Северное сияние

«Люди забираются в скорые поезда, но они сами не понимают, чего они ищут, поэтому они не знают покоя, бросаются то в одну сторону, то в другую… И все напрасно… Глаза слепы. Искать надо сердцем»

Антуан де Сент-Экзюпери

Изредка в голову, словно песчаная буря в пустыне, врываются непрошеные мысли — может ли человек руководить сценарием своей жизни или хитросплетения сюжетных ходов уже предрешены, желаем ли мы этого или всеми силами стараемся избежать. Возможно, именно наш выбор приводит нас к определенным событиям. Возможно, эти самые события притягиваются в нашу жизнь по нашему молчаливому согласию, неосознанному потаённому желанию. Достаточно представить — мы стоим на перекрестке жизни, где среди множества вариантов предстоит выбрать лишь один, но что если от этого выбора не зависит решительно ничего? Что если, как бы мы не сопротивлялись и не оттягивали момент, сценарий нашей жизни уже давно готов и подкидывает нам те события, которые в финальных главах приведут к нашим забытым мечтам? Что если мы хоть раз осмелимся плыть по течению жизни, оставив упрямые попытки свернуть с пути и держать все под контролем? ______________ *Три года назад На часах почти десять вечера. Опять задержалась в клинике, но повезло, что не остаюсь на ночь. Снимаю с пластиковой вешалки стеганый пудровый пуховик с меховыми опушками на узких рукавах, кладу его на сгиб локтя, попутно добираясь до звонящего в сумке телефона. -Сестра, ты скоро будешь дома? — раздается родной голос на том конце провода, — кончики моих губ растягиваются в улыбке. — Мы с Элиф не уснем, пока ты не пожелаешь нам спокойной ночи. Да, мамина? Мой ангел, моя сладкая Элиф, — ребенок в ответ весело гулит и агукает под восторженные возгласы молодой мамы. -Да, дорогая, стою у выхода, — накидывая верхнюю одежду, прислушиваюсь к странной тишине. — Буду минут через 30, обещаю! Позже пойму, насколько самонадеянными были эти слова. Завершаю вызов, коснувшись красной кнопки на экране телефона, и двигаюсь к выходу: глаза слипаются от усталости, а я покачиваюсь от накрывшей меня слабости и сонливости. Вдруг двери больницы, словно пасть дикого зверя, с грохотом распахиваются, показывая мне следующую картину — врачи немедленно подносят носилки к длинному черному автомобилю, стоящему на парковке, который больше напоминает космический корабль. Осторожно пододвигают их ближе, помещая на них незнакомца. Издалека кажется — парень лет двадцати пяти. Суматоха и крики. Мириады любопытных репортеров и зевак собрались у центрального входа в клинику «Лив Хоспитал» и стараются любыми путями пробраться внутрь, агрессивно щёлкая своими дорогущими фотоаппаратами. -Госпожа Шениз, это был несчастный случай? В вашего сына стреляли? Госпожа Шениз, всего пару вопросов…- тысячи микрофонов направлены в сторону вышедшей из машины женщины, пробивающейся сквозь толпу и окруженной двумя крупными бодигардами, нависающими над женщиной и расталкивающими назойливых людей. Ради кого они здесь в такое позднее время? Чувствую себя так, будто нахожусь на съёмках фильма об апокалипсисе, где я нахожусь в эпицентре событий, обескураженная происходящим. По коже пробегает нервная дрожь. Еще около минуты наблюдаю за снующими около входа фигурками людей, будто находясь в оцепенении. «Мы ведем репортаж из элитной клиники «Лив Хоспитал», куда именно в эти минуты поступил с тяжелыми ранениями сын известного бизнесмена и главного акционера крупнейшего холдинга Стамбула «Карачай» — Агяха Карачая. Пока неизвестно, что же послужило причиной трагедии и в каком состоянии находится господин Дженк. Мы будем держать вас в курсе последних событий…» Мои мысли разбиваются о резкие оглушающие крики. -Спасите моего сына! Помогите, кто-нибудь… кто-нибудь! Вы не слышите? Я повторяю — он потерял много крови! Быстрее, быстрее… Плач, мольба. Весь