До самой смерти. И на полгода дольше

Тимур беспокойно ходит между боксами, бездумно рассматривает чужие эскизы, трогает мерч, заглядывает через плечо работающим мастерам. Марк опаздывает, его телефон недоступен. Тимур бросает взгляд на часы, оборачивается к сцене. Там как раз заканчивают выступать музыканты, ведущие просят членов жюри подняться к ним. Сквозь толпу стягиваются известные лица, среди них Тимур узнает Макса «Титаника», Стаса Громова, Сергея «Буслая» и еще пару мастодонтов индустрии. Он теребит бейдж с собственным именем и номерок, переступает с ноги на ногу. Жалеет, что не поинтересовался составом жюри раньше. Его хлопают по плечу, Тимур оборачивается, заготовив для Марка пару ласковых, но осекается. – Как жизнь? – спрашивает Димка Нопин, возвышаясь над ним на полторы головы. Тимур жмет ему руку. Димка бесцеремонно задирает на нем рукав футболки и удовлетворенно хмыкает. – Говорил же, что «Феймос» и «Этернал» подружатся, – Нопин тыкает пальцем в стык между двумя оттенками краски. – У меня от вида заживших «Роттен Гринс» аж хер привстает. – Зажило круто, твоя правда. Ты тут с про-тимом? – Ага, – Дима кивает в сторону боксов «Ворлд Феймоса». – Приехали с пацанами поколоть немного, буду заявляться в «Бест оф дей», может завтра еще прилетит чувак и привезет мой заживший «ногав». Ну и жюрить буду. А ты заявлялся? – Да, в «Блек энд грей» и в «Графике» рукав. – В «Блек энд Грей» пересечемся, мы с Санычем Мосоловым в жюри, хотя хрен знает, зачем меня туда посадили. Еще бы к реалистам ебучим засунули, – морщится Димка. О его жгучей «любви» к реалистам знал, кажется, уже весь интернет. – Ладно, до встречи тогда. Ты же впервые? Хочешь, совет? Не мажь кожу сильно, а то масло на софитах бликует, хер что разберешь. Дима хлопает его по плечу на прощание и уходит. Тимур еще раз набирает номер Марка, прохладный голос сообщает, что абонент не абонент. На сцене выстраивают в ряд столы, ассистенты выставляют стулья, раскладывают планшеты с пустыми таблицами. Организаторы сверяют списки, модели разной степени раздетости все плотнее кучкуются у сцены. Наконец, ведущие один за другим представляют членов жюри, Нопин и вправду оказывается судьей в его номинации. Тимур вертит в руках табличку с номером «29», они должны были идти предпоследними. Зрители рассаживаются по местам, те, кому не хватило места, остаются стоять с краю. Модели выстраиваются в растянутую шеренгу и каждый по очереди поднимается на сцену. На двадцать восьмой модели призрачная надежда тает, Тимур приваливается к стене, шарит по карманам в поисках сигарет. На корне языка горчит – это разочарование напополам с искренней, почти детской обидой. Музыка становится тише, ведущая объявляет закрытие регистрации моделей, ее усиленный микрофоном голос раскатывается по огромному залу: – … сейчас наше жюри уйдет на совещание, но уже совсем скоро мы встретимся на открытии регистрации в номинациях «Реализм» и «Портрет»! Просьба моделям подго… а, нет, подождите! У нас тут добегающие. Молодой человек, давайте быстрее, у вас осталось две минуты! Тимур вздрагивает, роняет зажигалку, а потом встает на цыпочки и вытягивает шею. Марк продирается сквозь толпу к сцене, размахивая над головой помятым, явно вырванным из блокнота листком с номером «29». Он подходит к ассистенту, что-то быстро объясняет ей, убирает от лица волосы, показывает свой лоб. Та бросает взгляд на часы и нехотя пропускает его на сцену. Марк быстро взбегает по ступеням, одним движением стягивает тонкий пуловер и остается голым по пояс. На фоне остальных тату-моделей он похож на настоящего манекенщика. Судьи просят его покрутить руку, разглядывают рукав со всех сторон, о чем-то негромко переговариваются. Наконец, через пару томительных минут Марка отпускают, и он уходит со сцены, теряясь в толпе. Тимур с облегчением выдыхает, оказывается, он задерживал дыхание все это время. Марк сам находит его в толпе, пристраивается рядом, и они вместе идут подальше от сцены и ревущей из огромных колонок музыки. – Прости, – говорит Марк уже на улице. – Что случилось? – хмурится Тимур и