Он (не) сдается

Темнота, что окружает и тебя, и его, настолько плотная,

что я даже не знаю, как вас вытащить из неё

Аллен открывает глаза. Кажется, ещё ночь. Или занавески закрыты. Он же только что читал книгу или ему показалось? Сколько времени он провёл с закрытыми глазами? Он спал… или спит? Мальчишка встаёт, медленно одевается, пристально рассматривает себя в зеркало, вглядываясь в осунувшееся лицо и, удовлетворенно кивнув сам себе, идёт в столовую. Линали окрикивает его, когда он уже взял поднос с парой тарелок и ответил на обычный вопрос Джери. - Всё хорошо, Аллен? Ты совсем не ешь. - Да, всё хорошо. В столовой сегодня тихо – волна нападений акум низшего уровня прокатилась по миру, поэтому большинство Искателей отправлены за информацией. А вот экзорцисты ждут своего часа. Только подойдя к столику, он замечает Канду, вопреки всякому здравому смыслу сидящего с Ли и Лави сегодня. Странно, может он всё-таки спит? - Чё уставился, Недомерок!? Или нет? В последнее время его сны всё изощрённее – он может словно неделю жить в Ордене, а потом неожиданно горло стоящей рядом Линали вспарывает невесть откуда взявшийся акума и Аллена заливает кровью. Или в груди Лави появляется дыра с кулак. Или, заходя в столовую, он видит повешенный в полном составе Научный отдел. Или он наблюдает, как кто-то подходит к Канде – лица разглядеть невозможно - прижимается к нему, что-то шепча на ухо. Тот кивает и поворачивается к нему, Аллену. Подходит близко, на расстояние вытянутой руки, достаёт из ножен муген и начинает медленно вспарывать себе живот. А Аллен не двигается с места - тело не слушается, он не может отвернуться, и лишь смотрит, впитывая каждое движение, слышит хлюпающий звук вытекающей толчками крови и треск ломающихся костей, чувствует, чувствует это всё на себе, но не может заорать, вырваться из этого всего и лишь видит, как человек, что прикасался к Канде, наконец поворачивается и Аллен смотрится словно в кривое зеркало. Тёмные вьющиеся волосы, золотые глаза, влажные от слёз щёки… Нормальный среднестатистический человек не может не спать больше шести дней. Через двое суток без сна начинается изменение гормонального фона, подавление психики усиливается, нарушаются нейронные связи в коре головного мозга. В период от 3 до 5 суток начинают разрушаться клетки головного мозга. Все это время увеличивается нагрузка на все внутренние органы и прежде всего сердце. - Аллее-ен… Эй, приём! – Волкер моргает и фокусирует взгляд на зовущем его Лави, - ты плачешь. Всё..? - Всё хорошо. Кажется, звучит совсем уж слабо. Лави с Линали переглядываются, но молчат, Канда даже не поднимает голову. Конечно, бывают исключения – 11 дней, 14 дней. Но это – уникумы. Наверное, он всё же не спит. Потому что во сне ему не хочется так спать, что он готов прямо тут уткнуться носом в тарелку. Но нельзя. Во-первых, ну не культурно как-то, а во-вторых… страшно. Ему очень страшно. Видимо, экзорцисты, благодаря Чистой силе, выходят за рамки нормы. 15 дней – его рекорд. Это сказал Линк – для самого Аллена уже было непосильным трудом досчитать до пятнадцати. С каждым разом он чувствует, как теряет контроль. Всё больше и больше. Это похоже на весы – каждый раз, когда Аллен Волкер даёт слабину, маленькая частичка, которая почему-то напоминает Аллену осколок Чистой Силы, перемещается с его чаши весов – на противоположную. И когда положение нарушится, когда перевесит та, другая чаша, всё, наконец, закончится. Только вот, вопреки здравому смыслу, чашу имени Аллена Волкера отсоединят и уберут. Навсегда. Конец. - …Стручок. - Ммм?.. – Аллен фокусирует взгляд на тарелке и пару секунд пытается сообразить, какой из кусков говядины решил с ним заговорить, и только потом переводит свой взгляд на Канду. - Ты ещё и оглох? – рычит мечник. Аллен следит за его губами, сравнивает с поступающими в мозг звуками и заключает, что именно Канда произносит эти слова. И что он, судя по направлению взгляда, обращается всё же к нему. - Сам дурак, - всё, что он может ответить. Канды не было почти две недели. На самом деле, Аллен сбился уже на пятом дне, даже записи не помогали – он не мог вспомнить, отмечал ли наступивший день. Но по ощущениям, по разноцветным кругам перед глазами, по непрекращающимся головным болям он мог точно сказать – он не спал уже около 14 дней. Канды не