Под шум дождя

Первое, что удосужилось увидеть глазам Айзавы — это сплошная чернота. Пустота, если быть точнее. Та самая, которую он обычно видел, когда тело его находилось в периоде бессознательного существования. Когда засыпал на своих же парах, классном часу, в учительской или дома за проверкой тестов и тетрадей. Но сейчас в его голове назойливо билась мысль о том, где он находится. Если ощущает, что не спит, то есть находит себя физически на чём-то мягком, но ничего не видит.       Он же не мог ослепнуть?..       Резко выпрямившись, мужчина лихорадочно начал ощупывать область глаз рукой быстрыми аккуратными движениями, постукивая подушечками пальцев.       Ох, черт. Это всего лишь та дьявольская повязка, которая…       Которую ему требовалось надевать на глаза при каждой лечебной терапии.       В секунду вспомнив и осознав, что далеко не сам Шота её себе на лицо навязал, он с яростью сдёрнул её и бросил в сторону. Она, плотная по своей структуре с шуршанием упала на пол. Туда же направилась марля, пропитанная раствором, с характерным звуком шлёпнувшись об пол.       Прорычав гневные ругательства брюнет резко повернулся в сторону в поисках тумбочки, которая должна была располагаться по правую сторону от кровати, как и предполагалось относительно всех коек в лазарете. Увидев краем глаза, Айзава тут же потянулся к оружию захвата. Машинально. Он, за минуту после своего пробуждения, даже не успел осознать, куда он так торопится и то, что находится в специальной пижаме для больных. Решил сразу взять оружие захвата.       Однако перед собой он встретил сонно смотрящего на него Яги, который положил свою руку поверх его, останавливая.       Прищурившись, Шота осознал, что сейчас глубокая ночь, судя по кромешной темноте и отсутствия осветительных приборов как снаружи, так и внутри. И медленно опустил напряжённый взгляд на свою руку, отпуская ленты, которые уже успели подхватить ловкие пальцы.       — Айзава-кун, положи их. — Шёпотом попросил Тошинори, следя за его взглядом. — Торопишься куда-то? — Заметив, что брюнет пытается высмотреть в настенных часах время, он достал из кармана свой телефон и повернул к Айзаве дисплей. Шота прищурился как котёнок из-за яркого света и кивнул. Половина второго ночи.       — Нет. В субботу у меня выходной.       — Теперь уж не только в субботу.       Тёмноволосый на него вопросительно посмотрел, прищурившись.       — Ты, я надеюсь понимаешь, где и в каком состоянии находишься? — Риторически начал Всемогущий, убрав телефон в карман брюк. — Ближайшую неделю, максимум, куда тебя отпустят — это общежитие, где ты будешь продолжать соблюдать свой больничный. — На хмурый взгляд брюнета и отрицательное качание головой Тошинори растянул хитрую, не предвещающую ничего хорошего улыбку. — Или я оставлю тебя здесь под присмотром Целительницы.       Взвесив все ≪за≫ и ≪против≫, Шоте оставалось лишь обречённо вздохнуть, в задумчивости склонив голову.       — Пожалуй ты прав. Я предпочту твои ≪ухаживания≫, нежели её насильственные методы вливания в меня лекарств. — Брюнета аж передёрнуло от воспоминания прошлых его ≪каникул≫ здесь. — Она меня даже привязывала. — Усмехнулся он.       Яги пока молчал. И правильно делал. Ведь ему стало немного неловко за свои мысли, которые уползли в подростковую категорию ≪пятнадцать плюс≫ на словах об ухаживаниях, и в ≪восемнадцать плюс≫ после каких-бы там ни было связываний.       Боже, Тошинори! Очнись! Тебе почти сорок лет, а ты о таких извращениях думаешь!       Не стоит говорить, что мозг его, в отличии от разума, слишком близко к сердцу принял весь масштаб трагедии, что он начал мыслить в таком неприличном ключе, поэтому через минуту после слов Айзавы, Яги уже давил кашель с пост-эффектом ≪кровавый водопад≫. Поспешив достать салфетку, он вытер весь этот ужас со своей ладони и губ.       — Целительница ведь знает, что ты здесь? — Улыбнувшись на странную реакцию блондина, спросил Шота. Может, он не хотел заставлять его кашлять кровью от волнения или неловкости. А может, он специально так сказал.