прикуривает. – Я звонил тебе раз двадцать. Марк достает из кармана телефон, по темному экрану сеткой раскинулись глубокие трещины. – А с лицом что? – Так, ерунда, с велосипедистом столкнулся. Тимур тянется вверх, отводит русые волосы вбок, с правой стороны высокого лба алеет свежая ссадина. – Блин, дерьмо, – выдыхает Тимур дым. – Обработать надо. Тебя не тошнит? Голова не кружится? Марк смеется, а потом досадливо морщится. – По всем диагностическим признакам это не сотрясение, успокойся. Тимур засовывает руки в карманы, сутулится сильнее обычного. Он злится на себя за то, что не смог сдержать накопившегося раздражения, на Марка – за его чертову идеальность. – Когда результаты объявят? Тимур ковыряет носком кроссовка криво уложенную тротуарную плитку. – В шесть. Марк подходит ближе, осторожно кладет руку ему на плечо: – Пойдем, покажешь мне, как тут все устроено, ни разу не бывал на такой конференции. – Конвенции, чувак. Идем. Марка приводят в восторг бодисьюты в традиционном японском стиле, он надолго зависает у бокса Сергея Буслаева, где позируют для фото несколько слабо одетых мужчин. Он даже покупает футболку с репродукцией старинной гравюры. – Это Барсоголовый, – рассказывает им жена Буслая с маленьким ребенком на руках. – Шестой из ста восьми героев популярного романа «Суикоден». В одной руке у него меч, в другой – горло врага. Тимур мало интересуется мерчем, он подбирается поближе к рабочему месту Сергея, осторожно заглядывает тому под руку и залипает. Сам он не слишком уверенно чувствует себя в цветной татуировке, поэтому с двойным интересом наблюдает за работой топового мастера. Потом они идут вдоль фирменных боксов про-тимов, Тимур подмечает нюансы: марки тачек, конфигурации игл, которыми татуировщики работают в свих стилях, амплитуду и скорость… Марка больше занимают элементы шоу – расписные девушки в крошечных купальниках, разодетые фрики с татуированными черепами – Ты глянь! – Толкает Марк его в бок. Тимур оборачивается. – А, это подвешиватели. Это какое-то ответвление бодмода. Марк смотрит на него так, будто он заговорил на другом языке. – Чуваки увлекаются пирсингом, всякими модификациями тела и прочим таким. Ну и подвешивать друг друга любят на крюках, делают из этого представление. Я вот хрен знает, какое отношение это имеет к татуировке, но их братия на фестах часто светится, – пожимает Тимур плечами и отворачивается обратно. Больше, чем шоу его интересует стенд с кастомными машинками Блада. Время до шести пролетает незаметно, они успевают обойти весь зал, выпить пива в местной кафешке, пару раз сходить покурить, посетить лекторий со скучнейшей лекцией о диджитале и сквозной аналитике. – Марк, если я захочу еще что-то купить, просто отбери у меня карту, ок? Хотя лучше сразу по ебалу дай… – в сердцах просит Тимур, проверяя остаток на балансе. – А то в апреле придется жрать краску вместо еды. Марк кивает, смотрит на часы и тянет его к сцене. Сначала награждают реалистов, затем – портреты и только к семи объявляют его номинацию. Третье место занимает Олег Кисин с «Октопусом» – охуенно крутым осьминогом от шеи до локтевого сгиба. Тимур видел его вблизи и оценил детали, контраст, чистоту контура, работу с белым… – Бля, – бормочет он. – Чего? – Кисин третье занял, у него работа ебейшая. Нам с тобой точно ничего не обломится. Марк толкает его в бок: – Не ссы! Немолодой бородатый Кисин выходит на сцену вместе с моделью, фотографируется, высоко подняв наградную доску над головой. Его модель в одном лифчике крутится перед камерами, держа в руке табличку с номером и именем мастера. Объявляют работу, занявшую второе место, ведущая произносит название, а с именем татуировщика происходит заминка. Марк возбужденно толкает его вперед сквозь толпу. – Идем! «Любовь слепа» – это ты! – почти кричит он. Тимур растерянно крутит головой, в заявке он указывал ее как «Персей и Медуза», видимо, Марк при регистрации что-то напутал. А потом ведущая называет его имя, предсказуемо перепутав ударение в фамилии. Он на ватных ногах поднимается на сцену, жмет мозолистую руку самому Громову. Тот