Гарри Поттер и Принц Слизерина

      25 декабря 1991       Удивительно, но прошло семь спокойных недель после печально известного матча Гриффиндор-Слизерин по квиддичу. Квиррелл больше не предпринимал попыток убийства Джима или кого-либо еще. Гриффиндорцы не предпринимали никаких дальнейших действий по исследованию коридора на третьем этаже или для «защиты» Философского камня от Квиррелла… или же, по убеждению Мерзавца и Уизела, от Снейпа; они были уверены, что именно он был настоящим злодеем, и что именно Квиррелл спас Джима от падения. Гарри решил не мешать им в это верить в надежде, что они сделают что-нибудь глупое во время урока Снейпа и получат достаточно наказаний, чтобы уберечь их от неприятностей. Сегодня, рождественским утром, одеваясь, он вспоминал недавно произошедшие события.       Верный своему слову, Блейз присоединился к учебной группе и был поразительно вежлив с теми, у кого не было безупречной чистой крови. По правде говоря, более чем вежлив. Он чуть ли не флиртовал со всеми членами женского пола, включая Гермиону, этот факт беспокоил и Гарри, и Невилла по причинам, которые ни один из них не мог объяснить. Поначалу Блейз был немного осторожен вокруг Гарри после того, как тот правильно догадался о его интересе к маггловской культуре, но вскоре он превратил в игру, попытки Гарри угадать, как сильно он интегрирован в маггловское общество. В дополнение к хорошему знанию Невероятных приключений Билла и Теда, он сделал несколько отсылок на Симпсонов и даже выглядел печально-сочувственно, когда Гермиона жаловалась на отмену Доктора Кто. Кроме того, они оба были фанатами чего-то под названием Гангстеры прессы. Сам Гарри смутно знал о последних двух шоу и даже смотрел некоторые эпизоды Симпсонов, когда Дурсли оставляли его с миссис Фигг, пока сами были в отпуске. Впрочем, видел он только несколько, так как пожилая дама по какой-то странной причине предпочитала американские вестерны. По иронии судьбы, Гарри никогда не видел Билла и Теда, но мог слышать его дюжину раз, так как это был один из самых любимых фильмов Дадли, а телевизор находился рядом с его чуланом.       Важная деталь о Забини проявилась, когда Гарри узнал, что мальчик проведет рождественские каникулы в особняке своей матери на Манхэттене. У богатой женщины мадам Забини (точнее, графини Забини, хотя Блейз утверждал, что не любит «хвастаться») была дюжина домов по всему миру, но она предпочитала отмечать праздники в Нью-Йорке из-за любви к легендарным городским новогодним праздникам на Таймс-сквер. Блейз упомянул, что на Манхэттене не было насыщенного магического сообщества, сравнимого с Косым Переулком, и поэтому волшебники Нью-Йорка воспринимали такие вещи, как метро и кабельное телевидение, как должное. Он также пошутил, что иногда чувствует себя волшебным эквивалентом Принца из Беверли-Хиллз, но эта отсылка полностью ускользнула от Гарри, поскольку такого типа шоу Дурсли никогда бы не посмотрели.       Гарри было приятно видеть, что Тео тоже присоединился к учебному кружку, хотя он оставался застенчивым и тихим. Невилл взял Нотта под свое крыло и подбодрял мальчика, особенно когда Гарри не было рядом. С точки зрения Невилла, Тео, показав ему, как разблокировать его скрытые воспоминания, помог спасти жизнь Лонгботтома так же, как Гарри и Гермиона, и он был полон решимости сделать все возможное, чтобы отплатить за эту помощь. Через несколько недель успеваемость Тео в классе заметно улучшилась, хотя ему пришлось смириться с ехидными комментариями некоторых старших чистокровных, предполагающих, что Гарри вынуждает его общаться с «нежелательными». Однако это стоило того, чтобы увидеть лицо Драко Малфоя, когда Тео в первый раз опередил его по Трансфигурации.       Когда Гарри не готовился к семестровым экзаменам, он распределял свое время между продолжающимися юридическими драмами с Поттерами и поиском в школе любых упоминаний о неуловимом Принце Слизерина. Оба вопроса, казалось, зашли в тупик. На данный момент у Джеймса Поттера не было никаких прав лишать его наследства, но он, несомненно, продолжит искать лазейку. Гарри, со своей стороны, обдумывал запасные планы на случай, если его биологический отец когда-нибудь добьется успеха, но, согласно закону, для этого потребуется вовлекать Гринготтс для проведения нескольких анализов крови. Но поскольку Гарри не собирался отправлять образцы своей крови совиной почтой, это означало, что ему придется повременить до лета.       Более того, к ужасу Гарри, ни одна из змей Хогвартса не ответила ни на какие вопросы о Принце Слизерина. Все они четко знали, что означает этот термин, но либо не хотели, либо не могли ответить на вопросы Гарри. Лучшее, что он смог добиться, — это совет не спрашивать у учеников или преподавателей, так как в лучшем случае это будет пустой тратой времени, а в худшем — возможным призывом для убийства. Прямолинейность, с которой некоторые змеи говорили об опасности, связанной с этой информацией, была поразительной. Единственный толковый совет, который Гарри получил, был от Эгберта, который после нескольких дней уговоров, наконец, посоветовал Гарри искать «Стража», которого можно было найти «за гнездами, где обитали меньшие силы», что абсолютно ничего не значило для Гарри.       