Гарри Поттер и Принц Слизерина

      1 сентября 1991       Гарри Поттер никогда не считал себя особо умным, и никто из тех, кого он встречал за всю свою жизнь, даже не предполагал, что он может быть умным. В третьем классе Дурслям прислали домой письмо, в котором говорилось, что он умен, если судить по тесту, который он прошел в школе, и который был оценен некоторыми представителями сферы образования в Лондоне. Но его опекуны были убеждены, что он каким-то образом сжульничал, что такой урод, как он, просто не может быть… одаренным. Поэтому они заперли его на неделю в чулане и не давали ничего есть, кроме черствого хлеба и воды. Когда он вернулся в школу, его учительница сказала всему классу, что он признался своим опекунам, что смухлевал в тесте на IQ, который все они проходили, и что он был ужасным и кошмарным ребенком. А потом ее волосы почему то стали синими. Как он сейчас предполагал, это была магия.       После этого Гарри поставил перед собой цель всегда быть чуть хуже по успеваемости в каждом классе, чем Дадли, с чем он, успешно справлялся, хотя, учитывая плохие академические навыки Дадли, Гарри повезло, что его так и не перевели в класс для детей с особыми потребностями. Однажды во время контрольной он решил ответить правильно на все вопросы кроме последних семи, которые он оставил неотвеченными, просто чтобы посмотреть, скажет ли учительница хоть что-нибудь. Она ничего не сказала.       Вкратце, Гарри Поттер довольно быстро и хорошо понял, что не нужно проявлять себя академически, этот урок длился вплоть до того дня, когда он встретил Джеймса Поттера. Это было похоже на прорыв плотины, а затем ее разрушение, высвобождение мыслей, которые мальчик хоронил с тех самых пор, как только стал достаточно взрослым, чтобы говорить. В первую же ночь в своей новой комнате он начал изучать свои новые учебники, начал он с Зелий. Он был довольно неплохим поваром для одиннадцатилетнего (удивительно, какие навыки человек может приобрести, когда альтернативой является брошенная в голову сковородка) и предполагал, что принципы должны быть похожи. Когда Гарри впервые наткнулся на слово, которое не понял («Что еще такое за безоар?»), он спустился вниз и взял Оксфордский словарь английского языка, который тетушка Мардж подарила Дадли, и который ни разу не открывался, а потом он записал это слово и его значение в блокнот, оставшийся с прошлого года обучения в школе. Он начал читать книгу сразу после обеда и был удивлен, когда наконец зевнул, он посмотрел на часы и понял, что было далеко за полночь. Он прочел шесть глав и исписал три страницы своего блокнота. Это была самая большая домашняя работа, которую он когда-либо делал в своей жизни.       Некоторые люди могли бы принять новоприобретенное усердие Гарри за желание угодить родителям, которые наконец-то вернулись за ним. Эти люди были бы не правы. Гарри решил, что превзойдет всех остальных, чтобы заставить своих родителей признать, какую ошибку они совершили, отвергнув его, чего бы это ни стоило. В течение десяти лет мальчик был вынужден смириться со своей жалкой участью в жизни, а также с жизненной необходимостью держать свои эмоции под контролем любой ценой. Ничего хорошего не случалось, если он злился на то, как с ним обращались. Но сейчас, возможно впервые в жизни, Гарри Поттер был зол. Абсолютно и безоговорочно зол. И это был гнев, пылающий холодом.       Весь август Гарри почти каждую свободную минуту проводил за чтением книг, купленных в «Флориш и Блоттс». Ел он нечасто и только у себя в комнате, предоставив Дурслям, к их разочарованию, узнать, как плохо готовит Петуния. Утро было посвящено магии, но пока что только ее теории и истории. По-видимому, до начала занятий было незаконно практиковать настоящие заклинания, и хотя Джеймс, подмигнув, намекнул, что Министерство закрывает глаза на незначительное волшебство до первого курса, Гарри решил не рисковать. Послеобеденные часы были посвящены этикету и политике, и он изо всех сил старался изучить нюансы странной и замкнутой культуры, которую он собирался принять. Вечера же были посвящены тем темам, которые оставляли ему больше всего вопросов в течение дня, а также упражнениям работы с пером, это являлось совершенно новым, но явно очень важным навыком, которым надо было овладеть. И наконец, он проводил около тридцати минут перед сном, тренируясь доставать палочку из держателя перед зеркалом, потому что когда Гарри впервые попытался это проделать, он уронил свою палочку на пол, и будет слишком неловко, если это произойдет прямо перед его одноклассниками.       