***
Вся последующая неделя прошла хорошо. Провалов в памяти Маттиаса больше не наблюдалось, а сам парень светился от счастья. Оказывается, его реальность достаточно хороша — интересная работа, понимающие коллеги, достаточное финансовое положение и лапочка парень. Разве можно мечтать о большем? Каждый вечер, возвращаясь домой, Маттиас покупал вкусные сладости, чтобы порадовать Клеменса и еще раз увидеть улыбку. После тех событий он словно заново влюбился — сердце готово вырваться из груди, все тело покрывают мурашки и необъятное вдохновение окутывает его голову, что хочется писать стихи о своей любви, о красоте Клеменса и о том, какой же он счастливый. Счастье складывается из таких мелочей. Порой нужно оказаться в стрессовой ситуации, буквально потерять все, и посмотреть на жизнь свежим взглядом. У Маттиаса и правда все замечательно. Клеменс в это время приглядывался к своему любимому. Трудно не заметить то открывшееся второе дыхание, и это приятное изменение грело душу. Они будто снова начали отношения с романтическими вечерами и памятными подарками в виде сережек, брошек и прочего. И сейчас это не стало исключением. На своей привычной кухне, за привычным столом они проводили свое свидание. Одинокая свеча горела возле стены, мелодичный джаз грел душу из динамиков ноутбука, а сердце согревал любимый. Они оба договорились быть в пижамах, чтобы это свидание было максимально нелепым. На Маттиасе была розовая рубашка со штанами в мелкие сердечки, а на Клеменсе точно такая же, только желтого цвета. Брюнету нравился этот цвет на любимом; он становился похожим на цыпленка. — Кстати. О том сообщении, — начал Маттиас, не услышав шумного вздоха Клеменса. — Откуда ты узнал, что та организация называлась «Нежные грезы»? — Ты сам сказал, — пожал плечами Клеменс, отпивая пиво. — Я не помню, чтобы говорил такое, — хмыкнул он. — Но зато я помню. Ты тогда был сам не свой и вполне мог забыть что-то. Матти, давай не будем вспоминать ту историю, ладно? С легким раздражением на лице, которое зачастую выражалось в напряженных уголках губ, Клеменс вышел из кухни. По характерному звуку выключателя света, Маттиас сразу узнал комнату — туалет. После пива эта комната становится слишком популярной. Маттиас пожал плечами и доел свой кусочек торта. Романтическую атмосферу нарушил звонок. «Папа». Обычно он не звонил просто так. Даже если соскучился, то он предпочитал личные встречи, поэтому звонки были редкостью. — Алло? — ответил Маттиас, опуская взгляд на стол. — Привет, Матти, — произнес на выдохе мужчина с непривычным напряжением в голосе. — Ты сейчас где? — Дома. Хочешь заехать? — спросил Маттиас и набрал в легкие воздух, чтобы попросить отложить визит. — Нет, — нарочито холодный отказ. — Сынок, я хочу кое-что просить тебя… Зачем ты так поступил с братом? — О чем ты? Я не понимаю тебя, — нахмурился Маттиас и прикрыл свободное ухо, чтобы лучше расслышать голос папы. — Что-то с Иваром случилось? — Нет, с ним все в порядке. С Клеменсом, твоим куз… Сейчас не лучшая ситуация для шуток! По всем новостям говорят, что ты его украл. Сложно сказать, что заставило Маттиаса замолчать в этот момент. Кража Клеменса, которая повторяла событие его сна? Или то, что обвиняют по какой-то причине самого Харальдссона? Или в том, что они с Клеменсом.. кузены? По своей привычке замирать и погружаться в мысли, Маттиас замолчал, пытаясь осознать услышанное. Но ни одно из слов не совпадало с его реальностью. Клеменс дома, они просто любовная пара без родственных связей. Все воспоминания об их совместной жизни и отношениях снова встали под вопрос, а реальность рушилась под ногами. — Подожди. В смысле кузен? Я ничего не понимаю, — протянул Маттиас, потирая устало глаза. И это услышал Клеменс. «Значит, теперь он знает», – промелькнуло в светлой голове. Маттиас был настолько погружен в эту ситуацию, что не услышал ни шагов Клеменса. Ни то, как он встал за его спиной. Ни робкое «Прости, так больше не может продолжаться». Ни удар деревянного подноса по затылку.глава 3. малино-красный треск.
