Не все хорошо, что кончается.
Все внутри… В тебе звездное небо, Синева морей, краски зари. Должен помнить ты, где бы ты ни был, Этот мир в тебе… Просто смотри. Скоро ты поймешь истинный смысл, То не ты мой друг движешься кверху, Это мир вокруг падает вниз…
Утро встретило братьев тяжелой, как свинец, головой и усталостью во всем теле. Глаза не могли открыться и хоть как-то оценить свое состояние. Дико хотелось пить. Но все же Зес заставил себя встать и несколько раз протер сквозь закрытые веки глаза кулаками. Пальцы были все липкие и странно отдавали непонятным запахом. Уговаривать ползущего за ним Сеса, не идти за ним, не было сил, и старший брат просто взял его за талию и увлек за собой в душ. Теплая вода дала возможность смыть с себя всю ночь и жидкие следы её утех, как и взаимно расстаться с каменным стояком, а холодная проснуться. Осмотрев друг друга более осознанно, они пришли к выводу, что выглядят неважно: кровоподтеки от укусов и засосов были по всему телу, глаза были красными и опухшими, как и искусанные губы, а боль в пояснице, заставляющая их передвигаться скованно и резковато, довершала картину. Но скрыть это не было ни сил, ни возможности. Собрав все постельное белье, братья поставили стирку и пошли вниз. Спать хотелось и не хотелось одновременно, нарастало ожидание расставания. Зес сразу спустился готовый к отъезду, вместе с вещами, так будет легче решиться и не подвести Харухи-сан. Она явно вновь что-то задумала и с головой окунулась в очередную историю, раз отец решил ей уступить. И цена этого «что-то» будет высока. Сес на всех приготовил завтрак: сделал омлет и бутерброды, заварил чай. Вскоре на кухню пришли сестры, растрепанные и не выспавшиеся, и удивились, что здесь уже кто-то есть. Поблагодарив за еду, Томое стояла около открытого окна с кружкой кофе и сигаретой, Юи разговаривала с сыновьями, медленно попивая чай. Рядом лежала горка таблеток, которые женщина неспешно по одной глотала, запивая небольшим глотком жидкости. Утро было ранним, ленивым и солнечным. И только напряженная атмосфера портила идиллию семьи. Кенджи и Кико спустились намного позже, причем блондин был явно в таком же состоянии, что и Сес, а старший излучал бодрость. Он усадил младшего брата, даже принес ему завтрак — обычно всегда было наоборот — и с готовностью контактировал с остальными на кухне. День разрастался, дом оживал и ждал. Шорох шин и нетерпеливый гудок автомобиля известил о неизбежном: Гор приехал. И вновь все вышли на крыльцо, но, уже провожая Зеса, других вариантов не было. Томое обняла и попросила беречь себя, Кенджи крепко пожал тому руку, шепнув «Поздравляю с жаркой ночкой». Брюнет лишь смущенно хмыкнул. Кико что-то милое някнул и уткнулся в объятиях Зеса в шею, но быстро был оттянут обратно к ревнивцу. Самые долгие проводы были с матерью и возлюбленным, с ними было труднее всего расставаться. Юи расплакалась и крепко обняла сына, зная, что следующая встреча случится нескоро; она очень хорошо знала Гора. И тот не допустит, чтобы старший сын смог куда-то уехать без его ведома. На Сесе не было лица: бледный, глаза на мокром месте, комкает в руках легкую кофту, впопыхах накинутую на плечи, и не знает, что сказать. Как отпустить того, в кого влюбился всем сердцем, душой, телом. Как сказать, что любит, и попросить, чтобы остался, даже если это невозможно. Но слов не было, хотя Зес и так все понимал без них. Он крепко обнял Сеса и уткнулся ему в висок, вдыхая любимый запах кожи и шампуня для волос. Запоминая тепло рук и тела, желание оберегать и любить, утешать и защищать. Каждую деталь угловатой, тоненькой, но такой желанной фигуры. Брат. Зес понимал, что уже надо бы отпустить и идти, но сил оторваться не было. Брюнет склонился к уху младшего и горячо прошептал «Я найду способ с тобой связаться. Только дождись». И отпуская его, беря сумку, он резко развернулся и пошел к машине. У открытой двери водительского сидения стоял отец и внимательно наблюдал за каждым движением сына. А рядом через окно с тревогой и надеждой смотрела мачеха, молясь на благоразумие парня. Едва Зес сел в машину, двигатель заурчал, и машина тут же покинула улицу. Напряжение спало, но после него накатили уныние и тоска, будто забрали частичку сердца, и знание, что её никогда не вернут.***