Только на второй неделе изучения магической политики он наконец наткнулся на закон, который фактически требовал от Джеймса Поттера, под угрозой тюремного заключения, сообщить своему первенцу о его магическом наследии и позаботиться о его образовании. После совиной переписки с «Флориш и Блоттс», в свою растущую библиотеку Гарри добавил Пояснение Хатчинсона Закона о наследовании в Визенгамоте. К счастью, на его сундук были наложены лучшие (и самые дорогие) расширяющие чары, которые только были доступны. При крайней необходимости, в нем даже имелась маленькая комнатка, в которой можно было спать, однако сама мысль об этом сильно напоминала ему о его чулане.       По выходным он делал перерыв, проводя несколько часов на прогулке в соседнем парке. Поздно вечером во второе воскресенье он наконец нашел то, что искал: маленькую садовую змейку, которая, когда он к ней обратился, неуверенно ответила на голос Гарри так, как будто она говорила с акцентом кокни. Змея, выразив удивление от внезапного осознания того, что теперь у нее есть имя, представилась как… Боб. И хотя Боб не очень хорошо разбирался в магии, он каким-то образом знал, что Гарри был «Говорящим», что Говорящие были невероятно редки, и что ни одна другая змея, известная Бобу, никогда таких не встречала. Каким образом Боб интуитивно знал, что другие змеи, с которыми он сталкивался, помнят о том или ином предмете, оставалось загадкой даже для Боба.       Боб также указал на то, что он был способен знать эти вещи только тогда, когда Гарри разговаривал с ним или каким-либо другим образом помнил о нем, что также было очень странно. По-видимому, в тот момент, когда Змееуст переставал считать ту или иную змею достойной внимания, она снова становилась «нормальной», хотя если Говорящий позже вновь обращался к ней, она внезапно вспоминала все, что произошло за это время. Но если бы Гарри поручил Бобу какую-то задачу, например, найти в парке конкретного человека или даже найти других змей и привести их сюда, Боб мог довести ее до конца, даже следуя относительно сложным указаниям в процессе, только чтобы вернуться к обыденной «змеиности», когда он закончит. Но самым странным было то, что магия, питавшая Парселтанг, могла передаваться. Если бы Гарри ему приказал, Боб мог бы найти других змей и передать им приказ Гарри, который другие змеи могли бы выполнить как минимум с таким же интеллектом и самосознанием, что и у Боба под влиянием Гарри.       Мальчик мысленно отметил это, но никогда не записывал на бумагу, так как из комментариев Джеймса было ясно, что Змееусты не пользовались большой популярностью. Главным образом, казалось, это было потому, что «Сами-Знаете-Кто» был хорошо известен своими способностями к Парселтангу. На самом деле, Гарри не «Знал-Кто» и сказал об этом, но Джеймс объяснил, что существует сильное культурное табу на произнесение вслух имени «Того-Кого-Нельзя-Называть». После долгих уговоров Джеймс наконец прошептал, что его зовут «Волдеморт», но посоветовал Гарри никогда не произносить это имя вслух или даже записывать в приличной компании. Именно поэтому, как и свои наблюдения на счет Парселтанга, Гарри не стал добавлять имя Темного Лорда в свою растущую стопку дневников. К концу августа Гарри заполнил три тетради заметками и вопросами о Волшебном Мире и четвертую только для практики каллиграфии. Он понятия не имел, как волшебники все еще не обнаружили многоразовые чернильные ручки, но он не собирался быть тем, кто познакомит их с ними.       Рано утром 1 сентября Поттеры явились забрать Гарри из дома 4 по Тисовой улице, и он наконец встретил Лили Поттер и Мальчика-Который-Выжил. Последний был настолько похож на него, что создавалось ощущение, будто он смотрится в зеркало из комнаты смеха. Джим Поттер однозначно был близнецом Гарри, и все же он был выше почти на три дюйма и весил больше на стоун, в основном из-за мускул.       «Очевидно, что кое-кто не голодал последние десять лет», — уныло про себя подумал Гарри.       