Бестужева, умело сделавшего вид, что ничего не заметил и ничего не расслышал. Зал постепенно наполняется старшеклассниками, их классными руководителями, преподавателями кафедр факультетов и просто желающими. Класс Трубецкого рассаживается на первые ряды, и только самые умные отсаживаются в конец. На фоне происходящего Кондратий, Михаил и Сергей в своих костюмах выглядят как научные руководители какого-либо проекта, которым просто необходимо посетить сие мероприятие. Шум в помещении стихает, когда включается презентация, повествующая о жизни в Вышке в целом, а затем конкретно о факультете гуманитарных наук. После этого за кафедру заходит женщина и начинает говорить приветствие в микрофон. Кажется, она заведует кафедрой лингвистики, Миша не успевает уловить информацию по каким-то причинам. Однако, когда дело доходит до программы «Культурология», и по ступенькам поднимается молодой мужчина в синем костюме, держа в руке такую же цветом папку, Миша вскидывает брови и даже поддается вперед. Кондратий хмыкает на эти жесты друга и старается внимательно слушать заведующего кафедрой —Николая Романова. Голос Романова — строг, отчетлив; глаза горят делом, в них сияет та звезда, которая поведет своих студентов в нужное русло и не даст свернуть с намеченной дороги. Николай жестикулирует при рассказе, часто просит обратить внимание на презентацию, где содержится немного больше информации, чем он сейчас сам рассказывает. Он замолкает, когда в зале нарушается тишина, что несомненно привлекает внимание от нежданного оборвавшегося потока слов. Миша внимает все: и что говорит мужчина, и что написано на слайдах. Он также делает пометки в блокноте, который отец заведомо положил в один из маленьких карманов в портфеле. По окончанию мероприятия зал покидают многие: кто-то уходит вовсе, кто-то следует за руководителями кафедр, чтобы заранее подать заявление на поступление. Трубецкой просит класс не расходиться, а побродить по коридору, рассмотреть стенды и вникнуть в полученную информацию. Кондратий полагает, что классный руководитель кого-то ожидает, и не ошибается, когда по лестнице спускается молодой человек и, раскинув руки в стороны, направляется в сторону Сергея. Кондратий толкает в плечо Бестужева, и тот поднимает немного испуганный взгляд и всматривается в обнимающихся мужчин. — С кем это он? — спрашивает Миша, кивая в сторону Трубецкого. — Может быть это тот самый знакомый? — предполагает Рылеев, и они оба делают несколько шагов навстречу. — Это твои оболтусы? — доносится до парней, и Сергей оборачивается, с улыбкой смотря на двоих интеллигентов. Миша облизывает и закусывает нижнюю губу; его дыхание становится сбивчивым, и он рассматривает молодого человека непристойно любопытным взглядом. Преподаватель ловит на себе пристальные взгляды и подмигивает Бестужеву, отчего тот готов провалиться под землю. «Помогите, где здесь выход?», — вертится в мыслях Бестужева. Он переминается с ноги на ногу и совершенно не знает, куда деть руки, и он решает достать телефон и написать отцу, что мероприятие закончилось и сейчас они дожидаются их руководителя. Сергей наконец подзывает их жестом руки и, приобнимая приятеля, что становится вполне понятным, который стоит и широко улыбается, представляет их друг другу: — Знакомьтесь, мой друг Сергей Иванович Муравьев-Апостол. Муравьев-Апостол пожимает руку сначала Кондратию, который улыбается и сияет, как солнце, а затем Михаилу, который сияет не менее своего друга. — Преподаватель философии и философии культуры, — добавляет мужчина, убирая руки в карманы брюк. — Так, значит, вы имеете мысли пополнить ряды наших студентов? Его улыбка сияющая как сотни, нет, тысячи звезд, и глаза ярче света солнца. Он легок в общении для преподавателя, и Миша буквально влюбляется в его голос. Бестужев чувствует себя свободным, нужным и человеком, чье мнение