13 апреля 2020 г. в 17:37
— Матти? — чуть громче повторил Клеменс, не сводя взгляда с напуганного парня. По его бледной щеке скатывались слезы, а струйка крови осторожно целовала уголок губ Маттиаса. Его взгляд выражал весь страх мира на этом застывшем лице. Никогда прежде он не вел себя таким странным образом. И это было страшно.
Иногда в жизни каждого случались события, которые заставляли что-то внутри ломаться. Словно вырывали паззл из бережно собранной мозаики мира. Понятие «добро и зло», «друзья и враги», «близкие и чужие» и многие другие устои, что формировали мышление, внезапно теряют свое четкое разделение. И один тревожный звоночек в виде странного сообщения стал для Маттиаса одним из таких пугающих событий. Определение сна и реальности внезапно сменяли друг друга и сплетались воедино в причудливом танце. Сон был таким реалистичным, а реальная жизнь казалась созданной только сейчас, без прошлого и настоящего. Может, и это тоже сон?
Взгляд Маттиаса остановился на Клеменсе. Кто он? Его фигура вызывает теплые чувства, однако в голове брюнета теряются все воспоминания о нем. Только обрывки фраз. Если это амнезия, то Маттиас сейчас переживает самые страшные последствия этого недуга.
— Что произошло? — спросил Клеменс и сделал осторожный шаг в сторону Маттиаса, который взаимно не сводил взгляда с блондина.
Клеменс и сам был напуган таким состоянием своего любимого. Салфетка осторожно впитывала алую струйку крови, как хотел лично блондин перетянуть на себя ту внезапную боль Маттиаса. Его светлые глаза блестели от слез, и эта картина была одновременно самой прекрасной и тревожной из всех. В голове Клеменса роились предположения о причинах такой пугающей картины, начиная от потери паспорта, заканчивая смертью родителей.
— Что произошло? — снова повторил Клеменс. Чистый край салфетки обвел крыло носа и осторожно толкнулся в ноздрю. Парня пугало такое безразличие Маттиаса к действиям из вне. Он был слишком погружен в себя и отсутствовал для окружающего мира. Словно статуя.
— Ты… пропал? — с сомнением в голосе произнес Маттиас, смотря на живого и испуганного парня. А вдруг и это сон? Вдруг реальность Маттиаса — это именно та, где он живет наискучнейшей жизнью и обретает смысл лишь по воскресеньям? Это мысль пугала не меньше. Пока Маттиас произносил этот странный даже для него вопрос, сердце словно остановилось в страхе. Он любил Клеменса всем сердцем, но не понимал, какого из них — модель, воспоминания о котором еще теплятся в голове, или реального с редкими обрывками из памяти?
— Что? Как я могу пропасть, если я перед тобой? — произнес успокаивающе Клеменс с приподнятыми уголками губ после шумного выдоха. По его лицу читалось, что это успокоило парня; это не страшные известия от родителей, друзей, а лишь глупое заблуждение после сна. Наверно, Маттиаса слишком впечатлило то страшное видение. — Давай тогда для того, чтобы развенчать все сомнения, я кое-что тебе покажу? Вернее, напомню. Ладно?
Влажная от мытья посуды ладонь осторожно взяла более крупную руку и потянула за собой в сторону комнаты. Маттиас плелся за Клеменсом словно на ватных ногах. Его взгляд очерчивал чуть подпрыгивающие пряди на затылке и отчаянно пытался понять, видел ли он их раньше вживую. То, что в его голове вообще возникают эти мысли, казалось одновременно страшно и смешно. Запутаться во сне и реальности, что за глупость!
