eventyrbok

      Второй Протектор тяжело дышит, но умудряется при этом улыбаться. И стонать в полуголос. Заур невольно вспоминает, что у этого Протектора проблемы со свободным дыханием, и ему кажется, будто тот сейчас задохнется.       Тот задыхаться не планирует, но если бы его сейчас спросили о том, хочет ли он захлебнуться в собственных вздохах — Дальберг бы непременно ответил, что сейчас он готов захлебнуться в Варгизове.       Сам он не понимает, чего такого нашлось в выходце из живого мира. Обычный человек, который оказался втянут в этот ворох событий против своей воли. «Божечки, да он же меткованный!» — в голове звенит голос Фелиции, и Клодин усмехается мысленно в ответ: меткованный, не меткованный, балбес он, вот и все! Выпендривается много, ведет себя заумно и действует на нервы. Клод привык молчать целыми днями, сутками, неделями, а этот ворвался в его пространство — спасибо Леону — и наполнил его звуками, речами и песнями. А Клод к такому не привык, Клод тяжело идет на контакт.       Клод невероятно тяжело. Он не знает, как отвечать на элементарный вопросы о его делах и обходит попытки Варгизова завести разговоры стороной.       Обычно после рейдов и разборок протекторских Второй просто ложится на старый диванчик и засыпает мертвым снов на сутки. И отправляясь в иной мир — делает там дела тоже. А когда возвращается — пишет отчеты и решает мелкие задачи. В городке он не ест, не пьет, не моется иногда спит — не будь он таким же бессмертным в реальном мире, то запустил бы себя и там с концами. Но даже некое бессмертие в мире мертвых имеет свои изъяны. Рыхлило незавершенные гештальты, ухудшало их.       Увеличивало чувство одиночества.       Но когда Клодин с горя жизни прикладывается к бутылке — становится легче. Делает это он редко, потому что от вечной усталости нет желания даже гулять или веселиться на отдыхе. А так же, когда он навеселе, речь Варгизова не кажется такой раздражающей. И хочется, чтобы тот говорил лишь для одного Второго.       Варгизов придерживает того под талией, просунув руку между взмокшей спиной и простынью, а второй рукой опирается о спинку кровати, где-то над головой Дальберг. Тот ногами оплетает бока Заура, давит, не отпускает, и Варгизову только и остается, что вжиматься и вбиваться сильнее, срывая Протектора в хриплые стоны.       Руки, две руки, которые Варгизов до этого видел только в перчатках и в спущенных рукавах, а сейчас представшие ему в старых и новых узорах из порезов, начинавшиеся чуть ли не от предплечий и кончаясь где-то на кончиках пальцев — черт побери, даже на пальцах — две этих руки, которые выбивают разное дерьмо из проклятий, внезапно хватают Варгизова за лицо и притягивают вниз, заключая в долгий и влажный поцелуй. Мужчина ощущает чужой язык и вкус вишневого эля на нем, хочет отпрянуть, но чужие ладошки на щеках и не удерживают, наоборот мягко поглаживают, заводя руки дальше и вплетая пальцы в волосы, почесывая и массируя кожу головы — Варгизову хочется завыть от удовольствия и от того, что он умудряется это удовольствие получать. Ведь это неправильно все, ведь его буквально затащили в кровать.       Но он тут единственный думает о последствиях — Дальберг сейчас просто пытается убежать от какой-то реальности. От одиночества.       И Заур окажется прав, если подумает, что Второй Протектор на следующий день снова будет молчать, ворчать и прятать себя от всего мира. И Заур окажется прав, если подумает, что Второй Протектор только его одного и подпустил к себе так близко.