было около двух недель. Аллен стоял у входа в спортивный зал. Он проморгался и вновь уставился на дверь. И как он тут оказался? Последнее его воспоминание было о столовой – а далее он открыл глаза уже здесь. А ещё ощутимо болела щека. Наверное, это – кара Канды за его слова. Кстати, а что он ему сказал? Никак не вспоминается… Аллен толкнул дверь, ввалился в помещение и замер. Канда тренировался. Один. В огромном помещении лишь один Канда тренировался. «Наверное, обед, - решил Аллен, - или вообще ночь. Если ночь – это хорошо. Значит, я продержался ещё один день». - Что ты там бормочешь, Недомерок?! «Я говорил вслух?» - Ты и сейчас говоришь вслух. - Надо же, - Аллен сделал пару шагов и замер под пристальным взглядом Канды. «Он как удав» - подумал Аллен, будучи не в силах оторвать взгляд, и тут же запнулся. Вдруг он опять говорит это вслух? Судя по реакции Канды – а именно никакой – на этот раз это правда мысли. - Чего припёрся, Мелочь? «Он так... силён. Как он смог выстоять? Выдержать всё это?» - Хватит пялиться! «Он так… красив. Я не могу не думать о нём. Наверное, я всё же сплю. Канда не может быть так красив». - Мояши… - Спаринг, Канда? – и Аллен улыбнулся. Потолок весь в трещинах. Кое-где осыпалась побелка. Надо будет сказать Камуи, хотя, у него и так дел невпроворот. Мышцы болят. Хотя, не только они... кажется, ломит каждую косточку, каждую клеточку, поэтому Волкер валяется посреди тренировочного зала, не в силах поднять даже руку. Очень знакомое ощущение, как после очень сложного боя. Вот только это сражение он безобразным образом проигрывает… - Поднимайся давай, - о, знакомый голос. Его голос. - Давай уже, Недомерок, - Аллен открывает рот, чтобы что-то ответить, но лишь выдыхает. Что-то? Забыл… - Выметайся уже, хватит светить свою дохлую тушку у всех на виду. «Как же это. Как... Как, чёрт бы тебя побрал!» - …Канда. «Вспомнил. Канда, Канда... от этого имени словно становится легче. И дышать уже не так трудно». Мечник замирает и Волкер почти чувствует, как он силой воли останавливает себя от убийства. - Думай, что говоришь. Аллен резко поднимается. - Ты слышишь мои мысли? - Ничего я не слышу. Вали. Стенка шершавая и холодная. Каменная. Куда он шёл? Откуда? Где он? Перед глазами взмывает от резкого движения и опадает хвост иссиня-чёрных волос, сверкает взгляд холодных глаз, бокен проносится в сантиметре от головы, а следом идёт неправильная и какая-то обидная боль в пятой точке. От падения. Аллен усмехается. Канда. Канда рядом, значит, всё хорошо. Значит, всё правильно. Когда возникло это доверие? Почему с ним? Это же самый худший вариант. Самый худший, кому можно было довериться. Самый худший, в кого можно было влю… Аллен делает несколько шагов. Останавливается. Где он? Куда он идёт? Почему-то очень холодно. И руку, он, похоже, поцарапал. Ах да, Канда. Он где-то тут. Вот и хорошо. А ступать почему-то безумно трудно, наверное, это его предел. Хотя предел был с утра – и только из-за Канды он смог продержаться ещё… сколько? Несколько часов? Почему именно этот человек заставляет его держаться? Из всех, за кого можно было цепляться – именно он. Из всех, кого можно было полю… Он сидит, прислонившись к стене. Холодно-то как. Где он? Канда? - Господин Волкер, что вы тут... разлеглись? Аллен поднимает голову – с трудом – и пытается определить говорящего, но образ нещадно расплывается. - Вам необходимо добраться до комнаты. Я – Инспектор, и не обязан таскать вас на себе… Аллен улыбается – голос знакомый, ассоциируется с кем-то близким. - Валяетесь тут, пока остальные сражаются… Аллен хочет что-то возразить, но слова словно застревали в горле, и ему не удается выдохнуть даже мычания. - Умирают, вместо и за вас, Аллен Волкер… Ты сеешь Хаос вокруг себя, куда бы ты не шёл. Голосом Тикки в голове. Ты самый ужасный из нас, Аллен Волкер. Голосом Роад. Ты не сможешь никого спасти. Голосом Неа. Ты. Самый. Ужасный. Голосом Маны. Ночью шаги в коридорах ЧО отдаются обречённым эхом. Мелодия льётся по пустому помещению, достаточно громкая, чтобы можно было разобраться слова, но её словно никто не слышит. Аллен в шестой раз спотыкается, но успевает схватиться за стену и, ни на секунду не сбиваясь, продолжает петь. Это – про него.

И однажды ночь придет, мальчик ляжет и уснет.  Пламя в пепел превратится, никого не обожжет. 

