Yiren (everglow) | Han (stray kids)
Pavluchenko, Alexey Krivdin — Река
Я обнимаю покоцанные коленки тонкими руками. Сквозь кожу на руках видны прожилки голубых вен. Синяки проступают на обеих ногах. Весна приходит с первой грозой, в тот же день, что я приезжаю навестить бабушку с дедушкой в деревне, которая находится у чёрта на куличках. Вдали от столицы, где в нос бьёт свежайший воздух без всяких выхлопов, пыли и прочих микрочастиц, где слышен шум от газонокасилок, вода маленькой речушки плещется где-то очень близко, но не на виду, где куча цветочных, травяных ароматов из всех щелей, голова идёт кругом. Вот и сейчас ветер играет в моих волосах, расплетённых и волнами разбросанных по плечам, а я утыкаюсь в уже переставшие кровоточить коленки и смотрю на безмятежную гладь воды. Окунуться бы, да конец апреля, и услужливый голос в голове напоминает мне: Я за тобой по пятам, Но подумай, как холодно там, Нет, это даже романтично, летом я только за, Но не в начале же ноября. Картинки, как мозаика, собираются перед глазами: ноябрь, ночной Сеул, было 4:15 где-то, я стояла по колено в холодной воде, а он шёл с ночной смены домой. Меня заметил совершенно случайно — решил газировки на свежем воздухе попить. Попил. Типа тебе не понравится, успей остановиться, Зачем тебе скорая, капельница, больница, Мама будет молиться, всем сердцем надеяться, И от психолога не отделаться. — Ты что, сдурела?! — заорал тогда на меня он. Кинулся в воду, даже не особо раздумывая, не раздеваясь, рывком вытаскивая из воды, что-то попутно мне крича ещё, но я тогда в таком шоке оказалась, что даже не сразу его слова начала воспринимать. — Алло! Ты меня слышишь вообще? В итоге забрызгал меня по самые уши, сам вымок, сидел потом на песке, выжимал штаны, стоя в одних шортах, а сухую худи, которую всё-таки успел скинуть, набросил мне на плечи, потому что я дрожала, или «вибрировала, как телефон», выразился он, и этим раздражала его очень. — Я Ирон, кстати, — промычала я тогда сквозь стучащие от холода зубы. Не знаю, что заставило меня сообщить ему эту информацию. — Ну заебись познакомились, — всплеснул он руками и натянул полумокрые джинсы. — Джисон. — Я не собиралась суицид тут устраивать. — Да? Ну я так и понял. Всего лишь решила в ноябре в водичке поплескаться. В четыре часа утра. — Честно, — я поймала его взгляд и он, на удивление, не выражал ни злости, ни сочувствия. Как и в голосе. Джисон буднично присел рядом и снова отпил свою газировку. — Я только думала, каково это, прыгнуть в реку, если бы был человек, который прыгнет следом за мной, и сама не заметила, как оказалась в воде… Я бы прыгнула в эту реку, Если бы не было человека, Который утонет, Если прыгнет за мной. Джисон посмотреть куда-то вдаль и неопределённо хмыкнул. Мы сидели, как два идиота, смотрящие в воду, думающие, удача это или гнёт — что рядом есть сейчас кто-то, кто за ними нырнёт, и пили на двоих газировку из баночки. А когда она закончилась, Джисон всё-таки вызвал такси, предложив сначала завезти его, а потом уже уехать мне. Я, пожавшая плечами, мол, как тебе удобно, поняла смысл этого жеста гораздо позже. И с того момента, как я поняла это, моё сердце безоговорочно капитулировало перед ним. Потому что Хан Джисон — это всегда замечать самые мелочи, кажущиеся неважными другим парням, и важные для нас, девочек. То спросить, во сколько ты возвращаешься, то подложить незаметно мне на тумбочку обезбол и шоколадки, когда я загибаюсь от боли, то заехать и встретить с учёбы и понести рюкзак, и куча других жестов, которые не делали другие парни для моих знакомых подруг, даже если были в отношениях с ними. Мы с Джисоном вообще это не обсуждали. Не было вопроса «Мы теперь