***
Тюрьма находилась недалеко от городка Эйрарбакки. Это самая большая тюрьма в Исландии, состоящая из 9 зданий. Здесь ожидают вердикта несколько сотен человек, и только «избранные» отправляются в другой корпус уже отбывать наказание. Хоть Исландия достаточно безопасная страна, но все же и здесь не без греха. Кто-то ожидает наказания за кражу, воровство, кто-то за наркотики. А кто-то посягнул и на жизни других. Несмотря на достаточно давящую атмосферу, в целом состояние тюрьмы достаточно приемлемое. Камера Маттиаса представляла собой светлую комнату — да, небольшую, но уютную. Ледяные стены белоснежного цвета, кровать, небольшой деревянный столик, зафиксированный стул, туалет и раковина — казалось бы, что еще нужно для жизни? Свет проходил через прямоугольное окно. Оно было небольшим и открывало вид на территорию тюрьмы с высоким забором с проволокой. Когда-то этот пейзаж Маттиас видел только в фильмах. Кто же знал, что именно это он будет видеть собственными глазами. В такой камере Маттиас проводил свои дни — пытался спать, смотрел в окно, сидел на стуле, мерил шагами камеру, ел. И так шла неделя за неделей, пока шло разбирательство дела. Чувства внутри Маттиаса были загадкой даже для самого него — шок, беспокойство, и в это же время ощущение нереальности происходящего. Что все это скоро закончится и сменится снова. Это лишь одна из его жизней, в которой он почему-то раз за разом просыпается. Пальцы беспокойно срывали кутикулы до болезненных ран. Бритая голова по местным правилам удивляла своим видом — когда Маттиас вообще был с такими волосами? Он гладил шершавую макушку и опускал стеклянный взгляд на свои ноги, облаченный в форму. Какой контраст — несмотря на одежду, он ощущал себя абсолютно голым и беззащитным. Беззащитным перед людьми, перед законом и самим собой. Как оказалось, самым тяжелым во всем этом было не осознание себя как убийцы, а встреча с отцом. Непробиваемое стекло стало целой преградой между Маттиасом и родными. Папа с болью в глазах взял трубку и прижал к своему лицу. Каждое слово давалось ему с трудом. Мужчина был один, без своей семьи — две одинокие фигуры хранили молчание и оба нуждались в поддержке и вере в лучшее. Оба хотели сказать многое, но никто не решался начать. Харальдур облизнул губы и посмотрел на стол. Маттиас слышал это напряженное дыхание, и ему абсолютно нечего было добавить. «Прости»? Что может быть бесполезнее? Как хотелось обнять папу и просто сказать «Я знаю, что разочаровал тебя. И я пойму, если ты больше никогда ко мне не придешь». Но его опередил голос собеседника. — Зачем? Этот простой вопрос хранил за собой столько эмоций и смыслов. Глаза Харальдура были полны разочарования. Как жаль, что Маттиасу нечего ответить на это. Его глаза нервно моргали, а кулак, упирающийся в столешницу, разминал костяшки, вжимал в твердую поверхность и хотел раздавить. Как и сам парень мечтал провалиться под землю от стыда. Словно отец его отчитывал за плохое поведение. И Маттиас честно хотел, чтобы этой проказой была всего лишь плохая оценка, а не целое убийство. Ему стыдно перед миром, отцом, родными и самим собой. Слышать разочарование в голосе родителя — что может быть хуже? — Йорунн очень впечатлительная, ей лучше не видеть всего этого. Тюремный антураж действительно специфичен. Маттиас хотел было отшутиться «скажи, что это санаторий для «плохих мальчиков», но не стал. — Это ведь все мы? Это мы не доглядели. Говорят же, что во всем виноваты родители. Черт, если бы я знал… — признал с болью в голосе