Питер никогда не считал себя грубым или чересчур агрессивным, потому что, объективно, это не так.
Но у него есть другие качества, проявление которых некоторые люди могут посчитать грубостью. Например, у Питера есть принципы. От которых он не собирается отказываться.
Это не какой-то бред, вроде: «Если человек соврал мне, я больше никогда не смогу ему доверять». Все люди лгут. Питер врёт побольше других. Всегда есть обстоятельства, которые надо учитывать. Кроме того, есть темы, которые не всегда требуют полной откровенности.
Принципы Питера, в основном, базируются на том опыте, который он пережил. И это такие естественные вещи, которые, по идее, должен понимать каждый человек, но… это вообще не так.
То есть, чтобы вы понимали, многие его знакомые удивляются когда он делает что-то, что для него и его окружения — то, на что даже внимание обращать не стоит.
Один из его принципов, основной, это тот, в котором говорится об уязвимости. Если вы видите человека в уязвимом состоянии, лучше сделать то, что поможет ему это преодолеть. Не нужно усугублять, начинать допытываться, лезть с неуместными предложениями — надо просто помочь. Оставить в покое, заварить чай, обнять — неважно.
И когда дело доходит до того, чтобы следовать своим принципам, Питер может вести себя жёстко.
Несмотря на то, что он, как бы, добрый и понимающий, в Питере есть нужный напор, уверенность и умение давить. Не только на жалость, но и в принципе на людей, заставляя их чувствовать себя некомфортно и виновато. И… Питер, так-то, умеет говорить «нет».
Поэтому, когда семнадцатого января Римус Люпин оказывается в Выручай-Комнате, Питер более чем раздражён.
Не Римусом — тот ведёт себя так, как подобает человеку, пережившим худшую ночь в жизни. И Римус невероятный человек, ведь у него хватает сил на вежливые, хоть и вымученные, улыбки, не самый насыщенный разговор и даже на убеждения всех, что он в порядке. Не говоря уж о том, что он потрясающе придерживался профессиональной этики как с Дамблдором и Снейпом, так с Гермионой и Драко.
И вот мы подошли к той части, которая, собственно, и разозлила Питера.
Потому что есть одно правило, которому обязаны беспрекословно подчиняться: «В его лаборатории все делают то, что говорит Питер».
Вообще, это правило Тони. Но Питер тоже начал им пользоваться, потому что он занимается важными делами. Работой. Если что-то пойдёт не так, долгие часы упорного труда пропадут.
И в его мире это правило работает безукоризненно. Потому что… это противно признавать, но с влиянием Питера и его семьи в их мире можно разрушить человеку жизнь одним словом. Они этим не пользуются. Но самого факта того, что они могут, достаточно, чтобы всё проходило по высшему разряду.
И Гермиона с Драко знают об этом правиле. Когда Питер говорит, что что-то надо сделать, это просто надо сделать.
Но… у профессора Снейпа есть эго. И он не привык подчиняться малолеткам.
К тому же, он не считает себя помощником Питера. Больше — партнёром. Может быть, даже наставником.
И у него есть научный интерес в данной ситуации. Это, фактически, первое исцеление оборотня.
Он, как бы, не в курсе, что звание «наставник» в жизни Питера уже навечно занято лучшим человеком мира, а также, похоже, не слышал о существовании этических норм.
Поэтому он выглядит удивлённым, когда Питер останавливает Люпина от подготовки к их эксперименту и указывает всем на дверь.
Драко и Гермиона, уже практически вышедшие из лаборатории, тормозят, потому что им интересно, что будет делать Питер с Сириусом и Снейпом. Те, очевидно, думают, что правила в этой школе на них не распространяются.
— И вы тоже, — спокойно говорит Питер, отрываясь от работы с какими-то колбами и шприцами и смотря на двух мужчин, — на выход.
— Но… — начинает Сириус, а затем обрывается, сталкиваясь взглядом с Питером. Тот выглядит понимающим, хоть и слегка недовольным тем, что ему действительно надо пояснять такие вещи.
Разница между этим миром и его могла слегка раздражать хотя бы из-за людей, находящихся здесь. У всех тут атрофировано чувство такта.
— Я понимаю ваше желание остаться, — Сириус выглядит более нервным, чем Римус, и он определённо не в восторге от идеи оставить Люпина одного проходить через какую-то адскую боль, которую Питер, ну,
гарантировал. — Но вы будете только мешать. Если что-то пойдёт не так, ваши эмоции станут преградой на пути к спасению его жизни.