Как только автомобиль скрылся из виду, Кенджи, подхватив под руку Кико, сказал, что они пошли собирать вещи. Блондин не высказал ни единой эмоции и молча поплелся за ним. Обычно на каждую фразу у него был свой комментарий, а тут из парня будто выжали все силы. Томое задумчиво проводила взглядом своих детей и отложила вопросы на потом. Сес ушел в свою комнату, ему необходимо было уединение и покой. Отъезд Зеса он переживал с трудом. Юи выпила последнюю таблетку и грустно смотрела на остывший чай. Внутри неё медленно и лениво текли размышления о происходящем и прошлом. Томое докурила очередную сигарету и вернулась на кухню. Налила покрепче кофе и обновила чай Юи. Та лишь улыбнулась, зная этот жест сестры. Он означал, что Томое хочет поговорить и не знает, как начать. Поэтому разводит деятельность, но молчит. Юи вздохнула и как можно безучастнее протянула: — Тебя что-то беспокоит? Сестра открыла окно, поставила на подоконник чашку и закурила очередную сигарету. В сотый раз подумав, что надо бросать это гиблое дело, она с наслаждением затянулась. Сил бороться с привычкой, которая доставляет удовольствие, не было. Мельком взглянув на Юи, она прочистила горло и все же начала разговор: — Столько времени прошло… Как ты? Та лишь пожала неопределенно плечами и сделала неспешно маленький глоток травяного напитка: — Не знаю. Внутри пусто и сиротливо. Я больше грущу, что моего сына забрали, чем по тому мужчине, в которого когда-то была по уши влюблена. — Знаю, мой вопрос будет … неуместен, но все же: ты его до сих пор любишь? — Томое была уверена, что все истерические срывы, которые были у её сестры, начинались исключительно по этой причине — когда она вспоминала Гора и его утрату. Его отчуждение и пренебрежение. И переживала, что их встреча вновь разбудит эти чувства и заставит пройти по очередному кругу ада, когда истерика практически не прекращается, и чаще всего она спит под транквилизаторами. И внутренне старшая сестра готовилась к этому и даже подумала идти менять билеты. Ведь завтра они тоже уезжают. — На удивление, я перенесла встречу легче, чем думала, — пожала плечами Юи, она не меньше Томое боялась приезда Гора. — Но я не чувствую ни переживаний, ни истерики, никаких симптомов. Будто я… здорова. Её голос звучал грустно, тихо. Как если бы все её переживания были на пустом месте, и все её приступы были бессмысленными. Будто не было этих тринадцати лет, одиноких, пустых и раздирающих чувства на части. Они пролетели без капли воспоминаний и целей. Томое выкинула сигарету в окно и села рядом с Юи, обняв ее и слегка баюкая. Та лишь сопела в плечо, смаргивая изредка слезы. Тепло родного сестринского тела успокаивали и дарили надежность, защищенность. Её объятия давали ощущения покровительства и умиротворения. — Все позади, — вторила мыслям сестры Томое. Она лишь молилась, чтобы ад, который пережила Юи, не повторился. Этому ублюдку хоть бы хны: приехал, победил и уехал. А то, что после него нужно все дерьмо разгребать — это никого не волнует. И в первую очередь нужно успокоить младшую сестру, а потом её сына. Но надежды были на то, что тот сильный и привыкший ко всему мальчик, сам справится. Юи мягко вышла из объятий