Харальдур. В свойственной ему черте характера он всегда стремился установить причинно-следственные связи. Возможно, так ему было легче воспринимать ситуацию не как отдельное событие, а лишь одно из звеньев. Сын опытного и уважаемого юриста посягнул на святая святых — чужую жизнь! Это позор не только на Харальдура как отца, но и как опытного и ценного работника. Мужчина был разбит. И один этот вид заставлял Маттиаса еще глубже осознавать чувство вины. Но ответить неблагодарный сын так и не смог. Ни сейчас, ни потом. Лишь молча поджимал губы и качал головой из стороны в сторону. Неужели это все происходит действительно с ним?***
Одна лишь мама верила в невиновность сына. Труп так и не был найден, но этот факт не волновал людей. Маттиас признал себя виновным и рассказал, как все произошло. Это громкое дело завлекало все больше зевак — знакомых, соседей, детей и стариков. Каждый следил за этим процессом и каждый хотел бросить в него камень. Но материнское сердце не хотело этого признавать. Гуннхильдюр наняла самого лучшего адвоката из Берлина — совсем юного мальчишку, который пытался найти лазейки и признать Маттиаса невменяемым и отправить на лечение, а не в тюрьму. Это был единственный вариант выбраться из этой ситуации. Сам юрист считал, что в полном сознании и адекватности на такой шаг просто невозможно пойти. И психбольница — это лучший из возможных вариантов. Адвокат был полон сил и надежды, и, наверно, именно поэтому он так приглянулся маме — она всегда любила оптимистичных людей. Наверно, поэтому отношения Маттиаса с мамой в последние года стали более прохладными. Куда хочет сам Маттиас? Уже все равно. Никуда. Будто его нет, а лишь тело перемещается и зачем-то дышит. Почему оно дышит? Когда оно перестанет функционировать? А есть ли кнопка, которая отключит его уже наконец? Он просто устал от всего. «Где труп»? По памяти Маттиаса он должен быть в озере. А отрубренную голову скоро прибьет к берегу, если рыбы не съели его щеки, нос и губы. Но, как оказалось, труп все еще ищут. Специалисты на пресс-конференциях заявляют, что труп мог запутаться в водорослях на дне или зацепиться. Поэтому сколько потребуется времени для этого никто не мог сказать. Неделя превращалась в месяцы. Пейзаж за окном не менялся веками, как и распорядок Маттиаса. Попытка сна, сидение на стуле, обход камеры, прогулка в общую столовую. Все снова и снова, по извечному кругу, откуда точно нет выхода. Нервный тик усугублялся и стал действовать уже и на голову, этот едва заметный резкий поворот головы в левую сторону. Дело тянулось, и этому не было конца. Маттиас все еще привлекал внимание многих людей даже в изоляторе. Кто-то за его спиной шептался и делал ставки, признают ли Маттиаса виновным. В новостях только и обсуждали это дело. Если Маттиас когда-то и мечтал быть знаменитым, то явно не таким способом.***
— Может, ты употреблял вещества в тот день? — почесывая ухо, спросил адвокат. Взгляд совсем молодого парнишки был устремлен в кипу бумаг на столе. Он очень старается найти лазейку, чтобы выиграть дело или взять минимальный срок. Его глаза цепляются за фразы, а кончик карандаша скользит по тексту. Маттиас буквально слышит, как бодро скрипят эти шестеренки в голове. — Да черт его знает, — выдохнул устало подозреваемый. Его лицо было расслабленным. — Хочешь, скажу честно? Мне похуй. Лучше пусть сажают. Эти слова поразили юное создание — его брови приподнялись, а лицо в целом обрело испуганный вид. — Нельзя сдаваться! Нужно стремиться к цели, — пытался приободрить