***
Россыпь белых гардений окутывает бескрайние просторы поля. Под нежными потоками ветра слышится тихий шелест травинок. В хрупких цветках вблизи возвышающегося древа сидят две девочки. Лица обеих прячутся за распущенными волосами, тела скрываются за мрачными одеяниями, и лишь выглядывающие из-под рукавов бледные пальцы, вырисовывающие у корней дерева незамысловатые рисунки, отличают живых детей от бездыханных тел. — Кто ты? — медленно, выделяя каждую букву, спрашивает одна из них. Она тщетно пытается подняться, но валится на руки, сдавленно шипя. Тёмная лужа крови растекается по земле, пачкая белоснежные лепестки бордовыми пятнами. Девочка неуверенно оборачивается и до невыносимого жжения в горле истошно кричит. Ноги ребёнка оторваны и сложенные лежат у корней дерева. — Мы… — другая приподнимает голову, иссиня чёрными глазами вглядываясь в девочку рядом. Она неспешно подползает и жёстко вцепляется в окровавленные бёдра, отчего те исходят густым красным дымом — …одинаковые. — … Девочка отводит взгляд от лица второй к ногам и ошарашенно открывает рот. Бёдра исполосованы рваными глубокими ранами, из которых обильно продолжает сочиться кровь. Но её ноги целы.
***
— Аа… — горло сдавливает сухой хрип, и кровяные сгустки дорожками скатываются изо рта, пачкая бледное, худощавое лицо и тонкую шею. Лёгкие заполняет тошнотворный спёртый запах, и удушающий кашель разносится по комнате, отражаясь от каменных стен. Тело пробивает жестокая судорога, мышцы натягиваются от напряжения, отдавая острой резью где-то под кожей. На глаза давит изнутри, и сквозь покатившееся горячие слёзы они медленно раскрываются, постоянно смаргивая подступающую влагу от слепящего света. Костлявые пальцы сжимаются в кулак, и тело дёргается, вмиг слабея и замирая. — Она очнулась? — сквозь забитые уши доносится чей-то голос, а у рта ощущается холодная освежающая влага. В нос больше не ударяет острый запах крови, и слышится тяжёлый, но глубокий вдох. — Ещё не пришла в себя. Слишком рано, она серьёзно пострадала. Осторожные движение чьих-то ладоней чувствуются на бедре, и комнату пронзает нечеловеческий крик, перерастающий в новый приступ раздирающего кашля. Рука сквозь пронзивший тело укол тупой боли взметается в воздух, хватаясь за чужие растрёпанные волосы, и тянет на себя. Глаза под невидимой тяжестью снова закрываются, и комнату пронизывает тревожная тишина, нарушаемая лишь короткими вздохами лежащей на кровати девушки.***
Среди окровавленных гардений виднеется раскрывающийся в медленном танце тёмный девичий силуэт. Ребёнок мягко ступает рядом с неподвижно лежащем телом и роняет собранные ею цветочные лепестки. Подхваченные ветром те замысловато кружатся в воздухе и ложатся на изрезанное сочащимися порезами руки и ноги. Листы расправляются на ранах и растворяются, оставляя за собой пустые и чистые участки кожи. Лежащая девочка открывает глаза и уверенно поднимается на ноги, неверяще переводя взгляд на напарницу. На лице той расплывается обворожительная улыбка. Она делает глубокий поклон и рассыпается в пыль, уносимую первыми восходящими потоками порывистого ветра.
