Мир закрытой эйфории

Я устало выдыхаю, стараясь успокоить бешено клокочущее сердце. Паша пристально смотрит на меня и я понимаю, что если ещё хоть слово и Андрей не сможет себя сдержать. Они оба не смогут. Нужно принимать решение здесь и сейчас, поэтому я отряхиваю брюки от невидимой пыли и киваю, подходя к Зотову старшему. — Хорошо, — спокойно проговариваю я, беря сумку. — Собирайся, Андрей. Мы едем к родителям, чтобы наконец во всём разобраться. — Я не думаю, что твоя мать согласится, — поднимает бровь Зотов старший. — А если я беременна, согласится ли? Это блеф, но он играет нам с Андреем на руку, потому что, наверное, только в этом случае возможно расторгнуть этот договор. Такое чувство, что мы рабы, которых продают ради выгоды, отпрыски аристократов в средневековье, у которых не спрашивают мнения. Орудия. Выдыхаю и вижу заинтересованный взгляд Паши, который немного подавлен. Парень напряжён и это передаётся мне, чувствуется в воздухе искрящимися разрядами тока. Андрей вновь встаёт перед нами, хватая с полки ключи от машины и ждёт, пока первая выйду я, чтобы не оставлять меня и на секунду с ним наедине в одном помещении. В машине мы молчали, а после того, как выехали на главную дорогу, ведущую к дому Андрея, решили всё обсудить. — И что мы будем делать, когда они узнают, что ты не беременна? — Другого выхода здесь нет, — покачала головой я, наблюдая за машиной позади нас. Павел едет слишком близко. — Они поступают с нами не правильно, так почему мы должны играть честно? Мой друг говорил, что в покере нет честных игроков так же, как и не существует честных чиновников. — А если всё пойдёт не по плану? — Будем импровизировать. Сердце бешено забилось, когда ворота открылись и я тут же обратила внимание на мамину машину. Уму не постижимо, она не общалась с собственной дочерью две недели и решила выкурить меня таким способом! Это самое настоящее лицемерие! В дом мы заходили спокойно, вот только сначала шёл Андрей, а за его спиной пряталась я, боясь этого неодобрительного взгляда. Деваться было некуда и я взяла всю волю в кулак, видя боковым зрением вошедшего Павла. Родители сидели за столом, а мы с Андреем, словно провинившиеся дети, которых директор вызвал на ковёр и сейчас будет отчитывать за разбитое окно в школьном туалете. Взгляд мамы как всегда холоден, у неё не дрогнул ни один мускул на лице, когда она увидела меня. Что ж, на это расчёт и был сделан: хладнокровие в нашей семье приветствуется. Вот только я, видимо, из другой. — Мы так полагаем, — прокашлялся глава Зотовых и поправил галстук, угрюмо смотря на нас. — Вы против договора. — Да, это ущемление наших прав, — сказал Андрей и я увидела, как напряглись его мышцы. — Мы всё это понимаем, — вмешалась моя мать и я тут же почувствовала больной укол обиды. — Если вы встречались — надо было говорить об этом. Мы бы заключили данный договор на вас, а Павла сосватали бы с другой девушкой, но все молчали. — Павел знал, но ничего не сказал, — тут же вспыхнула я делая шаг вперёд. Родители молчали и перед ними на столе лежало два договора. Мы ждали то, что же они скажут и каково будет их решение. Переписать договоры, найти компромисс или ничего не делать, заставляя нас плясать под их дудку. — Мы ничего не будем переделывать, — изрёк отец Андрея, и я увидела в глазах его матери разочарование. — У нас есть также договор, что если один из вас будет… — Я беременна, — выпалила я, выходя вперёд, блефуя. — Это тоже не является оправданием? — Тебе какая разница за какого Зотова выходить? — сощурила глаза моя мама, абсолютно не подав вида на сказанные мною слова. — Что этот, что тот. Фамилия одна. Воспитывать будет Андрей, а будешь с Павлом. — Потому что я люблю другого человека, а не Павла! Андрей задержал дыхание и я услышала это. До сих пор я не говорила подобных слов, даже не в прямом смысле. Это было признание, которое поразило его. Даже моя мама встрепенулась, выдавая некое волнение за меня. Конечно, идти наперекор матери не было в моих планах с начала, но чёрт его дери, если бы я только знала, чем же всё закончится… — Это нас не волнует. — Значит мы не согласимся, — выпалил Андрей, хватая меня за руку. — На этот счёт тоже прибережён документ, — проговорил отец парней и достал ещё одну бумагу. — В случае того, если вы захотите действовать по своему, то вы уезжаете в другой город. Сбежать так же не получится, потому что тогда все счета перекрываются и вы не сможете даже питаться нормально не то, что жить. Я задержала дыхание и посмотрела на Андрея, чувствуя боль в груди. Смахнув скопившиеся слёзы, я прижалась к парню, который ни вымолвил и слова. Я вошла в комнату парня и дала волю эмоциям, тихо всхлипывая и крепко обнимая его. Мне не верилось, что так могли поступить и не хотелось верить в поступок моей матери. Почему всё должно произойти именно так? Андрей подошёл ко мне и крепко обнял, нежно целуя в висок. Он на мгновение отошёл от меня и снял с себя крестик, вешая его мне на шею. — На обратной стороне написаны слова о любви. София, это моё признание тебе, пожалуйста, не снимай его. — Это признание в любви? — всхлипнула я, вновь прижимаясь к парню и чувствуя его теплоту. — Да, София, это признание в любви. Единственный экземпляр сделанный по моему эскизу и задумке. Ни у кого в мире больше нет такого. Я взяла в руки крестик и на обратной стороне увидела выгравированную надпись «Опасней и вредней укрыть любовь, чем объявить о ней». Подняв взгляд, я потянулась к парню за поцелуем, чувствуя его тёплые губы, пахнущие ментолом из-за сигарет. Голова закружилась и если бы не сильные руки Андрея, я бы непременно больно ударилась, падая на пол. Всё вокруг закружилось, я окончательно потеряла равновесие, удерживаемая лишь руками парня. Последнее, что я слышала, это взволнованный голос Андрея.