II
Заметив восьмидесятипушечный линейный корабль французской постройки, но под английским флагом, испанский галеон «Сан Томас» почел за лучшее сменить курс, чтобы очутиться ближе к побережью Эспаньолы со своими сорока пушками на борту. Англичане преследовать не стали, и капитан вместе с высокопоставленным пассажиром галеона только вздохнули с облегчением, когда из укромной бухточки изрезанного берега вывернулась невеликая посудинка без всякого флага и недвусмысленно направилась наперерез. — Кажется, нам повезло, — усмехнулся вице-адмирал Крофорд, наблюдая с полуюта «Викторьез», как с плеском уходит в воду ядро из носовой пушки «Атропос», направленное поперек курса испанца. — Если это дырявое пиратское корыто сейчас утопят, мы довольно близко, чтобы успеть их вытащить. Боцман Хэйтон, единственный из старых товарищей Блада, оставшийся на борту «Викторьез», хмыкнул и без особого уважения покосился на вице-адмирала. — Корыто, может, и утопят, но вытаскивать никого не надо. Хорошо мы этого испанца пуганули, как раз на нужное расстояние. — Мы. Не собирались. Никого пугать, — с расстановкой изрек Крофорд, и корсарский боцман покорно склонил голову. — Виноват, господин вице-адмирал. Крофорд хмыкнул тоже: — Займись делом, висельник. Курс на Французскую Эспаньолу, — и заметив, как дернулся Хэйтон, прибавил вполголоса: — Пока отойдем из зоны видимости, бой уже должен быть кончен. Он и кончился быстро. Капитан «Сан Томаса» переоценил свое превосходство в пушках и не учел ветер, благоприятствовавший корсарам. Бортовой залп по носу атакующей «Атропос» достиг цели, но сделать поворот оверштаг испанцы уже не успели. Джереми Питт переложил руля, приводя тяжелеющий корабль к ветру, наспех скрепленные мачты выдержали полный груз хлопнувших парусов, десять пушек плюнули картечью по палубе испанцев — и крючья с палуб и вантов намертво сцепили бывшую «Санта Нинью» с желтым бортом «Сан Томаса». Защитники, сохраняя полное спокойствие, дали слитный залп из мушкетов, но тут же смешались под вдвое более сильным огнем. Вторая ошибка испанского капитана была куда простительнее — испанцы никак не могли догадаться, что с половиной команды с «Викторьез» команда «Атропос» имеет исчерпывающее численное превосходство. Боцман Снелл не хуже Хэйтона водил авангарды абордажных отрядов. Проворный, как кошка, сверкая загорелой лысиной, он перемахнул с полубака «Атропос» на высокую желтую корму и, прыгнув с трапа, огрел испанского капитана рукоятью сабли по голове. Пассажир «Сан Томаса», молодой и проворный, несмотря на внешнюю хрупкость, несомненно прирезал бы старого боцмана, если бы по вантам в этот момент не спустился уже второй абордажный отряд под командой самого Блада. Занесенная над Снеллом толедская сталь лязгнула о такую же сталь, и кабальеро отпрыгнул к перилам. — Сдавайтесь, — предложил ему Блад по-испански. — Мне не нужны ваши жизни. Кабальеро ответил цветистым ругательством и бросился в атаку. Увы, Снелл как раз успел вскочить на ноги и очутился между ним и Бладом. Клинок прошел над лысиной, и низенький боцман без затей двинул кабальеро в челюсть. Тот отшатнулся к перилам, и тут спрыгнувший сверху Тренем вышиб его шпагу и отбросил подальше. — Ну и зачем? — укорил Блад. Снелл тоже ответил ему длинным богохульством, правда, по-английски. Поистине, Бладу было тут особенно нечего делать, его люди и сами прекрасно справлялись. Он лишь громко повторил предложение сдаться с заверением, что жизни пленников ничто не угрожает. Слова подоспели вовремя — испанцы, обескураженные падением капитана, увидели многочисленный арьергард корсаров под командованием Огла и вознамерились дорого продавать свои жизни. — С чего нам верить английским собакам? — гаркнул с полубака офицер, вокруг которого сбились в кучку два десятка озверевших от близкой гибели матросов. — Я капитан Блад, — был ответ, и боевые вопли немедленно стихли. Корсары тоже остановились, и испанцы с мрачным видом начали выходить вперед, складывая оружие на палубу. Надо же, все-таки его славу на Мэйне еще не забыли! Он пощупал пульс оглушенного испанского капитана и вздохнул с облегчением — похоже, Снелл его не прикончил. Забытый кабальеро не вовремя шевельнулся, потянувшись за кинжалом, и тотчас оказался скручен корсарами. — Отнесите его к испанцам, — приказал Блад, указывая на капитана. — Только поаккуратнее, его очень здорово приласкали. А вам, сеньор, придется назвать