birthmark

стрелка часов едва переступила семь вечера, когда сокджин выбежал из больницы. но тут же ему приходится тормозить: грудью наклоняясь вперёд, он пару сантиметров скользит на подошве ботинок, но успевает остановиться до того, как переступит границу небольшой крыши, спасающей от внезапно начавшегося дождя. пара капель все же успела скатиться с кровли и попасть за его воротник, заставив зашипеть и начать дергать плечами. — обещали же вечером ясную погоду, — он выглядывает из-за той же крыши, прижав к груди небольшой спортивный рюкзак, который он привык таскать на работу, и строит жалобные глазки, будто погода сможет сейчас же поменяться, если он сильно попросит. — а я говорил, что этот прогноз погоды неправильный. в мгновение перед сокджином появился намджун — как всегда невозмутимый в своем дьявольском величии. он одет в строгие темные брюки, отлично подчёркивающие его длинные ноги, в пальто, такого же цвета, сантиметров на двадцать выше колен, в мягком черном шарфе — сокджиновом, потому что у него появилась идиотская привычка кутать демона в собственные вещи. огромный зонт из прозрачного материала раскинулся над его плечами, не пропуская ни одной капли, а если косой дождь все же попадал на них — они мгновенно испарялись, оставляя за собой ниточки пара. некогда красные зрачки приобрели темно-карий оттенок, серебряный андеркат сиял вне погодных условий, а сам намджун был лишён эмоций и выглядел лаконично и спокойно. но сдерживать брезгливость по отношению к прохожим для него было трудной задачей. общество — самая нелюбимая часть жизни сокджина для него, но все же приходилось заново привыкать к другим людям, сильно раздражающим, наивным и местами мерзким. — а ты как будто наперед знаешь, какая будет погода, — сокджин закинул рюкзак на спину и нырнул под зонт, заглядывая в безразличные глаза дьявола и тем самым заставляя его посмотреть в ответ и слегка приподнять уголки губ. за сегодняшнюю смену он ужасно истосковался по 'этому' взгляду джуна — переходящему от 'мне будет наплевать, даже если сейчас взорвется соседнее здание' до 'ты меня ломаешь, тебе лучше остановиться!' благодаря одной улыбке джина. сокджин прекрасно знает, что он его витаминка для человеческих чувств, и бессовестно этим пользовался. — знал, поэтому сразу же сказал тебе взять на работу зонт. — ты сказал сонным голосом, когда провожал меня, и я не поверил тебе. — сколько раз тебе повторять, что у меня нет потребности во сне? сокджин-а, я демон и всегда нахожусь в ясном уме, даже если пару часов дремлю от скуки по тебе, — он опустил взгляд на макушку, которая принялась проверять наплыв сообщений в какаоток за весь рабочий день и теперь слушала его только вполуха. сокджин был одет не по погоде — ладони, крепко держащие телефон, дрожали от прохлады, и поэтому намджун накрыл их своими, сосредотачивая в них всё тепло и мгновенно согревая. после нежного сокджинового 'угу' он продолжил: — я не думаю, что тебе стоит по утрам слушать этот прогноз погоды. я знаю природные катаклизмы земли на двести лет вперёд, так что тебе достаточно спросить меня, стоит ли в следующий раз брать зонт. — только на двести лет? — потом последняя человеческая жизнь вымрет, и это будет бессмысленно. — так, любимый, давай без спойлеров, — сокджин оторвал нос от телефона и накрыл указательным пальцем теплые губы намджуна. — прости. завтра я обязательно послушаю тебя. намджун снова взглянул на джина с любовью — нет, он всегда смотрел на него, как мотылек на единственный клочок света во мраке, но в моменты, когда сокджин невзначай дотрагивался до него или делал глупые вещи, свойственные только людям: спотыкался, обжигался о горячую струю воды или пачкал нос в мороженом, его взгляд доходил до состояния вязкого сладкого йогурта. даже выглядел угрожающе! так, будто прямо сейчас притянет джина в объятия