***
Глаза распахиваются, и девушка вскакивает на кровати, отчаянно мотая головой. Просторная комната кажется совершенно незнакомой, но в то же время в душе затаивается чувство, что подобное ей уже приходилось видеть когда-то. Двуспальная уютная кровать в центре, сшитые из тканевых лоскутов картины на стенах и низенькие прикроватные тумбочки с обеих сторон от постели вызывают в памяти картины из далёкого детства. — С пробуждением, — леденящий холод сковывает тело, и девушка нервно косится на тёмное окно за изголовьем постели. В глазах плещется неконтролируемый гнев, и когда нарушитель покоя примирительно выставляет ладони перед собой и неспешно подходит, девушка резко приподнимается, вцепляясь в чужое беззащитное горло и неистово сжимая, отчего сдавленный хрип разносится по комнате. — Эмилия, Эми, остановись! — точно рассчитанный удар приходится по напряжённым мышцам, и пальцы невольно разжимаются. — Араи!.. — Майер процеживает имя сквозь зубы, с трудом удерживая себя на месте от очередного рывка. Араи потирает шею и с толикой обожания обводит взглядом перекошенное злостью лицо. Девушка не скрывает довольную улыбку и жадно набрасывается на Эмилию, сжимая ту в пылких объятиях. Майер громко кричит, отчаянно бьётся в чужих руках, но ослабленное долгим бездействием тело отказывается повиноваться, постепенно обмякая, но не оставляя слабых попыток вырваться. — Она очнулась? — из-за двери разносится знакомый голос, и Эмилия застывает на плечах Араи, не решаясь перевести взгляд ко входу. Сердце заходится в бешеном, неконтролируемом ритме, и Майер неосознанно обхватывает талию той, которая когда-то была ей ближе всех, безнадёжной попытке унять пронизывающую тело дрожь. Дыхание перехватывает, и только благодаря плавным движением ласковой ладони ей удаётся немного успокоить разбушевавшееся волнение. Она несмело оборачивается. В проходе стоит немолодая женщина. Под её глазами и на лбу залегли потемневшие морщины, но обворожительная улыбка и шелковистые рассыпающиеся на плечах волосы придают свежий вид, а чёрные одеяния, огибающие гибкий стан, должно стройнят. Женщина мягкой поступью подходит к находящейся в объятиях Эмилии и помогает ей освободиться от крепкой хватки Араи. — Мирай… — спустя долгие минуты молчания слетает с губ Майер. — Мама… На глаза наворачиваются предательские слёзы, и девушка борется с желанием броситься к матери, но падает на кровать и отползает на другой край. Она прижимает колени к груди и зарывается пальцами в спутанные волосы, опустив голову. Постель проминается под чьей-то тяжестью, но Эмилия не поднимает взгляда, сжимая глаза всё сильнее. Кошмар. Страшный сон. Чья-то злая шутка. Не может горячо любимая мать, к чьим ногам Эмилия преподнесла свою жизнь, и столь ненавистная сестра быть связаны одной кровью, пролитой в борьбе против титанов. Не могут смерти близких сердцу людей лежать на руках её матери. Одной из единственных дорогих сердцу людей. «Вы дороги мне, капитан» — Леви?! — тревожная мысль о мужчине опустошает голову. Эмилия вторит одно и то же имя, умоляюще глядя на сестру. Та стоит в углу комнаты, сложив руки за спиной, всем свои видом давая понять: «я не причиню тебе вреда». При упоминании капитана развед легиона Араи брезгливо кривит губами, тихо произнося «должен быть жив». Охватившее сердце волнение за любимого человека исчезает, уступая место подступающему паническому испугу, за секунду расползающемуся по всему телу. Голова тяжелеет, и тело, осторожно поддерживаемое руками матери, заваливается набок. Мирай укладывает дочь на колени и неспешно поглаживает виски, взволнованно подзывая Араи, чтобы та принесла воды. По горлу разливается желчная горечь, все те безрадостные мысли, на время покинувшие её, разом врываются в её сознание, и Араи только успевает схватить стоящую на тумбе вазу, как Эмилия, обхватив руками живот, судорожно исторгает рвотные сгустки изо рта. — Сестра, — Араи взволнованно подносит стакан к раскрытым губам, когда девушка перестаёт биться в тошнотворных спазмах, и та вцепляется в сосуд, залпом осушая его. — А сейчас, — Эмилия выпрямляется и остервенело трёт рукой губы. Кулаки сжимаются до побелевших костяшек, и девушка кивком головы просит встать перед ней.