сестры и улыбнулась. Та лишь внимательно следила за девушкой, ожидая любых перемен. Но та лишь тряхнула немного головой, слегка ударила себя ладонями по щекам и хихикнула. — Давно так не делала, — вернувшись к чаю, осушила чашку одним залпом и встала налить добавки. — Давай я, — встрепенулась Томое, но та лишь отстранила её руку от чашки. — Я не маленькая и не больная, — хмыкнула Юи и блеснула глазами. — Сама в состоянии себе чай налить. А твой кофе, наверно, давно остыл, стоит у открытого окна. Вновь сделав себе напитки, сестры вышли в сад и прошли до скамеечки под ивой. Дом находился рядом с небольшим озером, где стеной вокруг стояли многолетние раскидистые деревья, что создавали тень и усладу во время жары. Срубать их запрещалось мэром, им только подрубали ветки, которые разрастались и упирались в дома. Будучи помладше, сестры любили бывать под тенью кроны и часто обсуждали мальчиков, сидя на берегу озера и болтая ногами в воде. Со временем их отец сделал там скамейку, чтобы девочки не мочили ноги и сидели «культурно на лавочке». Конечно, теперь это вспоминается с улыбкой и благодарностью, но в прошлом подростковый нрав не мог оценить заботу мужчины. Сев на скамейку, которую за эти годы не раз обновили, женщины сидели и вслушивались в звуки природы, птиц, смех соседей на другом берегу. Дышали влажным воздухом и смотрели, как солнечные лучи проглядывают сквозь листочки ивы, играют с водной гладью и катаются на мелкой ряби, создаваемой озорным ветерком. Умиротворение именно этого места заставило Юи в своё время не продавать родительский дом и остаться здесь. Тут все было знакомо, хоть и отдавало печалью и болью воспоминаний. - — Я решила начать все с начала, — после продолжительного любования природой сказала Юи. — Возможно, куда-нибудь переехать. Вспомнить, что я знаю и умею, — вздохнув, она посмотрела в тревожные глаза старшей сестры и улыбнулась. — Я знаю, все это когда-то звучало и заканчивалось либо ничем, либо плачевно, но сейчас я приняла решение. — Юи, ты знаешь, что я готова всегда тебя поддержать. Но я переживаю за тебя и твоё здоровье. Подумай еще раз хорошенько, взвесь всё, — Томое смотрела в ясные голубые глаза сестры и не видела там ни намека на навязчивую идею. Тихая спокойная гладь воды, что остудила рябь прошлых чувств. Но надолго ли? — Я знаю, сестра. Знаю. Но мне очень хочется вырваться из этого порочного круга. Тогда, когда приехал Гор, — голос отдал горечью, называя имя мужчины, — я поняла, что это не мой муж. Не тот, кого я любила и на которого молилась днями и ночами. Чьих детей под сердцем растила и не могла нарадоваться своему счастью. Я будто увидела его со стороны и… ничего. Внутри пусто. Нет ожиданий, обид, неугасших чувств, все… ровно. — Даже стало немного обидно, — продолжила свой монолог Юи, а Томое лишь вслушивалась в каждое слово и ловила любые изменения настроения. — Столько лет я мучилась и страдала из-за него, ночами мечтая, что он вернется и вновь обнимет меня. Скажет, что был не прав, разводясь со мной, что любит и жить без меня не может. А теперь это все… лишилось смысла. Я потеряла столько лет по своей глупости и бесцельных ожиданий реакций мужчины, который просто не способен на это. Его маниакальное желание не быть связанным ни с кем, чтобы никто не мог манипулировать и управлять его жизнью и судьбой, превысило все возможные и невозможные мысли. Я просто не могу поверить, что все, что происходило со мной, бессмысленно. — У всех свои цели и своя судьба, — осторожно начала Томое, все также неотрывно смотря на четкий профиль сестры, — но если ты и правда чувствуешь, что остыла к нему, и готова двигаться дальше — я тебе помогу всем, чем смогу. Только, пожалуйста, Юи — не делай ничего из ряда