Приручение ножен

      Я настолько углубился в очередные писульки, принесённые управляющим, что даже не услышал, что происходит за стенкой в купальнях. Отвлёкся от документов я только тогда, когда мокрый с ног до головы Фар в полуформе забежал ко мне в покои, прячась у меня за спиной. За ним в дверях появилась разгорячённая горничная в мокром платье и с ковшиком в руках. — Что здесь происходит? Уна, ты что делаешь? Помыть Фара было приказано сыну кухарки, а не тебе. — Ага, долго ждать будешь исполнения приказа. Я мимо проходила и рычание, доносившееся из купален, услышала. Захожу, значит, туда и вижу: мальчишка этот стоит ни жив, ни мертв с ковшиком в трясущейся ручонке, а ягуар твой рычит на него и смотрит, будто сожрать его хочет. Я сама тогда воды плеснула в морду эту пятнистую, а он как начнёт бегать от меня по купальням. И как же его мыть, если он даже намочить себя не даёт, носится, как бешеный? — А нечего меня водой поливать. Я не цветочек садовый, чтоб меня поливать! — донеслось из-за моей спины. — Как же ты тогда мыться собрался, мистер Нецветочек? — Я вообще не моюсь, а вылизываюсь как все нормальные коты. — И ненормальные люди. — Сама ты ненормальный людь! — Так, хватит! — прервал я перепалку, — Уна, спасибо, а теперь иди, — горничная с видом победителя направилась обратно в купальни, — И сына кухарки с собой забери, — крикнул я ей вслед. — Удачи оставаться со своим домашним комком безумия, — донёсся ехидный голос откуда-то из соседней комнаты. Видимо, Уна выходила через бывшие покои Пушистого. — Бе-бе-бе, с домашним комком безумия, — кривлялся Домифар, изображая Уну, — Сама ты комок безумия с ехидно-стервозными наклонностями, — он показал язык стене, из-за которой донеслась последняя фраза горничной. — Фар, мы же с утра договорились, что ты сейчас должен помыться. Я же тебе даже мальчика дал в помощь. Скажи мне, солнце ты моё распушистое, что пошло не так? Почему ты даже просто помыться не можешь без происшествий? — А почему ты меня не предупредил, что там вода будет?! — Да потому что это и так понятно. — Мне не понятно! Мне вообще вода вредит только. Я из-за неё воспламеняться не могу! Вот полюбуйся только, что эта стерва в юбке натворила! — тут Фар зажмурился и весь напрягся. Капельки, стекавшие по его шерсти, с тихим шипением стали превращаться в пар. — Видишь, видишь? Из-за этой воды твоей и той мышеголовой у меня только облака вместо огня получаются. — Фар, послушай, тебе ближайшие сутки огонь не понадобится. — Понадобится! — Зачем? Через несколько часов будет ритуал, а потом ночь. Всё время до ритуала мы проведём в купальнях, а ночью будем спать. Зачем тебе огонь? — Надо! — крикнул он и, до конца обратившись в ягуара, забился по кровать. Меня окатило волной его обиды и страха, а потом снова стала появляться огненная стена, не дающая мне чувствовать Пушистого. Я понял, что если сейчас ничего не сделаю, то хрупкое доверие, которого я так долго добивался, разобьётся на мелкие осколки. — Фар, ты чего так расстроился? Иди сюда, — мягко позвал я, садясь на пол у кровати, — Поверь, у меня ведь даже в мыслях не было, что ты будешь из-за воды волноваться. Я не хотел тебя обижать. Мы же с тобой меч и ножны, а значит, мы единое целое. Мне плохо, когда ты страдаешь. Поэтому вылезай и расскажи мне, что случилось. Я же очень хочу тебе помочь, но просто не знаю в чём проблема. — Честно? — Фар немного высунулся из-под кровати. — Честно-пречестно, — Пушистый в полуформе вылез окончательно, сев рядом со мной. — А снова ругаться не будешь? — он забавно наклонил голову вбок. — Не буду. Только пошли в купальнях мне всё расскажешь, пока я с тебя всю пыль подкроватную смывать буду. — Я туда больше не пойду. — Почему? — Я… я воды боюсь, — он смешно зажмурился, словно ожидая, что я буду на него кричать. Но я лишь потрепал его по пятнистой макушке. — Вроде большой и страшный хищник, а сам боится всего на свете. Пошли, трусишка, будем перебарывать свой страх, — я взял его