мне свое имя и назначение этого корабля, поскольку его капитан мне ответить не в состоянии. — Я дон Родриго де Кейрос, посланец его величества короля Филиппа, — хрипло ответил кабальеро, сколь возможно высокомернее вскинув растрепанную голову с уже распухающей челюстью. — Мы шли в Сан-Доминго. — Прекрасно, дон Родриго, о вашей миссии вы мне еще расскажете, — стянув перчатку, махнул рукой Блад. — Хагторп! Пленных запереть пока в трюме! Тренем, снимайте шлюпки с «Атропос», пусть следуют за нами на буксире. Снелл, перегрузить все ценное на борт этого галеона и отцепить крючья! — Жаль «Атропос», капитан, — пробормотал Тренем, с грустью глядя на кренящийся пришвартованный корабль. — Как я в глаза Волверстону посмотрю? Блад положил руку ему на плечо. — У нас нет времени пытаться удержать ее на плаву. — Нечего удерживать, капитан, в трюме уже воды было по горлышко, — потирая лысину, мрачно добавил Снелл. — Все мало-мальски ценное я сложил на баке, только пушки вот жалко — не перегрузим. Надо отцеплять, пока она нас не перевернула. А Волверстон нас простит, если нам повезет в Сантьяго. Кабальеро, высокомерно стоявший, пока ему вязали руки его собственным шарфом, вдруг дернулся в сторону Блада. — Вы сказали, Сантьяго? Какого дьявола вам нужно в Сантьяго, собаки? — А вот это, сеньор, совершенно не ваша забота, — не слишком деликатно отрезал по-испански Блад, с грустью оглядывая медленно опускавшуюся палубу «Атропос» и вспоминая свою «Арабеллу», погибшую так же. — Вы хотите напасть на Сантьяго? — вскрикнул испанец, пытаясь вырваться у держащих его корсаров. — Развяжи мне руки, мерзавец, или убей немедленно! Блад удивился этому внезапному взрыву негодования. — Какое вам дело до Сантьяго, дон Родриго? Вы, кажется, сказали, что шли в Сан-Доминго? — Не твое дело, пес, — всхлипнул испанец, наконец сообразив, видимо, что его крики и угрозы совершенно бесполезны. — Вы возбудили мое любопытство, — насмешливо возразил ему Блад и добавил, немного подумав: — Однако если вас это успокоит, скажу вам, что мы не намерены нападать на Сантьяго. Хагторп! Заберите этого сеньора в какую-нибудь каюту и приглядите, чтобы не разбил себе голову, пока я найду время с ним поговорить. Питт, к штурвалу! Снелл, займись делом, мы очень спешим. «Викторьез» давно растаяла на горизонте. Мачты «Атропос» под барабанный бой нескрываемо опечаленных корсаров скрылись под водой еще до того, как «Сан Томас» развернулся, взяв курс на острова Пуэрто-Рико. — Хороша посудина, Питер, — восхищенно сказал Джереми капитану через пару часов, когда он успел осмотреть корабль и устроить под грот-мачтой немногочисленных раненых. — На «Арабеллу» похожа. Ничего удивительного в сходстве не было — «Сан Томас» сошел с тех же кадисских верфей, что и «Синко Льягас», и, скорее всего, почти в то же время: уж больно складно выглядели его обводы, да и расположение орудийных портов в шпангоутах указывало на расчеты по новейшему английскому образцу. Закрытая батарейная палуба, прямые паруса на бизани, высокие надстройки, ненужные для линейных кораблей, которым от абордажей не отбиваться, но такие красивые... Предназначенный, как и «Арабелла», для дальних одиночных рейдов, трофейный желтый фрегат показался Бладу удивительно родным и симпатичным. Радовало и то, что он не особенно пострадал — по приказу Блада свободные от вахты корсары усердно наводили порядок, устраняя все признаки захвата. Фрегат шел ходко и ровно, белая громада парусов свободно захватывала попутный ветер, и Джереми у штурвала просто светился от удовольствия. — Завтра утром будем в Сантьяго, Питер, если ветер не переменится. Ты уже придумал, как сойдешь на берег? — Еще нет, Джереми, но у меня есть время. В Сантьяго сразу соваться не стоит, пока пойдем на Виргинские острова. Попробую еще расспросить этого Родриго де Кейроса, чего он так взволновался о Сантьяго. Глядишь, узнаем что-нибудь полезное. — На кой черт нам Виргинские острова? — спросил недоумевающий Питт. — Крюка давать целый день, и неведомо еще, кого мы там встретим! — Нам же надо высадить где-то испанцев, — невозмутимо ответил Блад. — Высади их на Исла-де-Мона — и на обратном пути будешь иметь дело со всей эскадрой Эспаньолы! А если мы кого-нибудь встретим на ост от Пуэрто-Рико, то и хорошо — все будут знать, что мы идем из Испании. — Снелл в трюме малагу нашел, — радостно сообщил подошедший Том Хагторп. — Хорошая малага! Пропустим по