вон выходящее. Не заставляй меня контролировать тебя. — Ну, ты прям, как папа, заговорила, — рассмеялась девушка, озорно сверкнув глазами. — Прям также нудно и лекционно. «Туда не ходи, сюда не ходи, с мальчиками не целуйся, тебе рано», — изобразила, кривляясь, Юи, комично поставив руки в бока. Немного побалагурив, сестры вновь затихли, предаваясь воспоминаниям детства. Как было хорошо с родителями, с мамиными пирогами и папиными пересказами книг на свой лад. Как мама любила собирать сама травяные чаи, а отец лишь бурчал, что эти веники ничего хорошего не делают, лишь время забирают. Как мужчина любил предаваться воспоминаниям молодости, когда служил, и что они, будучи солдатиками, вытворяли, пока кто-нибудь их не порюхает и не всадит наряды вне очереди. А мама, пока папа не слышит, делилась своими женскими премудростями и сплетничала с ними по поводу мальчиков. Все эти мысли отдавали теплом и тихой радостью, что когда-то они были совсем маленькими и любимыми. Теперь сестры сами мамы и должны делать тоже самое для своих детей. — Знаешь, нужно снова влюбиться, — голос Юи вырвал из уютных воспоминаний и заставил неприятно встрепенуться. — Просто так, без заморочек с браком, любовью до гроба, детей и прочего. Чтобы просто летать и порхать на этих легких невесомых эмоциях. — А ты так сможешь? — Я? Да, — улыбнулась своей самой очаровательной улыбкой Юи, что в своё время разбила немало мужских сердец. Томое давно не видела сестру такой счастливой, что даже начала верить в её начавшееся исцеление. — А ты? — Не, я на эту аферу подписываться не буду и не хочу, — тут же закрылась Томое и прятала глаза от младшей, а та пыталась поймать взгляд старшей. — Ну, ты же тоже хочешь? Ну? — смеялась Юи и встала перед скамейкой. — Вновь закружится в этом вихре чувств, и почувствовать себя живой, желанной. Разве не так? — Ты не понимаешь! — в сердцах ответила Томое. Озорные бесята в голубых глазах притягивали и манили, но эта магия не могла пробить цинизм женщины. — Мужикам нужен перепих на одну ночь, стравить нужду. Те подростковые сопли, которые ты представляешь, уже никого не интересуют. Либо секс на одну ночь, либо брак с детьми. Третьего не дано. — Так ты пыталась найти кого-то после Рика? — радостно спросила Юи, захлопав в ладоши и подпрыгнув на месте. — Конечно, пыталась, — хмыкнула Томое, слегка сжимая и разжимая кулак. Хотелось снова закурить и глубоко затянуться, но портить атмосферу этого милого места женщина не решалась. — Но была глубоко разочарована мужским полом. Я даже сделала табличку, чтобы те сиротливо не жались к краю кровати и не знали утром, что сказать. — А что за табличка? — «Утром не будите. Молча идите по своим делам. Я не обидчивая и понятливая», — процитировала без запинки Томое. Юи лишь прыснула в кулак, а потом залилась звонким смехом. — Ну, ты даешь, сестренка! Прям вся в отца, — сев рядом, она придвинулась поближе к женщине, и положила голову на плечо. Та лишь приобняла и прижала к себе сильнее. — Рада, что ты смеешься, — приятный аромат Юи заставлял успокаиваться и нежиться в гармонии природной идиллии. — Действуй, твори, люби, если сможешь сделать это без последствий в виде ада и очередного ребенка. Я буду рада узнать, что ты смогла вернуться к более яркой жизни. — И ты тоже, — вздохнула младшая сестра. — Не сиди в своей скорлупе. Найдется тот мужчина, который сможет покорить твоё сердце. Томое лишь хмыкнула и молча поцеловала макушку девушки. Жизнь продолжается, и ей надо радоваться. Женщина лишь молилась, чтобы с Юи все было хорошо, и завтра она смогла поехать с детьми домой. Ведь там тоже ждут дела.***