его парень и даже улыбнулся. Улыбка в таких местах выглядит крайне странно. Да и в целом видеть улыбку по отношению к себе Маттиасу кажется крайне странным. «Эх, завидую. Хоть у кого-то есть цели» — Ну нам в любом случае нужно пройти психиатрическую экспертизу, — проговорил юрист, задумчиво поглаживая нижнюю губу. В его пытливой голове рождаются одни идеи за другими. — Будет здорово, если найдут диагноз. Мне нужна твоя откровенность, чтобы выстроить линию защиты… Как считаешь, психиатры найдут какое-то заболевание или нам лучше продумать твои ответы, чтобы это было похоже на… не знаю, шизофрению, например? Маттиас смерил его прохладным взглядом. Какой же абсурд пытаться отыграть под какой-то диагноз, будто он актёр какого-то фильма. Впрочем, если он и пройдет эту экспертизу, то диагноз явно будет поставлен. Жаль, что Маттиас не обратился раньше, а шел на поводу у надуманного стыда или страха. Если бы ему оказали помощь, сейчас бы явно не торчал в этом месте. Только Маттиас набрал воздух в легкие для ответа, как в их комнату переговоров ворвался полицейский. Его румяные щеки и полностью сконфуженное лицо были достаточно красноречивы, словно в здании пожар или где-то опять проснулся вулкан. — Харальдссон, нам срочно нужна твоя помощь, — выпалил громкий голос с прерывистым дыханием. — Не знаю, что за хуйня происходит и что ты наговорил, но… Ханниган жив и его нашли. Его взяли в заложники. Они в кинотеатре и требуют тебя на переговоры, никого не подпускает. Из столицы вот позвонили. Маттиас обернулся на сотрудника. Брови скептически нахмурились; быть того не может, что Клеменс жив. Он ведь собственными руками… — Живой?... — Да-да. Нет времени, идем со мной, — гаркнул полицейский и кивнул головой в сторону коридора. Маттиас даже слова не успел сказать, как сильные руки подхватили его под локоть и потащили за собой. Тихий звон наручников на запястье, шаги, отдаваемые глухим гулом от стен. Машина, быстрые кадры улицы за окном и долгие пейзажи природы. Парень отстраненно смотрел в окно и уже не понимал, как реагировать на подобные выпады судьбы. Ему очень интересно встретиться с Клеменсом и спросить хотя бы у него «что здесь происходит», но разумная часть твердила, что здесь явная ошибка. Ну не может этот «труп» воскреснуть, как и все предыдущие разы. Ханниган точно мертв, и никакая из сил не способна его пробудить. — Расступитесь! — кричал полицейские, идя по обе стороны от Маттиаса и огораживая его от журналистов, которые так и пытались взять у него интервью, выкрикивали вопросы и пихали в лицо диктофоны. Из уединенной камеры Маттиас попал в полный хаос. Да и с кем журналисты хотят пообщаться? С убийцей? Именно он действительно заслуживает их внимание? — Попытайся его отговорить от убийства. Он вооружен. Тебе нужно уговорить его сдаться и отпустить Клеменса. Мы прикрепим к тебе прослушку. Вот наушник, надевай. На обратной связи с тобой наш штатный психолог, ты его знаешь, — протараторил полицейский и похлопал Маттиаса по плечу. Пока он по своему обычаю непонимающе хлопал глазами, руки работников полиции проскользнули под тюремную робу и прикрепили небольшой микрофон к одежде, а другая пара рук прикрепила наушник. Все это происходило быстро и торопливо. Кто-то подошёл и освободил Маттиаса от наручников. Все работники полиции знали, что он спокойный парень, но все равно побаивались. — Запускаем! — крикнул мужчина и стал отходить вместе с коллегами от Маттиаса. Теперь ему осталось всего лишь толкнуть дверь и оказаться в том неизвестном