***
Лучи солнца в тот день были ярче чем обычно, а в пустыне было необычайно жарко, хотя возможно Персии так просто казалось. Но, как бы то ни было, он предпочёл скрыться от жары в большом шатре, являвшемся домом одной из его провинций, к которой, вернее к которому, он прибыл вместе с торговцами. Раньше он бы ни за что не подумал, что когда-нибудь снова увидит Эль-Араб после дня их знакомства. Но судьба полна сюрпризов, и одной из его окраинных провинций оказался тот, о ком перс иногда вспоминал, ведь они тогда так хорошо общались, не смотря на то, что виделись лишь один раз. И, как оказалось, они были до сих пор довольно похожи, что помогло им сблизиться за неделю, что Шэхджэхэн пробыл тут. — Как тебе у меня? — начал разговор араб, а потом, не удержался и, с явной издёвкой в голосе, добавил, — Или вы хотите, чтоб я не обращался к вам, как к равному себе, всего лишь провинции? — Здесь довольно красиво… Да и уютно у тебя тут, — с улыбкой ответил перс, после чего притворился, что задумался и сказал, — Ох, не переживай, я переживу разговор на «ты», ведь вчера же пережил. Главное, чтобы сам «всего лишь провинция» не потерял сознание от такой чести. — Уже вовсю падаю в обморок и трепещу перед твоей мощью! — насмешливым тоном произнёс Эль-Араб, после чего рассмеялся и не сильно пихнул Персию в бок. — Это что покушение на меня? — притворно удивлённо тихо воскликнул Шэхджэхэн, перед тем как, изобразив максимальную ярость, кинуться на свою провинцию и повалить его на землю. Араб пытался скинуть перса с себя и в какой-то момент это даже удалось, но тот не спешил отпускать «покусителя». Так, не желая уступать второму, они катались по полу и дрались почти полчаса, пока империя не смог вновь прижать свою провинцию к земле, так, что тот, уже немного устав, не смог столкнуть его с себя. — Моли о пощаде, — максимально властно проговорил Шэхджэхэн, смотря сверху вниз на проигравшего. — Никогда! — тихо и максимально отчаянно воскликнул Эль-Араб, пытавшийся вести себя как вёл бы, будь это правдой. — Никогда? Ха, ты слишком самонадеян! — со взглядом победителя рассмеялся Персия, как вдруг всё же был скинут на землю, — Ах ты паршивец! Они вновь дрались и катались по полу, до того момента, пока араб, старавшийся вести себя как герой, бросивший вызов сильнейшему врагу, не был снова повержен и прижат к земле. Перс прекрасно видел то, что его «соперник» уже устал и, на самом деле, и сам был рад окончанию «боя». — Моли о пощаде, — в этот раз более властно и требовательно произнёс Шэхджэхэн, стараясь изобразить отвращение к проигравшему. — Я… Я никогда… — тихо прошептал Эль-Араб, после чего несколько раз притворно покашлял и немного похрипел, стараясь изобразить то, что находится в очень плохом состоянии после боя, хотя всё же в конце не смог выдержать планку и еле заметно улыбнулся. — Ты и сам знаешь, что жалок! Твои раны слишком велики и я могу разорвать их ещё сильнее, — засмеялся перс и, в подтверждение своим словам, надавливая провёл пальцем по его плечу, будто раздерая невидимую рану, после чего араб притворно вскрикнул. — Умоляю… — провинция вновь притворно захрипел и, стараясь изобразить в голосе муку и боль, продолжил, — умоляю вас… простите… не убивайте меня… молю вас… господин, молю вас… моя жизнь принадлежит вам… — Ха, вот так бы сразу, — властно улыбнувшись на последок, Персия отпустил его и улёгся рядом с ним, — весело поиграли… — Согласен, — устало улыбнулся в ответ Эль-Араб, после чего немного тише спросил, — Скажи… Ты мне просто господин или друг? — Ну… Думаю, что и то и другое, но мне больше нравится второе, — немного задумавшись, ответил перс.***
Сырость, темнота и одиночества стали для Персии единственными друзьями с того момента, как он был брошен в темницу, вернее в небольшое отделение в темнице, в котором он находился один. Шэхджэхэн был захвачен не в первый раз, но эта ситуация отличалась от прошлых, ведь в этот раз его народ не просто убивали, всё было намного хуже, их заставляли отказаться от веры. Это доставляло персу жуткую боль, ведь скоро его народ окончательно отречётся от старой веры, а значит придётся отречься и ему самому. Но это было не единственной вещью делающей жизнь Персии невыносимой. В ужас его приводило и то, кто именно был так жесток… Его бывшая провинция, его лучший друг, Эль-Араб, вернее теперь уже Арабский Халифат… Сейчас, вспоминая их дружбу, нет, не дружбу их народов, а их дружбу, становилось до жути больно, особенно зная, как к нему теперь относится «бывший друг». Да, бывший Эль-Араб не был виновен в захвате и насильном обращении в свою веру, в этом виновены его правители, возможно народ, но не он лично. Но он был виновен в том, что не убил Персию лично, в том, что не оставил его на поле боя умирать, в том, что из-за него теперь приходилось видеть, что творится с персидским народом… Разве это не жестоко? Шэхджэхэн уже не совсем помнил, сколько именно здесь находился, кажется несколько месяцев. Но он помнил, сколько раз к нему приходил Халифат, чтобы вновь и вновь повторять, что он жалок, помнил, сколько раз после этого просто сжимался на полу и тихо шептал то, что говорил арабу когда-то. Вернее шептал он то, что говорил своему другу, Эль-Араб, своему другу к которому до сих пор относился так же хорошо. Персия был убеждён, что Арабский Халифат не похож на Эль-Араб, и, пусть перс понимал, что это одно воплощение, но считал, что они слишком разные, и милого друга уже нет, есть лишь завоеватель. От мыслей Шэхджэхэна отвлёк звон ключей и чьи-то шаги, но он даже не повернулся ко входу, уже зная, что там стоит тот, кто когда-то уничтожил Эль-Араб, убил его, а теперь хотел стереть светлую память о нём злодеяниями сделанными в его теле. — Эй, Эраншахр, тебя же кажется так зовут? Каждый раз забываю, и да, извиняться я перед язычником не буду, — раздался от входа в темницу язвительный голос, в котором перс не чувствовал ничего, хоть немного напоминающего о друге, это был голос захватчика, незнакомца. — Отвали от меня, я не намерен ничего слушать, и у меня хотя бы есть моральные принципы, в отличае от вас, — тихо прохрипел Персия, даже не подумав пытаться забиться в угол, все равно это бесполезно. — Скоро ты уже не будешь говорить так, как сейчас, — произнёс араб и, подходя к пленнику, залился смехом, который показался Шэхджэхэну каким-то безумным, после чего попытался за волосы поднять его голову, заставив посмотреть на себя. — Не смей ко мне даже прикасаться… Убийца… — зашипел и отдёрнулся от него перс, что стоило клока волос, оставшегося в руках Халифата. — Ха, какой самонадеянный, твоё счастье, что я сегодня в хорошем расположении духа, — вновь так же, по мнению Персии, безумно, рассмеялся араб и пошёл к выходу, но внезапно, буквально на пару секунд, остановился. —…Мне тоже больно… — тихо и не разворачиваясь, прошептал он, но в этот раз это не был жестокий голос Арабского Халифата, нет, это был полный боли голос Эль-Араб, голос который Шэхджэхэн не слышал уже столько лет…Он не знал имеет ли права относиться к кому-то хорошо, вопреки политике, ему было все равно… И всегда будет все равно…