— Рассказывайте. Всё. Мирай и Араи взволнованно переглядываются, и первая было делает шаг навстречу, но Эмилия инстинктивно выставляет перед собой ладонь, заставляя женщину замереть на месте и вновь отодвинуться. — Всё. Прямо сейчас. С самого начала. Комнату окутывает тягучий сумрак. Мир погружается в ночь. Стоит напряжённая, звенящая тишина. — Да говорите вы, чего застыли! — Эмилия резко вскакивает, отчего цветные круги мелькают перед глазами, и девушка падает назад, несколько секунд жмурясь и после возвращаясь в прежнюю позу. Мирай несколько раз кивает сама себе и складывает руки перед собой, высоко подняв голову. Их взгляды встречаются глаза в глаза, душа в душу, и в комнате звучит громкий, размеренный голос Мирай, пронзительным эхом отдающейся в ушах: — Меня зовут Мирай. Мирай Майер. До службы в развед легионе я была учёным лекарем при известной семье аристократов в Марлии, — Эмилия удивлённо, с немым вопросом в глазах всматривается в мать, услышав незнакомое название. Женщина считывает эмоции с лица дочери и тут же поясняет: — Мария, Роза и Сина — три стены, воздвигнутые сто сорок пятым королём Элдии, Карлом Фрицем, который в попытке спасти свой народ от истребления перенёс его на отдалённый остров рядом с континентом. Парадиз был отделён от мира и стал клеткой для элдийцев, охраняемой титанами. Эмилия нервно машет рукой перед глазами, будто пытаясь отмахнуться от слов матери и прося её замолчать, и на некоторое время закрывает глаза. Она указывает рукой на Араи, и та понимает сестру без слов. Мирай всю жизнь любила говорить загадками или донельзя сложными словами, ничего не объясняя. Араи всегда была способна правильно истолковывать речи матери. Даже сейчас. — Ранее существовало два враждующих государства: Элдия и Марлия. Первое было в разы сильнее второго и фактически правило всем миром до определённого момента. Однажды столица Элдии её правителем была перенесена на небольшой остров Парадиз близ основного континента. Марлия воспользовалась этим, и началась великая война за порабощение Элдии. Тогда в сложившейся ситуации правитель Элдии перенёс часть народа на Парадиз и воздвиг стены с помощью силы титана Прародителя. Те же элдийцы, что оставались и по сей день остаются на континенте, всячески притесняются со стороны не только местного населения, но и силовых структур и верхушки общества. Потому за любую оплошность их увозили на Парадиз и сбрасывали со стены, превращая в титанов. Эмилия заходится безудержным смехом и хватается за живот с такой силой, что под неброским ночным платьем остаются тёмные отпечатки на коже. На глазах застывают блестящие капли слёз, и девушка жадно вдыхает воздух, заливаясь очередным приступом истерического хохота. — То есть я всё это время убивала людей? — приглушённый, полный отчаяния крик разносится по всему дому, и Эмилия жалобно стонет, даже не стараясь вытереть мокрые щёки. Руки произвольно поднимаются перед глазами, пальцы по очереди загибаются, и под немигающими, взволнованными взглядами сестры и матери Эмилия надрывно шепчет: — Я убила под пол сотни людей. Тело пробивает предательская слабость. Перед глазами всё мутнеет, и, кажется, будто на долгое время Эмилия выпадает из реальности. Под веками вырисовывается заполненное распустившимся цветами поле, и маленькая девочка, роняющая на её лицо белые лепестки. В нос ударяет терпкий запах каких-то растений, и девушка вздрагивает всем телом, распахивая глаза. Она не предполагает, сколько времени была в полусознательном состояние, но приходит в себя на коленях матери, ощущая на волосах осторожные поглаживания. — Как ты оказалась на Парадизе? — глаза прикрыты, а голос девушки дрожит и звучит настолько тихо, что Мирай приходится почти вплотную нагнуться к лицу дочери, чтобы расслышать её. — Меня отправили на Парадиз не с целью найти силу титана Прародителя. Моей главной задачей было внедриться в силовые структуры стен и следить за настроениями элдийцев. Тогда в Марлии вспыхивали частые внутренние проблемы, и если бы представители Элдии каким бы то ни было образом разузнать правду, государство марлийцев пало бы вновь, — в разговоре повисает внезапная пауза, и Эмилия приоткрывает глаза. В ответ на неё смотрит пустой, лишённый света взгляд. Воспоминания, долгие годы надёжно укрываемые в глубине души, впервые вырываются наружу, будят старые раны и терзают материнское сердце. Но Мирай сильная женщина. Печальная маска идёт глубокими трещинами и ломается, соскальзывая с лица. Мирай силой натягивает улыбку и как можно более воодушевлённо продолжает вести свою сдержанную речь: — По прошествии года на Парадизе я вступила в ряды развед легиона. Более пяти лет я несла службу, после мне посчастливилось познакомиться с твоим отцом и создать семью. Я покинула корпус, но продолжила получать сведения из армии благодаря построенным в ней связям. Когда была объявлена миссия по захвату носителя титана Прародителя и осада Шиганшины, мне было приказано вернуться в Марлию. Однако семья, в которой я служила, была покладистой и терпеливой ко мне. Мне было дозволено тайно перевезти в Марлию своих детей. — И почему ты не воспользовалась возможностью? — сипит Эмилия. Мирай улыбается и хлопает по плечам дочери, безмолвно упрашивая приподняться. Она кивает Араи, усаживая её на своё место, и начинает медленно расхаживать по комнате из стороны в сторону, быстро водя взглядом. — Начну с того, что к моменту отданного мне приказа о возвращении на родину я пребывала на Парадизе более двадцати