До самой смерти. И на полгода дольше

Анька флиртует с Антохой так откровенно, что это похоже на сценку из дурацкого скетч-шоу. Тимур сидит за баркой, обреченно цедит пиво и бросает взгляд на телефон. Если Марк задержится еще хоть на пару минут, он сойдет с ума. – Привет. Марк появляется за спиной, жмет руку и чуть хлопает по спине. От него веет холодом улицы, пахнет мылом и чистым телом, волосы кажутся все еще чуть влажными, на плече болтается небольшая спортивная сумка. – Я после трени, извини. Тимур кивает на стул рядом с собой. – Антоха, мне повтори и Марку темного. Антоха недовольно отлипает от Аньки. Подавая бокалы, он делает страшные глаза и цедит сквозь зубы: – У меня там наклевывается походу, не отвлекайте сапера. Тимур закатывает глаза и качает головой. – Кажись, нашли друг друга. Марк тихо смеется, отхлебывает пива и блаженно выдыхает: – Сегодня был день ног, думал, помру в приседе, да так и закопают. – У меня тоже был день ног. Марк недоверчиво поднимает брови, Тимур поясняет: – Колол полдня одной девке бедро, у нее ляжка, будь здоров, заманался красить. А потом пришел мужик с коррекцией на икре. Марк смеется и тычет его в плечо. – Все понятно с тобой, спортсмен. Слушай, а может хочешь со мной в бассейн походить? – Не хочу позориться перед незнакомыми людьми. Особенно на контрасте с тобой. – Да брось, ты же как оживший музей, за просмотр деньги брать должны. Тимур фыркнул: – Я подумаю, пойдем курить. После перекура они застали Аньку и Антоху в подозрительной близости, кажется, минуту назад те бесстыдно сосались прямо за стойкой. Тимур в очередной раз позавидовал легкости, с которой Анька сходилась и расходилась с мужчинами, ему такое было незнакомо. Без конской дозы спиртного он тяжело переносил сближение с новыми людьми. В полночь смена Антохи закончилась, тот посидел с ними для галочки еще полчаса и, прихватив раскрасневшуюся от выпитого Аньку, отчалил на такси. – Так выпьем же за то, чтобы Антохе перепало., – поднял бокал пива Марк. Они чокнулись. – Анька его по любому укатает, она многозарядная, как пулемет, – пьяно усмехнулся своим мыслям Тимур. Марк посмотрел на него удивленно: – А вы того?.. – Было дело, но давно. Я тогда пиздец отбитый был, все понять не мог, с чего мне такая роскошь привалила. – А почему расстались? Тимур провел пальцем по краю бокала, подпер гудящую голову рукой. – Анька – это война. Сначала сидишь в окопах, надеешься, что тебе взрывом башку не оторвет. А потом салюты, марши, въезд через триумфальную арку... И так изо дня в день. Я такое тупо не вывожу. Марк глянул на него сочувственно, ободряюще сжал плечо. – К Антохе-то хоть не ревнуешь? Тимур рассмеялся. – Не-е, ты чего, Анька ж мне теперь свой кореш. Да и я все как-то больше по муж… – Тимур оборвал себя и счел за лучшее заткнуть рот луковым кольцом. Оно было остывшим и жирным, невкусным. Кажется, Марк не услышал его сквозь музыку в баре. Или сделал вид. – А ты чего один сычуешь? Где твои толпы девок? – Я раньше в другом городе жил. Полгода как обратно в Москву вернулся, ничего еще толком не понял… – А где жил? – То тут, то там, по работе в основном катался. – А-а. Установи себе «Тиндер», чувак, от желающих отбоя не будет. Ты же просто Аполлон ебучий! – в сердцах сказал Тимур. Кажется, алкоголь изрядно развязал ему язык. Марк как-то смущенно улыбнулся, в нем вдруг прорезался отголосок детской застенчивости. Тимур вспомнил, что из них двоих Марк младше. – Я старомодный видимо, хочу пообщаться вживую, узнать человека… А в интернете – как в мясном отделе на рынке. Тимур задумчиво покрутил в пальцах зубочистку. – А разве не все в жизни так устроено? Каждый приценивается, торгуется при случае, выбирает из того, что может себе позволить. – Ты прав, наверное. Но это не по мне. – А ты романтик, да? Не зря мы такой сюжет для рукава взяли, – пьяно расхохотался Тимур и чуть не упал с высокого барного стула. Марк, несмотря на выпитое, среагировал мгновенно – надавил