и начнет целовать в левое ушко. сокджин грелся в лучах нежности дьявола, переместив руку на его скулу, но вдруг поднимающаяся ко входу в больницу женщина странно взглянула на них, и тогда он отдернул ладонь, вновь опуская взгляд на экран телефона. — черт, меня задержали аж на полчаса. ты долго ждал меня здесь? — достаточно. — а говоришь, что можешь будущее видеть, — джин захихикал, отвечая на сообщение в последнем чате, и нажал на кнопку блокировки. — в таком случае, мог бы прийти немного позже. — четкие человеческие действия предугадать невозможно, а твою хаотичность тем более. может, пойдем уже домой? — нужно сначала зайти за продуктами. — опять туда, — намджун почти застонал, но вовремя опомнился и вновь ухватился за безразличный тон. смертные вызывали в нем хоть и мертвые, но очень негативные эмоции, а огромные сборища людей совсем выводили из себя. и джин, понимая его неприязнь, каждый раз просит оставаться дома и не тревожить свои нежные дьявольские нервы, но не то чтобы джун хочет лишние полчаса проводить без своего парня. — ты вчера приготовил себе риса на год вперёд, разве нет? — завтра с утра нужно будет уйти на целые сутки, а на ночных сменах я привык кушать куриный суп. что-то же должно согревать меня в холодной ординаторской. поможешь мне сегодня с готовкой, ладно? — сокджин посмотрел намджуновы глаза, где сияло сплошное недоумение, и, смутившись, осторожно переспросил: — что-то не так? — на сутки. — да. — опять? — я лечащий врач, намджун-а, конечно, у меня будет еще миллион смен на весь день, — сокджин цокнул, закатывая глаза, и начал жестикулировать: — завтра шиничи улетает в осаку на два дня, чтобы помочь родителям с какими-то делами, а на мне остаётся шесть гребанных палат, где полно вечно недовольных своим лечением тёток. а они неделями стоят в моем горле! — его речь постепенно ускорялась, а злость подступала к горлу. он выглядел как никогда раздраженным, и будь капельки его гнева осязаемыми, они бы попадали на намджуна, что теперь так удивлённо смотрит на джина: — я понимаю, что ему нужно время на семью, но это не означает, что на меня можно сваливать всё на свете. всего два ординатора на половину отделения! и у одного сейчас будет замечательная поездка в японию, а у другого не останется времени ни на нормальный ужин, ни на сон, ни на собственного бойфренда! — ты злишься? — как будто ты этого не чувствуешь! намджун чувствовал. он ощущал, как негативные эмоции взяли над головой сокджина верх. было понятно, что в таком состоянии он был готов совершить поступок, приносящий вред окружающим. его внутренний демон ликовал. будь поблизости кто-нибудь из выше стоящих дьяволов, он был бы обязан разжечь пламя в человеке до предела и довести его до преступления против своей совести. но намджун был один. один посланник из ада и один человек, поддающийся своим чувствам. намджун наблюдал за своей любовью, что вот-вот начнет крушить всё вокруг себя, и попытался предпринять первое, что пришло в голову, для его успокоения. — ...я больше года пашу на эту больницу, игнорирую больничные и отпуски ради здоровья пациентов, но в итоге... джун-а, что ты делаешь? намджун подошел вплотную, заставляя джина приподнять голову и вопросительно посмотреть на него. впихнув в сокджиновы руки зонтик, одну ладонь он положил на его щеку — небрежно, из-за чего тот ещё и скорчился — а второй обхватил талию, придвигая к себе ближе. сокджин смотрел то на него, то по сторонам, ища подсказки, почему демон вытворяет херню, не свойственную его натуре от слово совсем, но вскоре задержался на глазах намджуна. его сосредоточенный взгляд не отпускал и как будто что-то требовал, из-за чего злость сокджина тут же отступила, но на ее место пришла тупая неловкость. — можно я тебя поцелую? намджун не ожидал отрицательного ответа и уже приближался к губам, но сокджин, тщетно