Это – о нём. Аллен Волкер поёт свою Колыбельную всему Чёрному Ордену, а тот пребывает в стране Морфея. Сколько сейчас времени? День, ночь? Он спит или нет?

Был один, теперь нас двое.

Впереди раздаются чьи-то шаги, если, конечно, Аллена не подводит слух, в чём он не уверен. Он так боится увидеть золотоглазого юношу в плаще, что постепенно этот страх заменяет все остальные чувства. Ему не хочется есть. Ему не хочется пить. Ему даже спать не хочется. Значит ли это, что он спит?..

Пред глазами промелькнет человек мой дорогой. 

Что бы сказал ему Канда?..

На Землю выльются мечты, мечты.  Глаз серебром мелькнет в ответ..

Кто такой Канда? Он помнит Ману. Он помнит Неа. А кто такой Канда?

Тогда родишься в свете ты, лишь ты

Он – Джокер бога, он – Разрушитель Времени, он – Исполнитель. Он – …а кто он?.. Шаги становятся всё четче. Он останавливается. Он не хочет этой встречи. Он не хочет видеть уверенный взгляд золотых глаз. Он не хочет исчезать так просто. Что бы на это сказал Канда?.. Кто такой Канда?

И пусть года летят навстречу солнцу но тот, кто верит, тот домой вернется. 

Уверенный стук каблуков по каменному полу. Размеренный и твёрдый. Как отчет последних секунд. Он уже видит силуэт человека – на нём плащ, полы которого развиваются при каждом шаге. Ему уже не страшно. Ему очень обидно. Потому что он никак не может вспомнить, кто такой Канда.

Я буду продолжать молиться. 

Губы с трудом шевелятся, но он продолжает напевать Колыбельную. Это его песня. Песня Четырнадцатого. Значит, он и есть…? - Какого чёрта ты творишь? – такой знакомый голос. Голос, что выбивает все мысли, кроме одной. Фигура проясняется, и он уже может уловить длинный хвост, который яростно бьёт обладателя по спине при каждом шаге. Кто такой Канда?

Любить других, пока любовь теплится.  Союз ладоней поцелуем закре…

- Заткнись, Стручок! – его грубо хватают за грудки и встряхивают так, что из лёгких выбивает воздух. Синие глаза едва не пускают молнии, но почему-то становится легче. Он – не Стручок. Он – Аллен Волкер. А кто такой… - Канда? - Чё те надо?! - Тебя.