вручает ему доску, украшенную латунной табличкой и большой надписью «INTERNATIONAL MOSCOW TATTOO CONVENTION» и поворачивается к фотографу. Тимур натягивает на лицо улыбку, в глаза бьют софиты, становится жарко. Со сцены зал похож на темный провал, он взрывается аплодисментами, чужие взгляды жгут кожу. Марк находит его ладонь, вскидывает вверх в победном жесте. Стоящие за Громовым ассистентки протягивают Тимуру какие-то пакеты и конверты, он машинально берет их. Словно во сне, что-то говорит в микрофон, опять жмет кому-то руки, опять машет в камеру, наконец, спускается в спасительную темноту зала. Со всех сторон ему одобрительно улыбаются незнакомые люди, кто-то хлопает его по плечу, кто-то тянет руки. В себя он приходит только на улице. Огонек сигареты чуть подрагивает в холодных пальцах, прохладный ветер остужает разгоряченную голову. Марк стоит перед ним, счастливо улыбаясь, он держит в руках все его пакеты и наградную доску. – Поздравляю! – говорит он, пытаясь одновременно удержать все богатства и вытащить сигарету из кармана куртки. Тимур вставляет ему в рот свою, а сам прикуривает новую. – Это все сон какой-то, – бормочет он, прижимая руки к горящему лицу. – Ты вообще видел, какие там были работы? «Октопус» этот… а первое кто занял? – Имени не запомнил, но там на полспины женщина с разбитыми зеркалами. – А-а, Маринка Сурина, вообще ведьма. Я так и думал, что она выиграет. Марк зажимает сигарету в зубах, деловито складывает все пакеты в тот, что побольше. – Надеюсь, там ничего не сломается. Тимур легкомысленной машет рукой: – Дареному коню, как говорится… Марк заканчивает возиться и делает шаг вперед, резко сокращая дистанцию. Тимур от неожиданности отступает, упираясь спиной в бетонную стену. – Ты ведь охуенный, и в глубине души сам это знаешь, – говорит Марк серьезно, выдыхает дым. А потом осторожно касается пальцами его лба. – Гони отсюда все другие мысли. Тимур моргает, силясь понять, что это было. Марк щелчком выбрасывает бычок в урну. – Идем, вдруг еще чего перепадет. В «Блек энд грей» он не берет ни одной награды, но Нопин со сцены показывает ему большой палец. Респект крутого кольщика греет Тимура больше золоченных досок и громких слов. По завершению конвы они идут на автер-пати в бар на соседней станции. Марк вписывается в тусовку легко, будто знаком со всеми уже давно. Он переодевается в купленную у Буслая футболку, закатывает рукав и несет его работу гордо, словно знамя полка. Девки вешаются на него, парни – смеются шуткам. Тимур испытывает смешанное чувство зависти и гордости, всего по чуть-чуть. Он завидует легкости Марка, его умению быть своим везде, где бы тот ни оказался. И он гордится им, слово они и вправду теперь родные люди. – Слу-ушай, – Нопин проталкивается к нему через запруженный танцпол, чудом балансируя двумя полными кружками пива. – Один вопросик обкашлять над. Тимур подбирается. За последние пару лет Димка стал не последним человеком в индустрии, удивительно, что им теперь есть, что «обкашлять». – Конечно. Нопин грохает пиво на стол, пенная шапка тяжело колышется, грозясь вылиться через край. Тимур отпивает, вытирает рот ладонью. – У меня в мае третья студия открывается, – говорит он и закуривает мерзко пахнущий стик от «айкоса». – Приглашаю на новоселье. Выпьем, пошумим, а потом на гест останешься. – Да без проблем. Нопин затягивается, выдыхает и щурится. – Есть нюанс. – Че, опять жопу кому-то колоть? – вспоминает Тимур свой последний прилет в Краснодар. – Не я пас! Нопин ржет, ударяя себя рукой по ляжкам, а потом качает головой. – Не-е, я не про это. Короче, студия в Дюссельдорфе. – Это же не в Краснодарском крае, да? – Именно. Мы пока в бета-тестинге студию катаем, но к концу мая все допилим, делай Шенген, прилетай. Я ваше «че-бэ» конечно, в рот ебал, но немчура такое любит. К нам в прошлом месяце Леся приезжала, ну, которая Воронина из Барселоны, так у нее аншлаг был, прям пиздец. А вы в похожем стиле колете. Я своего менеджера тебе заряжу, ценник поставим нормальный. Тимур попытался перевести «нормальный ценник» из евро в рубли и завис на