— Вот, смотри, — начал Клеменс, когда перед ними включился ноутбук. Папка «фото» моментально открылась, и их взглядам предстала целая коллекция их совместных фотографий.
— Если я модель, которую украли, то откуда у нас столько добра? — уточнил парень. Его логике нет спору. Клеменс всегда мог собраться в критических ситуациях и найти нужные слова, когда Маттиасу необходимо время для этого. И сейчас как раз та ситуация, без чьего пинка они не сдвинутся с мертвой точки.
Ханнигана хоть и успокоила причина беспокойства Маттиаса, но сейчас начала тревожить. Парень смотрел на эту папку словно в первый раз, хотя сам ее создавал. Видеть, как те горящие глаза смотрят на такие памятные вещи с полным безразличием и замешательством пугало.
Вчера в постель лег Матти, а проснулся Маттиас Харальдссон.
Парень перевел затуманенный взгляд на экран. Их фотография еще со времен, когда они оба отращивали волосы на спор у кого быстрее вырастут. В честной борьбе победил Клеменс. На следующей фотографии они уже обнимались на фоне фонтана. И чем дальше Маттиас листал фотографии, тем отчетливее вспоминал все предшествующие события снимка. Вот здесь Клеменс запачкал футболку мороженым, поэтому прошлось закрыть пятнышко ладонью. А вот на этом снимке чувствительные к солнцу глаза Маттиаса стали слезиться, и им пришлось найти тенек и сделать 14 кадров, чтобы добиться хорошего ракурса. Эти воспоминания вспыхивали яркими красками в памяти Маттиаса, что уже не было сомнений. Да, эти снимки действительны, как и Клеменс рядом. Каждое из событий все с большей силой наполняло память светлыми фрагментами их отношений.
По крупицам собранная память начала обретать смысл и ясность. Действительно, как же Маттиас мог забыть такие события! Постепенно его взгляд теплел, а губы растягивались в улыбке от воспоминаний, то и дело иногда выдавая комментарии «аа, помню-помню, как же было холодно» или «жаль, что эти штаны протерлись, классные были».
С каждым словом Маттиас обретал внутреннее спокойствие и уверенность в реальности происходящего, а Клеменс, внимательно наблюдавший за этим процессом, затаил дыхание. К каким бы выводам не пришел он, эта ситуация далеко не из обыденных.
— Прости, просто… — наконец выдавил из себя Маттиас и посмотрел на экран телефона с сообщением, которое сейчас казалось таким глупым. Как он мог поверить в это? Харальдссону стало смешно от того, что он вообще допустил эту глупую идею о каких-то сменах реальностей. Его губы растянулись в улыбке, а напряженные мышцы лица расслабились. Он обрел то привычное спокойствие, в котором прибывал до этого дня.
— Ну ты и придурок, что разыграл меня, а! — со смешком протянул Маттиас и пихнул Клеменса в плечо. Этот вариант казался ему самым логичным и единственным из всех возможных.
— Прости! Просто твой сон был такой необычный, вот я и пошутил. Я и не думал, что это выбьет тебя настолько сильно, — примирительно развел руками блондин и заключил Маттиаса в крепкие объятия. Он ощущал, как сердцебиение брюнета нормализуется и успокаивается дыхание. С каждой минутой и состояние Клеменса приходило в норму. При взгляде на улыбку Маттиаса и глаза Ханнигана заметно потеплели. Он готов взять на себя все грехи этого мира: и кружку он разбил, и цветы он не полил, и письмо он отправил. Идея самопожертвования хоть и кажется Клеменсу излишне драматичной, но она проявляется в его поступках без особого контроля.
— Будешь спать на полу, — шутливо отметил Маттиас.
— Все что угодно, — покладисто ответил Клеменс.