воздух пропитан чувством потери, горечью, отчужденностью, беспредельным отчаянием. И снова слёзы. Каждый день становлюсь молчаливым свидетелем разрушенных человеческих жизней, порой и сама невольно являюсь палачом для тех, кто считает меня последним островком надежды на выздоровление их родных. Я заранее знаю, что совершу контрольный выстрел и отниму эту надежду. К этому сложно привыкнуть. Невозможно привыкнуть. Чувствую, как в горле пересыхает, а на щеках вспыхивает яркий румянец. Неприятное ощущение накрывает меня — будто сердцебиение переместилось в горло и нарастающая тревога. Но я все ещё не сдвигаюсь с места. -Все будет хорошо, родной, держись, прошу тебя, ты не покинешь меня! Дженк, сынок…! Будто сошедшая с обложек глянцевых журналов женщина средних лет с безупречно уложенными ярко-рыжими волосами и вечерним макияжем в однотонном облегающем платье черного цвета, прикрывающем одно плечо и наглядно демонстрирующим плавность изгибов ее точеной фигуры, спешит за врачами, захлебываясь слезами. Слезы оставляют тёмные разводы от угольно-черной туши на ее фарфоровой коже. Шуба серовато-голубого оттенка спадает с ее плеча и бесшумно слетает на пол. Звонкий стук огромных шпилек ее лаковых туфель раздаётся по полупустым коридорам больницы. -Дженк, сынок!..- слух выхватывает имя незнакомца и оно отпечатывается в моей памяти. Прихожу в себя, живо устремляясь по направлению к носилкам, помогаю рыжеволосой женщине зажимать обильно кровоточащую рану на теле молодого парня. Его порванная рубашка насквозь пропитана алой кровью, которая пульсирует непрерывными струйками из рваной раны на плече. Замечаю торчащие из раны заостренные к верху осколки стекла. Снова неприятная дрожь, теперь сочетающаяся с щемящей болью в сердце. Нащупываю артерию и плотно прижимаю пальцами кусок ткани к его руке, надавливая на область ниже раны. На правой щеке виднеется сине-багровый кровоподтёк и множество свежих царапин. Наклоняюсь ближе к его сероватому лицу, вытирая теплые капли крови с его холодного лба, и чувствую в воздухе резкий запах алкоголя. Такое знакомое лицо, и где я могла его видеть? Нет, наверное, ошиблась. Боже, лишь бы выжил, лишь бы выжил, — кружатся в голове мысли по мере того, как я обвожу взглядом лежащего передо мной шатена. Опускаю глаза на свои руки — кровь стекает ровными дорожками, оставляя багровые следы на молочном кафеле. -Госпожа, что произошло? Авария? Он был за рулём? — не успев подумать, задаю неуместный вопрос и бросаю взгляд на заплаканное лицо убитой горем женщины. -Произошло из-за меня, я убила…я убила с-собственного сына. Убила своего сына, — звук ее голоса отдается эхом, отскакивая от стен. -Нет, — шатает головой, смотря в мои глаза обезумевшим взглядом, -… здесь должна лежать я, а не он! Я все испортила, — истерика сменяется яростным блеском ее опухших ореховых глаз, — Зейнеп! Бесстыжая самовлюбленная девчонка! Как ты могла потакать ей? Ты, именно ты должна была остановить ее! Этот ребенок должен был родиться. Что я буду делать, если мой сын не выживет? Дамла… Агях… они не переживут…– придерживает руками упавшие на лицо длинные локоны, прерывисто дыша и дрожа от затянувшегося стресса. -Госпожа, я спрашиваю — авария? Ваш сын попал в аварию? — продолжаю я настойчивые, но бесполезные расспросы. — Послушайте, вам необходимо мне ответить, это очень важно, пожалуйста. Кажется, что она вновь пропускает мой вопрос, оторвавшись от реальности, и еле слышно повторяет прежние несвязные обрывки фраз. -Авария, это была авария. Мой сын поссорился со своей невестой и разорвал помолвку. Он уехал, а я не смогла остановить. Дальше все было как в страшном сне — я поехала за ним, но не успела — он не справился с управлением, и его машина вылетела на встречную полосу, — заикаясь, ответила женщина. Протягиваю