Грозовые тучи над Лавендер-Хилл

      Для того, чтобы покинуть свой дом, день был что нужно.       Дождь беспрерывно барабанил по крышам домов, молния беззвучно рассекала иссиня-черные тучи, и гром угрожающим ревом вновь и вновь врывался в убаюкивающую мелодию ливня. Ветер уныло колыхал малахитовые деревья, подхватывал перламутровые бусинки воды с упругой листвы и бессильно бросал их вниз, в сырую, рыхлую почву.       Тамаре это не нравилось. Погода нагнетала на нее невероятную тоску, которая будто поедала изнутри, выжигала сыростью весь свет, спрятавшийся за дождевыми облаками, и обострял весь драматизм происходящего. Все словно выцвело, превратилось в одну серую картину под гнетом грозовых туч.       Первые летние дожди Лондона были предшественниками чего-то печального — она это чувствовала каждой клеткой тела.  — Ты точно собрала все вещи? — дверь в ее комнату тихо скрипнула, впуская в комнату густой аромат свежей выпечки и тернослива.       Утопающими в пушистом ворсе ковра шагами она подошла к широкому подоконнику, на котором удобно устроилась девушка. — Ого, ну и погодка.  — Я не хочу уезжать, — это была, пожалуй, последняя попытка, за которую Тамара цеплялась, как за спасательный круг в бушующем океане грядущих перемен. Ее пугала лишь одна мысль о переезде и о том, что большую часть лета она проведет вдали от родного города.  — Я знаю, — ладонь матери успокаивающе легла на голову, легко взъерошивая короткие, темные волосы. Тамара наконец подняла глаза на стоящую рядом женщину, тихо выдохнув, — но пойми, солнце, по-другому никак. Ты сама знаешь, что этот дом почти разваливается от любого дуновения ветра, еще чуть-чуть, — и здесь обвалится потолок. Здесь нужен ремонт, причем масштабный.       Будто в подтверждение ее слов, новый порыв ветра ворвался в комнату сквозь щель между оконной рамой и стеной.       Всего этого можно было избежать, если бы многочисленные, глубокие трещины дома не были спрятаны под слоем штукатурки и красивых обоев. Предыдущий владелец попросту спрятал все недостатки дома под косметическим ремонтом, чтобы успешно продать его, и это у него получилось: то ли из-за привлекательной цены, то ли из-за неопытности покупателей.       И ремонт обойдется намного дороже стоимости самого злосчастного дома.  — Тем более ты давно не видела бабушку Викторию, — тут же напоминает мать, — а она так по тебе соскучилась. Сколько вы с ней не виделись, а? Наверное, ты со времен окончания начальных классов перестала к ней ездить.  — С пятого класса, — отвечает Тамара, вновь смотря в окно. Дождь, как и прежде, беспрерывно лил, молния сверкала, гром громыхал где-то вдалеке, и небо темнело, превращаясь в гладкое, темное полотно. Ни единого луча света, будто солнца здесь и никогда не существовало, — почему ты не едешь? — Мне нужно работать, дорогая, — тяжело вздохнула женщина, наконец присев рядом с дочерью, рука ее скользнула на плечо, — нас славно подкосил этот дом, верно? Возможно, мне придется влезть в долги. — Да уж, — мрачно буркнула Тамара.       Чем больше она думала об этом, тем больше становилась унылой. По сравнению с теми неприятностями, что ожидали ее в деревне, проблемы ее матери казались апокалипсисом. Девушка даже не могла представить себя на месте своей матери: что бы она делала в подобной ситуации? Одна, с дочерью, в этом году поступающей в колледж, да еще этот чертов дом, который был мечтой всей жизни, но превратился в еще один неподъемный груз, упавший на женские хрупкие плечи. «Я бы вздернулась, » — призналась сама себе Тамара.  — Итак, — как можно бодро объявила женщина, поднимаясь на ноги, — нет времени грустить! Давай, поднимайся. Я испекла твои любимые кексы. Ждем тебя на кухне!       Когда дверь за женщиной закрылась, девушка слезла с подоконника, чуть не опрокинув стоявший на нем горшок с живой, густо пахнущей гортензией.       Хотелось закричать от тоски, впиться в волосы и рвать их до тех пор, пока сил не останется. Все шло наперекосяк, все было против ее счастья. Казалось, сама судьба желала ей лишь горя. Было обидно, и злоба на миг застелила ее глаза алой пеленой.       В один резкий рывок девушка схватила старую бас-гитару, стоявшую в углу между громоздким шкафом и стеной. Тонкие пальцы перебирали тугие струны. Некоторые из них были плохо натянуты, но на звук это не так сильно отражалось.        Плюхнувшись на узкую кровать, Тамара поудобнее взялась за гитару, и комнату наполнила незамысловатая, наполненная легкой печалью мелодия.       Уезжать не хотелось. Совсем. ***       Примерно через три часа к дому подъехало такси. Еще через тридцать минут они уже были на нужной платформе.       До отправки поезда оставалось двадцать три минуты. — Ты взяла паспорт? — мать оценивающе осмотрела ее. Все ли в порядке? — Паспорт? Медицинская страховка? Ох, билет взяла?       Тамара показательно порыскала по карманам толстовки, затем — джинсов. Глаза ее внезапное удивленно округлились. — Забыла? — в ужасе прошептала женщина. Губы ее слегка дрогнули. Купить новый не получится, съездить за ними тоже нельзя — времени нет. — Тамара, я же просила тебя, собрать все вещи и документы… Лицо женщины покраснело: то ли от злости, то ли от досады. Она тяжело дышала, стараясь не повышать голос. Все-таки злится.  — Да ладно, — улыбнулась в ответ девушка, вытянув из кармана тонкий листок, переливающимися на свету водяными знаками, подтверждающими его подлинность, — вот он. Я пошутила. — Тамара Риджуэлл! — тут же вскрикнула ее мать, отчего несколько незнакомых глаз покосились на нее с любопытством. — Ты смерти моей хочешь, а?       Ей бы точно дали увесистый подзатыльник, но Тамара вовремя обняла женщину, прижалась к ней с тем трепетом, на который способен лишь маленький, капризный ребенок.       Уезжать не хотелось. Совсем.