для себя мире. Только один шаг отделяет Маттиаса от простого статуса заключенный до целого переговорщика, как то показывают в фильмах. «Привет, Маттиас. Я психолог. Не спеши, дыши ровно. Тебе ничего не угрожает», — нашептывал женский расслабляющий голос через наушник. Маттиас набрал воздух в легкие и прошел внутрь. Пустой кинотеатр, где стоит гробовая тишина — разве такое бывает хоть когда-то? На полу раскидан брошенный попкорн и флаеры кинофильмов. Где-то на столике уютно лежали два билета на фильм вместе с бутылкой воды. Кажется, что в одну секунду люди просто испарились, исчезли. Маттиас уже ничему не удивлялся. Он перешагивал мусор и шел по коридору с мягкими диванами и дверями в залы, но никого не видел. Где-то вдали продолжал идти мультфильм и раздавался глухим эхом по стенам здания. Маттиас, затаив дыхание, искал взглядом хоть намек куда ему идти. И где тот самый преступник, который наделал столько проблем и навлек ложные наводки на Маттиаса? Или это не ложь? И неужели Клеменс жив? Голова шла кругом. В висках била кровь, а ладони взмокли, будто Маттиас направляется на важнейший экзамен. Он передвигался на ватных ногах по кинотеатру, где ещё подростком прогуливал уроки. Мозг накручивал, что от любого резкого движения или неосторожного слова похититель точно убьет Клеменса или Маттиаса. Впрочем, насчет последнего можно не волноваться — ему такой исход будет только в радость. — Матти! Этот родной голос раздался громким эхом вдали. Маттиас боязливо сделал шаг в зал, где напротив дверного проема стоял он — такой маленький, с легкой улыбкой на лице. Рука медленно приподнялась и помахала окаменевшему Маттиасу. А после спряталась в карман джинс. Он выглядел так легко и непринужденно, будто вокруг не творилась чертовщина. Так не выглядит человек, которого взяли в заложники. Зал был погружен в полутьму, где сияли неоновыми лентами лестницы и белый проектор освещал большой экран. И полная тишина. — Матти, — ласково повторил Клеменс и протянул руки к Маттиасу. Его глаза радостно засияли, но стоило им опуститься и заметить форму заключенного на парне, брови тут же огорченно нахмурились. — Клеменс... Так ты жив? — выдохнул Маттиас и сделал пару уверенных шагов в его сторону, чтобы внимательно осмотреть его на наличие ран и просто осознать, что парень перед ним настоящий. Реальный. «Будь осторожен. Захватчик вооружен», — предупредила девушка в наушнике. «Со всем соглашайся и не спорь. Подай знак, если нужна скорая». Но Клеменс не ответил. Он лишь продолжал улыбаться и тянуть свои руки к Маттиасу. Пальцы жаждали коснуться кожи, пробежаться по его одежде. Но сам Маттиас не торопился падать в эти объятия. Он облизнул губы и нахмурился, с опаской оглядывая темный зал. Лестница, подчеркнутая неоновыми лентами, и белый экран, освещаемый проектором. И кроме них никого, грубая тишина. Маттиас приподнял голову и посмотрел на Клеменса, остановившись напротив парня. Он стоит перед ним, и если это снова его фантазия, то самая желанная и прекрасная. — Я шарф потерял, — вздохнул с огорчением Клеменс и коснулся своей шеи. — Я знаю, — прошептал Маттиас с наполняющимися глазами слез и прижал его к своему плечу. Тишина зала разносила их слова приглушенным эхом. И сейчас они стояли возле выхода в зал, совсем одни в этом странном мире. Маттиас стиснул в ладонях одежду Клеменса— настоящая, реальная. Разве это может быть такой реалистичной галлюцинацией? — Помнишь наше свидание в кинотеатре? — шепотом спросил Клеменс, осторожно опуская руки на дрожащую спину