Волкер поднимает опухшие глаза, смотрит на Канду прямым ясным взглядом, а потом, резко оттолкнувшись от пола тянется к мечнику, точнее, к его губам, но до цели не достает. Удар приходится точно в скулу, во рту сразу скапливается кровь и Аллен с трудом проглатывает её, кашляет, так как горло совсем пересохло, и вяжущая жидкость лишь перекрывает путь воздуху. Такой знакомый вкус. Он возвращает на землю – наливает тело усталостью и немного приводит мысли в порядок. Он – в Ордене. Перед ним – Канда. Тот-самый-Канда-который-его-ненавидит. Тот-самый-Канда-которого-ни-в-коем-случае-нельзя-злить. Тот-самый-Канда-которого-ни-в-коем-случае-нельзя-целовать. Тот-самый-Канда-которого-он-любит. - Ты совсем охуел, идиот? – мечник так зол, что даже не может придумать ругательств. Аллена это почему-то веселит и он, потирая наливающуюся кровью скулу, слегка улыбается – и тут же шипит. Оказывается, у него ещё и губа разбита. - Ну точно, совсем идиот, - заключает Канда, - слушай, мелкая шваль, я не знаю, что ты себе напридумывал, но хочу сразу прояснить, - мечник понижает голос и чуть наклоняется, шипя слова прямо в лицо Аллену, - я хотел – ты хотел – мы это сделали. И всё. Иди крутись перед кем-нибудь другим, у тебя явно есть блядские наклонности, справишься. Аллен моментально бледнеет, отчего распухшая щека смотрится совсем плохо, но продолжает криво улыбаться. Отводит глаза и еле шепчет одно слово, обнажая на секунду окровавленные зубы, и медленно развернувшись, уходит прочь. Почти не шатаясь. * * * Канда давно уже вышел из того возраста, когда мечом грозят каждому встречному, а Искателей пугают громкостью сложноподчинённого мата – теперь хватало только взгляда, да и самому Канде надоело – сколько можно находится в стадии переходного возраста. Единственным существом, способным привести мечника в бешенство, оставался Стручок, и проделывал это с завидным упорством. Вот тут Канда и вспоминал, так сказать, молодость – и, оказывалось, что он ещё не забыл, как орать благим матом на весь Орден и гонять стручковых по коридорам, размахивая катаной. Но это была лирика, или, как ехидно замечал Лави, «отработанный временем рефлекс». Роль Собаки Павлова мечнику противела, поэтому Кроль заслуженно получал по рыжей голове, а Канда отправлялся в зал на медитацию – вновь строить свои стены по кирпичику, пока Стручок не успел нагадить под воротами. Мечник никогда не был склонен к разглагольствованию и перемалыванию. Процесс был до неприличия коротким – собрал информацию, проанализировал, сделал выбор. И никогда более в нём не сомневался. Обычно, на принятие решения ему требовалось не более трёх минут. Тем не менее, Канду не могло не интересовать, как он умудрился проебать стратегически важный момент собственноручного завязывания петли вокруг своей же шеи. Два месяца назад эта петля болталась где-то вне зоны локации объекта Канда Юу и ничем не грозила. Два месяца назад он ненавидел его, точно. Когда Стручок повел себя странно на миссии – в этом не было ничего нового. Мояши есть Мояши – с вечным рвением спасти всех, с истериками, с криками и слезами, с Ноем внутри в конце концов. Неприятно конечно, возможно, немного страшно, но ничего из-ряда-вон. В тот момент – Канда точно знает – ничто не помешало бы ему добить Недомерка. Когда мечник встретил пацана в коридоре, это тоже не показалось странным. Гораздо интереснее было поведение самого Канды – обжиматься с проклятым Мояши посреди ночи по собственной воле… это что-то ненормальное. Мечник целые две минуты стоял в своей комнате, буравя стену, пока смог принять одну простую мысль – он хотел помочь Стручку. Блять. После памятной орами Недомерка ночи, Канде пришлось провести с собой аутотренинг под названием «я не злюсь на Стручка за то, что он такой слабак». Ведь если признать это, значит, в какой-то момент, пускай даже на миллисекунду, Канда допустил мысль, что Волкер может быть сильным. Проблема была в том, что таким хуепинанием мечник за свою жизнь ни разу не занимался, поэтому самовнушение пошло лесом. Канда ограничился 2,5 минутам созерцания потолка и оторвался от него, лишь усвоив мысль «я считаю Мелкого засранца сильным. Блять». Самым страшным днём в жизни Канды стал день возвращения с их с Волкером миссии, когда тот умудрился, если конечно это правильное слово, трахнуться с каким-то мужиком. Весь день Канда упорно душил в себе желание отсечь Недомерку что-нибудь важное. А вот ночью ему пришлось душить желание совсем иного рода… Мысленным рукоприкладством заниматься вскоре надоело,и Канде пришлось принимать посреди ночи сначала холодный, а потом и обычный душ и вручную разбираться с проблемами больного сознания, которое ему охотно помогало, подбрасывая врезавшиеся в память порнокартинки. Канде потребовалось 10 минут в душе, чтобы принять четыре слова. Он.Хочет.