Что-то ему подсказывало, что Исцеляющая девочка не знает о нахождении через чур уж тихого сейчас блондина здесь.       — Д-да?.. — С натяжкой и кривой улыбкой ответил Тошинори.       — Лгун. — Усмехнулся Шота, скрещивая руки на груди. Или по крайней мере находился в попытке скрещивания, так как обнаружил в левом предплечье приклееную пластырем иглу, которая начала неприятно елозить под кожей, как только он поднял руку. Нахмурившись и прошипев, Айзава поспешил вернуть руку на место. Видимо, проснувшись, когда он потянулся руками к лицу, из-за паники и секундного выброса адреналина он даже не почувствовал этой боли, но сейчас она дала о себе знать таким вот, не самым приятным образом.       — Зачем мне капельница?.. — Пробормотал он, проводя взглядом вверх по трубке, в которой капал раствор.       — Понимаешь… — Медленно вздохнув, начал Тошинори, следя за взглядом Шоты, который начал осматривать палату. — Дело в том, что Целительница провела ещё некоторые анализы и… Шота, у твоего тела сильное истощение. — Серьёзно произнёс блондин, твёрдо посмотрев на Айзаву. Он хотел придать этим словам вес и серьёзность, но всё оборвалось смешком последнего. — Что смешного? — В каком-то смешанном полу-отчаянии полу-безысходности спросил Яги.       — Просто это… ха-ха… — Тёмноволосый мужчина покачал головой, прикрыв глаза. — Я имею ввиду, какое это вообще имеет значение? Пока я хорошо выполняю свою работу, это ведь неважно.       — Ты серьёзно? — Айзава непонимающе на него посмотрел. — Ты серьёзно? Ладно, я понимаю, что до тебя не дойдёт обычное объяснение того, что твоё здоровье очень важно, поэтому я постараюсь интропретировать свои слова в более понят-…       — Тоши. Меньше слов, больше сути. — Аккуратно прервал его Айзава, чтобы это не выглядело неуважением к его заботе. Просто он такой человек — не любит, когда болтают лишнее.       Пожалуй, мягкое обращение ≪Тоши≫ не дало Всемогущему расценивать это прерывание как что-то обидное. По крайней мере это могло показаться невежливым по началу.       — От этого страдает твоя эффективность и производительность. — Прямо сказал Яги.       — Чушь.       Секунда.       Ой. Кажется, он обиделся.       Светловолосый мужчина скрестил руки в районе живота и отвёл взгляд вместе с головой, почти полностью отворачиваясь к окну.       Айзава не умеет извиняться. Он далёк от чего-то такого искреннего, как извинения от ощущения собственной вины. Его мозг просто не может воспринять это: то, что сказанное им может эмоционально задеть человека. Но сейчас что-то определённо не так. Тошинори, он… Пробуждает в нём какую-то чувственность. И Шоте становится действительно жаль за свои слова.       — Извини. — Негромко говорит он. Яги даже не шевелится. Шота снова повторяет. — Извини, что назвал твои слова чушью. Я не имел это ввиду.       Слышать такое от него — что-то новое. Но Тошинори и бровью не ведёт, а остаётся непоколебимой горой сидеть к нему спиной, угнетая своим молчанием.       — Я… Извини. — Он не знает, что сказать. Его слова в ловушке собственного разума. — Извини… — паника приступает к горлу, а буквы лихорадочно бьются в голове, с невозможностью собраться в слова. Даже тупой нож, которым тычут в грудь, чувствовал бы себя более уместно, чем он здесь сейчас. — Я не знаю, могу ли рассказать тебе. — Наконец выдыхает он, удручённо опуская голову. Глаза начинает сильно щипать от долгого отсутствия лекарств.       Но Тошинори никак не реагирует. Вообще никак. Что за дерьмо?       У Айзавы пробегает холодок по коже, а губы сжимаются в кривую линию. На лице выражается сожаление. Возможно, что своим упрямством он достал даже такого чертовски терпеливого человека как Всемогущий.       — Мне жаль, слышишь? — Нетерпеливо переспрашивает он. — Что я не могу прямо тебе сказать, о том… Что у меня реальные проблемы. — Мужчина дёргано пытается сесть ближе к Яги, но капельница в руке сковывает его движения.       