«Хорошо, когда мама смеётся», подумал Сес, стоя у окна своей комнаты, которое аккурат смотрело на иву и лавочку перед озером. Именно голос мамы заставил его оторваться от кровати и подойти к окну. До этого он лежал и рыдал в подушку, не имея возможности по-другому выплеснуть все эмоции, которые были в его душе: страх, боль, обида, ожидание, желание вернуть брата. Мамин смех был такой редкостью, что любопытство пересилило желание жалеть себя дальше, и он с трудом встал с кровати. На улице было тепло и ясно, конец лета еще немного радовал своим вниманием и лаской, но уже скоро наступит осень. Теплые куртки, резиновые любимые сапоги, мелкие дожди и ливни, и, конечно же, листья деревьев, окрашенные в яркие цвета, которые потом опадают на землю разномастным пейзажем. Сес всегда с замиранием сердца ждал наступление этой поры, она зарождала внутри души томление и ожидание прекрасных картин природы. Посмотрев в окно, брюнет не сразу мог сфокусироваться на картинке перед собой, свет слепил покрасневшие и заплаканные глаза. Он открыл створки стеклопакета и вдохнул свежий воздух. Хорошо жить вдали от города. Нет загазованности, постоянно гудящего потока машин и людей, нет этих больших, светящихся даже ночью, рекламных щитов, ругани молодежи и пьяных вскриков. Тихо и уютно, будто в мягких пушистых объятиях большой кошки. Тепло и щемяще нежно. Сес посмотрел вниз и увидел женщин, которые о чем-то тихо разговаривали, сидя на лавочке. Потом мама вскочила, закружилась, стала искать взгляд Томое-сан, которая всячески его прятала. А позже радостно вскрикнула и захлопала в ладоши. Та непринужденность и легкость, которые сквозили в маминых движениях, давало облегчение — ведь это значит, что она пережила приезд бывшего мужа. Сес, отрываясь от созерцания сестер, перевел взгляд на водную гладь, которая искрилась солнечной дорожкой. Воздух вибрировал смехом, радостью и воздушностью, а ветерок озорничал и, играя с занавесками, волосами мальчика, пытался поднять настроение. Но этого было мало. Парень чувствовал внутри разрастающуюся огромную пустоту, дыру, которая сжигала его сердце и лишала эмоций. Он будто заживо замерзал внутри от собственных чувств и страха. Нарастала паника, что больше никогда не увидит Зеса, не почувствует его рук, не будет так любим, как в прошлую ночь, никем, кроме него. Слезы вновь наполнили глаза и скатывались по щекам. Жизнь несправедливая штука. Сначала дает тебе надежду, показывает, как это хорошо — быть любимым. А потом … что потом?! Почему все должно заканчиваться так внезапно? Чем он хуже, что не может жить также со своим старшим братом, как Кенджи и Кико? Сес отвернулся от ненавистной ему картины счастья за окном. Ноги его слабели и, сползая по стенке вниз, он сел на пол и обнял колени руками. Он сжался как можно сильнее, глаза вновь наполнялись слезами, а ком вставал поперек горла. Голова опустилась вниз, и парень горько и бессильно разрыдался, сжимаясь все сильнее. Внутри пустота, которую теперь никто не заполнит, тело болит и ноет после активных действий ночью, кожу жжёт от памяти прикосновений любимых рук. И все это формируется в единый ком, который скрепляется горьким сиропом разрушенных надежд и сжигающего одиночества. Он проваливался во тьму, которая ласково его принимала и обнимала еще одного посетителя. Каждый гость дорог и ценен, выбраться вновь на свет будет непросто. Парень потерял счет времени. Сколько он так сидел? Что происходит там, за закрытыми веками, в мире света, солнца и радости? Он не знал. Для него все вокруг остановилось, слёз больше не было, в груди гулко и редко бьется сердце. Сес медленно сполз с опоры и улегся прямо на пол, не задумываясь о том, что может простудиться, находясь под открытым окном. Ему было все равно, его единственное желание было уснуть навсегда.***
POV СесаПросто сядь вдруг,
на один из берегов.
