Его...

      — Ты выглядишь… — задумчиво начинает Тошинори, почёсывая свой острый подбородок в совершенно нелепом жесте, прежде чем неторопливо продолжить, — озадаченным. Что-то случилось?       Не то чтобы это был самый настоящий вопрос, нет — скорее, риторический: Яги приблизительно мог догадаться о причине волнения Изуку. Однако Тошинори хотелось услышать то, что скажет Мидория, ведь предположения — они на то и предположения.       Строить теории заговора или нечто подобное, не имея при этом ни малейших оснований и реальных фактов — бессмысленно — во всяком случае, сейчас Яги придерживался именно этого мнения, внимательно наблюдая за Изуку.       Но его мальчик, кажется, настолько увлечён собственными размышлениями, что вовсе не услышал Тошинори, продолжая практически пустым взглядом сверлить стену — словно надеясь, что она сможет дать ответ на всё то, что давно интересовало и мучило мысли и разум.       Вздохнув — так дело точно ни сдвинется с места; Яги старается привлечь внимание возлюбленного:       — Изуку?       Хотя попытка Тошинори абсолютно безуспешна и откровенно бессмысленна, Яги не сдаётся. Даже в тот момент, когда Мидория начинает бормотать себе под нос не связанные между собой слова, тем самым напоминая… будто Изуку впал в транс.       И это невольно вызывает у Тошинори хмурость на лице: произошло что-то серьёзное? Мидория серьёзно ранен? Или, может быть, попал под воздействие странной причуды?       От количества версий — и от всех возможных вариантов произошедшего; у Яги почти ощутимо начинала кружиться голова — состояние Изуку несколько пугающее, но главное — теперь Тошинори не уверен в своих предположениях.       Вероятно, случилось что-то, что гораздо хуже, чем Яги представлял. Или же он попросту становился параноиком после того, как Мидория порой — и уже в который раз за неделю; в буквальном смысле напоминал приведение.       Грустное и очень одинокое приведение — то, что в корне неправильно: единственное, что должно быть на лице Изуку — радостная улыбка, заставляющая его созвездия из веснушек танцевать… и его счастье, его смех, его жизнерадостность во взгляде.       Но никак не маска из холода, практически отрешённости — то, что несвойственно Мидории; то, что разбивает сердце Тошинори, вынуждая сжимать ладони в кулак — до боли, до едва заметных отметин.       Потому что Яги не знал, как помочь. И чем именно помочь — тоже не знал.       Однако кое-что ему было известно на все сто процентов: даже если причина беспокойства Изуку в действительности окажется полным пустяком, с ним нужно поговорить. Обязательно, а желательнее всего — сейчас.       К счастью, на данный момент Мидория выглядел более-менее готовым к разговору — учитывая то, что теперь Изуку смотрел прямо на Тошинори, по-совиному хлопая глазами — словно не он сам напоминал привидение, а Яги был им.       Несмотря на то, что ситуация всё ещё продвигается крайне медленно, Тошинори пользуется предоставленной ему возможностью, чтобы ещё раз переспросить:       — Что-то случилось, мой мальчик?       На сей раз Мидория, крупно вздрогнув, отреагировал. Хоть как-то.       — Гм, — он пожимает плечами, будучи неуверенным в том, что имел в виду Яги, — нет? Я в порядке: у меня всё хорошо в школе, я не ранен, чувствую себя неплохо…       Единственное, на что способен Тошинори — лишь фыркнуть с крошечной долей веселья. В конце концов, его Изуку неисправим.       — В последнее время ты выглядел так, словно у тебя что-то стряслось, но ты не хочешь говорить мне об этом, — поясняет Яги причину такого вопроса, не забывая добавить: — Однако ты можешь сохранить своё переживание в секрете, если оно настолько личное. Я не хочу ни к чему принуждать тебя.       И Тошинори не врёт. Если Мидория не хочет говорить, то, скорее всего, на то есть весомая причина. Но даже если её и нет — Яги уважает личное пространство Изуку и других людей, чтобы так просто вмешиваться в их головы, докапываясь до самых разных вещей.       Но, к большому удивлению Тошинори, его мальчик почти сразу же отвечает, неловко почёсывая подбородок — невольно копируя жест своего возлюбленного:       — Помнишь… я говорил о том, что моя мама стала часто «пропадать»?       Стоит ли доказывать, что подобный вопрос не вызвал у Яги абсолютно никакого беспокойства? Нет, точно нет — потому что Тошинори чувствует, как у него скручиваются все внутренности.       Ведь он больше не Всемогущий — при плохом раскладе событий Яги навряд ли сможет защитить Мидорию и его маму. Неужели им действительно грозила опасность? Если это так, то Тошинори готов сделать всё возможное, чтобы сохранить хоть часть спокойствия в жизни своей семьи.       Изуку же, заметив панику в глазах и в действиях Яги, осознаёт — осознаёт то, что приблизительно можно подумать после такого вопроса: ничего хорошего. Однако Мидория, выставив вперёд ладонь — попытка успокоить Тошинори; только прикусывает собственную губу.       — Думаю, всё хорошо, — продолжает он с лёгкой неуверенностью, и в то же время — с волнением в голосе. — Моя мама просто стала чаще выходить на улицу и проводить там большее количество времени, чем обычно… и я, кажется, стал догадываться, почему.       Переглянувшись, возлюбленные понимают, что думают примерно об одном.       — Моя мама приглашает тебя прийти к нам в воскресенье. И от этого предложения нельзя отказаться, Тоши.

***

Теперь же сверля многострадальную стену четырьмя глазами — вместо двух; Яги приходит к умозаключению, что частично его предположение верно. Но пока это всего лишь догадки…