Маттиаса. — Как были только мы и еще какая-то парочка впереди нас. И мы с тобой не запомнили фильм, а только целовались и целовались. Клеменс издал легкий смешок. Маттиас ощущал, что в нем что-то изменилось, но не мог определить что именно. Он не мог остановить свой поток слез и пытался подавить в себе глупые всхлипы, зажимая ладонью губы. Маттиас не ощущал радости внутри, а лишь нарастающий страх. Ему страшно за все — за свою память, чертовщину вокруг, свою судьбу и Клеменса. Мысль «что происходит» тревожно выла в голове. — Какого хуя ты сбежал? — выпалили сквозь рыдания Маттиас, не поднимая головы. — Какого хуя вообще происходит? Но их прервали. В углу зала с самого высокого ряда вышла тень. Тень, сливающаяся своим черным костюмом с окружающей их тьмой. Клеменс обернулся на тихие шаги и прижал к себе Маттиаса, накрывая макушку головой. Он не должен этого видеть. — Какая милая картина, — протянул незнакомец со звучащей насмешкой. — Наконец мы встретимся лицом к лицу. Клеменс, отпусти. Он должен наконец увидеть меня. Голос низкий, тягучий. В нем слышны ноты надменности и сдержанного гнева, но в это же время его нельзя назвать агрессивным. Угловатый, резковатый. И.. родной. «Соглашайся со всеми требованиями». Клеменс не посмел спорить. Чувствовалось это замешательство и нерешительность. Пальцы скользили по коротким острым волосам, неторопливо поглаживали, как когда-то в детстве делала мама. Но с шумным выдохом Клеменс разжал объятия. Маттиас обернулся в зал и сморгнул влажными глазами. Этот голос… Он ему знаком. Фигура незнакомца пряталась за черной одеждой, а голову скрывала балаклава. Маттиас пробежался взглядом по его рукам — никакого оружия или ножа не было видно. Белый свет от экрана достаточно освещал похитителя, что можно было разглядеть достаточно примет. Рост примерно как у Маттиаса, волосы темные, немного волнистые. — Что ты хочешь? — протянул настороженно Маттиас. — Нам давно было пора встретиться. Друг, — сказал незнакомец и остановился в проходе между 4 рядом. Его гордая поза надменно возвышалась над ними. — Ты не знал, но мы знакомы. И я бы сказал даже близки. Не догадываешься, кто я? Маттиас задержал дыхание. Кажется, его голова сейчас не в той форме, чтобы решать такие ребусы. Это тот человек, который изначально похитил Клеменса? Или они были сообщниками? — Ивар? — произнес Маттиас и сглотнул. — О, нет, не вспоминай его. Боже, Клеменс, он не знает! Ты так ему и не сказал... Я же говорил тебе! Незнакомец взялся за край маски и потянул ее вверх. Взору Маттиаса открылось лицо незнакомца — точная его копия. Тот, кто был на всех листовках о поиске. Тот, кто украл Клеменса и тот, кого Маттиас видит в отражении зеркала. — Как? — пораженно прошептал Маттиас. Его взгляд суетливо бегал по его глазам, пухлым губам, скулам. Он выглядит абсолютно от и до как сам Маттиас. «Спроси его имя» — Удивлен? Понимаю, — сказал он и спустился ниже по лестнице, вставая вплотную к Маттиасу. Те же глаза, те же брови. Все то же самое. Парень с ужасом накрыл рот ладонью и попятился назад. Это все бред. Страшный сон. Он бросил взгляд на Клеменса в поиске поддержки, но тот молча смотрел на них двоих. Он не выглядел удивленным, а будто несколько растерянным и огорченным. — Ты знал? Что здесь вообще происходит? — спросил повышенным тоном Маттиас, оглядывая всех собравшихся. — Кто ты? «Что происходит? Маттиас, сохраняй спокойствие». — Убери этот наушник, — устало сказала копия Маттиаса. — Она нам мешает. И я скажу, что происходит. Маттиас опустил