за руку-лапу и повёл в сторону купален. — И что теперь? — спросил он, стоя на последнем сухом клочке пола. — Теперь я сниму одежду, а ты перекинешься в человека, — я отошел в сторону скамьи для одежды, скидывая всё с себя. — А потом? — А потом ты сядешь вон в ту ванну, а я тебя буду мыть. Он, смешно стараясь касаться как можно меньше луж на полу, подошел к ней и, заглянув внутрь, тут же отпрыгнул. — Она же наполнена водой! — Я знаю. — Но мне страшно! — Даже если мы возьмём совсем чуть-чуть? — я зачерпнул немного воды в ковш, — Вот столько, к примеру. — Всё равно боюсь. — А если вот так? — я набрал воды в маленькую крышечку от кувшинчика с маслом для ванн. Фар зажмурился и покачал головой, — Неужели даже так страшно? А может не вода тебя пугает, а просто ты готовиться к ритуалу не хочешь? — Я-я боюсь потерять огонь, — Пушистый говорил тихо, смотря в пол, — Он меня всегда защищает. А каждый раз, когда у меня получаются лишь облака вместо пламени, я боюсь, что навсегда его потеряю. Без огня я чувствую себя совсем маленьким котёнком. У людей есть очень много страшных вещей. Но я не так сильно пугаюсь, пока знаю, что смогу сжечь их, если меня захотят убить. — Фар, ты чего? Тебя никто не собирается убивать. Не нужно так всего бояться. — Легко сказать! — горько усмехнулся он, — Да я же всю жизнь почти в лесу прожил. Ты знаешь, как я первое время всех этих ножей-вилок шугался? А когда карету впервые увидел? Смотрю, несётся прямо на меня зверина огромная, больше лося. Да я ж чуть не помер от ужаса! И это ещё, учитывая, что у меня тогда огонь был и уверенность, что смогу себя защитить! — Фар сорвался на крик, — А ты мне сейчас предлагаешь без единственной защиты остаться?! Тебе-то легко ты всеми этими вещами с котячества пользуешься! А мне каково сейчас подумал? Не бойся говоришь! Как тут не бояться, когда вы, люди, столько всякой страхомутины напридумывали?! Да я ж понятия не имею, зачем нужна каждая вторая вещь в этой комнате! — Тише-тише, — я подошел к Пушистому и обнял его, — Давай превращайся в человека. Всё будет хорошо, веришь мне?       Фар немного подрагивал после крика, но всё равно подчинился, перекинувшись из полуформы. Оказывается, без всех его ягуарьих штучек ростом он мне по плечи. Домифар жался ко мне и цеплялся руками точно также, как и при встрече с магами в лесу, только теперь он был человеком. Абсолютно голым и безумно красивым. «Чертовски хочу взять его прямо сейчас. Чтоб эти маги подавились своим ритуалом и дурацкими запретами!» Пушистый сильно смущался и смотрел в пол, ожидая моих следующих действий. Я, пользуясь моментом, подхватил его под коленями и усадил себе на бёдра. Оказавшись на весу, он поднял на меня свои бездонные глаза. — Ч-что т-ты собираешься д-делать? — его голос сильно дрожал, выдавая страх хозяина, и без того наплывавшего на меня волнами. — Ничего особенного. Просто помою тебя, — шаг в ванну. Теперь я стою по колено в воде, а Пушистый цепляется за меня, как утопающий за спасательный круг. — Я боюсь. Может всё-таки не надо? Я здорово умею вылизываться в ягуарьем обличии… Людям вроде даже нравится смотреть на то, как кошки умываются, — его последние попытки остаться сухим. Тихий всхлип. Пытается надавить на жалость. Но от побега от проблемы она не исчезнет. — Ты лучше отвлекись от воды, расскажи мне что-нибудь о себе. — Но я не знаю с чего начать… — Начни с начала. Только не оглядывайся на воду, смотри мне в глаза. — Хорошо, я постараюсь, — он глубоко вздохнул, пытаясь унять дрожь в голосе, — Родился я далеко от всех человеческих городов. Моя мама огненная ведьма-отшельница поселилась на склоне горы. Наш домик, где я родился и жил почти всю жизнь, стоял на границе леса: если спускаешься ниже приходишь в лесную чащу, а если поднимаешься вверх попадаешь на луга, где много-много разных трав и видно другие горы. А мой отец был стихийником землевиком как Орнито. Но жил я всегда только с мамой, отец с нами даже просто с ночевкой не оставался. Но