хотят слышать, только второй раз. Первым человеком для него стал Трубецкой. — Именно так, — беря инициативу в свои руки, охотно отвечает Рылеев. — Ага, — кивая, поддакивает Миша, и челка спадает на его глаза. — После дня открытых дверей желание поступить сюда только усилилось и, кажется, совершенно устаканилось. Верно говорю, Кондратий? — Бестужев выразительным взглядом смотрит на одноклассника. — Разумеется, — выдыхает молодой поэт. Муравьев хмыкает и смотрит на Трубецкого, наклоняя голову слегка в бок. — Хорошие ребятки, — затем он поворачивается обратно к старшеклассникам и поддается на носочках вперед. — Но вы же понимаете, что придется сдавать вступительные экзамены? — и не дождавшись ответа Сергей продолжает: — И первый вопрос, который задаст вам приемная комиссия — как часто вы ругаетесь матом? Миша ошарашенно выпучивает глаза, двигая ими в сторону не менее шокированного Кондратия, а затем также быстро возвращает их обратно и смотрит на вполне серьезного Сергея Муравьева. Кондратий, что-то промычав невнятное и привлекая тем самым Муравьева, решает снова говорить первым. Раз уж начал, побеждай, как говорится, верно? — Я в редком случае ругаюсь матом, — искренне признает Рылеев. — Я поэт, — он делает паузу и добавляет: — литератор. Я обогащаю свой язык другими словами. — Да, Кондраша у нас поэт в школе, — говорит Трубецкой. В ушах Кондратия это звучит так искренне и любовно, что он заливается румянцем. — А Вы, молодой человек? — Сергей обращается к Рюмину, и тот нервно теребит полу пальто. Они смотрят в глаза друг друга пристально и почти не моргая, и, наверное, потому к Мише приходят, возвращаются его прежняя уверенность, его настрой, возвращается тот самый Миша Бестужев-Рюмин. — А я в умеренном количестве использую маты в своей речи, — твердо произносит Миша. Трубецкой хмыкает в кулак, скрывая на самом деле улыбку за ним, но в ту же минуту становится серьезным и заводит руки за спину. — Все зависит от ситуаций и от людей. Допустим, с моим другом Кондратием, — Бестужев ладонью указывает на Рылеева, — я редко использую ругательства, так как он поэт и культурнее меня, и, я не скрою, я действительно равняюсь на него и мне бы хотелось иметь такой же стиль речи, как у него. Именно из-за него, я думаю, я постепенно отказываюсь от матерных слов, но, повторюсь, порой ситуации говорят сами за себя, и тогда я могу не контролировать себя. Кондратий немного оттягивает галстук и поворачивает голову в сторону одноклассника. Тот, в прочем, продолжает выглядеть уверенно и самодовольно, даже успевает натянуть и смахнуть улыбку. Все-таки, думает Кондратий, Миша может быть человеком, которым он хотел всегда видеть. Признание Бестужева в некоторой степени выбивают его из колеи, и его глаза бегают по профилю Михаила. Впрочем, удивлен не только Кондратий, но и Сергей Петрович — он смотрит на старшеклассника и понимает, как тот возвышается в его же и своих, скорее всего, глазах. Прежде он не слышал такие речи: на уроках ответы были краткими и по существу, но когда он задавал написать эссе на ту или иную тему, или учительница литературы жаловалась ему вот уже несколько раз за последние два месяца за невыполненную домашнюю работу, Сергей с охотой и каким-то непонятно светлым чувством в душе брал в руки две неприметные зеленые тетради — тетради Кондратия и Михаила. И, если для Кондратия писать на несколько страниц больше, чем положено, было более чем нормально, то эту черту, присущую в Мише, Сергея удивляло постоянно. Он понимал, что в этом скрывается какой-то комплекс, или секрет, травма, боль, что-то плохое и непонятное для Трубецкого — Миша высказывал свои чувства через письмо, через ручку и бумагу, в словах же он был скромен. Трубецкой действительно задумывается, чтобы поговорить об этом, но наедине с Бестужевым, ведь, если мальчик захочет открыться, он сделает это в