стаканчику, капитан, за нашу первую удачу в этом походе? Блад улыбнулся — да, пожалуй, на удачу им пока жаловаться грех. Даже потеря «Атропос» не слишком огорчала — уж больно трофей был хорош! Если удастся освободить Волверстона, вряд ли он будет сильно расстроен такой заменой. Хотя отдавать желтый фрегат Бладу уже не очень хотелось. Дон Родриго де Кейрос обнаружился в кормовой рубке под присмотром двух матросов. Руки ему освободили, и пленник сидел на рундуке, повесив голову и всем видом являя картину безнадежных раздумий. — Могу я узнать, дон Педро Сангре, каковы ваши намерения относительно меня? — Откройте рот, — вместо ответа велел ему Блад, вынув из кармана прихваченную в кубрике ложку. Пленник повиновался не от уступчивости, а скорее непроизвольно, от удивления. Блад проверил его распухшую челюсть, ручкой ложки постучал по зубам — не шатается ли какой. — Повезло вам, дон Родриго — боцман наш обычно скулы сворачивает и вышибает зубы с одного удара. Что до остального — я уже сказал вам, что не собираюсь отнимать у вас жизнь. Разумеется, вы задержаны как заложник, но чтобы решить вопрос вашего выкупа, мне нужно знать о вашей миссии. Предупреждаю, дон Родриго, мое решение будет зависеть от вашей нынешней откровенности. — Много вы за меня не получите, — невесело усмехнулся кабальеро, ощупывая пострадавшую челюсть. — Хоть я и облечен доверием короля, особого дохода это не приносит, да и все остальное семейство де Кейрос не слишком богато. — Вы португалец, дон Родриго? — Да. — Что привело вас в Сан-Доминго? — По поручению его католического величества вез губернатору Эспаньолы награду за преданную службу и очистку Карибского моря от проклятых корсаров. Право, моя миссия удалась бы лучше, если бы награду заслужили все испанские губернаторы! Самоирония и выдержка пленника все больше нравились Бладу. — Дон Родриго, я мог бы вас обыскать, но надеюсь, вы выполните просьбу... Не сочтите за похвальбу, но я понятия не имею, в чем может выражаться награда его католического величества за очистку Карибского моря от проклятых корсаров! Дон Родриго усмехнулся в ответ: — Пожалуйста, посмотрите до времени, — и заработал еще очко в свою пользу, демонстрируя не только самоиронию, но и должную смелость. Полез в карман, вынул плоский футляр. — Орден Святого Якова Компостельского. И письмо его величества дону Хайме де Гусман. — Высший орден Испании! — присвистнул Блад, с искренним любопытством рассматривая блеск рубинов и бриллиантов в черном бархате. — Видеть мне такие кресты доводилось, но в руках еще никогда не держал. — Вы были в Испании? Впрочем, еще в Мадриде, где вы крайне, хоть и в дурном ключе, популярны, я слышал сплетни, что капитан Блад сражался когда-то в испанской армии. — В армии союзных голландцев, а точнее — во флоте. Еще два года провел в гостях у святой инквизиции в Севилье. — У инквизиции? — поразился дон Родриго. — Святые отцы два года держали еретика, но так и не сожгли? — Я католик. — Тогда чем вы заинтересовали святую инквизицию, дон Педро? Блад решил не тратить время на откровенности с доном Родриго, а скорее навести справки о его делах в Сантьяго. — Допустим, мне не понравилось, как союзники голландцев обходятся с пленными. — Разве пираты обходятся лучше? — ожидаемо вспыхнул кабальеро. — За всех не скажу, но меня, по крайней мере, еще никто в таких гадостях не обвинял! — Мало ли гадостей вы натворили год назад в Картахене? Блад неожиданно вспыхнул тоже — судьба Картахены после предательства де Ривароля на всю жизнь должна была омрачить его совесть. — Тогда его католическое величество и всякий испанский идальго отвечает за тех мерзавцев, которых я прикончил в Голландии, в Бриджтауне и много где еще в этих водах. Именно поэтому я и сражался против испанцев. Что до Картахены — за это несчастье отвечаю не я, а король Франции и покойный ныне командующий его флотом на Карибах барон де Ривароль. Покойным, кстати, его сделали мои ребята, пусть и не я лично. Могу также сказать вам, что на момент начала грабежа меня в городе не было, пусть это и слабое оправдание. Дон Родриго помолчал. В каюту ввалился Бенджамен и с самой серьезной миной принялся накрывать на стол. — Дон Педро... — начал негромко пленник и тут же сделал извиняющийся жест. — Простите. Если вы позволите мне... — Позволяю. Что вы хотели сказать, дон Родриго? — Если таково ваше отношение к нападению на мирные города... Что вам