пытаясь пихнуть его в грудь, к поцелуям на улице явно не был готов. — с ума сошел?! не смей целовать меня! — он выкрикнул, отворачиваясь от намджуновых губ, а затем, покосившись на недоумевающее лицо дьявола, продолжил: — так сложно до дома потерпеть? намджун! отпусти меня! — почему ты продолжаешь кричать, а не поддаешься? — потому что я не собираюсь целоваться с больным на голову демоном прямо у дверей своей работы! — ты зол и расстроен. сейчас из всех действий, что приводят тебя в состояние покоя, мы можем выбрать только поцелуй. тебя это успокаивает, ведь так? перестав брыкаться, джин глубоко выдохнул и закусил нижнюю губу. — ты прав, но... — ему было неловко объяснять такие простые вещи намджуну, из-за чего он мямлил: — люди. они смотрят на нас с осуждением, понимаешь? мне...мне неприятно это. — неприятно? — намджун ещё больше убеждался в том, как сильно не понимает людей. даже того человека, в которого влюблен почти сотню лет. — как мне это исправить? ты хочешь, чтобы я лишил их всех зрения? — что?! нет! — он замотал головой, перекладывая зонтик в одну ладонь, а другой наглаживая грудь джуна и заодно стряхивая с его пальто мелкие катышки. — никогда не смей прибегать к таким методам! но... даже если их лишить зрения, они вряд ли перестанут ненавидеть геев. — я бесполая кипящая материя, любовь моя. — в мою четвертую жизнь ты продолжаешь появляться в теле мужчины, так что мы с тобой геи, малыш, — сокджин пожал плечами с неуверенной улыбкой, а демон почувствовал, как тот вновь расстраивается. — а здесь таких до сих пор не особо терпят. но это не означает, что ты должен делать им плохие вещи, хорошо? просто эти люди... — куски говна. — именно. но наказания не заслужили. — как скажешь. намджун щёлкнул пальцами — над зонтом появился сгусток темного дыма. полупрозрачная материя поползла по стенкам вниз, преодолевая границы зонта и через полминуты полностью закрывая обе фигуры от глаз внешнего мира. он спокойно смотрел, как дым окутывает их, а сокджин, наоборот, ни на шутку испугался, вертя головой по сторонам и дёргая джуна за воротник пальто. — что ты сделал? — он спросил, чуть дыша, а когда взглянул в зрачки, которые вновь стали алыми, его вдруг настигло спокойствие. — создал купол из пепла и особого газа. люди не видят его. а также нас и то, как мы целуемся, и теперь тебе станет легче, — теперь в мерцающем мраке сокджин выглядел счастливее, и намджун, вновь подняв уголки губ, спросил ещё раз: — так мне можно поцеловать тебя? — можно. но джин первый притягивает за воротник его лицо к своему и заключает губы в поцелуй, а вдруг смущенному дьяволу остаётся только положить ладони на его плечи и наслаждаться, как человеческое сердце возвращает себе привычный ритм любви.

***

— намджун-а, ты взял тележку? — сокджин отвлекся от списка продуктов на экране телефона и взглянул на намджуна. — нет? чего ты стоишь? джун снова подёргал тележку, пытаясь отсоединить ее от предыдущей, но она продолжала не поддаваться, вводя демона в ещё большее недоумение. джин переводил взгляд с механизма с цепью на непонимающее новые людские технологии лицо его парня, а его улыбка становилась шире. — я не понимаю, как оно работает, — заключил намджун, нахмурив брови, и посмотрел на трескающегося от смеха джина. — почему мы не можем взять корзину, как в прошлый раз? — потому что в этот раз нам нужны не только сливки и паста из сладкой фасоли. это будет слишком тяжело для твоих рук, — он слегка отпихнул его бедрами от тележки и засунул руку в карман, чтобы найти монетку. — нужно заплатить, чтобы она отсоединилась и поехала. — даже эта штука платная? ваш вездесущий капитализм постоянно заводит меня в тупик. — после использования деньги можно вернуть, так что тебе не стоит переживать за мой кошелек, — сокджин закинул монету в сто вон в механизм и тут же выдернул