ступней на перекладину стула и подстраховал рукой за пояс. – Ты как? Может по домам? Тимур, силясь побороть вертолеты, ткнул в иконку приложения такси. – Уже два… погнали ко мне, один фиг у нас завтра сеанс с утра. Марк посмотрел на часы и кивнул. – Давай. Такси ехало вечность. Тимура развезло, он с трудом амортизировал, на поворотах заваливаясь то на дверь – вжимаясь виском в ледяное стекло, то – падал на Марка. После третьего раза тому надоело поднимать его и усаживать ровно. – Просто ляг уже, – сказал он и уложил его головой себе на колени. Тимур с облегчением обмяк и закрыл глаза. Его клонило в сон, но он упрямо держался на поверхности зыбкой полудремы. Тихо играло радио, мир покачивался и плавно вращался. Теплые пальцы скользнули по волосам. Сначала едва касаясь, потом приятной тяжестью легла вся ладонь. В этом было что-то умиротворяющее, родом из детства. Когда он болел, мама гладила его так, чтобы он уснул. – Погладь еще, – попросил Тимур совсем тихо, едва размыкая губы. Но Марк услышал его и осторожно перебрал рассыпавшиеся волосы. Тимур выдохнул, завозился, когда машину чуть тряхнуло. Марк придержал его за плечо. – Лежи, мы еще не приехали. Тимур закрыл глаза и глубоко вдохнул. Сквозь запах елочки-вонючки проступила какая-то совсем другая нота. Теплый, едва уловимый телесный запах. От него становилось хорошо и спокойно. Он потянулся, нащупал горячую руку, это помогало бороться с вертолетами. – Зачем ты меня нашел? Только не ври про татуху. Сквозь тихий щебет радио раздался смешок, мозолистая ладонь сжала его руку в ответ. – Хотел узнать, что ты за человек. – И как, узнал? Голос раздался совсем близко, у самого уха: – Не уверен. Тимур хмыкнул, машина остановилась. Телефон пиликнул сообщением, пришло оповещение о списании денег. Марк помог ему подняться до квартиры, стащить ботинки и парку. Тимур рухнул на кровать, заерзал, извернулся ужом, стаскивая тесные джинсы. – Там в шкафу простынь и все такое… сам найдешь. Марк выключил верхний свет, оставив только неяркий торшер, пошуршал на кухне и вернулся с полным стаканом. – На, попей, утром легче будет. Тимур потянулся к стакану, жадно глотнул, обливаясь водой, Марк вытер ему подбородок рукой. В неверном теплом свете его лицо казалось выписанным золотой акварелью по вязкому полумраку комнаты. Марк взял его руку, провел пальцами по краю рогатой маски. Ханья оскалилась пуще прежнего, кожа отозвалась мучительно ярко, почти болезненно, волоски на предплечьях встали дыбом. – У тебя под рисунком вся кожа перепахана. Зачем ты так с собой? Тимур поднял отяжелевшие веки, накатила тошнота, он сглотнул вязкую горькую слюну. – Не мог по-другому. Тупой был, не знал, как можно иначе. Марк сжал его предплечье так, что затрещала лучевая кость. Тимур не дернулся, только выдохнул сквозь зубы. – Я раньше тебя ненавидел, – вдруг сказал Марк просто и безо всякого выражения. – В детстве все думал, чем ты лучше меня? Почему он остался с вами, а не с мамой. – И сейчас ненавидишь? Марк посмотрел на него как сквозь толщу воды. Взгляд его был холодным и резким, это был взгляд незнакомца. – Больше нет. – Тебе повезло, что он выбрал не вас. – Мама говорила, он запил. Тимур рассмеялся, устало покачал головой: – Если бы только это… Он ненавидел нас. Себя, конечно, тоже, но нас – больше. Просто на говно исходил от ярости и бессилия. Марк отпустил его руку, задрал футболку до самых ключиц и скользнул теплой шершавой ладонью по ребрам. Там шрамы были совсем старыми, на них кожа потеряла чувствительность. – Это он? Тимур сморщился, отвел взгляд. – Что-то – он. Что-то – я сам. – Зачем? Мало было? – Не знаю. Было плохо внутри, в самых кишках, откуда не вытащишь. Хотелось… хотелось, чтобы было плохо снаружи. Так легче, когда знаешь, где болит. Марк посмотрел на него со странной нежностью, осторожно потянул, укладывая набок. Тимур мотнул головой, сопротивляясь, но силы были неравны. Он ненавидел школьные раздевалки, всю жизнь избегал