понадобилось сейчас в Сантьяго? — Я уже сказал вам, дон Родриго, что на Сантьяго я нападать не собираюсь. А вот вы мне еще не сказали, что вам до того Сантьяго. — Я собирался зайти туда по личному делу, выполнив поручение его величества на Эспаньоле. Но теперь, в роли пленника, мне, наверное, нечего надеяться сойти на берег. — У вас там родня? Дон Родриго слабо улыбнулся. — Именно. Там живет моя двоюродная сестра, с которой мы выросли когда-то вместе в Сантарене. Можете представить себе, как я испугался, подумав, что на Сантьяго собираются напасть пираты! — С женщинами я не воюю, дон Родриго, вы могли бы не волноваться за вашу кузину, — усмехнулся в ответ Блад. — Но сойти на берег там вам действительно вряд ли удастся. Однако если вы захотите передать что-нибудь вашей кузине, возможно, я могу выполнить просьбу — в конце концов, нам же надо поставить в известность вашу родню о том, что вы ожидаете выкупа. — О, благодарю вас, дон Педро, но это вряд ли возможно! — дон Родриго почти засмеялся. — Сомневаюсь, что вы пожелаете ради моей просьбы соваться прямо в дом губернатора! Блад всерьез насторожился. — А что, ваша кузина... — Донья Эрнанда де Кейрос, ставшая супругой дона Хайме де Вилламарга, нынешнего губернатора Сантьяго-де-Пуэрто-Рико, — отчеканил дон Родриго, заметно скривившись. — Дон Хайме?.. Погодите! В мозгу Блада сверкнуло ослепительное воспоминание. Он бросил на рундук орден, который по-прежнему вертел в руках, и требовательно протянул ладонь к дону Родриго. — Дайте королевское письмо. Да скорее же, дайте! — Пожалуйста, — лицо дона Родриго обрело несколько презрительное выражение. — Вы же все равно можете обыскать меня, верно? — Простите, дон Родриго, за эту грубость, — торопливо извинился Блад, разворачивая письмо. — Причина ей — тревога, подобная той, что вы испытали за вашу двоюродную сестру. — У вас там женщина, дон Педро? В Сантьяго? — искренне поразился португальский кабальеро. — И она в опасности? Блад от неожиданности чуть письмо не уронил. И прежде, чем заговорить, старательно откашлялся. — Нет, дон Родриго, вы ошиблись. Впрочем, скорее это я ошибся в причинах вашего беспокойства. Дон Родриго густо покраснел. Блад холодно смотрел на него, пока договаривал медленно и с расстановкой: — Кроме того, меня, признаться, еще сильнее удивляет теперь это беспокойство. Куда выгоднее было бы вам помочь мне напасть на Сантьяго. На мгновение показалось, что пленник на него сейчас бросится. Но потом, очевидно, дон Родриго решился быть справедливым и обвинить в промахе истинного виновника, то есть, самого себя. Он закрыл лицо руками и истерически рассмеялся. — Матерь Божья, что я такое сказал! И кому! Его было почти жаль — действительно, крайне нелепое положение. Простодушный, вспыльчивый и, несомненно, отважный дон Родриго почему-то на редкость нравился Бладу. Может, потому, что он был не испанцем, а португальцем. — Считайте, что сказали это врачу, а не пирату. Врач обязан хранить тайны. Впрочем, и пират — конфидент безопасный, потому что законному мужу и губернатору Сантьяго уж точно ничего не расскажет. Да и расскажет — не поверят. — Я... Меня не то беспокоит! Дон Педро, вы скверно подумали о донье Эрнанде! — воскликнул дон Родриго в явном отчаянии. — Ну да, я действительно люблю Эрнанду! С самого детства и только ее! Но семейство Кейрос — очень бедное, а португальцы в Испании, вы знаете, люди низшего сорта. Пока я был на королевской службе, Эрнанду выдали замуж. Этот дон Хайме... Я пристрастен, конечно, но он тупая самовлюбленная скотина! А Эрнанда... Эрнанда меня не любит, но я знаю, что она очень несчастна. Я не видел ее вот уже несколько лет, не получал от нее ни одного письма и хотел просто увидеть ее! И да, я очень за нее опасаюсь! Блад не очень хотел бы выслушивать все эти признания, но искренняя тревога дона Родриго за репутацию возлюбленной кузины тронула его сердце. Кроме того, если уж проникать в дом губернатора, хорошо бы узнать об этом губернаторе как можно больше. — Вы слишком торопливы, дон Родриго, — мягко сказал он. — Я не делал никаких поспешных выводов о донье Эрнанде. Кроме того, — прибавил он, в глубине души удивляясь собственной разговорчивости, — я хорошо знаю, что такое тревога за любимую женщину. — Вам, пожалуй, должно быть даже труднее, чем мне, вы же вне закона, — вдруг сочувственно сказал дон Родриго. — Впрочем, я не жду от вас ответной откровенности и прошу