ей стакан прохладной шипящей от поднимающихся вверх пузырьков воды. Ее состояние больше схоже с бредом — растрепанные волосы ложатся мягкими локонами на плечи, кофейного цвета губы шепчут что-то неразличимое на слух, левая рука находится на лице сына. Когда открываются двери операционной и доктора забирают молодого человека в разрывающую сердце неизвестность, я, забывая о своих обязанностях, останавливаю шокированную женщину, с силой сжимая ее руку и испуганно смотря в глаза. -Успокойтесь, госпожа! Вашего сына сейчас будут оперировать, ему непременно помогут, все будет хорошо, ладно? — не знаю, успокаиваю ее либо себя. Отрицательно мотает головой и продолжает повторять будто уже заученные фразы. -Агях, если он узнает обо всем, я… все потеряю… мой сын…я его потеряю… Я спровоцировала Дженка, не должна была принимать решение за него… Но так было лучше для всех… -Госпожа, прошу вас, пожалуйста, слушайте меня внимательно, сфокусируйтесь только на моем голосе, — говорю, крепко держа ее за лицо, — смотрите на меня, — она, наконец, реагирует на мои слова и кивает, — все будет отлично, ваш сын… ваш сын сейчас на операции, но очень скоро вы сможете быть рядом с ним и держать его за руку. Нужно немного подождать, он обязательно поправится — мой голос звучит убедительно, но я и сама не понимаю, верю ли в сказанное или нет. Первый раз за все время моей работы в этой клинике жуткое и обезоруживающее чувство страха за чужую жизнь застряло в моем сердце, как осколки стекла в ранах на теле молодого человека. -Госпожа Джемре, быстрее, подготовьте палату! После операции ему потребуется уход и круглосуточное наблюдение. Поэтому Вам лучше позвонить домой и сказать, что сегодня у Вас очередное дежурство. Домой попадёте только завтра, и то если повезет, — господин Адем Демир, главный врач частной клиники, где я работаю вот уже почти полгода, человек с тридцатилетним стажем и один из лучших врачей Стамбула останавливается, сначала обращаясь ко мне. — Операция пройдет успешно, после мы переведем его в реанимацию и будем наблюдать за состоянием вашего сына в течение суток. Будьте уверены, молодой и здоровый организм господина Дженк все выдержит, вы подъехали в нужное время, — обращается к госпоже Шениз, застывшей на кожаном диване и смотрящей на двери операционной, спустя мгновение исчезая в бесконечных коридорах клиники. Отправляясь выполнять порученное мне господином Адемом задание, медленным шагом измеряю узкие коридоры больницы, как вдруг на немыслимой скорости мне на встречу вылетает высокая миловидная девушка — блондинка с пышными завитками достающих до лопаток волос в серебристом брючном костюме и коротком топе из мелких асфальтного цвета пайеток. Она проносится мимо меня, задевая за плечо и приостанавливаясь, хлопая испуганными и слезящимися серыми глазами. Не сводя глаз с нее, без промедления осознаю, что светловолосая девушка имеет какое-то отношение к произошедшей аварии и раненому молодому человеку. -Простите, я…совсем недавно к вам поступил молодой человек — Дженк Карачай. Как его состояние? В какой он палате? Мне нужно его увидеть, пожалуйста, позвольте мне его увидеть, — каждое слово слетает с ее алых губ с титаническими усилиями, заглушается пронзительными рыданиями. Меня обдувает струей холодного кондиционированного воздуха, и я забываю, что собиралась делать, охваченная развернувшейся передо мной сценой. -Да, подождите пару секунд, госпожа — отвечает приятный женский голос. Стук пальцев по клавиатуре стоящего перед ней компьютера. Короткое молчание и внимательный взгляд из-под очков в черепаховой оправе. — Вы его близкий родственник? -Да, Зейнеп Кая, невеста господина Дженка, — прищуриваю глаза, машинально поправляя рукав пиджака, в то время как девушка медленно разворачивается, прикладывая руку к округлившемуся животу.