наушник и оставил его висеть на своем плече, слыша отдаленные фразы девушки. Что-то про спокойствие и требования похитителя. Но они явно не знают, что в этой ситуации нужно спросить вопросы более важные. — Я, ты и Клеменс — это один человек. Части тебя, понимаешь? Все вокруг нереально. Это твоя фантазия. Эти слова прогремели громом. Копия Маттиаса схватила его за плечи и сильно встряхнула, заставляя посмотреть на себя, но тот жмурился и пытался отрицать все происходящее. Он мог допустить, что ужасно болен, но не до таких бредовых фантазий. — Клеменс, ты его тоже видишь? — крикнул Маттиас и посмотрел на парня с надеждой. — Да, милый. Он существует, — подтвердил он, виновато поднимая плечи. — Ты его сейчас запутаешь, отпусти! — Всего вокруг не существует. Это все создал ты. Все люди, копы, даже психолог по связи — это иллюзия. Реальны лишь ты, я и Клеменс. И мы все часть тебя как личности. Чувак, ты разве не видишь, что мы одно лицо? Не мог что ли мне другое нафантазировать? Требовательные руки сжали голову Маттиаса и обратили ее к себе. Голос говорил такое безумство, которого даже специально и не придумаешь. Это скорее у него какая-то чертовщина с головой, но в это же время Маттиас четко видел в нем свое лицо. Харальдссон открыл глаза. Да. Словно в зеркало смотрит. И вот этому никакого объяснения нет. Маттиас перестал сопротивляться, и в его голове было лишь недоумение. — Скажи, что это ложь, — взмолился он, повернув голову на Клеменса. — Матти, солнышко, — начал Клеменс и вздохнул. Копия Маттиаса отошла и перестала давить на и без того запутавшегося парня. Клеменс осторожно взял его за руку и коснулся губами костяшек. — Я хотел тебе сказать, но не мог. — Так ты живой или я тебя убил? Или он тебя убил? — тихо протянул Маттиас, смотря в эти искренние глаза, в которых читалась вина и мольба. Он покачал головой. — Что все это значит? — Я никто, — произнес Клеменс с абсолютно серьезным лицом. — Часть тебя. Помнишь мои слова «я всегда буду с тобой рядом». Меня нет в реальности. — Когда же это все произошло? — сдался Маттиас. Какая-то часть мозга допустила возможность такого варианта событий. Если даже и нет, то пообщаться со своими галлюцинациями достаточно интересная идея. От этого вопроса лицо Клеменса исказилось удивлением — внутренние уголки бровей приподнялись, а губы чуть дрогнули. Копия Маттиаса сложила руки на груди с победоносным видом и прижалась бедром к одному их сидений. — Не говори ему! — крикнул Клеменс, обернувшись на него. — Он должен знать, настало время. Хватит с этим тянуть, — бросил раздраженно он и посмотрел на Маттиаса. — Мы же его от этого и защищали, тебе ли не знать? Что с ним будет, если сейчас узнает? — всплеснул руками Клеменс и, подойдя стремительным шагом к нему, накрыл рот копии Маттиаса ладонью. — Не смей говорить. Пожалуйста. — Боишься, что и нас не станет? — прошептал он, убирая чужую ладонь от своего лица и болезненно сжимая ее. — Он уже не мальчик. Настоящий Маттиас стоял посреди зала и непонимающе смотрел на этих двоих. На Клеменса и свою копию. Что вообще происходит. — Нам было 12 лет, когда мы вернулись в Исландию, — все же начал он, сжимая руку Клеменса, пока тот болезненно опускался на колени и пытался вырвать руку из цепких лап. — Ты не замечал число 14 везде? На часах, даже номер вашего столика на свидании… Это все были наши подсказки! Но ты не понимал их… Хочешь узнать, с чего все началось? Окей, скажи о наших отношениях с Иваром. Этот парень слишком хорошо знает биографию Маттиаса. Хорошо, если