И смотри…
Время знать, друг,
что снаружи ничего,
Все внутри…
Внутри все горело и чувства перестали различаться, все было туманно и сумрачно. Я одновременно задыхался и дышал полной грудью, вокруг было темно и не понятно, сплю я или бодрствую. Я перестал понимать сигналы тела, меня то знобило, то хотелось снять всю одежду, так как в груди полыхало огнем. Казалось, будто попал в собственный ад. Со временем стало легче, и я услышал звуки, они были для меня неясны, будто сигналы с помехами из радиоприемника. Я пытался прислушаться и что-то сказать, но горло сдавило в тиски, и я не мог выговорить ни единого слова. Шло время, оно было тягучим, переливающимся и создавалось впечатление, будто у него нет течения. Оно то шло вперед, то назад, то куда-то в другое измерение. Будто оно есть и одновременно нет. Позже в моем сне я увидел до боли знакомую фигуру — Зеса. Я хотел помчаться к нему, обнять и, наконец, прокричать, как люблю. Как жажду быть рядом, и как он мне нужен. Чтобы Зес послал все к чертям, и они куда-нибудь убежали. Мне так сейчас был физически нужен брат, что забыл, кто я и что я. Я хотел стать его футболкой и обнимать его торс целый день, хотел быть его волосами, чтобы обрамлять это прекрасное лицо и ласково касаться, или быть любым предметом в его руках, чтобы ощущать прикосновение его пальцев. Я сгорал от собственных фантазий и чувств. Я обнимал его, шептал на ухо все, что приходило в голову, старался поцеловать, укусить, расцарапать спину — все, что угодно, лишь бы он обратил свой взор голубых глаз на меня. Но потом произошло страшное: он стал исчезать из моих видений, и я истошно закричал. — Нет, вернись, постой! Не смей меня покидать еще раз! Я цеплялся за его майку, руки, торс, шею, был готов сделать все, что угодно, лишь бы он не ушел. Но все равно пропал, как бы я не старался. Мне стало невыносимо обидно и больно. Как? Как он мог уйти и оставить меня здесь? Что я буду делать без него? Помоги… Помогите кто-нибудь! Верните мне его! Пока я метался и пытался кричать, мое тело ощутило себя в тисках. Будто все сущее вокруг сжимало и скручивало меня в тугую спираль. Я тянулся вверх, вбок, лишь бы отползти, уйти от этого страшного мучения, но будто черная дыра, болотная трясина не отпускала меня и затягивала. И вот я уже по самое горло в этом круговороте смерти, мой рот открывается в крике о помощи, и в горло хлынула неприятная и мутная жидкость вместе с илом, водорослями и прочим шлаком, которая заполняла мои внутренности, раздирая их на части. Мой нос тоже погрузился в тину, и теперь топкая вода заполнила его полость и проникла в легкие. Стараясь не вдохнуть эту гадость, что была в моих органах, я старался вновь и вновь вытолкнуть её и освободиться от этого ощущения и… не удержался. Выбившись полностью из сил, понимая, что сейчас я задохнусь и не смогу выбраться живым, я сделал вдох. Я был удивлен, что смог. Пусть и неполной грудью, но дышал этой мутной жидкостью в моих легких, и она будто давала мне второй шанс. Я не мог поверить своему счастью, и мое тело начало постепенно расслабляться. Пока окончательно не утянув меня на дно, тина заполнила мое сознание, затопила душу, проникла в кровь, и сердце вновь и вновь разгоняло её по венам. Я начал принимать своё новое состояние и смог позволить себе погрузиться в негу.