встречаемся?» или предложения встречаться, но у обоих в статусах в инстаграмме появились каки-то только нам понятные символы. Смайлик воды, ночного неба, газировки и жёлтого сердечка у меня и чёрного у него. Даже не знаю, почему именно так. Но я всегда любила жёлтый. А Джисон часто носил что-нибудь чёрное. И ещё ногти в чёрный красил, что, конечно, сводило меня с ума. Да я за тобой, Знаю всю ту боль, Что в тебе сидит. Мне всё казалось, что, наверное, нужно расставить точки над «i». Но я не знала, как заговорить об этом с Джисоном. Наше лёкое общение я могла сбить своими никому ненужными чувствами. Может быть, влюбилась только я. А может быть, вообще всё себе придумала. — Джисон-а, — гнусавым голосом позвала его в трубку я. Он, кажется, снова был на смене, потому что вокруг него доносились разные голоса. — Приве-ет, ты разве не в деревне? — я помнила, что сообщала ему, что уеду из города на свои апрельско-майские каникулы. — В деревне. — И как там? Скука смертная? Бабуля с дедулей припрягли грядки копать? — Не без этого, — усмехнулась я. Интересно, ему было слышно, как мой голос немного дрожал? — Слушай, Джисон… — Ты меня всегда пугаешь своим «слушай, Джисон», — хохотнул он и слышно было, что он, видимо, отошёл в сторонку, в тишину, чтобы спокойно поговорить. — Только не говори мне, что тебя настигла местная шпана и ты в засаде, спаси-помоги? — Шпаны тут нет почти, а какая есть, я всех крышую, — его смех гулко зазвучал у меня в ушах. — Я хотела… да просто спросить, что значат все твои жесты эти? И статус в инсте? И то, что я как-то, когда на работу к тебе заходила, все официанты меня твоей жёнушкой звали. Что за прикол? Повисла пауза, в которую я очень сильно пожалела, что обрушилась на его голову со своими вопросами и уже захотела свернуть, что начала, как он заговорил: — А я думал, это сразу понятно было. Ещё с того момента, как я не забрал свою худи у тебя и ты до сих пор в ней спишь, когда я прихожу к тебе на ночёвки. Я густо покраснела. Да, мне казалось это глупым — надевать худи, когда он приходит, и говорить, что она мне идёт больше и я её не отдам, но самой втайне надеяться, что Джисон согласится и не заберёт. А он и не забирал. Не пытался даже. Только ухмылялся тому, какая она большая на мне, почти до колен, и помогал закатывать рукава, чтобы я не утонула в ней. А ночёвки со снеками, пиццей, роллами, газировкой или соджу всегда были весёлыми, если он приходил. И каждый раз под фильм я умудрялась засыпать на нём — то на плече, то на животе, то на коленках. И не помнила, как оказывалась утром в постели, завёрнутая в одеяло. Я бы прыгнул в эту реку, Если бы не было человека, Который утонет, Если прыгнет следом за мной. — Так это значит, что… — Слушай, Ирон… — Так, — я вскочила и упёрла руки в бока. Он, гад такой, выждал паузу, и заулыбался в трубку: — Я тут выпросил отпуск на майские, так что я приеду через пару дней. Будем вместе грядки копать. — Ой не грядки мы копать будем… — я чуть не запрыгала на месте от счастья. Этой парой предложений он ответил на все волнующие меня вопросы. — Будешь много пиздеть — только грядки и будешь копать, — проворчал он, и пришло моё время хохотать. И силами каких только богов он сдерживался всё это время, когда я засыпала рядом с ним почти каждые выходные? А мне-то, мне за что достался такой парень? Следовало бы у бабули спросить про храм, что недалеко от нас находится, и сходить помолиться Будде, потому как тут без вмешательства богов не обошлось явно. — Молчу. И жду. Очень-очень! Я бы правда, может, тогда, в ноябре, прыгнула в реку, но сейчас была счастлива, что рядом оказался человек, который прыгнет в случае чего следом за мной. И я сделаю для него то же самое.