зато он часто нас навещал днём. Он многому меня обучил: показал, как охотиться, прятаться в лесу и заметать свои следы, запоминать и не путать нужные тропы, бегать по деревьям, не касаясь земли, — Фар настолько увлёкся своим рассказом, что даже не заметил как я начал медленно опускаться в воду, — А когда отец уходил обратно в клан, я очень много времени проводил с мамой. Из-за этого я пропитался её энергией и стал огненным, а не земляным, как думали сначала родители. Мама меня учила пользоваться пламенем и некоторым другим простым заклинаниям вроде невидимости. Благодаря её старинным ведьминским томам я умею читать, писать и знаю названия и свойства многих растений. Мы часто с ней ходили на луг за травами. Я любил искать там цветы из книг или бегать за бабочками с божьими коровками. У меня было очень счастливое котячество, — углубившись в воспоминания Пушистый не замечал, что уже сидит в воде у меня на коленях. Он закрыл глаза умильно улыбаясь, а я, не удержавшись, поцеловал его кончик носа. От этого он резко распахнул глаза и, увидев воду, поднял на меня взгляд, полный ужаса. Меня окатило волной его оцепеняющего страха. Он беззвучно открывал рот, не в силах что-то произнести. «Нужно снова его отвлечь» — мелькнуло у меня в голове перед тем, как я впился в его губы. Я целовал нежно, но жадно. Наконец-то, дорвался… Обведя языком его губы, скользнул в чуть приоткрытый от неожиданности ротик. Медленно прошелся по его длинным и острым клыкам и устремился дальше. Воздух в лёгких слишком быстро заканчивался. Нежно погладил его щечку с внутренней стороны на прощание и разорвал поцелуй. — Ч-что это было? — Фар ошарашенно смотрел на меня, кажется, даже забыв про воду. — Мне нужно было тебя отвлечь, чтоб у тебя тут сердце от страха не остановилось, — спокойно сказал я, набирая воды в ковш, — Ещё это тоже часть подготовки к ритуалу, а теперь закрой глаза. Я хочу смыть подкроватную пыль с твоих волос. — А огонь? — Уверен, от небольшой ванны твой огонь никуда не денется, — я успокаивающе погладил его по щеке и начал медленно поливать его волосы. Фар забавно жмурился и фыркал, когда вода попадала в нос или рот. А когда я смыл с его волос мыльную пену, он совершенно по-детски начал с ней играть, собирая её в кучку и пытаясь сделать из неё какую-то фигурку. Я поймал себя на мысли, что нахожу всё больше сходств между Пушистым и моим образом из мечты. Улыбнувшись этому, я стал намыливать тело Фара. Тот от новой пены пришёл в восторг. Он начал собирать её с себя и намазывать на меня, обводя татуировки. Набрав особенно большой мыльный комок, Фар прилепил его мне на подбородок. — Теперь ты бородатый дядька, — он заливисто засмеялся, — Почему ты не сказал, что мыться так весело? Я скинул свою «бороду», чтобы не мешала говорить. — Потому что не знал, что ты будешь так радоваться пене. — Это называется пена, да? Она похожа на снег, но не холодная и вкусно пахнет. Это так здорово! А можно я её съем? — Фар держал очередной мыльный комочек и пристально его рассматривал. — Не советую этого делать. Живот потом болеть будет. А что это за царапинки у тебя на спине? — Где? — вместо ответа я аккуратно дотронулся до свежих ранок, — А, это я с углом от скамейки, на которую ты вещи сложил, встретился. Поскользнулся, пока от той поливательницы убегал. — Ясно, когда вылезем из воды, нужно будет тебя маслом заживляющим помазать, — я продолжил мыть свои ножны, а он — забавляться с пеной. Позже выяснилось, что Фар боится щекотки. Он дергал ногами, не давая мне вымыть его стопы.       