***
Дрожащими руками Живой роняет в белоснежную раковину складной нож — он даже не обработал лезвие, да и зачем? Ему ясно дали понять, что он отсюда не выберется посредством смерти. Капли крови резонируют на белой керамике, и Кло смотрит в них какое-то время, смотрит и не понимает, почему легче не становится. Между лопаток и ниже в сию секунду разрывает резью, и он едва успевает схватиться за край раковины, чтобы не упасть от испуга и от того, что ноги внезапно стали ватными. Аккуратно сползая на пол, Дальберг раздражённо шипит сквозь сжатые зубы, а затем срывается в короткий крик и заносит руку за плечо, хватая что-то мягкое и дергая прочь, чтобы разглядеть — в пальцы впиваются колючки, и Клод отшвыривает на пол это нечто мягкое и колючее одновременно. Мятый цветок шиповника. Ну, вот опять что-то у Варгизова приключилось. И на этот раз — на всю спину, судя по ощущениям.***
В дверь не стучат — колотят, да с такой сильной чередой, что Живой внутри этих стен чертыхается и едва не роняет из рук окровавленное полотенце. Из порезов до сих пор сочится кровь. А спина адски болит. Дальберг мчит ко входу, спотыкаясь об собственные непослушные ноги и щелкает ключом, впуская внутрь пахнущее железом существо, с которого сыпятся пух да мелкие перья. — Что случилось?! — шкет едва не вопит, то ли со злости, то ли черт знает еще с чего. Протектор делает пару шагов вперед с опущенной головой, и Клодин пытается разглядеть его лицо сквозь неопрятно висящие пряди волос, но высокая фигура сию секунду склоняется и медленно оседает вперед, хватает лишь времени на то, чтобы обхватить его грудную клетку вокруг руками, обняв, и аккуратно спустить на пол, спасая от падения. Варгизов тяжело сопит куда-то в шею, и Живой так и сидит, как-то нелепо держа на себе тело мужчины, зачем-то прижимая к себе, и только очередной вздох, сделанный с трудом, выдергивает его из прострации, вынуждая ослабить захват мужского корпуса. Он смаргивает слезы, которые непрошено вылезают на глазах, и еще пару минут глядит в текстуру входной двери, совершенно не зная, что же делать. Под кистями, что лежат прямо на спине, влажно, и Клод лишь сейчас вспоминает об этом, поднимая ладони и глядя на них круглыми глазами — полностью в крови. Так вот отчего полез шиповник, вот отчего сейчас всю спину Дальберг украшают хрупкие ржаво-красные цветы. Сова пытается что-то сказать, и удивительно то, что он все еще в сознании с такими-то ранами. Малой наклоняет голову вбок, прижимаясь к его голове ухом и чувствуя, как волосы Второго щекочут его шею. — Что? — Клодин сперва не может сказать четко, сухое горло мешает. Он сглатывает вязкую слюну и пробует еще раз, — Что такое, Заур? Эй? Второй сипло что-то бормочет, а затем горько-горько выдает: — Т-ты зачем режешься? Не н-надо. Клодин срывается в немой плач, давясь придыханиями.***
— Вот так вот, отоспится и все будет хорошо, — Фидел заботливо, по-отцовски, подтыкает одеяло Варгизову и улыбается, прямо как солнце светит. Клодин не может никак понять, искренне ли это или Первый так скрывает свою печаль. Печалиться тут не очень, в общем-то, все под контролем, верно? Кейто заканчивает бинтовать руки малого и щелкает ножничками, отрезая бинт от мотка: — Ты молодец, что позвал на помощь, — она тоже улыбается, тепло и расслабленно. Может быть, ребята и вправду уверены в том, что все в порядке? — Такое случается, тебе не нужно волноваться. Дальберг, наконец опустив руку, на которой завязали узелок бинта, молчит все это время, потому как чувствует, что если раскроет рот — то на него накричат или чего еще похуже. Как оказалось, Варгизов получил ранения, потому что отвлекся на лезущие колоски из рук. А ведь мог выйти сухим из воды. Он же умелый. Сильный. Не вовремя. Как всегда. Леон, заметив этот упадок, плюхается рядом на диван и похлопывает коматозника по плечу, аккуратно, чтобы не задеть цветочки. Он ничего не говорит, достаточно его глаз, которые выражают ничего плохого, только хорошее. Кейто же опускается по другую сторону от Клод и легким движением сщипывает красный лепесток с цветка, выглядывающего из-под ворота малого. — Я думаю, что у нас еще есть дела. Соберем цветы? Они полезные. Для отвара — самое то! — она словно пытается разрядить обстановку, и Леон сразу же просекает фишку, расплываясь в самой широкой улыбке, которую он может только изобразить. — Ди, ты не против? Живой опять молчит, только устало кивает. Кажется, что под глазами за этот вечер добавилось еще темноты в кругах.