тележку, передавая ее в руки намджуну. дьявол натурально удивился и раскрыл глаза шире, но сразу взял себя в руки. джин же щёлкнул его по носу, дразня сморщившись и в ответ получив лишь изогнутую бровь, и скомандовал: — пойдем сразу в отдел с овощами. джин шел впереди, что-то добавляя и что-то вычеркивая из списка продуктов, на секунду поднимал голову, чтобы не сбиться с пути, и опускал обратно, печатая новый пункт. намджун же покорно следовал за ним. он не отрывал взгляда с лопаток своего бойфренда, но если что-то отвлекало его внимание, он нехотя оборачивался и в упор, немного пугающе смотрел на объект. и таким объектом оказалась девочка трёх лет, которая вдруг остановилась, отпустив, вероятно, свою маму одну в отдел бытовой химии, и уставилась на демона. джун сделал шаг и остановился тоже, теперь сверля ее взглядом. — чего тебе? — он спросил, но она продолжала молча пялиться, будто что-то выискивая в его взгляде. поставив один локоть на ручку тележки, намджун облокотился на нее и ухмыльнулся — ну, раз ищет, значит, получит. в мгновение его глаза налились красным, он сосредоточился на ней, а время вокруг словно замедлилось. он захватил взгляд девочки, заставив смотреть только в кровавую пучину своей радужки. намджун мысленно повелевал: в ее сознание транслировались такие вещи, которые могли привести в ужас пятилетнего ребенка, и он приходил в восторг, видя, как ее улыбка сменяется испуганной гримасой. через минуту девочка уже бежала в сторону отдела бытовой химии, растирая слезы по щекам и громко рыдая, а дьявол с довольной улыбкой направился к полкам с овощами, где крутился сокджин. — ты снова довел ребенка до истерики? — он спросил, вертя в руках авокадо, и даже не обернулся, когда джун появился за спиной. — зато она будет знать, что больше не стоит привлекать внимание незнакомцев. ну, а ее родители ещё раз пожалеют о том, что не сделали аборт несколько лет назад. — кошмар. и сколько ненависти к людям помещается в тебе? — достаточно, чтобы являться ужасом и страхом любого разумного существа на земле, — осмотрев обе стороны, намджун убедился, что люди покинули овощной отдел, и подошёл к занятому выбором огурцов джину со спины, руки положив на его талию, а подборок — на его плечо. сокджин хоть и улыбнулся, но сильно смутился, кинув овощи обратно в коробку, попытался разъединить чужие медвежьи лапы на себе. — намджун-а, я же говорил, что здесь люди... — я быстро, — пальцами он подцепил воротник сокджиновой куртки, чуть опустил и горячими губами чмокнул в шею, — из-за тебя я привык к сантиментам. — я заметил, мистер 'я-хочу-целоваться-с-тобой-постоянно', — джин покрылся мурашками, быстро выбираясь из лап дьявола, вновь берясь за продукты. — неужели тот, кто безжалостно наказывает людей за совершенные ими грехи, может так мягко целовать человека и обнимать ночью всеми конечностями, словно огромная коала? — я не был таким слюнтяем до твоей третьей жизни. — тогда я приучил тебя к романтике? — сокджин обернулся с довольной улыбкой, закидывая в тележку несколько пакетов с овощами. — да, любовь моя. — расскажешь мне побольше о моей прошлой жизни? — хорошо. взяв ещё пару бананов и коробку со свежей клубникой, они двинулись в сторону отдела завтраков. джин уже шел рядом, одной кистью схватившись за край ручки тележки, и осматривался. — я помню себя в прошлой жизни лишь маленькими бессвязными отрывками. — но ты помнишь, кем ты являлся в возрасте, когда я пришел к тебе? — да, конечно, — они бросил в корзину большую коробку со злаковыми хлопьями. — я был юным писателем и жил один в париже, кажется. — на окраине франции. а ещё ты был алкоголиком. — нет! ни за что! — сокджин аж прикрикнул, переводя взгляд на профиль демона и заставляя мужчину в другом конце отдела удивлённо обернуться. джун закатил глаза, а джин треснул его по кистям: — не ври мне! это