А действительно… Шота хмурится и сдирает ногтями пластырь, удерживающий иглу, садясь на колени, и оборачивается через плечо обратно на Тошинори. Видит, как его плечи и спина медленно поднялись и опустились во вздохе. Он бы обернулся для приличия что-ли?       Айзава с секунду мнётся, когда его освобождённая рука повисает в воздухе, но обдумав всё, приближается к краю койки. Он медленно протягивает руки вперёд и обхватывает тело Тошинори. Из последнего вырывается судорожных вздох. Он не ожидал этого? Что же, Шота тоже может быть непредсказуемым.       — Тоши. — Тихо произносит брюнет, облокотившись почти всем весом на спину Яги. Его грудная клетка чувствовала частые вздымания чужой. — Эй. Эй, посмотри на меня. — Шота наклоняет голову чуть в бок, чтобы видеть лицо Всемогущего, которое тот так усердно прятал последние пять минут. Он аккуратно приближается щекой и касается его острой скулы. И Тошинори наконец поворачивает свою голову к нему на несколько градусов. Колючая щетина потёрлась о гладко-выбритую щёку. — Вот. Так теперь ты готов меня послушать? — Блондин кивнул. — Я не умею красиво говорить, но постараюсь. М…       Ну вот и ≪начал красиво≫.       — Ах, черт. — Брюнет ёрзает на месте, упираясь коленями в холодную металлическую основу койки, но ругается он не из-за этого. — Яги, ты такой тощий. Мне кажется, что я сейчас сломаю твою спину. Твой позвоночник опасно хрустит. — Тошинори фыркает, обхватывая руками скрещённые на его груди руки Шоты, заставляя прижаться к нему сильнее. Блондину нравится ощущать вес его тела на себе, так наконец можно почувствовать человеческое тепло. Айзава кладёт голову ему на плечо, так как рост не позволяет вытянуться и расположиться на макушке: Тошинори мало того, что сам высокий как чёрт, так еще и внешняя худощавость создаёт образ такой огромной, недосягаемой башни. Если сравнивать их запястья, то у Шоты почти в два раза толще.       Всемогущи всё ещё ничего не говорит. Его молчание и выжидание заставляет Шоту немного нервничать.       — Ладно. — Будто согласился на безмолвные уговоры он, прикрывая глаза. — Я не люблю принимать помощь от кого бы то ни было. Считаю это слабостью — что твоё состояние настолько плохое, раз люди вынуждены прибегать к актам альтруизма, беспокоясь о тебе. Если люди тебе важны, то ты не должен заставлять их беспокоиться за тебя. Держи всё в себе. По возможности улыбайся. — Последнее он сказал по отношению к себе.       — Ведь только самые сильные люди всегда улыбаются… — Тихо проговаривает Тошинори как мантру, которая вбилась в его сознание после первого же разговора со своим сенсеем в далёком прошлом.       — …Да. — немного помолчав, соглашается Шота. — Правильно. Я не могу себя заставить это сделать, я не вижу в этом смысла. Думаю, если достаточно моих слов, чтобы уверить людей в моей дееспособности, то незачем лишний раз напрягать лицевые мышцы. Ты это делаешь, а дети смотрят на тебя и делают также. Не все, но я стал замечать, что только те, кто имеет по-настоящему серьёзные проблемы делает это особенно усердно. Вселяет окружающим чувство, что всё хорошо. — мысленно Айзава упрекнул Тошинори: ≪Чему ты учишь…≫       — Но ты-то хоть когда-то улыбался? Не мог же родиться с таким лицом.       — Тебя что-то не устраивает в моём лице, Тоши? — Прищурившись, с чем-то похожим на шипение спрашивает Айзава. Его глаза внимательно следят за эмоциями на лице Всемогущего       — Н-нет конечно! Мне очень нравится твоё лицо. — Обеспокоено заверяет брюнета светловолосый мужчина, повернув голову к нему. И практически сразу столкнулся с ним взглядами. Немного смутившись, он отводит взгляд. Шота с внимательностью и интересом наблюдает за ним.       Удовлетворённо фыркнув, он расцепляет замок из рук и садится назад — ноги его уже успели знатно начать ныть от боли и слабости, поэтому трудным представлялось даже сидение на коленях.       — Нравится моё лицо… — Невнятно повторяет брюнет, смотря себе в колени. Опомнившись, он разворачивается в противоположную сторону от Яги к капельнице, и тянется к ней рукой, что отрегулировать скорость подачи лекарства, а точнее вообще остановить её, чтобы препарат зря не вытекал на пол. Вынутую иглу он ещё не готов втыкать обратно. Тем более велик риск занести какую-нибудь заразу из-за незнания.       Однако во время этого кропотливого процесса рассмотрения силиконовой трубки в темноте и попыток направить помутнённый взгляд, ему на плечо ложится рука Тошинори, сжав.       — Айзава, у тебя нет комплексов по поводу внешности. — По интонации брюнет услышал, что Яги улыбается. — Раз так хочешь, чтобы я сделал комплимент, то не нужно так об этом говорить. — Блондин наклоняет голову в сторону, прикрывая глаза. И затем тянет Шоту за плечо назад, бережно укладывая обратно в постель. Удивительно, ему хватило сил выпрямленной рукой так потянуть Айзаву за плечо, что тот, даже сопротивляясь, сразу упал назад, недовольно посматривая на мужчину, фыркнув.       — Не фырчи. Тебе надо как следует отдохнуть. Ты знаешь, дети вполне себе справятся с экзаменами, и твоё отсутствие ничего не ухудшит.       Шота вздыхает, поворачивая голову. Его волосы на подушке рассыпаются в разные стороны. Он вспоминает, что хотел задать ещё несколько вопросов, но сейчас его тревожил главный — повязка, что валялась на полу, и оказалась брошенной туда несколько минут назад.       — Повязка. — Кивает Айзава на инструмент своих вечных пыток, что бессмысленно валялся неподалёку.       — О, — вспоминает Тошинори, ставший раннее свидетелем того, как мужчина её яростно срывает. — Целительница решила её надеть на тебя, пока ты был не в состоянии сопротивляться. Она же знает, как ты их не любишь.       — Я их ненавижу. — Медленно прорычал тёмноволосый, отворачиваясь от неё. — Чувствую себя инвалидом, когда прохожу очередной курс. В такие дни Хизаши сидит у меня дома круглыми сутками, и порой он очень шумный, а мне не нравится шум. — Иронично, что лучшим другом Айзавы являлся именно тот человек, который постоянно создаёт шум своей причудой. — А Немури так вообще не туда начинает нести, и она какие-то бдсм игры устраивает. Боже, Тошинори, да шучу я. — Добавляет Шота, видя широко распахнутые удивлённые глаза блондина.       — А ты… не против пройти весь курс, если помогать тебе буду я?       Категорического ≪нет≫ моментально не последовало. Это значит, что Шота видимо решил подумать над этим предложением.       — Я не знаю. — Как-то нетвёрдо сказал он, со скептическим лицом посмотрев на Тошинори, в чьих глазах теплилась осторожная надежда. — Это очень неприятные процедуры, и то, чьи руки будут их проводить, дело особо не меняет.       — Я понимаю твои сомнения, Айзава, но позволь… — Яги запнулся, вовремя остановив себя перед словами ≪помочь тебе≫. И слава богам, что остановил, иначе бы Шота одарил его крайне неприятным выражением лица. — … пройти это вместе. Я хочу быть с тобой в те моменты, когда сам справиться не можешь. И не смотри на меня так. — Грозно проговорил Тошинори, прищурившись. Айзава фыркнул, отворачивая лицо. — Ты же принял моё предложение на отношения? Мы взрослые люди, и должны это обсудить. Не как какие-то студенты, решающие начать спонтанные отношения, основанные на безрассудстве и гормонах. У тебя есть силы поговорить об этом? — Спросил Яги, потому что под конец его реплики Шота уже лежал на боку, отвернувшись от него. Светловолосый мужчина мягко положил ему руку на спину, погладив, и прося развернуться к себе. Брюнет с неохотой это делает, так как уже задался идеей снова уснуть.       — Да. — Просевшим голосом отвечает он. Сильно хочется пить. Всемогущий понимает его без слов, и вставая, отходит к тумбе у окна, наливая из графина прохладной воды. Интересно, если лежачего человека постигнет жажда, он тоже вынужден будет доползти, но утолить её? Он протягивает Сотриголове стакан. — Спасибо.       — Ты, похоже, сильно устал. Если хочешь, можем отложить…       — Запомни, Тошинори, первое правило в отношениях со мной, какими бы они ни были: если я говорю да или нет, то это окончательный ответ, и меняться он в зависимости от моего самочувствия не будет. — Яги кивает. — Начинай.       — Ты вызвал у меня сильную бурю противоречивых эмоций ещё с самой первой встречи в академии, когда я сопроводил юного Изуку на вступительный экзамен. — Начал всемогущий, поднимая взгляд вверх, словно рассматривал воспоминания и воспроизводил их по словам.       — О боже, нет, у меня не настолько много сил. — Тихо смеётся Айзава, прикрывая свою улыбку кулаком. Неужели стесняется?       — Ладно-ладно!.. Я сокращу. — Торопливо проговаривает Тошинори, от нервов начиная сжимать и разжимать кулаки. — Итак. С момента, когда я начал испытывать к тебе романтическое влечение. В те месяцы я думал, что в признании не будет никакого смысла, так как такой холодный и рациональный человек как ты кажется далёким от простых человеческих эмоций.       Шоте хотелось выдать своё фирменное, возмущённое до глубины души ≪эй≫, но он сдержался, приподнявшись на одной руке, чтобы показать, что его внимание полностью направлено на Яги.       — Да и к тому же, кому будет нужна такая старая и потрёпанная вещь как я… — Резко помрачнел блондин, опуская голову вниз, будто он виноват. Будто в том, что под его кожей сплошное месиво из донорских органов, часть лёгких и желудка из которых отсутствует, есть его вина. Будто он виноват. Айзава быстро читает его язык тела, и протягивает руку к острому лицу. Кладя ладонь на скулу, он поднимает голову Тошинори на себя. Приходится приложить некоторую силу, так как Яги снова начал упрямиться и держать лицо постыдно опущенным вниз.       Сейчас Сотриголова знает, о чём думает человек, которого он любит:       — В этом нет твоей вины, успокойся. Успокойся и продолжай.       Успокойся. Пожалуй, единственное, что может сейчас предложить Айзава.       — Ладно. — Скрепя то ли сердцем, то ли зубами, то ли ещё чем-то в своём больном теле проговаривает Яги, поддаваясь напору, тянущему лицо посмотреть прямо. — И я долго не решался тебе сказать или спросить. Потому что… Мне казалось, ты меня отвергнешь и начнёшь испытывать ещё больше отвращения.       — Дурак совсем? С чего ты взял, что я испытываю отвращение к тебе? — Нахмурился Шота, случайно сжав пальцы довольно болезненно для Тошинори, продолжая удерживать его лицо. Последний недовольно поморщился, но головы воротить не стал. — Ох, извини. — Заметив такую реакцию, Айзава убрал руку к себе. По коже сразу прошлась странная прохлада.       — А какого это будет услышать от умирающего бывшего героя признание в любви? Меня бы начало как минимум воротить от такого.       — Бывших не бывает. — Яги раздосадовано фыркнул с горькой улыбкой. — И ты не умираешь. Так что не неси чушь. Я и подавно не стал бы так относиться. Ни к тебе, ни к кому-либо другому.       Тошинори глубоко вздохнул, откинувшись назад на спинку стула.       — Ну вот, опять ты назвал мои слова чушью. Это расстраивает меня, Айзава-кун.       — Потому что сейчас это действительно была чушь, Тоши. И я буду продолжать называть вещи своими именами.       — Тц… Ладно. Ладно. Сейчас ты, возможно, прав. — пожал блондин плечами, складывая руки домиком на своих коленях.       — Ты дал мне тогда обещание, что будешь продолжать жить. Ты дал обещание матери Изуку, что будешь жить. Сдержи это обещание. Не заставляй меня стоять у твоей могилы через несколько месяцев и думать, что ты лжец.       Яги поперхнулся кровью от таких резких и прямых слов, но оттого не менее правдивых. Он быстро приложил уже испачканный в крови платок к губам.       — А как же твой предсмертный дневник наставлений для Изуку? Его ты тоже планируешь не закончить? Оставишь пацана с половиной знаний и невыносимой потерей на руках? Ты не думал, что ему никто помочь вместо тебя не сможет? — Всё с более спокойной интонацией говорил Шота, под конец уже ясно давая понять, что он ни в чём его не обвиняет, а лишь побуждает вспомнить собственные незаконченные дела.       