прощения за мою, которая была чрезвычайно неуместна, особенно от вашего пленника. Блад рассмеялся — дон Родриго оказался не только простодушным, но еще и добрым человеком. Хорошо, что среди испанцев не так много настолько симпатичных португальских кабальеро, иначе воевать бы стало чрезвычайно сложно. — Вы очень добры, дон Родриго. Мои пленники нечасто мне хоть в чем-то сочувствовали. Дон Родриго засмеялся в ответ. — Может, они нечасто сознавались вам по случайности в таких вещах, в которых сознаются лишь самым близким друзьям или родственникам? О моей любви к Эрнанде знает только один мой друг и кузен Педро, который вырос вместе с нами. Вы мне его даже чем-то напоминаете внешне, хотя глаза у него не синие, как у вас, а карие. Блад мысленно поставил в памяти зарубку — простодушная доверчивость дона Родриго могла сослужить ему огромную службу. Не причинив, впрочем, при этом никакого вреда самому кабальеро, которому Блад, движимый внезапным порывом, вдруг подал руку. — Забудьте, дон Родриго. Надеюсь, вы не откажетесь пообедать со мной и моими офицерами? Вернув рукопожатие, кабальеро совсем растерялся и смог лишь озадаченно кивнуть. Впрочем, на взгляд Блада, дон Родриго сохранил завидное самообладание после всего, что с ним произошло. Он даже мог есть, причем очень аккуратно, демонстрируя прекрасное воспитание. Корсары жевали торопливо, то и дело кидая вопросительные взгляды на своего капитана. Наконец Блад бросил на стол салфетку и постучал ножом по краю стакана. Бенджамен быстро убрал грязную посуду, освободив место на столе. — Дон Родриго, я вынужден просить вас временно удалиться в свою каюту. Впрочем, вы совершенно свободно сможете выходить на палубу, если дадите слово вести себя как положено сдавшемуся на милость победителя. В противном случае, мне придется держать вас взаперти, приставив караул. Португальский кабальеро, несмотря на все свое простодушие, кажется, огорчился отменной памяти Блада, но быстро взял себя в руки. — Ходить в гальюн с часовыми не слишком приятно, — усмехнулся он, вызвав одобрительные ухмылки корсаров, которые понимали по-испански. — Даю вам слово, дон Педро. — Благодарю вас. Когда пленник вышел, Питт внимательно посмотрел в лицо Бладу. — Ты что-то придумал, Питер? Он кивнул в ответ. — Значит, так, ребята. Завтра мы высадим испанцев на каком-нибудь необитаемом островке. Послезавтра на рассвете, если ветер не изменится, будем в порту Сантьяго. Входим под испанским флагом, как самые верные подданные его католического величества. Я высаживаюсь на берег, а вы уходите куда подальше в открытое море и возвращаетесь за мной дня через три-четыре. Вопросы есть? — Что ты собираешься делать, капитан? — осторожно спросил Тренем. Блад улыбнулся и положил между стаканов с малагой письмо короля Испании и футляр с орденом Святого Якова Компостельского. — Вот это позволит мне не просто благополучно сойти на берег, но встретить там самый радушный прием. — А если нет, капитан? — спросил обстоятельный Снелл и тут же получил по лысой макушке от Огла. — Прикуси язык свой поганый! Если нет, скорее всего, нам тоже не удастся унести ноги из Сантьяго, когда мы вернемся за капитаном. — Вполне вероятно, — кивнул в ответ Блад. — Но я почти уверен в успехе. Если наши ребята еще живы, конечно. — Но что ты собираешься делать, Питер? — спросил, нахмурившись, Джереми Питт, разглядывая письмо испанского государя. — Чем тебе поможет в Сантьяго орден, адресованный губернатору Эспаньолы? — Дону Хайме де Гусман, Джерри. А губернатора Сантьяго-де-Пуэрто-Рико зовут дон Хайме де Вилламарга. Снелл, возьмешься подправить это письмо так, чтобы оно мне по-настоящему пригодилось? Боцман почесал лысую макушку, разглядывая драгоценный пергамент с королевской подписью и печатью. — Разве что водой, капитан, у меня ведь ни чернил нужных, ни перьев, да и дело тут непростое... — Вода меня вполне устроит, — Блад усмехнулся. — Будем считать, что нам все-таки повезло! — Но, Питер, — Джереми по-прежнему сомневался. — Если Волверстон и ребята еще живы, как ты собираешься освободить их с помощью этого письма? — Пока не знаю. Зато знаю, что губернатор Сантьяго — тупая самовлюбленная скотина. Что из этого выйдет — поглядим. И еще — в этих водах пока никто не слышал, что «Сан Томас» захвачен. Поэтому на вахтах всем переодеться в испанскую мишуру, ясно? Снелл, ругаться будешь тоже исключительно по-испански. — Уж кто ругается по-испански отменно, так это бывший капитан этой посудины, — буркнул Снелл. — Он что, очухался? — Точно, капитан. И полил меня такой отборной кастильской бранью, что я даже нескольких слов не знал! — Прекрасно, — сказал Блад, поднимаясь. — Пойду осмотрю его, а заодно и побеседую. Дон Родриго, конечно, очень мил и разговорчив, но проверить его сведения не помешает.***