тишине, спокойствии и непринужденной обстановке. Это произойдет только тогда, когда Миша почувствует, что ему это необходимо, и он к этому готов. А может быть Трубецкой это усложняет? Может быть в Мише просто это заложено? Однако ничего не бывает просто, не так ли? Муравьев, кажется, совершенно не удивлен. Так как он толком не знает молодых людей, стоящих перед ним, он готов услышать все что угодно, и речь Бестужева в том числе. Он некоторое время молчит, молчат, кстати, все, но все же он расплывается в улыбке и довольно хмыкает. Его глаза излучают добро, и в который раз это уже подмечает Миша, поэтому Сергей простодушно кивает головой, проговаривая томным голосом: — А, впрочем, все это шутки, — он довольно улыбается еще больше. Бестужев ахает и складывает руки на груди, недовольно отворачиваясь и бубня под нос: — Я что, просто так тут разглагольствовался что ли? — старшеклассник действительно обижен, однако внутри у него медленно расплывается чувство гордости за себя. — Нет, напротив, — успокаивает Муравьев, — мне нравится твоя речь. Миша пытается скрыть улыбку, и, может быть, это у него получается, но алые щечки все же выдают его, и Сергей на это мило улыбается. Меняя тему, пока старшеклассники придут в себя от одурачивания, Муравьев обращается к Сергею: — Кстати, нас покинул преподаватель истории, — он говорит это с горечью, и Мише невольно приходится поднять глаза, чтобы посмотреть на преподавателя. — Каховский замещает его уже вторую неделю, однако он элементарно не потянет такой нагрузки долгое время. Не согласишься присоединиться к нам? — Сергей Иванович, не обольщай меня, — Трубецкой вздыхает. — Мне моих необходимо выпустить для начала. Муравьев понимающе кивает и вновь смотрит на класс, который удручающе стоит в конце коридора и ждет классного руководителя. — Выпускай и присоединяйся к нам, Сергей Петрович, — не теряя надежды, отвечает Сергей. — Я подумаю над твоим предложением, — Трубецкой смотрит в глаза Сергею. Позади мужчин слышится глухой шум, а затем крики, и с лестницы буквально слетает парень лет двадцати трех. Он громко смеется и отряхивает с колен пыль. Девушки, стоящие на третьем этаже, что-то кричат ему, однако он, довольно усмехаясь, направляется в сторону Муравьева и Трубецкого. Когда до мужчин остается добрые пару метров, студента окрикивает строгий, точнее, ледяной голос Николая Павловича. — Пестель! — он холодно смотрит на студента, стоя на около лестницы и подняв ногу на первую ступень. — Ко мне в кабинет. — Сию минуту же, Николя Павлович, — студент кланяется и, разворачиваясь на пятках, двигается к Муравьеву. Сергей убирает руки обратно в карманы брюк, и вовсе он становится другим человеком. Теперь его брови сведены к переносице, ноздри расширены и едва ли не пускают пар, глаза прищурены и свысока смотрят на приближающегося студента. — Сережа-а! — Пестель буквально расплывается посреди коридора и чуть ли не кидается преподавателю в объятия. Миша и Кондратий переглядываются между собой. — Павел, — строго говорит Сергей. — Когда-нибудь ты прекратишь так вести себя перед Романовым? — А что такого-то? — Паша пожимает плечами. Он говорит действительно искренне и будто бы не понимает, почему с ним так разговаривают. Муравьев фыркает и закатывает глаза, не скрывая своей предвзятости к студенту. Миша продолжает стоять на месте, в отличии от Кондратия, который отошел на пару метров, дабы не стеснять молодых людей, и не понимает одного момента, который застревает в мозге довольно-таки твердо. Почему Павел назвал Сергея Сережей, к тому же, так радостно и будто по-родному? Миша щурит глаза, искривляя губы, и отходит к Рылееву. — Действительно, — доносится до старшеклассников. Муравьев теперь стоит к ним спиной и тыкает пальцем в грудь студента. — Я помню, что тебя давно не волнует, какую должность занимает Николай Павлович. — Я же не