Волкера. Блять! После исполнения своего, так сказать, желания, Канда сделал для себя два вывода: он – моральный урод, что было не новостью. И второй – он ревнует. Блять… Над последним выводом он думал всю дорогу на их совместную миссию, что являлось совсем перебором – до пункта назначения поезд шёл 10 часов. Следующий гениальный вывод, следующий из предыдущего, нагнал мечника в совершенно неожиданной ситуации – когда он прижимал Волкера к полу в их номере в гостинице. «Стручок меня не просто хочет, он…» додумать Канда не успел – сначала ему помешал кулак, прошедшийся по скуле, а потом пришлось корректировать собственные выводы. Он хочет Волкера. Периодически. Блять. Позже Канда долго не мог простить себе ту незаконченную мысль – если бы он тогда… если бы они тогда… «Стоп, - говорит он сам себе, - я же никогда ни о чем не жалею». И всё же… Если бы они тогда остановились, возможно… Канда чувствует, как его идеально продуманный мир трещит по швам. А ещё что-то давит на шее. Пока Волкер успешно слетал с катушек, Канде было над чем подумать. И когда он словарно пинал стручка в столовой. И когда физически – в тренировочном зале. И в коридоре… С двухнедельной миссии он вернулся с хорошо обдуманной и перепроверенной мыслью, на которую, если быть честным, он потратил меньше минуты. Он хочет Стручка постоянно. Ах да, блять. Канда сжимает бокен и стискивает зубы. Из всего этого воспоминания ему больше запомнилась не боль в собственной руке, не дурацкая улыбка Недомерка и даже не сам факт возможного поцелуя, а глаза. Взгляд наглых серых глаз, с расширенными зрачками, и в этом взгляде Канда увидел нечто, заставляющее мечника раскалиться за секунду до максимума… пугающее его до чёртиков. Канда видит чувства Аллена. Это так тупо, что Канда готов выть от чувства негодования. Он пугается! Даже матом ругаться не хочется, потому что такую ситуацию словами, которые знает Канда, описать невозможно. И всё же… - Блять! – громкий рык разносится по пустому тренировочному залу и отдаётся от стен. А Канда чувствует, как веревка на его шее затягивается ещё сильнее, потому что.. Он сказал мне «спасибо». Этот мелкая сука прошептала мне «спасибо»! Завтрак. Линк без Стручка. Обед. Линк без Шпенделя. Ужин. Линк без… Канда отложил палочки – кажется, он сходит с ума вслед за Недомерком. Ещё бы подошёл и спросил, как там эта седовласая заноза поживает. Инспектор давно покинул помещение, а Канда всё ещё поминутно прожигал его место глазами. * * * В столовой уже почти никого не было – ужин был окончен, оставалось лишь с десяток человек, припозднившихся по им одним ведомым причинам. Аллен на секунду замер в дверях, и, видимо не обнаружив опасности в виде Лави, Линали или Линка, прошёл к стойке. Он прятал лицо за чёлкой, шёл быстро, немного прихрамывая и придерживая левую руку. Что-то тихо сказал Джери, на что тот удивился и подал парню стакан с водой. Мальчишка лишь кивнул в благодарность и поплёлся к выходу. Канда, не пытаясь анализировать себя, ринулся следом. Когда Мелкий начал заваливаться у лестницы, мечник, не думая, кинулся ловить летящую тушку – вцепился в рукав и готов был уже взвалить Волкера на плечо, представляя, как дотащит тельце под аккомпанемент своих издевательств. Он ожидал чего угодно – мутных глаз, мольбы о помощи, жалости, боли и что там полагается в таких ситуациях… но сейчас на него смотрел злой до чёртиков Стручок. Колкий, дерзкий, слегка помятый, но тот-самый. - Я сам справлюсь! – и голос был осипший, хриплый, но вполне волкеровский, с по-детски упрямыми нотками. Мальчишка неуклюже вырвал свою руку из хватки мечника и гордо продолжил восхождение. Словно Канда дал ему невидимый пинок. Словно Канда дал ему сил. - Пизданёшься – добавлю от себя за идиотизм, Мояши! - Свалюсь не раньше вашего. И не надейся, Ба-Кан-да! Канде ничего не оставалось, как позорно ретироваться, поскольку губы против воли обладателя поползли вверх. Ну что за херня. * * * Канда хочет Волкера. Обнажённого, в одной рубашке или в лишь расстегнутых брюках. В постели, у стены и на полу. В ванной, в вагоне или в библиотеке. Да хоть в кабинете смотрителя на столе! Он хочет его... злого, обиженного или расслабленного. Но больше всего пугает то, что он хочет Волкера – одетого, побитого и разводящего сопли… Главное, лишь бы рядом с собой. Чтобы принять эти мысли, Канде потребовалось 8 часов ночного кроватного бдения и воспоминание о наглых серых глазах. Кажется, с самым страшным днём в жизни он поторопился. А ещё он почему-то мысленно представляет, как встаёт на табуретку. К чему бы это? Наверное, всегда есть такая «точка невозврата», после которой ты не можешь сойти с пути. Они так и не смогут понять, когда обернулись, и не нашли выхода. * * * Нож в тонких пальцах двигается плавно, медленно. Обладатель пальцев держит его аккуратно, почти аристократическим движением, хотя у него в тарелке то ли суп, то ли каша. Парень крутит нож в