спортзалов и пляжей. Его шрамы вызывали в людях болезненное любопытство, брезгливую жалость. Он даже сексом редко занимался трезвым, почти никогда – при свете. Только с Анькой и Серегой, тем хватило ума не задавать лишних вопросов. Марк замер, Тимур зажмурился, сжал зубы так, что заломило челюсть. Марк шумно выдохнул, а потом вдруг сгреб в охапку и лег, прижимаясь горячей грудью к спине. Тимур скрипнул зубами, в носу засвербело, глазам стало горячо. Марк выключил свет, накрыл их одеялом. – Спи. Можем отменить завтрашний сеанс. Тимур мотнул головой: – Не, надо добить, а то не успеем… Марк что-то пробормотал в ответ, а потом его дыхание выровнялось. Тимур не заметил, как сам провалился в сон. Проснулся он уже один. Пару минут лежал, восстанавливая в памяти вчерашний вечер, а потом ударил кулаком по подушке. – Ебаный в рот… Ему остро захотелось накрыться одеялом с головой и сделать вид, что его не существует. Пролежать так месяц или два в надежде, что все забудется. Но телефон показывал половину десятого, на сегодня было два сеанса – сначала доделки по рукаву Марка, а в пять уже была предоплаченная запись нового клиента. Он осторожно вышел в коридор, квартира встретила его тишиной. Куртка Марка висела на крючке, ботинки стояли на коврике, но его самого нигде не было. Тимур озадаченно нахмурился, но похмельный мозг отказался соображать. Наскоро помывшись, он заварил себе растворимую лапшу, щедро сыпанув в коробку красных специй. От остроты прошибло в пот, рот загорелся огнем, зато хорошенько прочистился мозг. В двери звякнул ключ, Марк появился на пороге разрумяненный от мороза, с длинным багетом подмышкой. Он был в легких кроссовках и спортивном костюме. – Пробежался немного, – сообщил он, разуваясь. – Ты ебанулся? Ноябрь на дворе. – Если двигаться, то не холодно совсем. Марк вымыл руки, быстро распилил багет на несколько крупных кусков, щедро намазал их шоколадной пастой. – Обожаю углеводов с утреца навернуть, – поведал он с набитым ртом. – Будешь? Тимур без особого фанатизма откусил от края, прожевал. Марк вел себя так, будто вчера ничего не случилось, только смотрел голодными глазами на кусок хлеба в его руках. – Ты не будешь доедать? Тимур отдал ему бутерброд, а сам приложился к остаткам острой жижи на дне пластиковой коробки. Жить стало вполне сносно. Весь день Тимур искоса поглядывал на Марка, пытаясь определить в нем какую-то перемену. Но Марк держался как обычно. Наконец, когда сеанс уже подошел к концу и оставалось только обработать свежий рисунок, Тимур не выдержал и спросил: – Ты вчера сказал, что… так ты всегда знал об этом? Мышцы под пальцами дрогнули, окаменели, а потом расслабились. Тимур размазал густую пену и оставил ее на пару минут, давая коже «остыть». – Лет с двенадцати. До этого он заходил к нам, маме цветы приносил, мне всякую мелочь. А потом резко пропал. Я почему-то решил, что он умер, плакал даже, спрашивал… Ну мама и рассказала про все. Объяснила, что он выбрал вас. Тимур невесело усмехнулся, оторвал чистый кусок бумажного полотенца, осторожно убрал пену, промокнул насухо. – У него в тот год склад сожгли, потом начались разборки с партнерами, его на большие бабки кинули. Он продал все, что смог, но денег не хватило. Все уговаривал маму разменять квартиру, уехать в пригород… Но она рогом уперлась, ей эта хата от деда моего покойного досталась, она согласия не дала. И тогда он запил по-черному. Раньше тоже бухал конечно, но не так… Я все думал, он однажды по синему делу нас пришибет. Тимур замолчал, обрывая поток неприятных воспоминаний, наклеил пленку, тщательно расправил каждую складочку, выгоняя пузыри воздуха. – Береги татуху, особенно тут, на сгибе, здесь вечно пигмент выпадает. Тимур стянул перчатки, помахал в воздухе вспотевшими за сеанс руками. – Спасибо, – сказал Марк, пристально глядя ему в глаза. – Видимо, лучше бы он и вправду умер. Тимур не успел ответить, в коридоре звякнул колокольчик, на пороге появился новый клиент.