стриптиз с ним танцую, — выпаливает Пестель, и это становится последней каплей терпения Сергея. Паша в защищенном жесте выставляет руки вперед и начинает идти задом: — Ладно, ладно, не смею больше задерживать. Муравьев вздыхает, поворачиваясь к Трубецкому. Он приподнимает брови, как бы говоря: «А что, вы еще здесь?», обращаясь к старшеклассникам. Трубецкой подходит к нему и дружески похлопывает по плечу. — Вырос парень, — протягивает он. — Я, кажется, не видел его больше, чем тебя. — Не будь удивлен этому, — устало отвечает Муравьев. — Он год пропустил, висел у меня на шее, пока я и родители пахали. В конце концов отец разозлился, приплел меня, чтобы я вразумил его. — А Вы? — спрашивает подходящий к ним Рылеев. Сергей прикрывает глаза и рукой взъерошивает челку. Он усмехается, прежде чем ответить парню. — А я сказал, что это его жизнь, и если ему нравится тратить ее на клубы, выпивку и девушек, это исключительно его желание. Не знаю, что там щелкнуло у него в голове, но в сентябре уже числился в рядах студентов Вышки. — Так он Ваш брат? — в разговор вклеивается Миша, и Сергей кивает головой в ответ. Сергей Трубецкой некоторое время молчит, потирая пальцами подбородок, а затем слегка наклоняется к Муравьеву, взмахивая той же рукой: — Он же умный парень, сочинения хорошо в школе писал. Муравьев несколько раз кивает и выдыхает воздух, словно пробежал больше километров, чем положено. — Так-то оно так, — мычит Сергей. — Он и сейчас все пишет и пишет. Я как начну читать, хоть стой, хоть падай. Никакого смысла. Трубецкой хмыкает. Кондратий поддается вперед, и Миша уже чувствует нотки приближающейся дискуссии. Вон она, уже в воздухе витает. — Если Вы не видите смысла в произведения Павла, не значит, что смысла сего в них нет, — Рылеев говорит так, и вокруг вдруг неожиданно становится тихо. Муравьев на мгновение замирает на месте, но потом его поза вновь становится расслабленной, и он выражением лица говорит и даже настаивает на продолжении мысли юного поэта. Кондратий, дотронувшись до кончика своего носа указательным пальцем, немного погодя, продолжает: — Литература устроена довольно-таки странно, как в целом и само искусство. В любое творение свое автор вкладывает смысл. И в этом стоит уже вопрос: разгадает ли этот смысл читатель или нет. Найдет ли он что-либо для себя, откроет новое в своей душе, благодаря тому или иному произведению, или нет. Автор закладывает свой смысл в надежде, что его найдут. И его находят, — Кондратий, вдохновленный со страстным желанием говорить, делает паузу. — Есть произведения, в которых читатель находит совершенно иной смысл, тот, который вовсе не закладывал автор. И есть не малая доля тех творений, над которыми стоит подумать, стоит поискать тот самый смысл. Полагаю, Ваш брат относится к третьему числу. Я не настаиваю, кто я такой, — старшеклассник кротко улыбается, — но Вам стоит перечитать его прозу, чтобы найти смысл его слов. Бестужев тихо бьет рукой по своему лицу и выдыхает в ладонь. Он искоса смотрит на Кондратия, который теперь теряет уверенность в сказанном. Рылеев переводит взгляд с Муравьева на Трубецкого, и оба молчат: Муравьев от своей задумчивости и глубоких слов Кондратия, а Трубецкой от удивления. В конце концов жизнь подает их классный руководитель, хлопая по плечу друга и громко смеясь. — Только не говори, что тебя уделал старшеклассник, — Сергей переводит взгляд на Рылеева, который находит искреннюю надежду в его сияющих глазах. Сергей, тот, который Муравьев, вскидывает плечами, широко улыбаясь. — Не собираюсь этого даже отрицать, — признается преподаватель. — Если поступишь к нам, мы об этом еще ни раз поговорим. Они втроем наконец покидают стены учебного заведения, и класс расходится в разные стороны. Миша поднимает взгляд на здание, всматриваясь в его архитектуру, а заодно и окна, пока Кондратий с Трубецким