руках, то просто переворачивая, по касаясь его лезвия и несильно проводя по нему пальцами. Изучает. Лезвие изредка ловит отсвет ламп, и Аллен морщится – видимо, блик отсвечивает ему в глаза. Он непрерывно наблюдает за своими манипуляциями, но в то же время, словно находится далеко от места действий. Канда следит за всем этим из-под опущенных ресниц. Вот Аллен переворачивает нож лезвием вверх, вот крутит его двумя пальцами, касается кончика пальцем здоровой руки, а в следующий момент сжимает лезвие той же рукой. Канда вздрагивает и даже дергается встать – но тут подоспевает Линк. Что-то негромко, но недовольно говорит Волкеру и тот, вздёрнувшись, разжимает ладони. Нож падает на стол, оставляя после себя кровавый след. Волкер по-дурацки улыбается, словно извиняясь, и зажимает в пораненной руке салфетку. Канда встаёт и выходит. Они встречаются в коридоре. Волкер не сразу замечает мечника и первое, что мелькает в его глазах, когда он отрывает взгляд от пола – удивление. Экзорцист сбивается с шага, но практически сразу восстанавливает ритм, и, отвернувшись к стене, идёт дальше. Канду хватает на три секунды – как только Волкер равняется с ним, мечник резко толкает парня к стене и ставит руки по обе стороны от плеч Аллена. - Не игнорируй меня, - Канда почти рычит, сам не понимая причину своей злости. Волкер смотрит на него напряжённо, в его глазах мешается гамма чувств, от которой мечнику хочется двинуть по смазливой мордашке – но это они уже проходили. Отчаянье, злость, просьба и то-самое, из-за чего Волкер получил в прошлый раз. Это чувство тлеет в самой глубине серых глаз, тянет, словно нарывающая рана, держит так, что мечник чувствует себя словно пойманным в невидимые сети. Канда почти делает движение навстречу, но Волкер моргает и связь словно рушится, а мечник поводит плечами, сбрасывая остатки рассыпавшейся вмиг верёвки. - Тебе это не нужно, - твёрдо и тихо произносит Волкер и Канда почти кивает на его слова – да, конечно, ему это не нужно. В глазах напротив – отчаянная уверенность и сожаление. Так смотрят умирающие. Так смотрят умирающие на остающихся жить. Как на несбывшиеся мечты. Как на не исполненные желания. Канда не может оторвать взгляда и тогда Аллен закрывает ему глаза рукой в перчатке. - Что?... – мечник даже не успевает возмутиться, когда его губы накрывает другая, здоровая ладонь, но почему-то, не отталкивает ее. Несколько секунд ничего не происходит, а потом мечнику кажется, будто что-то коснулось его носа на мгновение. Волкер целует Канду через свою руку. И снова тишина. Аллен убирает ладони и тут же ловко подныривая под руку мечника, уходит. Его спина выпрямлена до такой степени, что Канда чувствует напряжение собственного позвоночника. У него чешутся губы. Ты только что чуть не совершил непоправимое, Канда. Осталось решить - хорошо это или плохо? * * * Аллен берет нож с крышки пианино и вертит его в руках. Он, вроде бы, рассматривает оружие, но взгляд его пуст и безэмоционален. Парень перехватывает ручку пальцами проклятой руки и направляет лезвие к запястью, покрытому тонкой, настоящей кожей. Примеривается. - Учитель… О чем-то задумывается на пару секунду, и вот уже ведёт лезвием вдоль здоровой руки. Похоже, он совсем не прилагает усилий - за десертным ножом тянется лишь белый след и ни капли крови. Пока. Джокер бога снова о чём-то задумывается и отдёргивает руку с ножом. - Мана… Сгибается пополам, падая на колени с глухим звуком, и утыкается лицом в ладони. Похоже, он слишком увлечён планированием своего самоубийства. Даже не замечает наблюдающего за ним Канду. Которого, надо сказать, разворачивающаяся картина просто деморализовала. Если до этого в голове крутились вялые возгласы собственного подсознания, недовольного тем, что мечник мало того отправился за активно зовущим его куда-то Тимкампи, так ещё и, обнаружив в «секретном» коридоре вход в комнату 14го, никому не сообщив, пошёл туда один. Теперь же всё стихло. Ворчащее второе «Я», похоже, находилось в таком же состоянии, что и первое, и теперь не выходило на связь. Аллен Волкер кончает жизнь самоубийством. Вот это новость так новость. Лично у Канды она вызывала когнитивный диссонанс и он бы точно почуял подвох в данной фразе, если бы не наблюдал сейчас всё собственными глазами. - Линали… Волкер кашляет, сгибается ешё сильнее, что-то скулит. Выдыхает. Кажется, он засыпает. Канда слышит, как выравнивается дыхание и видит, как расслабляются плечи, а нож выскальзывает из пальцев на пол. Не проходит и минуты, как комнату оглашает вскрик и Аллен вскидывается, хватаясь за глаз. В следующую секунду он хватает нож и направляет прямо в проклятую глазницу, царапая веко. И замирает. - Лави… Тимкапми ещё на подлёте к белоснежной двери вцепился в плечо мечника зубами и теперь сдавливает в особо красочные моменты – Аллен исследует лезвием шрам на лице. Аллен кусает себя за