здесь такие правила, то он может принять это. Но не понять. Парень облизнул губы и покачал головой. — Ну… ссорились, бил иногда. Но к чему ты клонишь? — Матти, любимый мой, не слушай его! — крикнул Клеменс, когда все-таки смог вырвать свою руку из цепкого капкана. — Он нас насиловал! — крикнул ЛжеМаттиас разъяренно. — А точнее меня. Клеменс сокрушенно выдохнул и опустил голову вниз. — Что?... Бред какой-то, — нервно улыбнулся Маттиас через секунды молчания. Его уголок губ нервно дернулся, а руки коснулись лица. — Это уже не смешно даже. — Ты создал меня для защиты. По ночам он подходил к нашей кровати. Ты был слаб и уязвим, и создал меня как «подушку безопасности». Ты помнил, что было что-то неприятное, но я старался, чтобы все детали были стерты. Я водил тебя в душ, чистить зубы посреди ночи, давал проплакаться и умыться холодной водой. Но ты все равно чувствовал беспокойство и заработал нервный тик. Мы не раз пытались сказать папе, но он не слушал. Да куда нам до этого! Ивар же такой хороший! — сплюнул гневно ЛжеМаттиас и посмотрел внимательным взглядом на парня. Его брови скептически нахмурились, хотя в словах был смысл. — Насиловал? — повторил Маттиас и провел нервно ладонью по колючей голове. — Ты серьезно? Ивар, конечно, делал всякое, но не такое… — Смотри на экран! — нетерпеливо сказал ЛжеМаттиас и указал пальцем на экран. Маттиас развернулся лицом к стене. Внезапно белый экран вспыхнул кадрами из детства. Наверно, каждый мечтал записывать видео со своих глаз, чтобы потом пересмотреть. И сейчас он видел словно этот же фильм со своей памяти. Семейный ужин, когда папа и Аугуста были моложе, когда Ивар был еще подростком, а Йорунн даже не родилась. Ужин, мытье посуды, пожелание спокойной ночи и каждый бредет по своим комнатам. Ивар подошел к кровати Маттиаса и резким движением зажал рот ладонью, вжимая голову в подушку. — Хоть слово скажешь, я тебя убью. Только попробуй нажаловаться папаше или мамке, — прошептал парень. —Если хоть слово скажешь, я ночью прижму тебя и отрежу язык. Маттиас зажмурился и закивал головой. Он сейчас был полностью обезоружен. Он попытался открыть глаза, но мышцы век словно затвердели и бились в судороге. Ресницы Маттиаса трепетали и бились друг об друга, как крылья мотылька. — Клянешься? Маттиас кивнул. Что было дальше, Маттиас не помнил абсолютно. Но на большом экране он увидел, как Ивар резкими движениями стягивает резинку пижамных шорт Маттиаса, спускает нижнее белье. Мальчик пытался увернуться, но от страха словно парализовало все тело. Ивар грубо схватил его за пах. Мальчик смущается и жмурится, чтобы ничего не видеть. И сейчас, уже взрослый Маттиас, смотрел на это и не верил своим глазам. С тех пор сон Маттиаса был очень чутким, и он не подозревал настоящую причину. Но теперь, эти кадры на экране восполняли его пробелы в памяти и создавали полноценную картину. Ивар подходил к его кровати по ночам, взгляд Маттиаса метался в сторону, чтобы не видеть на своем теле эти грязные отвратительные руки. И уже взрослый мужчина может поклясться, что ощущает эти прикосновения даже сейчас. И все синяки на утро становились не просто «где-то вчера ударился», а обретали настоящую причину. — Теперь ты понимаешь? — спросил холодный голос копии Маттиаса. Он стоял за его спиной и с грустью смотрел на экран. Видно, что этой личности тяжело вспоминать эту часть их истории. Брошенная в сердцах фраза после драки с Иваром: «Почему я должен терпеть Ивара, как он бьет и издевается надо мной, как он каждую ночь…» пыталась