лет. В Марлии с ранних лет детям внушают о варварстве и жестокости элдийцев, но спустя долгие годы жизни среди этого народа, лишённого воспоминаний и насильно запертого в трёх стенах, моё отношение к миру полностью изменилось. Я полюбила Элдию. Мирай резко останавливается посреди комнаты. Её лица не видно из-за вьющихся волос, но крупная, лихорадочная дрожь пронзает всё тело. Женщину шатает на месте, и она мелкими шажками еле доходит до стоящего в углу комнаты стула, присаживаясь и сгибаясь, опуская голову к самим коленям и жёстко зарываясь пальцами в свои волосы. Несмотря на это её голос выразителен и звучен. — Мною были поставлены две цели и составлены два плана. Первая цель — обеспечить своим детям все необходимые условия для счастливой жизни и не позволить им пасть жертвами этой кровавой войны. Согласно плану, сколько бы времени у меня это не отняло, мои будущие дети должны быть в Марлии. Благодаря здешним связям мы жили бы вдали от этого бесконечного кровопролития… Этот план был составлен ещё до твоего рождения. Когда моя верность Марлии ещё не угасла. Эмилия хмыкает, уверенно поднимаясь. Мучительная истома, вызванная рассказанной правдой, вмиг спадает. — И второй целью стало истребить титанов, — девушка беспомощно разводит руками и сжимает губы до побеления. Эмилия не желает верить в то, что она собирается сказать, но в голове вырисовывается отчётливая картина происходящего. — Араи родом из Подземного города. Её воспитывали в отвратительных условиях, где ради выживания ей приходилось постоянно прибегать к оружию и убивать. Ты забрала её в семью сильной и отважной. И потому твой выбор пал на неё. Ты рассказала ей жестокую правду, отправилась решать свои проблемы с марлийцами, а после начала осуществления плана по осаде Шиганшины ты с Араи уехала, бросив родную дочь на растерзание судьбы. Эмилия замирает, почувствовав на спине чужую руку, и раздражённо двигает плечом, требуя не прикасаться. — Ты не права, сестра… Араи невольно отшатывается, когда Эмилия оборачивается, жёстко вперяясь взглядом в ошеломлённое лицо. — Закрой рот, — девушка глухо рычит словно зверь сквозь стиснутые зубы и снова подходит к матери, хватается за узкий подбородок и заставляет женщину поднять голову, посмотреть дочери в глаза. — Я стала предлогом, благодаря которому ты могла оставаться на Парадизе, и следить за всем происходящем. Не было у тебя первого плана. Иначе бы ты сознательно не обрекла дочь на подобные мучения. Эмилия царапает лицо женщины и отворачивается, обходя кровать и останавливаясь у окна. — Перед захватом Шиганшины Араи отправилась в якобы путешествие перед вступлением в ряды армии стен и просила меня поехать с ней. Это было не для того, чтобы забрать меня в Марлию, а чтобы я воочию увидела ту кровавую расправу над элдийцами, поняла истинную жестокость этого мира и научилась контролировать эмоции при встречах с титанами. Я права? Эмилия не разворачивается. В который раз тишина окутывает комнату, и лишь доносящее до ушей неровное дыхание, — то ли матери, то ли сестры, — даёт понять, что здесь всё ещё течёт жизнь. Девушка не видит, но она уверена — Мирай и Араи сейчас лихорадочно переглядываются, по очереди кивая в сторону Эмилии, словно пытаясь решить, кто готов дать ответ. В конце концов безмолвное общение заканчивается, и в ушах на долгое время застывают слова матери: — Всё верно…***
Бескрайние небесные просторы тускло отсвечивают мириадами крошечных звёзд, сплетающихся между собой в загадочные узоры и отражающихся в глубоком омуте тёмных глаз. Блёклый свет с трудом выхватывает зыбкие контуры незнакомых земель в этой непроглядной ночи, и нелегко что-либо разглядеть дальше вытянутой руки. Эмилия сидит, поджав колени к груди, на каменной подоконнике в тонком платье, и мерзкий холодок медленно расползается по всему телу. Липкие дорожки от пролитых за тягостный разговор с матерью и сестрой слёз неприятно потягивают лицо, но девушке будто нет дела до подобных досадных мелочей: она немигающе смотрит куда-то перед собой и настойчиво не замечает время от времени повторяющийся стук в дверь. С момента раскрытия горькой правды прошло уже больше суток, в течение которых девушкой не было сделано ни единого движения, не вымолвлено ни единого слова. Двери плотно закрыты, окна помимо одного занавешены полупрозрачной тканью. Низ живота давно сдавливает тягучей болью, язык неприятно сушит. Эмилии неведомо, сколько она пребывала в безвременье, но во рту долгие дни не было ничего помимо собственной крови и слёз.Я совершила ошибку
Невольно вспоминаются последние слова матери, прежде чем та с сестрой покинули комнату, и ощущение отчаянной безнадёжности вызывает безысходную и острую тоску.Поэтому я не буду настаивать. Желаешь покончить с этой войной — покончим. Нежели более не захочешь связывать свою жизнь с этой бесконечной борьбой — уедем.