идут впереди, и тот хвалит Рылеева за потрясающую речь. Бестужев замечает движение наверху, и его взгляд улавливает силуэт Муравьева. Преподаватель опускает голову, он с кем-то разговаривая и смеется, и, когда он замечает Мишу, улыбка его становится еще шире, и он медленно вскидывает головой. Миша нехотя отворачивается и догоняет ушедших Кондратия с Сергеем. Переходя дорогу на перекрестке, Бестужев предлагает зайти в кафе и выпить горячего чая с печеньями или шоколадным тортиком. Солнце с утра решило обойти Москву стороной, и на город словно опустился Петербург. Сергей отнекивается, но в итоге старшеклассники его уговаривают. Они заходят в теплое заведение, запах пряностей сводит Бестужева с ума, и он, закидывая пальто на крючок вешалки, стремглав направляется к пустому столику у окна. — Кондратий, а почитай стихи, — оживляется Миша, когда приносят их заказы. Рылеев, помешивая латте, медленно поднимает глаза, сталкиваясь со взглядом Сергея, и поворачивает голову в сторону сидящего рядом Бестужева. — Давай, — Миша прихлопывает друга по спине, — я знаю, у тебя есть про природу, погоду, любовь. — Любовь? — ведь необходимо Рылееву придраться к словам. — Ты вспомнил, что существует любовь? Миша фыркает и пыхтит; он подвигается ближе к столу и облокачивается на руки. — Закройся, ладно, — Бестужев исподлобья смотрит на Трубецкого, который внимательно рассматривает старшеклассников. — У меня есть девушка. — Вау. — восклицает Кондратий. — И как ее зовут? Не Учеба ли? — Добро пожаловать в битву экстрасенсов! Кондратий и Сергей переглядываются и начинают одновременно смеяться. Когда Трубецкой принимается за свой крепкий черный чай, а Миша продолжает дуться и поедать шоколадное пирожное, Кондратий, собираясь с мыслями, тихо начинает: — Язык любви тебе невнятен… — Миша сразу оживляется, подкладывает под голову руки и смотрит на Рылеева; Сергей застывает с поднесенной чашкой у рта, ожидая продолжения. — В своем я горе безотраден, // Ты равнодушна, как всегда: // Твой милый взор все так же хладен, — // Как прежде, ты любви чужда…* Бестужев довольно хлопает в ладони и улыбается, а затем возвращается к поеданию десерта. Сергей закусывает нижнюю губу, слегка наклонив голову в бок, он продолжает смотреть на Кондратия. У последнего разгорается чувство внутри, будто никого, кроме их двоих не существует, и он приподнимает уголки губ, теребя в руках салфетку. Миша утыкается в телефон и пишет сообщение Кондратию. Мишель: прекрати так пялиться на него при нем же. он тебя не съест, а у тебя взгляд голодного волка Кондратий, читая сообщение, толкает ногу одноклассника под столом. Трубецкой просит счет, и Рылеев быстро набирает ответ. Кондрашка: прекрати нести бред Миша откровенно вскидывает брови и взамахивает руками, и когда официант приносит счет, и Трубецкой на полпути доставания своего бумажника, Миша выкладывает купюру в пятисот рублей, заверяя официанта: — Без сдачи. Когда он видит неловкий удивленный взгляд Трубецкого, он пожимает плечами: — Я должен был ее куда-то определить за две недели, — Миша натягивает улыбку и направляется к выходу, дожидаясь Кондратия около стойки, он открывает двери на улицу.

*

С каждым днем погода улучшалась; цветы на деревьях абрикосы распускались и опадали, и вместо них уже появились первые абрикосинки. С теплом приближался ад. Июнь наступил быстро и неожиданно для всех тех, кто сдавал в этом году экзамены. Миша, каждый день находясь в панике, сидел за конспектами и вариантами, висел на телефоне с Кондратием и, в общем-то, забыл, что есть жизнь помимо экзаменов и школы. Он выходил на улицу только в те заветные дни, когда коленки подкашивались, в пот бросало, руки тряслись, еле удерживая бутылку с водой и ручку. Три экзамена Миша сдает на прилично высокие баллы. Он искренне удивляется и плачет, когда по иностранному языку видит оценку и