все рассказать отцу, но тот не желал слушать. «А как ты смеешь так относиться к своему сыну и ничего не видеть?!» — Помнишь моменты, когда тебя спрашивали «успокоился?», а ты и так был спокоен. Или просто провалы в памяти? Это все я, — произнес тише ЛжеМаттиас, прикрывая глаза. — Я твой защитник. И я копил внутри себя всю ту боль и гнев, от которого оберегал тебя. И иногда мне нужно было ее выплеснуть. И заплатить Ивару той же монетой. Маттиас перевел взгляд на экран. Ему нечего сказать. Взгляд пораженно смотрит, как его собственные руки бьют кулаком в стену, как лицо утыкается в подушку и издает приглушенный вой. Он чувствует эту боль, чувствует разочарование и потребность хоть в чьей-то помощи. И Маттиас прекрасно понимает это состояние на собственной шкуре. — А ты? — прошептал пораженно Маттиас, смотря на Клеменса. — Кто ... ты? — Ты меня создал как своего друга. Ты был так одинок… И так выражалась твоя любовь к самому себе. Многие люди говорят «я люблю себя», но даже эта мысль тебе была чужда. Поэтому я тот, кто будет говорить «я тебя люблю» и кто будет гулять с тобой и играть. — А тот шалаш?... Наше знакомство? Ты же жил в доме напротив! Клеменс покачал головой и поджал губы. — Почему тогда никто их моей «семьи» не обращал внимание на меня? Почему ты никогда не был у меня дома, а твои родители никогда меня не видели? — Ты у меня был в гостях… — прошептал Маттиас. — Был. Но в твоем сознании. В реальности во главе твоего тела был Он, — Клеменс виновато кивнул назад, в сторону копии Маттиаса. — А ты … выходил? — Да. Помнишь все эти поделки из дерева в твоей комнате? Открытки картин Дали? Как ты иногда надевал что-то отличное от свитера? Я играл с сестрой и был «нормальным веселым» парнем, каким хотели видеть тебя родители. Я скрывал за улыбкой твою боль. Скрывал твою боль от остальных и забирал ее, когда гулял с тобой или смотрел фильм, — вздохнул Клеменс и посмотрел на Маттиаса. Тот выглядел так растеряно, и его можно было понять. Клеменс осторожно взял его за дрожащую руку и прижал к своей щеке. — Но я всегда рядом с тобой. Маттиас осторожно отобрал руку и огляделся вокруг. — Тогда… Я не убивал тебя, да? Клеменс переглянулся с копией Маттиаса и словно обменялись мыслями где-то на интуитивном уровне. — Понимаешь, все не так просто, — начал ЛжеМаттиас и вздохнул, присел на ступени зала. — Нам нужно было как-то решать эту проблему. И я пытался это взять в свои руки. Сначала отдалил тебя от Клеменса, будто он виртуальная модель. Но он все ломал, и создавал новый мир, где вы пара, — развел руками он и посмотрел на Клеменса с осуждением. — Или же ты сопротивлялся и создавал новые ветви, уже не знаю. Ну а потом, когда я его достал своими требованиями, он решил убежать от тебя в том лесу. Как видишь, все мои планы не сработали и мы все снова здесь. И теперь пришла твоя воля решать дальнейшую судьбу. — А как.. мне это решить? — спросил растерянно Маттиас, оглядывая зал кинотеатра. — Нам нужно слиться в одного тебя. Чтобы ты был целостным, понимаешь? Тогда никаких провалов в памяти и ... — А где я сейчас? — Ты в надежных руках. Сейчас во главе тела 4 личность — наблюдатели. Те, кто просто смотрит и двигается по инерции. Ты жив. Но потом придется разгребать проблемы, конечно. Многие проблемы. Пока вы тут развлекались с Клеменсом, мне пришлось выходить наружу и решать там задачи. Но… Все же решай, что мы дальше делаем. Объединяемся и ты становишься сильным за счет меня и дружелюбным за счет Клеменса. Или остаемся так же в этой заднице?