eventyrbok

      Граф Варгизов что-то медлит, нервничает будто. Или же не будто? Перед ним на шелковых тканях сидит особа, которую он нанял на должность помощника по дому — не сказать, что должность уборщика, Зауру бы во всем помощь не помешала — всего пару недель назад. Перед ним сидит особа и стягивает с себя верх одеяний с весьма холодным и спокойным лицом. Каким-то смиренным. Варгизов и знать не знал, что все будет вот так. Ну, как сказать — предполагал, вел к этому, но не ждал подобной реакции.       Никакой.       — Все в порядке? — он наконец решается подать голос, унимая дрожь в пальцах.       Дальберг на секунду отвлекается от одежды, чтобы взглянуть на него, подняв бровь, и возвращается к процессу снова:       — Почему спрашиваете?       Вопросительный ответ в том же холодном тоне укалывает вампира куда-то в грудную клетку, и он ерзает на месте.       — Не медлите, у меня еще есть работа, — кивает Клодин в сторону графа, даже не глядя на того.       Заур ойкает и принимается до одурения медленно расправляться с пуговицами на своей рубашке.       Как-то неловко, думает он, очень неловко. И чувства дурные.       — Я тебя не принуждаю, — он снова создает паузу, и эта фраза останавливает и Клод, тот аж роняет руки на свои колени и вздыхает.       — Я знаю. Так будет лучше, чем если бы Вы налетели на меня посреди уборки.       — Ты считаешь-       — Я знаю это, Заур Иосифович, у меня не первый опыт работы в подобной сфере у людей на дому и не первый опыт в том, что на меня налетают мои же работодатели по углам. Я знаю, чего Вы хотите.       Всякое желание что-либо делать у Варгизова моментально пропадает, потому как Дальберг внезапно оказывается прав, чего уж тут таить, вампир то и дело ходит туда-сюда да пытается отогнать мысли о молодом домоработнике, который шныряет каждый день мимо него и изумительно сладко источает запах, сводящий вампира с ума. Запах какого-то дешманского шампуня по средам и совсем чуток приторной сладости стирального порошка в другие дни, которые иногда пропадают, и тогда граф может ощущать совсем другой запах — запах тела, который у каждого совершенно разный, свой, к какому-то испытываешь омерзение, к какому-то любовь — как запах матери, когда прижимаешься к ее груди и тебе становится спокойней.       У Дальберг плавные и завораживающие движения рук, но во время работы они превращаются в резвый и адский механизм, успевающий тут и там. И Заур Иосифович замечает в этих двух видах динамики третью — проявляющуюся моментами, ломаную и болезненную, какой-то тремор и иногда нервный тик, а иногда жуткое сокращение мышц, подергивание головой. Графу хочется каждый тик уловить и успокоить.       — Вы слышите? — вырывает из мыслей голос и горячая рука на предплечье.       Варгизов возвращается на землю с единственной мыслью, что бьет набатом где-то в голове: «Что же я делаю?». Но чужая рука спускается к кисти, мягко берет ее и тянет вперед. Укладывает графову руку на голой груди Дальберг. И Заур, смотря в такие безэмоциональные глаза, ладонью чувствует, как сердце человека отбивает адовый ритм волнения. Или же страха.       И ему жутко хочется уловить каждый стук и успокоить.       Клодин ведет себя неприлично тихо во время секса, закусывает нижнюю губу в кровь, прячет рот тыльной стороной ладони. Прячется, однако даже не хмурится. Старается быть удобным. Граф эту самую руку от лица Дальберг отводит, нежно переплетая свои пальцы с его, вдавливает человеческую кисть в шелковые простыни — он мог бы за секунду переломать эти хрупкие человеческие кости, но невероятно аккуратно обращается с этим мягким существом — и долго, горячо целует, слизывая с разодранных губ микроскопические капельки крови.       И хочется выть непонятно от чего.       И хочется защищать непонятно от чего.