Пленный капитан «Сан Томаса», при появлении Блада враз излечившийся от приступа сквернословия, подтвердил полученные от дона Родриго сведения общего порядка. Проверять личные вопросы Блад не стал. Во-первых, вряд ли дон Родриго делился с этим капитаном, а во-вторых, всеми силами Блад желал скрыть от испанцев цель похода корсаров. Мало ли, когда они сумеют добраться до обитаемой земли? Так что для испанской команды Блад уронил вслух иронично-радостное восклицание, что они захватили «Сан Томас» не на подходе к Сан-Доминго, а все-таки поближе к Тортуге. По этой же причине он не решился допустить дона Родриго до общения с другими пленными и, встретив на палубе, пригласил скоротать вечер за ямайским ромом — не то чтобы деликатесом, но хотя бы диковинкой для человека из Мадрида. Под первую бутылку говорили, разумеется, о большой европейской политике — дон Родриго оказался более осведомлен, чем губернатор Ямайки, куда с немалой задержкой доходят новости даже о британских делах. А новостей было много. Упоминание «Билля о правах» вызвало у пылкого португальского кабальеро бурю восторга. «Акт о веротерпимости», Блад, разумеется, читал и крепко напрягся, ожидая отставки. Однако, к его удивлению, отставки не последовало. Теперь же дон Родриго, морщась от отвращения, сообщил полученные от осведомителей Эскуриала сведения, что католиков в Англии никто не преследует, хотя им запрещены сборища и богослужения, чем немного прояснил положение самого Блада. К счастью, ром действовал, и у выпившего дона Родриго не возникло вопросов по поводу любопытства Блада и касательства всех этих документов до известного пирата. Он даже пошутил: — Так что не заседать вам в парламенте, дорогой мой дон Педро, раз вы сын матери нашей истинной церкви! — Упаси меня Создатель! — вполне искренне откликнулся Блад. — Что еще новенького в Европе? Дон Родриго покачал опустевшую бутылку. — Король Яков и французские войска высадились в Ирландии, чтобы свергнуть Вильгельма Оранского. Его католическое величество возлагает большие надежды на эту экспедицию в смысле торжества над еретиками. — Вот дьявол! — Блад залпом осушил свой стакан и крикнул Бенджамену принести еще рома. Поймав изумленный взгляд, поспешил объясниться: — Видите ли, дон Родриго, я ирландец и католик. Но католика Якова... не люблю. Про себя же подумал, что мечта после отставки вернуться в родные края, похоже, потерпела решительный крах. Если его все-таки скинут за вероисповедание, сиди в Вест-Индии, как мышь в подпечье, и в Европу ни в коем случае не суйся. Дьявол, хоть к Бишопу на Барбадос поезжай! — Сочувствую, — снова изрек добряк дон Родриго. — Давайте поговорим о чем-нибудь другом. — Например, дон Родриго? — Вы знакомы с пьесами дона Педро Кальдерона де ла Барки? — Еще бы! — чуть захмелевший Блад едва на него не обиделся. — Правда, я все равно предпочитаю древнеримских поэтов, но по пьесам Кальдерона даже представления видел! — В Испании? Ох, не за французских пленных вас держала в тюрьме инквизиция! — оторопело заметил дон Родриго. — Впрочем, это не мое дело, дон Педро. Я хотел сказать, что вы мне напоминаете его персонажей. — Неужто Патрика? «Тот горный остров, что зовется для вечной славы Островом Святых...» — процитировал Блад и рассмеялся. — Вы мне льстите! Дон Родриго покачал головой. — Мы же договорились сменить тему и не говорить об Ирландии. — Что же тогда? «Врач своей чести» — это уж скорее о вашей истории! — «Любовь тебя боготворит, честь — ненавидит...» — пробормотал дон Родриго. — Не думаю, что моя история хоть чем-то похожа — дон Хайме де Вилламарга едва ли любит жену. — Что ж, — Блад поднял стакан. — Давайте выпьем за то, чтобы и судьба доньи Эрнанды сложилась счастливее, чем у доньи Менсии. — Кажется, мы сменили тему? — дон Родриго чуть просветлел и даже улыбнулся. — Заговорили о женщинах? — Вторые склянки и вторая бутылка рома, — констатировал Блад, тоже засмеявшись. — Кажется, пора! — Я уже все рассказал, дорогой дон Педро, — запротестовал кабальеро. — А если вы считаете, что пора... — О, нет, дон