Это звучит логично. Драко понимает, какой именно реакции боится Питер, и что без паникующего Блэка под боком ему будет гораздо проще экстренно оказать помощь.
Так что Сириус разворачивается к двери, выглядя готовым подчиниться, если это настолько важно. А Питер резко перестаёт быть понимающим и теперь выглядит только раздражённым, смотря на Снейпа.
— Вам нужно отдельное приглашение? — Гермиона замирает, потому что она никогда не слышала, чтобы кто-то говорил со Снейпом так. Даже Дамблдор ведёт себя мягче, давая тебе ощущение, что он не более, чем просто добрый дедушка, наставляющий тебя.
Интонации Питера ему не принадлежат. Подростки не умеют говорить
так… властно? Но в голосе Питера есть что-то железное. Гермиона сказала бы, что это сталь, но сам Питер, как бы, в курсе об этой своей «опции», и он называет это «вибраниум».
А вообще, он весь в маму.
— Я не склонен к бурному проявлению эмоций, так что…
— Так что вы не будете громко кричать, если я выставлю вас силой? — Питер прищуривается, складывая руки на груди, и есть в нём что-то такое, чего Драко никогда не замечал. — Это не просьба, профессор, и мы не торгуемся.
И Питер может слышать недовольный скрежет зубами, который издаёт профессор, выходя из лаборатории, но он сейчас слишком занят тем, что буквально собирается исцелить человека, так что ему некогда думать о том, испортятся ли их со Снейпом отношения, или он, подумав, вспомнит всё вот это вот «относись к другим так, как хочешь, чтобы относились к тебе» и осознает оправданность действий Питера.
Ну, а если нет… первый этап работы над их зельем уже закончен, и Питер сможет в дальнейшем справиться и без Снейпа. Тем более, что это его рецепт.
— Удачи, — улыбается Гермиона Питеру, напоследок подбегая и аккуратно обнимая Римуса.
— Спасибо, — Питер вздыхает, бросая ещё один взгляд на Сириуса, мнущегося у выхода. — Знаете… может, вам пока стоит проверить Гарри? У меня есть плащ-невидимка, не тот самый, конечно, но работающий.
Сириус быстро кивает, выглядя действительно благодарным за такую возможность, и Питер отдаёт ему плащ, вверяя Блэка под ответственность Драко и Гермионы. Пускай делают, что хотят, но прикрывают его. Обеспечение нормальной любящей семьи для Гарри, как бы, входит в план Питера.
А затем они с Римусом остаются наедине. И Питеру не нужно иметь вообще никаких способностей, чтобы почувствовать напряжение.
— Не волнуйтесь, — Питер косится в сторону Римуса, сидящего на одном из кресел, аккуратно набирая в шприц прозрачную жидкость. — Сегодня не будет ничего такого, с чем вы не сможете справиться.
— Ты уверен?
— Довольно-таки, — фыркает Питер, падая на свой стул, и Римус слегка улыбается. — Как вы себя чувствуете? Полнолуние прошло не слишком тяжело?
Римус поморщился, что говорило само за себя, а затем медленно кивнул.
— Бывало и хуже.
Могло быть и лучше, если бы Питер позволил принять зелье Снейпа или те чудо-таблетки, которые он настругал «на всякий случай». Как можно догадаться, он не позволил. Принимать подозрительные препараты перед таким днём было бы безответственно. Это как принять обезболивающее, а затем выпить несколько литров виски. И занюхать всё кокаином, чтобы уж наверняка.
Питер, конечно, сам не пробовал, но у него есть достоверный источник. Достоверный источник, кстати, не гордится этим и рассказал о данном «инциденте» только для «анти-примера».
— Если бы мы проводили это… мероприятие, — осёкся Питер, посчитав, что говорить слово «эксперимент» было бы не очень уместно, — в любой другой день, смертельный риск был бы гораздо выше.
Люпин непонимающе моргнул. Питер, как бы, вообще не особо объяснял ему, почему была выбрана именно эта дата, как всё будет происходить и какими будут его риски. Почему-то, он думал, что так всё и останется.
Питер не говорил ничего сознательно — зачем заранее заставлять человека переживать? Страх перед неизведанным, конечно, та ещё гадость, но в данном случае, он — меньшее из двух зол.
— Почему? — Римус спокойно следил за манипуляциями Питера с оборудованием, решая слегка подыграть своему любопытству. — Разве то, что я вымотан как-то относится к делу?