подсчете нулей. А потом внимательнее посмотрел на смазливое, хитрое как у лисицы лицо Нопина. – На процент, да? – А ты как думал, сладкий. Но даже так будут отличные бабки. – Слишком много всего за один вечер, – честно признается Тимур. – Дай мне пару дней, хорошо? Скинь прайс, условия, а я тебе к понедельнику отвечу. – Умный ты парень, Тимурик, – одобрительно хохочет Нопин и щипает его за щеку. – Всегда знал, что далеко пойдешь. Тимур показывает ему средний палец и Нопин, послав ему воздушный поцелуй, отваливается, растворяясь в барном полумраке. Видимо, круг вопросов, который еще нужно «обкашлять», требует его королевского внимания. – Кто это? – спрашивает Марк, садясь на опустевший стул напротив. Разрумяненный от духоты и смеха, он отчего-то выглядит недовольным. – У тебя помада на щеке, – подсказывает ему Тимур. – Это Димка Нопин, он мне рукава колол и сегодня в жюри сидел. – А-а, – кивает Марк и трет лицо. Помада не стирается, просто размазывается по щетине. – На работу к себе приглашает в Германию. – А ты? – Хочу. Но боюсь, – признается Тимур. – Чего? Сам же сегодня видел, все от тебя кипятком ссут. – Я по-немецки не шпрехаю. Да и английский на уровне «Лондон ис зе кэпитал оф Грейт Британ». Ни разу еще с иностранцами не работал. – А там ничего сложного, – вдруг авторитетно заявил Марк. – Все мы люди, если прижмет, на пальцах объяснитесь. – А ты работал что ли? – Доводилось. Недолго правда. Все хотят жрать побольше и жить подольше, – с неожиданной мрачностью говорит Марк. – Так что не бойся. Тимур проводит пальцем по прохладному боку кружки, смотрит на наградную доску, лежащую на соседнем стуле. Может, Марк прав. – Спасибо тебе. – За что это? – За то… – начинает было Тимур, но замолкает. Говорить о чувствах – явно не его конек. – За все. – А то, – подмигивает ему Марк. – Пойдем курить. Они выходят на улицу, тишина безлюдной парковки кажется оглушительной после шума гулянки. – Давай за угол, там хоть ветра нет. Тимур прислоняется вспотевшим затылком к холодной стене, закрывает глаза. Мутноватой пеленой накрывает алкогольный дурман и усталость, голова кажется невесомой, а ноги и руки – почти неподъемными. – Все как во сне… Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Кажется, сейчас проснусь на вписке, а мне маркером хуй на лбу нарисовали. А я, как дурак, так и пойду с ним на пары… Марк склоняет голову набок, смотрит на него, будто на умственно отсталого ребенка. Тимур тянется вперед, чтобы стереть след от помады, щека у Марка оказывается нереально горячей, будто его лихорадит. Марк замирает, сигарета выпадает из его пальцев. Тимур вскрикивает от неожиданности, ударяется затылком о стену. Марк обхватывает его лицо своими большими ладонями, выдыхает прямо в рот: – А ты и впрямь дурак, Тима. В тусклом свете фонарей лицо Марка кажется незнакомым, словно это кто-то чужой. В животе разливается странное чувство – это страх и... Марк целует его. Прижимается обветренными губами к его губам, чуть надавливает. Тимур стоит неподвижно. Немой. Глухой. Бесчувственный. Он надеется, что все это еще можно переиграть в глупую шутку. Что сейчас Марк оттолкнет его и рассмеется, скажет, что это какой-то розыгрыш, а он, дурак, повелся. Но Марк смертельно серьезен. Осторожно, словно боясь спугнуть, он приникает к нему ближе, нежно и влажно касается языком, словно прося: «впусти меня». Его ладони опускаются ниже. Обхватывают затылок, шею, скользят по плечам в отчаянной жажде взаимности. За углом хлопает дверь, из бара вываливаются люди. Смеются, что-то кричат. Тимур вздрагивает, сбрасывая оцепенение. Марк резко отступает назад, убирает руки в карманы. Тимур неловким жестом вытирает губы, приглаживает волосы. Голоса удаляются, вновь становится тихо. Тимур прочищает горло, поднимает голову. Напарывается на взгляд Марка – острый, нервный, откровенно больной. Голодный. – Я вправду тупой, да? Марк молчит, только напрягаются и опадают на его челюсти желваки, раздуваются ноздри. – Видимо да, – сам себе отвечает Тимур. Он бросает погасший окурок на асфальт и на деревянных ногах уходит обратно в бар.