Выбора у девушки нет. И мать с сестрой ясно осознают, что после длительной службы на Парадизе девушке не удастся забыть. Размеренная и стабильная жизнь на территории исконных врагов не принесёт желанного успокоения. Воспоминания непосильной ношей лягут на хрупкие плечи, и растерзанное годами сердце не выдержит подобной прискорбной участи провести свои дни среди тех, на чьих руках ещё не обсохла кровь павших товарищей, да ещё и в полном разгаре этой жестокой войны. Время, данное ей подумать, это время свыкнуться с неизбежным. Осознать ту самую горькую правду, принять её и подчиниться. Последовать за «благочестивой» матерью и вступить в тайное сопротивление на вражеских землях. Где-то далеко в душе таится вздорное желание расстроить планы матери и упрямо стоять на отъезде, но даже затуманенный ум девушки способен понять всю несообразность подобной мысли. Она пошла насмерть. Она пожертвовала жизнью ради дорогого человека. Она уже отдала себя на растерзание этой кровопролитной войне. Дверная щеколда дёргается, и с приглушённым скрипов створки раскрываются. Длительное время стоящая у комнаты Араи отшатывается, с трудом сглатывая скопившуюся от волнения за сестру слюну. Они смотрят друг на друга неотрывно, будто вступая в немую борьбу, и обе щурятся в темноте, пытаясь разгадать чужие эмоции. — Как я выжила? — единственный весомый вопрос, не дающий девушке покоя. — Мне оторвали ноги. Перед глазами детальная картина колыхающихся цветов, увядающих под беспрерывными потоками крови из отрезанных девичьих ног, сложенными лежащих у великого древа. Эмилия относительно смутно помнит приснившейся ей сон, но в сердце твёрдая уверенность — при первом пробуждении она не чувствовала ничего ниже бёдер. — Ссадины и раны покрывали всё тело. Как я выжила? Неужели… — Нет, — Эмилия не успевает развить безрадостную мысль, как из-за угла возникает тёмный силуэт матери. Мирай быстро сокращает расстояние между ними и кладёт ладони на плечи дочери, — ты человек. — Но тогда как вы это объясните?! — в который раз голос срывается на крик, дробным эхом отражаясь на коридорных стенах дома. Эмилия задирает полы платья и ладонями проводит по бёдрам, кончиками пальцев ощущая грубые рубцы, что только подтверждает её мысли. — Что спасло меня от потери крови? Как вы вернули мне ноги, если я не стала титаном? Ответа на вопрос не следует. Словно ребёнка её берут за руку и ведут по узким пустым коридорам в напряжённом молчании. Странное чувство беспокойства повисает над ними, и трудно точно сказать, от кого оно исходит. То ли у Эмилии сердце на месте не стоит от тревожной неизвестности, то ли Араи и Мирай не находят себе места пред раскрытием их общей невысказанной тайны. Наконец они останавливаются. Место, где они оказываются, отдалённо напоминает военные казематы, подземные тюрьмы в армии, где безжалостными палачами проводились процедуры мучительных пыток. Кажется, они спустились куда-то в подвал. До ушей доносится звон связки ключей и последовавший за ним натужный скрип массивной двери. Затхлый, гнилостный запах выходит наружу, и Араи с Мирай одновременно прикрывают лица воротниками своих одеяний, давя приступы жестокого кашля. Первый шаг. Второй. Третий. Слепящий свет врывается в глаза, и внезапный приступ удушья охватывает горло. Неведомые силы помогают взять себя в руки и выпрямиться, ясным взглядом посмотреть на происходящее. Полы укатаны сверкающими гардениями. У самых стен цветы бледны и венчиками вздёрнуты к потолку будто к солнцу. В центре же лепестки у них алые, опущенные к полу. Среди красных цветов возвышается продольный стол. Из-под погребального савана на нём выглядывает прорезанный глубокими трещинами череп. А за столом стоит она. — Эмилия… — голос Араи из-за спины пугает, а сказанные ею последующие слова заставляют повалиться на пол и панически пытаться отползти к стене. — Кроме нас здесь никого нет.