— Вообще, это логичное наблюдение. В моём мире такие сложные вещи или операции наоборот стараются делать тогда, когда организм максимально подготовлен, но в нашем случае… эта мутация — не естественный процесс, и вещество, которое я вам введу, ваши клетки посчитают врагом, — Питер посмотрел на свои руки. — Просто представьте: вы, здоровый и крепкий мужчина, вам едва ли сорок, что для колдуна — вообще не возраст. И внезапно в ваш организм, который весь месяц копит энергию для полнолуния, вводят вражеское
нечто. Клетки взбунтуются, устроят атаку на чужаков, мутация больше будет походить на огромное поле боя.
Питер внимательно посмотрел на Люпина, следя за тем, чтобы он ухватил мысль. Он старался объяснять так, как объясняют маленьким детям, потому что, очевидно, даже Морган лучше знает строение человеческого организма. Пробел в образовании волшебников это, конечно, нечто.
— Но сегодня ваш организм истощён настолько, что, я видел, вам сложно управлять собственными руками. Все ваши энергетические запасы на нуле, иммунитет ослаблен, вы настолько не в себе, что вряд ли можете использовать магию, я прав? — Римус, помедлив, кивнул. После полнолуний он не мог даже зажечь свет. — И вот в такой момент мы вводим в ваш организм врага. Ваши клетки всё равно поймут, что это враг, но у них просто нет сил, чтобы бороться с ним. Поэтому мутация на химическом уровне пройдёт легче. Однако… вам больно уже сейчас, и будет только хуже. Придётся потерпеть.
К этому Римус уже привык.
— Насколько больно?
Питер замешкался. Это не то, что ему стоит говорить. Меньше знаешь, крепче спишь. Но… разве профессор Люпин не заслуживает возможности банально подготовиться?
— У вас когда-нибудь были ожоги? — Люпин кивнул. У него были очень насыщенные школьные годы. — В этот раз огонь будет внутри ваших вен. И кто-то плеснёт туда керосина.
Римус сложил руки в замок. Это не было чем-то неожиданным. Впрочем, Люпина впечатляла твёрдая уверенность Питера в том, что такую боль вообще возможно вынести. И только сейчас Римус осознал, что Питер говорит слишком уверенно для того, кто ни разу такое не испытывал…
Только если… оу.
Оу.
— Это то, что было с тобой? — потому что вообще всё меняет.
Питер слегка улыбнулся, отводя взгляд куда-то в сторону.
— Каждая мутация индивидуальна, и вы не хотите знать о том, что было со мной.
Римус вздохнул, решая, что не будет допытывать. Действительно, это не совсем то, чем хочется поделиться с малознакомым человеком.
Питер взял поднос с какими-то бутылочками, ватками и колбочками и поставил его на ближайший к кушетке столик. Так-то, эта кушетка вообще появилась здесь только сегодня. И только ради этого момента.
— Переоденьтесь в это, — Питер подтолкнул к Люпину стопочку одежды, крайне напоминающую больничную. Маггловскую, разумеется. И совсем не этого времени. — Потом вы будете благодарны мне за штаны с эластичным поясом.
— Ты глубоко ошибаешься, если думаешь, что я ещё не благодарен тебе, — фыркнул Римус, а Питер пожал плечами, мол, да, ошибочка вышла.
Питер отвернулся к своим колбочкам, доставая несколько одноразовых шприцов. Содержимое того, который был наполнен буквально несколькими минутами ранее, Питер впрыснул в одну из колбочек. До этого прозрачная жидкость медленно приобрела мутно-жёлтый оттенок. Бледный, едва различимый. И очень знакомый.
Как будто отражение Луны в озере.
Римус сел на кушетку, чувствуя себя слегка некомфортно из-за отсутствия длинных рукавов. Он не был уверен в том, что вообще носил что-то с коротким рукавом, потому что его руки всегда были в шрамах.
— Вы готовы? — Питер кинул быстрый взгляд на Люпина, обмакивая ватку в спирте.
— Есть вероятность, что я отключусь во время этого?
— Это было бы милосердно, но нет. Вы должны находиться в сознании, чтобы я видел, что происходит. Если вы отключитесь, я вас разбужу.
— Тогда готов.
Питер кивнул, протирая места для уколов спиртом. Всего Люпина ожидало три укола — в вену на руке, в яремную вену на шее и в вену в паху. Потому что так препарат распространится быстрее, а чем быстрее они пройдут через эти… ну,
пытки, тем лучше.