запястье здоровой руки до крови. Аллен проводит лезвием по губам. Голем не двигается и, как ни странно, не просит мечника о помощи. Канда наблюдает за картиной почти бесстрастно – на его лице за всё время представления ни дёрнулся ни один мускул. Он не собирается мешать Мелкому. Если человек не хочет жить – он слаб, жалок, глуп. Но это его выбор. А Канду относить к спасателям вообще очень глупо, он не может помочь даже себе. Канде так хочется, чтобы кто-нибудь ему ответил, какого хуя он тут забыл. Зачем он смотрит. Зачем он реагирует. Зачем он собирается влезть в это дерьмо по самые уши. А обманывать себя нет смысла – он точно собирается. Волкер ведёт лезвием по подбородку вниз, преодолевает кадык и останавливается прямо у впадинки между ключиц. Ищет ли он артерию или будет бить наугад, Канда не знает, но одно мечник решил точно – если сейчас нож двинется вперёд – он уйдёт. Не оборачиваясь. Волкера немного шатает. У него трясется проклятая рука – наверное, опять болит. Он сцепил зубы так, что выступили желваки. Аллен закрывает глаза, выдыхает сквозь зубы и что-то шепчет. В следующую секунду нож летит куда-то в сторону, а Джокер Бога опирается обеими руками в пианино и шепчет чуть более слышно, так, что мечник может уловить. - Канда… Канда делает нервный вздох и лёгкие жжёт, словно он всё это время вообще не дышал. И решает, что пора заканчивать представление – покалечить Волкера за такие выкрутасы он может и сам - и не собирается себе отказывать в таком удовольствии. Делая первый шаг в помещение, Канда краем сознания отмечает, что у него дрожат ноги. А ещё он прикусил губу. Насквозь. Ну что же, Канда, поздравляю, ты просто по уши. Остаётся только барахтаться. - Какого хуя ты делаешь? Волкер даже не замечает, как мечник подходит к нему на расстояние вытянутой руки. А теперь смотрит ошалевшими глазами, в которых мелькает миллион вопросов, но Аллен только переводит взгляд с Канды на Тима и обреченно вздыхает. - Могу спросить тебя то же самое. - Что, решил избавить меня от своего общества? Экзорцист прикрывает глаза – он до последнего надеялся, что мечник не видел его манипуляций, но, похоже, выяснения отношений не избежать. - Много чести. - Тогда что это было, чёрт бы тебя… - Какая разница, Канда?! – голос на имени мечника срывается, и Аллен, откашлявшись, продолжает, - тебе же только лучше будет! Ни тупых Стручков, ни Ноев, и рук марать не надо! В Канде просыпается что-то вроде импровизированного умиления – Стручок помнит его слова и обещания. Наглый и самоуверенный Стручок помнит. И это у него болит. - Ты подумал о ком-нибудь, кроме себя? - А я о ком думаю, твою мать!? Я вас всех вижу! Каждый день вижу! Разделанных, разрубленных по частям! Я уже не понимаю, где сон, а где нет! И на моих руках всегда кровь.. на моих... Ты что, не видишь? Аллен вытягивает руки ладонями вверх и смотрит на них с отвращением. - Идиот, это ты сам себя порезал… - Придурок ты… это же не смешно. Я чувствую, как сдаю. И я не знаю, что потом может произойти. А я даже покончить с этим не могу… Волкер упирается взглядом в пол и не видит, или не хочет замечать, как Канда сокращает расстояние между ними вдвое. - Я даже не уверен, что не сплю сейчас… - Сейчас докажу, - это Канда произносит уже замахнувшись. От удара Аллен отшатывается назад и непроизвольно хватается за пианино, отчего по комнате разносится противный звук невпопад нажатых клавиш. Будто что-то разбивается. Как будто сам Аллен разбивается и беспомощно склоняет голову, прячась за волосами, даже не пытаясь ответить мечнику. И это злит. Это страшно, безумно злит! Канда чувствует какое-то дежавю. С каких пор он нанялся на выслушивание истерик Стручков? - Слабак. Мелкий трусливый… - Заткнись! - Что, правда глаза режет? - Заткнись! Ты не знаешь, как это! Я не могу позволить себе проиграть! Поэтому должен сам сделать первый и последний шаг! Но… несмотря ни на что… я не хочу сдаваться! – Аллен, наконец, поднимает голову и сверкает на мечника глазами. Канде хочется победно улыбнуться, и, черт возьми, он не отказывает себе в удовольствии. Недомерок взбешен, зол, он ненавидит и готов кусаться. И это взгляд ЕГО Стручка. - Что, Мояши, жить захотелось? - Я Аллен, Бакканда! – Волкер рвётся вперед, целясь явно в лицо, но сейчас он слишком слаб, чтобы умудриться нанести Канде прямой удар. Мечник с ловкостью перехватывает его руку и вжимает Аллена в пианино, тут же хватая его за волосы и чуть оттягивая голову назад. - Так что, захотелось? – издеваясь. - Никогда и не было желания сдохнуть, - передразнивая. Канда не знает, чего ожидал Волкер, но скорее всего, удара, потому что от поцелуя Стручок цепенеет, пусть и на каких-то десять секунд. А потом кусается. Больно. Со всей силы. - Канда, ты совсем идиот? – произносит тихо, растерянно, как с умалишенным говорит. Вырывается. - БакКанда, ты что, думаешь, если тебе хочется, ты