Родриго, в этой теме я невыносимо скучный собеседник. Я, видите ли, женат. — Вы — скучный собеседник? Не верю! Историю о дочери губернатора Тортуги слышали даже в Эскуриале! — С чего бы? — искренне изумился Блад. Дон Родриго чуть замялся. — С нападения на Картахену. Даже его величество заинтересовало, с каких пор вы сражаетесь на стороне французов... — Неужто эту сплетню скормили аж королю Испании?! — Бладу стало отчаянно смешно. — Это кто ж такой любопытный и доверчивый? Дон Родриго покаянно развел руками. — Ваш знакомец маркиз де Риконете. Его величество король Филипп посчитал, что богатства Картахены сами по себе были достаточны, чтобы привлечь пиратов соединиться с кем угодно, и снял маркиза с эскадры за то, что он оправдывается какими-то бреднями. Однако многие дамы сочли поведанную маркизом историю чрезвычайно романтичной. Раз вы все-таки не собираетесь держать меня в плену вечно, я буду иметь у них бешеный успех, если вы мне ее расскажете! Блад мысленно отметил, что они, кажется, оба уже достаточно набрались. Однако никакой хмель не мог бы заглушить соображений осторожности — слишком много у него было живых врагов среди испанцев, чтобы направо и налево болтать, кто ему дорог. Эти сведения рано или поздно все равно неизбежно попадут к ним... но хотя бы одновременно с новостью о его губернаторстве. — Женат я не на мадмуазель д’Ожерон, дорогой дон Родриго. Однако ради вашего успеха у дам могу поведать вам ее историю, тем более, ничего особенно конфиденциального в ней нет. Мадмуазель д’Ожерон похитил французский пират, а я его убил и вернул ее отцу, вот и все. — Нет-нет, дорогой дон Педро, так не пойдет, — возразил дон Родриго. — Дамам нужны подробности! Хотя бы опишите мне эту мадмуазель д’Ожерон! — и тут же добавил, с некоторым пьяным недоумением сдвинув брови: — Однако я не понимаю — вы сказали, что хорошо знаете, что такое тревога за любимую женщину... — Давайте не станем трогать и эту тему, дон Родриго, — попросил Блад, отгоняя пока подальше мысли об Арабелле — для них будет еще остаток ночи, а пока надо напоить этого милого дона окончательно, чтобы он вновь заговорил о жене губернатора Сантьяго. — Моя жена сейчас... больна, а я в море и крайне за нее беспокоюсь. Дон Родриго перегнулся через стол, сочувственным жестом коснулся его рукава. — Простите меня, дон Педро. Разумеется, не будем. Давайте лучше выпьем за здоровье вашей супруги! — Благодарю, — сказал Блад и сам услышал, что это прозвучало без всякого сарказма, как и ощущалось. — И не беспокойтесь, я все-таки опишу вам мадмуазель д’Ожерон, хотя уверяю вас — никакой словесный портрет не передаст ее подлинного очарования... Он действительно пересказал португальцу чуть подробнее историю похищения и выкупа Мадлен, заострив внимание на описании участников и характеров и, разумеется, опустив подробности, предшествовавшие похищению. Вспоминать старых друзей, а тем более, хвалить их оказалось исключительно приятно. Потом они выпили еще, потом Блад в ответ попросил дона Родриго описать ему донью Эрнанду — на случай, если посланник ее все-таки встретит в Сантьяго. Дон Родриго не подвел — описывая донью Эрнанду, тоже не вышел за рамки рыцарской вежливости и приличий. Однако к восьми ночным склянкам Блад узнал немало новых деталей, что могли сослужить службу у губернатора, а дон Родриго уже не стоял на ногах. Бенджамен оттащил пленника в его каюту, и можно было надеяться, что до Виргинских островов тот не проспится. Самому Бладу тоже пришлось прибегнуть к помощи Бенджамена. Завалившись наконец на рундук, он даже вспомнил со стыдом те полгода на Тортуге, когда изо дня в день был не способен добраться до постели самостоятельно. Впрочем, благодаря этому времени, он, во-первых, в отличие от дона Родриго, точно знал дозу рома, способную уложить его под стол, а во-вторых, вообще решился на эту авантюру, зная, что главную мысль не потеряет и лишнего не сболтнет. В конце концов, назавтра есть целый день, чтобы прийти в себя. Плюсов было больше — он существенно продвинулся в выполнении задачи, а принятое внутрь должно быстро отправить его в царство Морфея, избавив от бесполезных сейчас переживаний за Арабеллу или размышлений о сходстве «Сан Томаса», на котором он, как-никак, сегодня впервые ночевал в капитанской каюте, и погибшего «Синко Льягас». Не додумав толком это соображение, Блад действительно провалился в сон и спал, как ему