— Мой знакомый доктор всегда говорит, что будет нежен, когда зашивает меня, — Питер отложил первый шприц, слегка улыбнувшись Люпину. — У него получается, но он говорит такое только мне, и я всегда задавался вопросом: это потому, что я хороший и всем нравлюсь, или потому, что мой папа угрожал ему.
Римус слегка улыбнулся, немного морщась, когда игла протянула кожу. Всё-таки, Питер был прав — сегодня всё было больнее обычного. То, что раньше он мог спокойно переносить, даже не обратив внимания, казалось непосильным. Впрочем, так бывало после каждого полнолуния.
Наверное, сегодня Римус чувствует это особенно сильно, потому что раньше первый день после полнолуния он просто спал, а затем пытался восполнить силы с помощью еды. Сегодня он мало того, что не спал, так ещё и не ел ничего — Питер всё запретил.
— Ты говорил, что после этого мне надо будет ещё обучаться, да?
Питер кивнул, откладывая в сторону второй шприц.
— Да, но это не будет так больно, — Питер ещё раз протёр шею Римуса ваткой, — и следующие два дня вы точно должны отлежаться. А лучше неделю. Вообще, вашим новым триггером станут сильные негативные эмоции — гнев, страх, боль. Постарайтесь избегать их во время периода восстановления, чтобы не обращаться в волка. Но затягивать с обучением я бы не советовал.
— Понятно, — Римус слегка прикусил губу, шумно выдохнув через нос, когда Питер уколол его в шею. — Что мне нужно будет делать?
Питер вздохнул, откладывая шприц в сторону, и сел на свой стул.
— Вам нужно натренироваться превращаться. Заставлять себя злиться, чтобы стать волком, пока вы не перестанете испытывать боль при трансформации. Тогда вы перестанете зависеть от эмоций, можно сказать, что вы «приручите» самого себя. В волчьем обличие вы будете полностью в сознании, но попросите Сириуса быть рядом. Так легче.
Римус кивнул. Не то чтобы ему нужно было просить Сириуса… тот всегда маячит где-то поблизости.
Люпин рассеяно наблюдал за тем, как Питер убирает поднос на столик, возвращаясь на своё кресло. Ему уже сделали все уколы, но Римус ничего не чувствует. Он, честно говоря, думал, что это будет происходить немного по-другому.
— Так и должно быть? Я ничего не чувствую, — Питер медленно кивнул, выкидывая ватки в мусор.
— Реакция не мгновенная, — пояснил он, глядя на свои часы. — Она уже началась, просто пока что вы этого не чувствуете.
Римус спокойно кивнул, задумавшись о том, насколько странной, всё-таки, была маггловская медицина. Или наука. А возможно, это вовсе не маглы странные, а они сами? Привыкли к магии, которая решает все проблемы за секунды, совсем забыв о том, что в этом мире есть что-то кроме взмахов волшебной палочкой.
— Вы не думали о том, чем хотите заняться, когда это всё закончится? — тихо поинтересовался Питер, отвлекая Люпина, прислушивающегося к своим ощущениям.
— На самом деле, нет. Я не смогу сказать, что я внезапно исцелился, так что вряд ли для меня что-то изменится…
— Ну, почему? Вы могли бы вернуться в Хогвартс, — Питер положил голову на ладони, замечая, что Люпин как-то побледнел. Явно не от вопроса. — Вы больше не опасны для детей, и вы лучший учитель ЗОТИ, который был в Хогвартсе, так что вы могли бы подумать об этом.
Римус удивлённо посмотрел на Питера. Почему-то, это звучало действительно логично, и даже странно, что Римус сам об этом не думал. За последние несколько месяцев он, вроде как, смирился с тем, что не сможет вернуться в Хогвартс, но теперь… кажется, это то, чего он хотел?
— А что будешь делать ты? — невольно вырвалось у Римуса.
Питер вскинул брови, а затем пожал плечами.
— Дома меня ждут люди, которых я люблю. Я помогу здесь и вернусь к ним.
— И ты не хотел бы остаться? — Римус постарался сфокусировать взгляд на Питере, но, почему-то, всё расплывалось.
— Хогвартс ваш дом, не мой. В этом мире нет моей семьи, так с чего бы мне хотеть остаться?
Римус поразился бы тому, с какой уверенностью ребёнок говорит это, чётко выделяя свои приоритеты, но именно в этот момент его грудь сжало, обжигая со страшной силой. Люпин схватился рукой за край кушетки и зажмурился, пытаясь сделать хотя бы один вдох. Не получалось.
Питер, судя по звуку, подскочил со стула, быстро скользнув рукой по лбу Римуса, только для того, чтобы убедиться, что у того поднялась температура. А в следующее мгновением Люпин почувствовал, как его с силой прижимают к кушетке, распрямляя плечи.