неправильные воспоминания. не смей говорить, что это правда! — ладно. — но это правда? — чистейшая. — ким намджун! — он упал в его плечо, наигранно всхлипывая носом, и теперь ударил по его локтю. — не-е-ет, я не могу в это поверить. у меня же непереносимость алкоголя в этой жизни. почему же тогда в предыдущей я был таким? — мне пришлось постараться, чтобы в этом существовании ты не вел разгульную жизнь. куда нам дальше? — лапша, — все еще вытирая нос о намджуново пальто, он ткнул пальцем вперёд, а когда демон двинулся, он резко отлип от него и спросил: — в смысле 'постараться'? что ты со мной сделал? — добавил в особенности твоего желудка отторжение алкогольных напитков. мне хватило того, как я два года смотрел на твое вечное похмелье. — то есть из-за тебя я в семнадцать лет пропускал все вечеринки с друзьями? — то есть из-за меня ты был здоровым подростком. всегда пожалуйста, — намджун покосился на джина, когда тот фыркнул, а затем убежал к стеллажам с гречневой лапшой. — я не спорю с тем, что ты был великолепным писателем. твои работы публиковались во всех газетах, редакции бегали за тобой, чтобы печатать книги именно с твоими романами. с тобой мечтали встретиться многие критики мира. даже меня некоторые твои работы цепляли. — какая честь, — сокджин обернулся, показав язык, и кинул несколько пачек разной лапши в тележку. — дальше в отдел соусов и специй. — ты был очень талантлив, и я гордился тобой всякий раз, когда тебе приходили письма с приглашением в клубы писателей, — тележка становилась тяжелее, но намджун продолжал толкать ее, погрузившись в воспоминания. — но ты был вечно пьян, сокджин-а. в нашей квартире постоянно валялись бутылки из-под выпивки, потому что ты тратил на нее весь свой гонорар. у тебя не было друзей, потому что все они знали, что ты запойный алкоголик и сторонились тебя. даже в будни ты ходил, шатаясь. — позорище, — водя пальцем по ценникам на очередном стеллаже, джин шепнул под нос и не смел разворачиваться к джуну — стыд за прошлого себя одолевал его. он спросил громче: — может, у меня были причины так много пить? — ты оправдывался тем, что, когда ты пьян, твои истории получаются красочнее и реалистичнее. — и что? получались? — нет, — намджун слегка улыбнулся, увидев, как сокджинова спина сгорбилась, а он упал лицом в ладони. — алкоголь всё портил. обычно ты пил вечером, писал ночью, а утром просыпался и читал всю эту пьяную чушь, разочаровываясь в себе. хотя бы было чем топить наш камин. но ты писал замечательные работы, когда мы выходили на природу. смотря на нее, ты черпал много вдохновения, а мне нравилось сидеть с тобой часами на скамейке в пустом парке и слушать, как твоя ручка пачкает бумагу. — оу... — джин обернулся, надув губы, — так маленькому чертёнку нравились прогулки с его парнем? — там, где нет людей, мне до сих нравится гулять с тобой. — я это учту, — он подмигнул, после чего джун нахмурился, и приказал: — молочные продукты! — меня раздражала твоя зависимость. в прошлой жизни мне хватило получаса, чтобы соблазнить тебя в кабаке, а потом ты сразу потащил меня к себе в дом. вернув воспоминания твоему родимому пятну под левым ребром, я сказал тебе, что сейчас ты всё вспомнишь, но ты был так пьян, что даже не испугался, а также лез ко мне в штаны. мне продолжать? сокджин уткнулся лбом в коробку с молоком, у которой ранее проверял срок годности, но сейчас пытался скрыть в ней свои порозовевшие щеки. — не нужно... я помню... — ты ещё несколько минут считал, что я твоя белая горячка. — замолчи! со странной ухмылкой намджун наблюдал, как джин швыряет молочные продукты по полкам, и чувствовал ту самую игривую фазу раздраженности. если бы они не находились в общественном месте, он бы давно запустил ладони под его свитер и не отказался бы от укусов на своей шее острыми зубками сокджина. но решив, что сейчас