В маленьком городке, в центре которого возвышался императорский дворец, а узоры на величественных особняках плелись из золотых нитей, Се Лянь чувствовал себя некомфортно. Это место хоть и было довольно богатым и царственным, но жители здесь только и делали, что решали проблемы людей всего настоящего Китая. Эта Небесная Столица — всего лишь невидимое людям пятно, расположившееся на плодородной земле в глубину лесов. Так называемые «Боги» слушали молитвы и отвечали на них действиями, когда это входило в их компетенцию. Попасть сюда трудно, но почему-то каждый второй ребёнок хоть единожды, а желал бы служить Цзюнь У и всему народу своих земель.
Многие занимались только делами своей зоны, а в другой даже носа не показывали. А какой смысл искать себе лишней работы? Но вот Сяньлэ повезло куда меньше. У него не было храмов — только один, построенный им же — зато вся чёрная работа ложилась на него. Ни боги литературы, ни боги стихий, ни боги войны не желали решать социальных человеческих проблем, которые якобы выходили за зону ответственности. А вот Се Лянь их только и решал.
Конфликты среди селян и знатных особ были по его части. К тому же, общался с демонами также он. На самом деле, всë это деление на белое и чёрное было не больше, чем глупостью. Не каждый демон преисполнен злыми намерениями, и не каждый бог согласится пойти на благое дело.
Сяньлэ умел говорить, общаться, любить, потому и приласкал в своём Храме Водных Каштанов паренька по имени Сань Лан. Конечно, Бог уже догадался, что тот далеко не прост и является одним из четырёх бедствий, но это никак не меняло их близких отношений. Кроме того, договариваться с демонами стало гораздо проще.
Только вот было в его деятельности кое-что неприятное. Сяньлэ иногда именовали Инквизитором в узких божественный кругах. В его ответственность входили случаи прилюдной расправы с колдунами и ведьмами, которых тому приходилось неотложно спасать всеми возможными способами, потому что все эти «люди» — демоны или боги. Никакого волшебства — только злоба и добро со своими просчетами и ошибками. Эта эра переживалась для всех них сложно.
Однажды по приходу домой Се Лянь обнаружил Храм пустым, будто попав в безжизненную пустыню. А потом темнота, сон и пробуждение в непонятном сыром места, со знакомым и выученным на зубок запахом. Железо, сырость, шуршащие мыши под ухом, скрежет, звуки железных доспехов, капли дождя, падающие с потолка и стен, маленькое окошко под самым потолком с узкой полоской света — всë, конец, это — это тюрьма, в которой держат «волшебников» перед казнью.
Над своей головой он увидел знакомое улыбающиеся лицо. Сань Лан. Его появление обещало удачный побег, но они не успели. Пока их вели на эшафот, ни один трюк, план или фокус не удался, осыпался пеплом или разбился о заросшую травой землю. Если это конец, то как же жизнь несправедлива! Если бы их утопили, то Хуа Чэн помог бы Се Ляню не задохнуться под водой, и им бы удалось сбежать. Многие способы казни не подействовали, кроме одного, который стал настолько частым, что невольно заставлял содрогаться и Сяньлэ — частого зрителя смертей на эшафоте, под водой и землей.
***
Хуа Чэн держался стойко, не подавая и вида — не первый же раз умирать. Се Лянь чувствовал себя спокойно рядом с ним, держа за руки и смотря на него глазами, полными надежды.
Если бы Принц знал, что внутри Князя Демонов всë тряслось и гремело, истерило, кричало и плакало, то наверняка бы обнял его, несмотря на всё остальное. Если бы Хуа Чэн знал, как Се Ляню страшно, то точно бы ответил на последние объятия поцелуем и рассказал бы, за что так его любит.
Огонь греет и ласкает. В костре довольно приятно. Довольно приятно ощущать тепло руки любимого человека, ощущать последний поцелуй на губах, пока пламя сжигает до тла пятки, очерняет кости и раздаётся ужасной болью по всему телу. Белоснежная кожа чернеет, становится подобна уголькам и горит. Первые крики вырваются из груди — терпеть больше невозможно. Но огонь не слушается, ему лишь бы сжечь, поглотить, подняться к небу... Слёзы кататься по щекам, становясь облачками пара. Пятки исчезают одно за другой, сгорают голени, трещат как доски коленки, бёдра оголяют мясо, похожее на зажаренную курочку в духовке, торс опадает почерневшей плотью, руки застывают, держась друг за друга, а голова до последнего держится, даже тогда, когда мозг закипает в черепной коробке.
***
— Я же говорил, что вы можете положиться на меня, Ваше Высочество, — как раньше, говорит Хуа Чэн, держа принца за руку и ведя за собой по длинной тропе, — там мы точно будем счастливы.
— Куда ты ведёшь меня? — спросил Се Лянь, отставая от мужчины лишь на шаг.
— Угадай, — заигрывает Хуа-Хуа.
— Небесная Столица? Храм Водных Каштанов? Дом Блаженства? — неунимается он.
— Увидишь. — И Хуа Чэн нежно-нежно целует руку принца, которая слилась с чужой, и смотрит в глаза.
Сжигание ничего не значит ни для богов, ни для демонов. Это просто больно до невозможной степени.