можешь… - рычит, заговаривает. Но получает только поцелуй в шею. - Что, так нетерпится, что даже с блядью можешь? – пытается сделать голос ехидным. Помнит. Обижается. Вот только Канда по бегающим глазам видит, какая внутренняя борьба разворачивается в голове мальчишки. И тут он уж точно не проиграет. - Тупой самурай! – вырывается сильно, но как-то напоказ. - Отпусти меня! Канда резко останавливается, а за ним замирает и Волкер. - Повтори – и я послушаюсь, - шепчет мечник прямо в губы, получая в ответ прерывистое дыхание, - и да, я могу. И да, с блядью. На секунду разомлевший Волкер от последних слов моментально приходит в себя и теперь удар достигает цели, но особого вреда не приносит. Канда подхватывает парня, и сажает прямо на клавиши, отчего те издают что-то очень похожее на звук натянутых нервов, и, встав между ног Стручка, не давая ему сбежать, кусает в шею. Аллен шипит что-то совсем некультурно-матное, бьёт Канду по спине, дёргает за волосы, царапает ногтями проклятой руки прямо через рубашку до крови. Не сдерживаясь. Словно мстит за все слова, за происходящее с ним, и за то, что, как ни крути, позволяет Канде делать с собой такое. Мечник чувствует неслабые удары, когда жёсткими поцелуями продвигается от шеи Недомерка к ключице. Чувствует, как начинает прилипать к спине рубашка от крови, когда проходится от кадыка до подбородка Мояши языком. Дёргает плечом, чувствуя, как когти особенно сильно впиваются ему в кожу, когда он ведёт губами по шраму на лице Мелочи. Канда позволяет Волкеру выместить на нём все свои эмоции и неважно, виноват в них Канда или нет. Когда Аллен утыкается носом в шею Канды и рвано втягивает воздух, мечник понимает, что этот раунд – за ним. И тут же ставит свой вывод под сомнение, поскольку Волкер почти сразу отстраняется и неожиданно жёстким движением фиксируя голову Канды, старается заглянуть тому в глаза. Канда не хочет знать, что Стручок думает и чувствует, но знакомый взгляд не оставляет ему никаких шансов – читать по глазам легко, когда их обладатель сам этого хочет. Аллен молчит, не озвучивает то, что предельно ясно им двоим. Словно пока он не произнесёт это вслух – всё ещё можно исправить. Разорвать эту тонкую нить, протянувшуюся между ними и больше никогда не вспоминать. Канда чувствует, как сильно напряжено тело в его руках, как в ожидании Недомерок перестает дышать. Этот мелкий идиот почему-то оставляет право выбора ему, Канде. Вроде как даёт возможность сбежать, а на самом деле - сваливает всю ответственность. Мелкий эгоист. И в этом весь грёбанный Волкер. - Мы не должны… - Ты прав. Мы никому ничего не должны. Канда думает, что это до смешного глупо – самому выбивать из-под своих ног чёртову табуретку. Ещё смешнее – делать это с садистским удовольствием. Прямо как он сейчас. У Волкера очень холодные руки – во всяком случае за одну, нормальную, Канда уверен – когда Аллен касается пальцами щёк мечника, тот вздрагивает. Ощущение, словно лёд приложили, и теперь капли воды стекают вниз, по шее, как раз там, где сейчас движутся пальцы мальчишки. И соприкосновение губ – больше всего вместе взятого, что было у них до. Не формальность и не обычная привилегия секса, и возбуждает не хуже плавящегося напротив тела. Аллен активно отвечает - быстро он учится целоваться, надо же - скользит по чужим плечам, спине, обхватывает ногами поясницу, прижимаясь, и проводит по губам языком, параллельно потираясь о Канду, который только поддерживает непоседливого мальчишку. Дерзкого, неуступчивого и слишком живого для этой грёбанной войны, но именно такого, каким его хочет Канда. То, что они делают – отвратительно. И Канде так отвратительно неправильно нравится чувствовать вес Волкера в своих руках и рывком, неаккуратно, бросать его на единственный в этой комнате диван. Отвратительно, что болезненно-правильный Волкер совсем не стесняется покрыть мечника последними словами после столкновения с подлокотником, а через секунду прижимать его за воротник к себе, пытаясь укусить. Канда зарекается никогда не задавать себе вопросов и не искать ненужные ответы – они ничего не изменят. Он сделал выбор, единственный и правильный как обычно, и теперь ему только остаётся мучаться в конвульсиях, покачиваясь на личной веревке до развязки, чувствуя, как она впивается в горло. Мечнику не хочется признавать, но на самом деле, решение за них обоих принял Аллен. Решение жить. Здесь и сейчас. Они сведут все к сексу. Они не дети, чтобы тешиться грёзами и мечтами, и прекрасно представляют, в каком мире живут. Значит, они будут кусаться и царапаться, пытаясь ранить друг друга физически, чтобы чувствовать только телом, только кожей. Будут до конца душить в себе то, что пытается вырваться вместе с прикосновениями и желанием. И никогда не произнесут вслух то, что так отчаянно пытается скрыться в серых глазах, когда те встречаются с синими.