давным-давно не доводилось, — без сновидений и очень крепко, но будто видя, слыша и чувствуя море и стремительный бег фрегата. Всем телом ощущал килевую качку, привычным ухом ловил перезвон склянок, поскрипывание мачт и удары волн по бортам, с закрытыми глазами отмечал восход солнца. Правда, утром он вспомнил покойного дона Диего де Эспиноса-и-Вальдес, очнувшегося когда-то в похожей каюте и, должно быть, с похожей головной болью, зато расчет его оказался ювелирным — дон Родриго благополучно проспал высадку испанской команды на необитаемый клочок суши к востоку от Кайо Сантьяго. Если отважного португальского кабальеро и огорчило, что он не попрощался с товарищами, винить ему было некого, кроме самого себя. Впрочем, на палубу дон Родриго вышел хоть и после полудня, но вполне бодрым— португальская голова оказалась лишь немногим слабее ирландской. — Добрый день, дон Родриго, — приветствовал Блад. — Пока вы спали, я узнал кое-что, что может вас заинтересовать. — Хорошие новости или плохие, дон Педро? — Для меня скверные. Для вас... Судите сами. Однако подумайте, хотите ли вы передать что-нибудь донье Эрнанде — мне все-таки придется встретиться с губернатором Кайо Сантьяго. Видите ли, я узнал, что несколько дней назад он захватил нескольких моих людей... Дон Родриго уставился на него с недоумением — ясное дело, кабальеро пока не понимал, что здесь его касается. — Я вынужден буду задержать у себя королевское письмо и орден. Но если мне удастся освободить своих людей, воспользовавшись вашими бумагами, никакого выкупа требовать я от вас не стану, и вы немедленно получите свободу. — Благодарю вас, дон Педро, — с горькой усмешкой ответил дон Родриго. — Вы очень добры, если вняли моим жалобам на бедность семейства Кейрос. — Дело не в вашей бедности, а в том, что мне гораздо нужнее сейчас ваши бумаги, чем деньги семейства Кейрос или любого другого. А использовать их и не освободить вас было бы с моей стороны черной неблагодарностью. Завтра, если ветер не переменится, мы будем в Сантьяго, но у вас есть еще время, чтобы обдумать ваше послание. — Послание... — дон Родриго задумался. — Я бы попросил вас передать не ей, а мне ваше мнение о том, как вы ее найдете. Полагаю, этого будет достаточно, не станете же вы сообщать теперь, что я в плену у пиратов! — А почему нет? — лучезарно улыбнулся Блад. — Я намерен воспользоваться не только вашими бумагами, но и вашим рассказом. Видите ли, я давно не беседовал с кастильцами и говорю сейчас с ощутимым акцентом, который еще надо как-то объяснить, хоть бы и португальским происхождением. Могу попробовать, к примеру, выдать себя за вашего кузена дона Педро — быть может, донья Эрнанда отнесется тогда ко мне с большим доверием. — Боюсь, она помнит Педро. Хотя она видела его очень давно, в детстве... — В Сантарене, — дополнил Блад. — И вы же сами говорили, что между нами есть некоторое сходство, кроме цвета глаз. — Зачем вам это? — со вздохом спросил дон Родриго. — Разве письма от его католического величества недостаточно для убедительности рассказа? Блад улыбнулся в ответ — все-таки ему решительно нравился дон Родриго де Кейрос. Сомнительно, чтобы и донье Эрнанде он мог нравиться меньше, чем муж, если последний — действительно тупая самовлюбленная скотина. — Во-первых, если уж берешься врать, так следует для пущей убедительности громоздить Пелион на Оссу — мелкие подробности удачно отвлекают от главного. Во-вторых, я хочу понять, разумно ли будет вам сходить на берег в Сантьяго, если моя миссия удастся. Так что мне передать донье Эрнанде? Дон Родриго фыркнул. Долго смотрел на море, а потом решился: — Дон Педро, во-первых, я прошу вас передать ей, что я жив и здоров, и мне ничто не угрожает, беспокойство за родственников в обычае семейства Кейрос, и донья Эрнанда — не исключение. Во-вторых... Если уж вы решили выдавать себя за нашего кузена, я прошу вас оказать ей всю помощь, которая ей может понадобиться, и которую оказал бы я сам как ее кузен. — Кузен? — Блад усмехнулся. Дон Родриго намек проигнорировал. — Что бы я к ней ни испытывал, я имею лишь те права, которые мне дает родство с ней. — Договорились, — пресерьезно согласился Блад, вновь протягивая дону Родриго руку. И утром ослепительного майского дня 1690 года на берег Сантьяго-де-Пуэрто-Рико сошел с желтого галеона под испанским флагом элегантно одетый и чрезвычайно высокомерный джентльмен в сопровождении слуги-негра...