***
Если бы не несколько тяжёлых рюкзаков со всем необходимым, нелёгким грузом повисшие на плечах возлюбленных, то дорога, вероятнее, оказалась бы более приятной, чем на самом деле. И всё же, только-только услышав расслабляющий шум волн, Яги невольно опускает собственные плечи, устало прислоняясь к Изуку, когда с каждой прошедшей минутой сонливость накатывает вместе с утомлённостью всё больше и больше. Но даже несмотря на всё это — на то, что Тошинори чувствует себя сейчас так, словно вот-вот упадёт — длительная поездка на общественном транспорте однозначно изматывала; Яги не жалел ни о чём. Потому что хотя бы на мгновение, на какое-то крошечное время, нежная улыбка появилась на лице Мидории, сияя вместе с бликами воды на ослепительно ярком, пусть и пригревающем едва ли ощутимо, солнце. Тем не менее, спустя минуты Изуку вновь выглядел прежним — всё с тем же хмурым выражением лица, которое он, как понимает Тошинори, отчаянно пытался скрыть. Это фактически способно ранить в сердце Яги — по крайней мере, если бы тот был полностью несведущим в том, что происходило с Мидорией — и в том, что он, по предположениям Тошинори, чувствовал сейчас. Растерянный, не так ли? Для него всё это — произошедшее за один-единственный год, наверняка кажется слишком… просто-напросто слишком, несмотря на то, что никому из возлюбленных явно не хотелось торопить события — и это действительно так. События и впрямь развивались медленно — достаточно медленно, чтобы ни для кого это не было неудобным, неловким или же неприятным. Но Изуку — как бы резко это, возможно, ни звучало, был всё ещё слишком юным, чтобы… это трудно объяснить, но, во всяком случае, ему действительно не мешало бы предоставить время для переосмысления. Особенно, когда он, стоя посреди пляжа — те места, с которыми у него, как и у Тошинори, много воспоминаний, включая даже самые давние — вроде тренировок; думал о чём-то своём, вероятнее всего, сравнивая прошлое с настоящим, настоящее с прошлым. Разительные — в некотором смысле, изменения, сбивали его с толку, каким бы счастливым Мидория ни был бы. Именно это — всё вышеназванное, всё вышеперечисленное — точно так же, как и желание не пугать Изуку ещё больше и ещё сильнее, побудило Яги вновь вывезти своего возлюбленного подальше от города, подальше от переживаний, которые заполняли его голову чем-то вязким и тяжёлым, угнетающим. Ведь здесь — в спокойной и абсолютно непринуждённой обстановке, рядом с морем и с дачей Тошинори — точно под боком у самого лета, Мидория был… таким непривычно расслабленным за всё последнее время, что Яги попросту не мог не улыбнуться уголками губ. «Всё потраченное на поездку время не было бессмыслицей», — думает он и прикрывает свои глаза ворохом ресниц. Солнце и впрямь светит так сильно, что Тошинори не отказался бы от солнцезащитных очков. Но больше всего — он не отказался бы от иного. Наклоняясь вперёд — и ещё чуть ниже, осторожно и медленно — не желая спугнуть Изуку, разрушить всё умиротворение в один-единственный момент, Яги прикасается губами к щеке Мидории, прямо к его ярко-рыжей, точно оставленной самим солнцем, веснушке. И улыбается. Когда в еловых, лесных глазах Изуку за занавесью тёмно-зелёных иголок плещутся солнечные лучи — мягкие, игривые и нежные, вмиг прогоняющие все облака и намёки на плохую погоду, сердце Тошинори разрывается на части от радости. Потому что если счастлив Мидория — счастлив по-настоящему искренне, Яги и сам чувствует себя самым счастливым на всём свете человеком, ласково сцеловывая с щеки Изуку одну маленькую и блестящую на солнечном свете слезинку. Слезинку — от переизбытка чувств и переизбытка радостных эмоций, сверкающую на лице Мидории кристально чисто, кристально ясно и чётко…***
Когда возлюбленные наконец-то добираются до дачи, перед этим намочив ноги на пляже — слабый, но хоть какой-то намёк на спасение от внезапно разыгравшейся жары; воодушевлённые идеей отдохнуть, они разбирают свои вещи поразительно быстро и ловко, даже если и не слишком аккуратно. В конце концов, завтра — и ещё, как минимум, одну неделю, у них будет предостаточно времени для того, чтобы расположить всё немного иначе и навести порядок на даче. Но сейчас то единственное, о чём они мечтают, казалось бы, больше всего на свете — это отдохнуть, посмотрев вместе телевизор или же просто валяясь на диване в позе двух морских — и крайне уставших, звёзд. И хотя старенький диван навряд ли позволил бы им развалиться так вальяжно, отчасти Тошинори и Изуку всё же смогли осуществить желаемое, свернувшись на «царском ложе» в гостиной в странных, но комфортных для них позах, пропитанных лишь одной атмосферой. Атмосферой уюта, атмосферой любви и спокойствия, умиротворённости — особенно, когда по телевизору идёт какая-то ненавязчивая и вполне приятная комедийная программа, а Мидория почти что со всех сторон окружён закусками. Такая обстановка определённо тянула в сон возлюбленных — пусть на самом же деле ещё было слишком рано для того, чтобы спать — около семи часов вечера, но не больше, точно не больше. Однако и это казалось поразительным: Яги практически на все сто уверен в том, что сейчас не было даже и трёх часов дня: время тянулось поразительно медленно — на первый взгляд, но в действительности же — почти со скоростью света, учитывая то, что «путешествие» возлюбленных началось ещё утром, а на данный момент до ночи оставалось немного. Тем не менее, Тошинори не придавал особого значения такой мелочи, вместо этого уделяя внимание важным, по-настоящему важным вещам: Изуку. Полусонному и уставшему за день Изуку, со всем своим упрямством уставившемуся в телевизор так, словно Мидория был загипнотизирован — Яги даже ненароком задавался вопросом, понимает ли его возлюбленный из-за сонливости то, что делает и смотрит сейчас. И, зная ответ наперёд, Тошинори предпочитает присоединиться к Изуку и посмотреть передачу вместе с ним, лениво пропуская через пальцы вечно спутанные прядки волос Мидории — на самом деле, шоу было не таким уж и интересным, поэтому гладить мальчика, гладить его по голове и ощущать приятное тепло под боком — самое лучшее, что может быть в мире для Яги. Увы, навряд ли сам Изуку способен сейчас это оценить. И поэтому, вздохнув тяжело, но в то же время — с последующей улыбкой на губах, Тошинори ищет рукой плед, предположительно лежащий на ближайшем столике. Но на секунду Яги невольно замирает, когда до его слуха доносится еле слышное бормотание: — Я… люблю тебя… Тоши. Так и не найдя плед, Тошинори прижимается к Мидории как можно ближе, практически вплотную, чувствуя, как собственное сердце едва ли не выпрыгивает из груди. Ведь Изуку всегда такой милый, но особенно — пока спит.***
И даже если однажды весь мир перевернётся с ног на голову, единственное, что никогда не изменится — Мидория, сквозь сон бормотавший Яги всякие нежные глупости, кружащиеся у него в мыслях…