его лучше не трогать, он не стал ни на что намекать. какое-то время осмысливая свою мудацкую прошлую жизнь, джин молчал, и намджун затих тоже. но возле полок с куриными полуфабрикатами что-то в нем снова заговорило. он обернулся и без настроения спросил: — ты хочешь сказать, что кроме алкоголизма и жалких книжек ничего обо мне не помнишь? не задумываясь ни на секунду, джун подошёл к нему сбоку, охватил своей ладонью его кисть и под мягким взглядом своей любви начал: — ты очень любил тепло и ненавидел зимы, а меня называл своей персональной грелкой. у тебя были кудрявые волосы, в которых мне нравилось путаться пальцами. в своих произведениях ты часто давал персонажа красные глаза, потому что не мог оторвать взгляда от моих. однажды мы сидели на веранде поздним вечером весны, я держал керосиновую лампу, а ты писал, пока не уснул на моих коленях. каждый день ты начинал не с 'доброго утра', а рассказывал о том, как сильно влюблен в меня, и никогда не повторялся в словах. на тебя смотрели абсолютно все соседские юноши и девушки, а я жутко ревновал и после одного такого дня 'особенного внимания к тебе' оставил трёх людей инвалидами. ты взбесился и выгнал меня из дома, но спустя час нашел на речном пирсе. ты сел рядом, поставил мне на колени корзинку с ужином и принялся есть в полной тишине. ты не мог есть, когда я был далеко. когда я извинился, а ты ещё раз накричал на меня, мы до самой ночи держались за руки, смотря на воду, и я слушал, о чем ты собираешься написать следующий роман. глаза сокджина блестели. намджун улыбался не как обычно — он светился счастьем и любовью, не был похож на исчадие ада, которое однажды сможет убить его, чтобы затащить к себе в загробный мир. сокджин сравнил его с ангелом, но тут же передумал. нет, намджун не может балансировать между добром и злом, ведь он, скорее, олицетворение любви, понимания и нежности. в такие моменты он не мог поверить, что заслужил настолько прекрасную вторую половинку, но джун продолжал сжимать его ладонь в своей, доказывая обратное. — твои ступни всегда были холодными, а ладони горячими. ты любил, когда я делал тебе массаж шеи, ведь она затекала, если ты много работал за столом. ты ненавидел сыр, но обожал лазанью. тебе нравилось готовить, и ты обучал меня этому. в нашу первую годовщину ты подарил мне книгу в мягком переплете, сказав, что написал ее о нас. родимое пятно. ты так назвал ее и в ней описал весь год нашей совместной жизни, включив туда описания нашей любви в своем предыдущем существовании. тогда ты пробудил во мне очень много чувств. после ужина мы занялись сексом, и я так много целовал тебя, что ты жаловался на щекотку и постоянно смеялся. я любил твой смех. я любил тебя с головы до ног. ты попросил убить себя, будучи трезвым. мы сделали это на следующий день. это принесло мне столько страданий, что я был готов вонзить кинжал и в свое сердце тоже. двадцать с лишним лет я так сильно скучал по тебе и не мог дождаться момента, чтобы заявиться в твою жизнь опять. мне было тяжело без тебя. но я так рад, что мы снова вместе. хотя насколько может быть рад воссоединению с любовью всей своей смерти дьявол, лишенный любых чувств? сокджин не знал, что ответить, поэтому продолжал молчать, поддерживая зрительный контакт. вдруг намджун засмеялся — задорно и счастливо, удивив джина сильнее. он попытался отпустить руку человека, но тот так вцепился в нее, что пришлось спросить: — ты же говорил, что люди на нас смотрят. — спасибо, что рассказал мне это... — джин виновато хлопал глазами. — я так сильно люблю тебя. — я знаю, джин-а. — можешь создать эту тучку над нами ещё разок? — зачем? — они развернулись друг к другу, сцепившись обеими руками. вообще-то, вопрос звучал глупо, но намджун хотел это услышать. он снова ухмылялся, а сокджин желал одного: — мне очень-очень нужно поцеловать тебя.