— Не зажимайтесь, иначе перестанете дышать, — быстро скомандовал Питер, и его голос волшебным образом отвлёк сознание Римуса, как будто бы охваченное огнём, от боли в груди, медленными волнами растекающейся по всему телу, — давайте, сделайте глубокий вдох и выдох.
Римус послушался, повторяя действия по инструкции Питера. А затем почувствовал, что ему в рот вставили что-то твёрдое. Глаза практически ничего не видели, мир был как будто бы скрыт за красной пеленой.
— Мы же не хотим, чтобы вы сломали себе зубы или откусили язык, правда? — заговорил Питер, придавая своему голосу какой-то будничный тон. — Хорошие новости — если это началось с груди, значит не должно длиться очень долго!
Даже при большом желании Римус не смог бы спросить, должно ли это вообще длиться долго, так что просто изо всех сил старался ровно дышать, не обращая внимания на то, что Питер вообще не преуменьшал то, насколько это больно.
И, если Римус правильно понял, это ведь только начало?
***
Питер посмотрел на часы, стараясь аккуратно придерживать руки профессора, чтобы тот ненароком не сломал себе пальцы. Или руки. Или вообще всё сразу.
Прошло уже пятнадцать минут, и если его расчёты верны, а они всегда верны, то сейчас должно стать немного легче, и Питер успеет взять ремни… потому что после улучшения происходит резкое ухудшение, и Питер, конечно, в любом случае удержал бы Люпина, но ему хотелось бы иметь возможность оказать экстренную помощь в случае чего.
Спустя ещё две минуты, Римус действительно обмяк. Питер почувствовал, как мышцы его рук расслабляются, и Люпин перестал мелко дрожать, обливаясь холодным потом, так что улучшение определённо произошло.
— Э…это в-всё?
Голос Люпина был очень слабым и дрожал, но Питер был впечатлён тем, что тот вообще мог говорить.
— Боюсь, что нет, — Римус вздрогнул, когда почувствовал, как его ноги крепко стягивают ремнями, прикрепляя к кушетке. — Осталось совсем немного, профессор, вы прекрасно справляетесь, потерпите ещё чуть-чуть.
«Прекрасно» не то слово. Питер не увидел ни одной слезинки, не услышал ни одного крика. Это больше, чем «прекрасно».
Питер пристегнул руки Римуса, а затем, на всякий случай, закрепил и его голову. Чтобы тот, не приведи Мерлин, не расшиб себе затылок. Римус продолжал пытаться делать ровные вдохи и выдохи, потому что это отвлекало от жжения под кожей.
Но затем… началась вторая волна. Питер даже машинально дёрнулся, когда Римуса буквально дугой выгнуло на кушетке.
В абсолютной тишине.
— Ещё немного, — успокаивающе прошептал Питер, вытирая лоб Римуса ваткой. — Просто, ещё чуть-чуть…
Римус как-то неопределённо мотнул головой, сильнее стискивая зубы, и Питер подумал о том, что, возможно, стоит его предупредить…
Его снова выгнуло, а затем забило крупной дрожью.
— Сейчас с каждым разом будет сильнее, — тихо пробормотал Питер, надавливая Римусу на плечи, чтобы тот не пытался сгорбиться, — нас никто не услышит, и вам будет легче, если вы начнёте кричать.
Римус кивнул, явно не до конца понимая, что ему говорят, и Питер заметил слёзы в уголках его глаз.
Это хорошо. Слёзы — естественное обезболивающее. Возможно, так будет даже лучше.
Питер продолжал бормотать что-то поддерживающее, отсчитывая секунды до следующего приступа. И когда он наступил, впервые раздался крик.
Питер вздрогнул, стараясь думать только о том, что скоро это всё закончится. Потому что… он никогда не говорил, что чужие страдания он воспринимает легче своих собственных.
***
Питер аккуратно похлопал Римуса по плечу, ободряюще улыбаясь, вытягивая искусанную деревяшку из зубов профессора и отстёгивая ремни на руках и голове.
— Вы отлично справились. Теперь вы можете отдохнуть.
Вопреки первому порыву Римуса заверить, что с ним всё в порядке, его глаза сами закрылись, и в следующую секунду он уже спал.
Питер вздрогнул, смотря на изнеможённое лицо Люпина. Это было немного тяжелее, чем Питер предполагал, но понимание, что больше Римусу не придётся мучиться… оно того стоило.