Тем не менее Гарри был вежлив со своим братом и матерью, последняя выглядела явно обеспокоенной, увидев своего сына. А взгляд, которым обменялись Лили и Петуния! Гарри было бы забавно, если бы он не испытывал такой неприязни к обеим женщинам. Вместе Поттеры двинулись к довольно шикарному лимузину, припаркованному перед домом 4 по Тисовой улице (в комплекте с водителем — Гарри знал, что Поттеры были довольно богаты, но он был немного удивлен тем, как охотно они это показывали), Джеймс нес чемодан и совиную клетку Гарри. По совету продавца сов Гарри сегодня утром отправил свою сову вперед себя. Она будет ждать в Хогвартсе в совятне. Попробовав имена: «Немезида», «Мститель» и «Коготь Смерти», он наконец назвал сову «Хедвиг». Он сказал Джеймсу, что нашел имя в книге, и подумал, что оно «звучит круто». На самом деле Ядвига была святой покровительницей сирот.       В лимузине Лили посмотрела на Гарри и хотела что-то сказать, но мальчик перебил ее:       — Слушай, когда я в последний раз встречался с… папой, я был очень расстроен, и я сказал некоторые вещи, которые наверняка расстроили его, и тебя, если он повторил их. Но… я хочу поехать в Хогвартс и научиться магии. Я хочу с нетерпением ждать того дня, когда моя нога больше никогда не ступит на Тисовую улицу. И если для этого нужно оставить прошлое в прошлом и попытаться стать частью семьи Поттеров, то именно это я и сделаю, — и после этих слов Гарри улыбнулся так искренне, как только мог, так сильно, что он почувствовал легкую боль в щеках. Он был уверен, что Поттеры придут в ужас от такой неискренности, но все они тепло улыбнулись ему в ответ. По-видимому, они отчаянно хотели верить, что он может так легко простить их. А может быть, они были просто глупыми.       Джим протянул руку и игриво толкнул Гарри в плечо:       — Это здорово, Гар. И послушай, папа сказал нам, что Дурсли, возможно, не очень хорошо к тебе относились. Но я клянусь, мне тоже было не сладко. Мне пришлось пройти специальную подготовку с восьми лет, чтобы подготовиться к Хогвартсу на случай, если за мной придут Пожиратели Смерти. И мне всегда приходилось иметь дело с несносными поклонниками, которые всегда хотели заполучить мой автограф. У нас у всех были свои проблемы, с которыми нужно было разобраться.       Боль, вызванная улыбкой Гарри, стала почти мучительной, но он сделал глубокий вдох и выдохнул:       — Это точно…, Джим. Должно быть, тебе было… очень сложно, — краем глаза он заметил, что Лили подозрительно посмотрела на мужа, который нервно сглотнул. Гарри решил, что Джиму, а может быть, также и Лили, он приуменьшил степень жестокости Дурслей.       — В любом случае, — продолжил Джим, — как только мы прибудем в Хогвартс и будем отправлены на Гриффиндор, я буду рядом, чтобы присмотреть за тобой и помочь тебе приспособиться. Ты всем понравишься, как только они узнают, что ты брат Мальчика-Который-Выжил, — после этих словах он даже выпятил грудь.       — Джим! — вздохнула Лили. По-видимому, она пыталась сдержать самолюбие Джима, но ее старания были безуспешны. Джеймс, конечно же, был в восторге от мысли, что его сыновья-близнецы пойдут по его стопам.       — Ха-ха! Одновременно два Поттера на Гриффиндоре! У Филча будет инфаркт!       Гарри усмехнулся, но тут же стал серьезным:       — Ну, я очень на это надеюсь. Но… нравится вам это или нет, мы с Джимом жили совершенно по-разному, хотя мы и близнецы. Надеюсь, вы не разочаруетесь во мне, если я не попаду в Гриффиндор.       — Вовсе нет, Гарри, — твердо сказала Лили, — у каждого факультета есть положительные черты. Не так ли, Джеймс?       — Ладно, ладно. Гарри, я обещаю тебе, что независимо от того, на какой факультет ты попадешь, мы все равно будем любить тебя, а Джим все равно будет заботиться о тебе.       Гарри вздохнул, словно расслабляясь:       — Я рад. И как бы то ни было, Джим. Я тоже сделаю все, что в моих силах, чтобы позаботиться о тебе, — трое тепло рассмеялись, пока Гарри подготовил нож. — В конце концов, я же Наследник.       Джим пару раз моргнул:       — Прости? Что?       Гарри огляделся, как будто боялся, что допустил бестактность. Лили выглядела удивленной, в то время как Джеймс выглядел так, будто он только что проглотил лимон.       — Извините, — неуверенно сказал Гарри, — я зубрил книги по культуре волшебников, чтобы лучше приспособиться — не хочу выставлять себя дураком перед кем-нибудь из важной семьи, знаете ли, — и там была глава, в которой обсуждался Визенгамот. Там говорилось, что поскольку я являюсь первенцем волшебников, то автоматически становлюсь Предполагаемым Наследником Дома Поттеров. Неужели я что-то не так понял?       Конечно же, он не ошибся. В его экземпляре Хатчинсона было посвящено почти 300 страниц обсуждению Визенгамота, семей, которые правили им, и тысячелетним законам, регулирующим наследование места в нем, особенно такого Древнего и Благородного Места, как у Поттеров. Гарри был первенцем и, бесспорно, волшебником. Следовательно, он автоматически был Предполагаемым Наследником Дома Поттеров и будет повышен до Наследника как только достигнет совершеннолетия и сдаст достаточно СОВ. До этого момента Джеймс теоретически мог лишить его наследства всего, что принадлежало лично ему и не было связано с семьей, и, возможно, лишить его возможности тратить деньги в течение его хогвартских лет. Но его образование и расходы на жизнь должны оплачиваться до выпускного, а также мастерство, если он захочет его получить, и в семнадцать лет ему гарантировалась значительная ежемесячная стипендия из семейного траста на всю жизнь. Кроме того, ему было гарантировано Место Поттеров и все сопутствующее имущество в один прекрасный день, если он переживет Джеймса и избежит удивительно короткого списка грехов, которые юридически оправдывали лишение наследства Наследника. Даже судимость за тяжкое преступление не могла лишить его защищенности, если только срок наказания не превышал пяти лет лишения свободы.       Лили и Джим, ни один из которых, казалось, не знал о таких вещах, просто с любопытством переводили взгляд с Джеймса на Гарри, пока Джеймс нерешительно признал правду:       — Да, Гарри. Ты старше, так что технически это делает тебя Предполагаемым Наследником. Если честно, я не думал много об этом. Все же, я надеюсь дожить до глубокой старости, прежде чем мне придется беспокоиться о том, чтобы передать все наследнику.       — О, я тоже надеюсь, пап, — весело сказал Гарри. Затем, он повернулся к своему брату. — Из того, что я прочел, могу сделать вывод, что в Визенгамоте довольно-таки скучно. Держу пари, ты счастлив, что у тебя есть старший брат, который может позаботиться обо всем этом — управлении бизнесом, планировании недвижимости и других юридических вещах вроде этого — пока ты будешь заниматься… делами Мальчика-Который-Выжил.       Джим рассмеялся:       — Ха-ха! Вполне справедливо, Гарри. Ты займешься всеми этими скучными семейными делами, а я буду сражаться с плохими парнями.       Лили щелкнула языком и отчитала Джима за такие глупые мысли, а Джеймс просто молча посмотрел на Гарри со странным выражением лица, странной смесью смущения, вины и… гнева? И после этого Гарри понял. Он просто каким-то образом знал, что Джеймс на самом деле пытался лишить Гарри наследства в пользу Джима, а потом обнаружил, что у него нет на это законной власти. Гарри оторвал взгляд от отца и отвернулся, чтобы посмотреть в окно машины на проносящиеся мимо лондонские улицы. Он не мог показать свой гнев, не сейчас. И он не будет плакать!       Восстановив контроль над своими эмоциями, Гарри снова повернулся к своей семье, его маска вновь твердо стояла на своем месте. Остаток пути он провел в пустой болтовне с родителями, особенно с матерью. Каково это — быть магглорожденным учеником? Должен ли Гарри ожидать похожего отношения, из-за того, что он был полукровка, выращенный магглами? Откуда магглорожденные вообще получают магию? У Гарри уже была пара идей насчет последнего вопроса, он провел некоторое время между своим днем рождения и сегодняшним днем, выуживая семейную историю из Петунии, но ему было любопытно, что на эту тему будет думать преподаватель Маггловедения. Ее ответ, который сводился к тому, что «никто не любит много говорить об этом», не был обнадеживающим, особенно в свете мягкого снисхождения его отца к тому, что его мать считалась блестящей, но колючей магглорожденной. Да, и еще Джеймс говорил много плохих вещей о ком-то по имени «Нюниус», о ком Лили ничего не сказала, хотя упоминание его имени, казалось, опечалило ее.       «Ну, — подумал Гарри, — если кто-то вроде Джеймса Поттера дал этому „Нюниусу“ оскорбительное прозвище, он не может быть слишком плохим».