3:27

Глаза резко распахиваются, пару раз быстро моргнув, словно прогоняя сон окончательно. Адриан тянет руку за телефоном через устроившегося лицом в подушку Грелля и убеждается — вновь ровно за минуту до будильника. Привычка смешная, странная, а теперь ещё и милая. Нравится ему наблюдать, как паренёк просыпается, путаясь в длинных волосах, принципиально не убранных на ночь в косу, как потягивается с мяуканьем, как легонько клюёт его в щёку. Почти целый год прошёл с их знакомства. Адриан даже не задумывается, что руководило им, какая снежная муха укусила, предложив баристе ничего не значивший поцелуй под прикрытием якобы городской легенды. Трудная была ночь, сперва его выдернули прямо из ванны на вызов, потом долго пришлось дожидаться понятых и фотографа, потом оказалось, что трупов на самом деле два, потом следователь потерял ручку, да ещё и всё время валил этот дурацкий снег, изрядно портя условия работы. Район был малознакомый, было холодно, сыро и ужасно хотелось спать. Мерцающая светодиодами вывеска кофейни за дальним поворотом вселяла надежду. По крайней мере, с её помощью проще будет определить своё местонахождение и вызвать такси. Спать хотелось так, что глаза сами собой закрывались, стоило коснуться уже промокшего шарфа щекой. А чай оказался горячим-горячим, снежные хлопья таяли над стаканчиком. Перец и мускатный орех щекотали нос, и… Какое-то было чувство… Определить его Адриану не удавалось. Может, сказывался уже недельный недосып, может — такое же недельное одиночество. Может, просто отливающие медью волосы парня за стеклом всколыхнули какие-то воспоминания из далёкого детства. Грелль же, в свою очередь, объяснить всё случившееся со своей стороны мог легко и доступно — верил в любовь с первого взгляда. И нелюбовь, к слову, тоже, но это уже была совершенно другая история. И потом, увидев улыбку, грацию и силу, с которой работал преподаватель, да даже ту дурацкую рубашку с яичницами, понял, что пропал бесповоротно. Боялся даже немного, что заметят. Ронни, конечно, не стал бы осуждать, но вполне мог разволноваться и регулярно справляться о развитии отношений, которые Грелль, кстати, совершенно не хотел развивать. Ровно до того момента, когда увидел Гробовщика за работой во второй раз. Или, скорее даже, до того, когда по его предложению решил сам приходить и то ли учиться, то ли практиковаться. Адриан уже давно научился читать людей — работа обязывала, так что замечал и бросаемые украдкой взгляды, и прикосновения, задерживаемые несколько дольше, чем того действительно требовала ситуация. Ждал. Оставалась вероятность, что парнишка перебесится, переключит внимание, переосмыслит свои чувства. Дождался. И прошёл почти год. Март на сей раз бесснежный, Грелль больше не работает в кофейне, а вместо смеси вишнёвых и медных оттенков теперь предпочитает красное дерево. Спит по утрам до последнего, отрицает существование домашних тапочек, любит какао, курит по утрам на балконе, а по выходным иногда готовит оладьи. Говорит, мама любила их, а больше ничего не говорит о ней. Считает — незачем. Неуверенное непонятное его детство — дело давно минувших дней, да и ничего важного там нет. Важно то, что есть сейчас: семь разномастных подушек на кровати, до безобразия пушистая черепаховая кошка, набор хирургических инструментов в верхнем ящике стола, заросли папоротника и алоэ на подоконнике в кухне, кружка для какао — та самая, с лисьим хвостом. И рука эта, обнимающая за плечи. И пепельные пряди, которые легко пропускаешь сквозь пальцы, заплетая на ночь. И письмо на электронной почте с готовым макетом открыток. И этим пятничным вечером, когда оба возвращаются домой, пьют кофе — непременно заперченный, засыпанный корицей и имбирем, сваренный с гвоздикой и кардамоном — и делятся событиями и этого дня в частности, и всей недели целиком, Грелль улыбается, как никогда прежде. Щеки уже немного болят, и Адриан то и дело тычет пальцем в милую ямочку, вызывая недовольные возгласы «Да сколько тебе лет?!» и перемежаемые смехом неустанные ответы «Ты же знаешь, почти тридцать пять, в сумме скоро восемь!». Когда наконец подходит к концу и какао, и рассказ, Грелль тянется через весь диван, легко проводя пальцем по губам собеседника: — Не подскажешь, какое сегодня число? — хлопает по сиденью рядом с собой, ловит закинутую ему на бедро ногу и легонько щекочет. — У меня там на конференцию дедлайн в первых числах апреля, не хотелось бы опоздать. — Двадцать седьмое, солнце. В дверь звонят, Грелль всё с той же улыбкой принимает у курьера горячую коробку с пиццей и возвращается на своё место. Под вопросительным взглядом Адриана — тот даже не был в курсе о заказанной пицце — аккуратно открывает её, являя на свет румяную корочку. И смотрит своими глубокими зелёными глазами в чуть более светлые глаза напротив: — Обручальное кальцоне. Как насчёт пожениться? Адриан заходится хохотом, уловив смысл вопроса о дате и вспомнив, что ни на какую конференцию Грелль не регистрировался. Хитро прищуривается в ответ: — Категорически да.