количество баллов. Он в истерике звонит Кондратию и кричит в телефон, чтобы тот, черт возьми, наконец зашел в беседу их класса. Сейчас Миша спит. На часах около девяти утра, и он переворачивается на бок, сгребая одеяло себе под ноги. Последний экзамен — история — остался позади еще позавчера. Практически ночь парень провел на балконе, следующий день на нервах, поминутно названивая Рылееву и даже Трубецкому, но получал отрицательные ответы. Сейчас же он, успокоившись, отсыпается за все одиннадцать лет. Его телефон начинает вибрировать под подушкой, и Миша едва не выключает его привычным смахиванием, когда разглядывает высветившееся имя: Сергей Петрович. Бестужев мгновенно приходит в бодрое состояния, и от сна не остается ни капли, когда поднимает трубку, садясь на кровати и потирая глаза. — Мм, да? — Миша все же нехотя зевает. — Я разбудил тебя? — интересуется Трубецкой, и внутри Миши становится вдруг тепло. — О, нет, — Бестужев мотает головой, будто Сергей находится рядом. Напротив него молчали смотрят плакаты с музыкантами. — Я просто валяюсь. Сергей хмыкает, и Миша считает, что он сейчас улыбается. — Ну, что же, я поздравляю вас с успешной сдачей экзаменов. На Бестужева словно несколько ведер с ледяной водой выливают, и он замирает, пялясь в одну точку. Сергею приходится спросить, все ли с ним в порядке. — С успешной? — выдавливает наконец Миша. — Да, у тебя по истории самые высокие баллы из четверых. Равное количество у Кондратия и Николая. — Трубецкой, немного погодя, добавляет: — Я не дозвонился до Кондратия, хотел с утра порадовать его. Миша ухмыляется, закусывая нижнюю губу. В его комнату заглядывает мать, и Миша кивает ей рукой, что скоро выйдет. — Он наверняка лег поздно, — отвечает Бестужев. — Спасибо большое, Сергей Петрович! — Не опаздывайте на репетиции, — прощается Трубецкой. Миша, спрыгивая с кровати и набирая Кондратия, который, разумеется, не отвечает, натягивает на себя джинсы и первую попавшуюся футболку и вылетает из комнаты. Его мама выглядывает с кухни и поднимает брови, разводя руками в стороны. — Куда это ты? А завтрак? — Позже, мам, позже, — Миша надевает второй кроссовок. — Пять, представляешь, пять! Я к Кондратию! Рылеев в это время действительно спит. Его мобильный на беззвучном режиме, и потому парень даже не подозревает, что красная корочка у него будет в руках совсем скоро. Он ворочается и хмурится во сне от шума, который доносится до него. Миша, запыхавшись, звонит в дверь и несколько раз тихо постукивает. — Сова, открывай! — Миша собирается набрать друга, когда дверь открывает его мама. Женщина, завидев лучшего друга своего сына, приветливо улыбается и приглашает войти. — Кондратий еще спит? — спрашивает Бестужев, стоя в дверях. — Уже нет, — Рылеев, взъерошивая по привычке волосы, выходит из комнаты. — Ты не мог позвонить? Бестужев фыркает, делая пару шагов вперед. — Если бы кое-кто еще отвечал, — Кондратий в ответ стискивает зубы и корчит губы. — Тебе даже Трубецкой звонил. Мои поздравления, друг мой сердечный, мы идем в Вышку! Кондратий открывает рот, чтобы что-то сказать, но поднимает палец вверх и кивает им в сторону своей комнаты, мчась уже туда. Он хватает телефон со стола, видит четыре пропущенных звонка от Рюмина, один от Трубецкого, а затем открывает сообщение Сергея. Сергей Трубецкой: Полагаю, ты еще спишь. Извини, если потревожил. Поздравляю с отличной сдачей всех экзаменов. Доброго утра! Миша по-тихому входит в комнату и заглядывает Рылееву через плечо. Он не читает все еще открытое сообщение, не имея такой привычки, однако краем глаза замечает, как классный руководитель записал у Кондратия в контактах. Миша усмехается, и это выводит Рылеева из транса, и он блокирует телефон, поворачиваясь к однокласснику. Юный поэт широко улыбается и накидывается на Бестужева с объятиями. Миша, смеясь, крепко обнимает в ответ.