Когда с водными процедурами было наконец закончено, мы оба насухо вытерлись и я, взяв несколько кувшинчиков с маслами, направился в сторону пустой скамьи. — А что теперь? — Фар пошел следом за мной. — А теперь ты сядешь ко мне на коленки и я твои царапинки маслом помажу, — он сел ко мне спиной так, что его шея оказалась на уровне моего подбородка. Такая белая и хрупкая. Поддавшись соблазну, я легонько прикусил кожу чуть выше седьмого позвонка. Ответом мне был тихий «аах». Спустился взглядом ниже и понял, что его аппетитная попка находится в опасной близости от моего члена, начинающего заинтересованно подниматься. До ритуала примерно полтора часа, а мои тормоза сдадут значительно раньше, если Пушистый продолжит так сидеть. Чтоб магам пусто было со всеми их правилами и запретами! — Фар, сядь пожалуйста боком и ближе к краю. — Зачем? — Мне так проще будет, — немного нервно ответил я, только сейчас понимая на что подписался. Фара нужно будет растянуть, чтоб ему не было больно на ритуале, и при этом не сорваться. А он ведь ещё будет стонать. Не сорваться… Пока читаешь свиток, это кажется в разы проще. От картинки со стонущим Фаром, всплывшей перед внутренним взором, член встал по стойке смирно. Вдох-выдох, главное не сорваться. — Геллир, не смотри на меня так. Мне же страшно, — оказывается, всё это время я пристально разглядывал Фара. — Прости, — я перевёл взгляд на небольшой кувшинчик и обмакнул пальцы в масле, — Скажи, если будет больно, — аккуратно дотронулся до ранок, начиная их обмазывать и постепенно спускаясь ниже. — П-прямо сейчас? — немного вздрогнув, спросил Домифар, когда я достиг входа. — Не беспокойся. Мы же утром договорились, помнишь? — он кивнул, но всё равно в страхе сжал сфинктер, — Расслабься, я не сделаю тебе больно.       Я успокаивающе его поглаживал, ожидая пока мышцы перестануть препятствовать проникновению. Фар уткнулся мне в грудь, чтобы спрятать смущение. Приподняв за подбородок, я нежно поцеловал сладкие губы. От этого он расслабился и я начал потихоньку проталкивать внутрь фалангу за фалангой, ласково поглаживая стенки. — Ощущение будто в меня влез большой червяк — сказал Фар после поцелуя, немного пошевелив попкой. — Подожди немного всё только начинается, — улыбнувшись, ответил я и ввёл второй палец. После недолгих поисков нашёлся заветный бугорок. От пары касаний Домифара выгнуло дугой, он протяжно застонал. Опомнившись, он зажал рот руками и удивленно посмотрел на меня. — Наслаждайся и не сдерживай себя, я хочу слышать твой голос, — я убрал его руки и стал вырисовывать восьмёрки на простате. Наградой мне стали новые стоны, от одного звука которых можно было бы кончить. Второй рукой я оглаживал его бока, не забывая ласкать соски, превратившиеся от возбуждения в твёрдые бусинки. Его член встал и немного подрагивал, когда Фар прогибался от новых восьмёрок. Его наслаждение, смешанное со стыдом, пробивало меня до мурашек дикой волной. Скоро два пальца стали свободно проходить и к ним добавился третий. Я ловил его стоны губами, спускаясь свободной рукой всё ниже. Огладил головку, собирая выступившую смазку, спустился по стволу, обводя набухшие венки, вернулся к уздечке, чуть надавливая на неё. Я буквально чувствовал, как у Фара звёзды вспыхнули перед глазами. Он бурно кончил, крича от наслаждения. Но пальцы продолжали делать своё дело: то расходясь в стороны, то вновь собираясь вместе и не прекращая поглаживать простату. От всех его стонов, криков и ощущений хотелось кончить. Так же бурно как он, дрожа всем телом. Я положил его ладонь на свой колом стоящий член и начал двигать. Фар быстро понял что нужно делать. Я целовал его шею и плечо, которым он был повёрнут ко мне, оставляя яркие засосы. Рукой ласкал его вновь вставшую плоть, нажимая на головку. Он закричал, выстанывая моё имя, и парой секунд позже отзеркалил мои ласки. Почувствовав, что финал близко, я с рыком укусил его за плечо и нажал на простату. Перед глазами всё взорвалось: и звёзды, и радуги, и странные пятна, рассыпаясь разноцветными искрами. Мои и чужие ощущения слились воедино. Нас одновременно накрыло безумной волной, голова окончательно перестала работать.       Мы сидели, стараясь отдышаться. Животы и ноги были в сперме. — Пошли, нужно смыть с себя всё, — я первым пришёл в себя, — А потом одеваться. — Не знал, что так бывает, но мне понравилось, — Фар потёрся носом о мою шею, приводя дыхание в норму.