Тошинори надеялся, что умрёт в той битве, и ему не предстоит столкнуться с ответственностью.        Но в то же время он понимал, какая ответственность лежит на нём как на наставнике нового владельца силы Одного-за-всех. Особенно при тех ≪смягчающих≫ обстоятельствах, что ядро силы пробудилось. И кто знает, какое бы эмоциональное потрясение потерпел бы Изуку, не будь Тошинори рядом. Хотя если быть честным, он сам до конца не знал, что такое происходит с юношей. В каком-то плане это стало мотиватором ещё немного на этом свете задержаться.       Как же смешно и жалко. Он может саморучно всё это оборвать, стоит только перестать пить гору таблеток по четыре раза в день. Его организм просто умрёт без снабжения лекарствами. Смешно: кому-то приходится именно пить таблетки, чтобы умереть. Жалко: Тошинори приходится трястись и ставить себе множество уведомлений, чтобы не забывать пить их. Иногда его тошнит, и приходится всё делать по второму кругу. Хотя неизвестно, чем там его может тошнить, если желудок с трудом вмещает в себя один приём пищи. И питаться ему нужно по пять раз в день. А присутствующая половина желудка не выдерживает такой объём пищи и выталкивает обратно. Как же мерзко… Кто с таким вообще жить захочет? Поэтому он и решил, что Айзава не захочет.       Айзава не захочет просыпаться, и видеть блюющего кровью и остатками еды Тошинори, склонившегося над унитазом. Не захочет видеть, как он через рвотные позывы пытается проглотить еду, и как через те же позывы глотает мерзкие таблетки, а потом плетётся до академии добрые пол часа, останавливаясь на привал каждые десять минут. Жалкий…       — Я умираю… — Как мантру говорит он, улыбаясь, и Айзаву пугает это сочетание слов и беззаботная улыбка.       — Ещё не умер. Так что будь добр, сосредоточься на ≪сейчас≫, а не на ≪когда я умру≫. Сосредоточься на мне в конце-концов. — Недовольно проговорил Айзава, скрещива руку на груди.       — И у тебя тоже есть проблемы, но ты не умираешь.       — Я слепну.       Улыбка Яги становится всё более дёрганной и натянутой. Какой-то ненастоящей.       — Ослепнуть — пострашнее, чем просто перестать существовать в один момент и провалиться в забытье. С этим ты уже ничего не сможешь сделать, а без зрения лишаешься способности существовать. Но я не говорю, что факт твоей близкой смертности более невесом, по сравнению с моей проблемой. Ещё как весом, Тоши. При потере зрения умирает часть личности, при потере жизни — сам человек вместе с ней. Поэтому, — Айзава сжимает в кулаках одеяло под собой, — поэтому… Я не хочу бросать тебя. Хочу стать ближе.       — Шота… — Тошинори слабо и робко улыбается, поражённый его речью. — Ты хоть понимаешь, на что идёшь, окончательно принимая моё предложение на союз?..       — А ты?.. — Вторит ему тёмноволосый мужчина, осторожно поднимая взгляд на блондина.       — Готов принять человека со всеми его недостатками. Но поверь, у тебя будут не самые красочные утра. — Неловко перебирая пальцами между рук, предупреждает Всемогущий.       Айзава припоминает свои утра, когда заваливался в квартиру в пять утра из-за серьёзных травм после боя. До больниц было всё равно далеко, поэтому к саморучной обработке и зашиванию ран он как-то приспособился. Однако сейчас он понимает, что не хочет будить Тошинори в такое время своими болезненными стонами и глухими ударами об стены, в попытках дойти до ванной на свинцовых ногах. И всё это зрелище, сопровождаемое дорожкой крови, тянущейся змеёй за мужчиной, точно нельзя будет назвать добрым утром для Яги. Ну, пока что его Шота о своих ≪ночных посещениях жилища≫ информировать не будет до первого эпизода.       Ну, они друг друга стоят.       — Если ты не будешь корчиться в судорогах от неизвестной мне болезни, то всё нормально.

***