В начале декабря Снейп принимал заявки тех, кто останется в Хогвартсе на рождественские каникулы. Из слизеринцев оставались только Гарри и Тео. Драко опустил оскорбительное высказывание по поводу того, что у Гарри не было семьи, которая хотела бы видеть его на Рождество. Гарри просто улыбнулся и потер пальцы, как будто им не терпелось взять палочку, а мальчик побледнел и ушел.       Вот уже как два дня гостиная Слизерина была в полном распоряжении Гарри и Тео, это даже немного удивило Гарри. Он предполагал, что больше слизеринцев воспользуются возможностью избежать встречи со своими семьями во время рождественских каникул, но, по-видимому, ситуация в большинстве семей слизеринцев не была настолько... тяжелой, как в Доме Ноттов. У Гарри же, понятное дело, не было ни малейшего желания возвращаться к Дурслям, и он был несколько раздосадован, узнав, что Джим и Лили на каникулах останутся в замке и что Джеймс присоединится к ним на Рождественском пиру. Он задавался вопросом, сможет ли он получить особое разрешение есть на кухне с домашними эльфами.       Всевозможные Уизли также остались на рождественские каникулы. Рональд избегал его как чумы, будто боялся, что у него появятся слизеринские вши, но Гарри несколько раз дружелюбно беседовал с Близнецами, а также, вместе с Тео, принял участие в увлекательной игре в снежки. К сожалению, она закончилась преждевременно, так как мимо проходил Квиррелл, а Близнецы попытались сорвать с его головы тюрбан. Гарри под вымышленным предлогом прервал игру на случай, если они добьются успеха и спровоцируют смертельную реакцию. У него также состоялось несколько интересных разговоров с Перси Уизли. Ну, не то чтобы настолько интересных — некоторые из них были, вообще-то, мучительно скучными. Старший Уизли был рад обсудить такие темы, как система отбора старост, какие возможности трудоустройства были после окончания школы, а после того, как тот немного раскрылся, его мнение о шести старостах Слизерина. Гарри также несколько раз предостерегающе намекнул Перси о связи Рона с Джимом и о том, что они оба проявляют слишком большой интерес к коридору на третьем этаже. Гарри не знал, поможет ли это, но посчитал, что не повредит, если за ними будет наблюдать еще одна пара глаз.       Рождественское утро Гарри началось на оптимистичной ноте, так как он получил подарки от Невилла, Гермионы и нескольких членов учебного кружка. О, а также туалетный набор в подарочной упаковке от Близнецов. Однако самым интересным подарком была красиво завернутая коробка без открытки, содержащая VHS-копию Невероятных приключений Билла и Теда. Однако внутри была пустая кассета. Гарри немного призадумался, где бы он мог проиграть ее в Хогвартсе. Затем, повинуясь внезапному порыву, он наложил на кассету Фините Инкантатем, и она превратилась в небольшую книгу под названием Пути Разума. Внутри была написанная от руки записка, которая просто гласила: «Эти упражнения могут показаться тебе более полезными, чем те, о которых пишут в твоей обычной книге по Окклюменции. Кроме того, Мама хочет как-нибудь встретиться с тобой». Она, разумеется, была без подписи. Посмеявшись над тем, насколько легко Блейз одновременно сочетал секретность с театральностью, Гарри трансфигурировал книгу обратно в VHS-кассету и спрятал ее. От Дурслей он получил однофунтовую купюру. От Поттеров он вообще ничего не получил. Тео получил горы конфет от своего брата Алекса, от Невилла и, конечно же, от Гарри, но ничего от своего отца, из-за чего он, казалось, испытал небольшое облегчение.       Ближе к обеду Тео и Гарри спустились в Большой зал на Рождественский пир. Зал был заставлен дюжинами чудесно украшенных деревьев. Привычных четырех столов для факультетов не было, как и помоста, и стоящего на нем преподавательского стола. Вместо этого в центре помещения стоял один длинный стол, ломившийся от всевозможных яств. По традиции все, кто оставался в замке на Рождество, ели вместе. Двое слизеринцев прошли к дальнему концу стола и заняли свои места рядом с несколькими старшекурсниками из Рейвенкло, которых они не знали, впрочем, они быстро познакомились. Четверо братьев Уизли, Лили и Джим сидели на противоположном конце, однако Близнецы и Перси помахали Гарри, когда он присаживался. Преподаватели, оставшиеся в замке, сидели посередине.       Как раз в тот момент, когда начинался праздник, вошел Джеймс Поттер, поцеловал свою жену, подарил Мерзавцу большую коробку в золотой фольге и сел, ни разу не взглянув в сторону Гарри; было очевидно, что для этого ему пришлось приложить немало сил. Гарри только изумленно покачал головой. Несколько минут спустя двери снова распахнулись, и, к приятному удивлению Гарри, вошел Невилл в сопровождении своей бабушки. И она все еще была в своей шляпе с чучелом стервятника! Они приостановились, чтобы пожелать Дамблдору и другим преподавателям счастливого Рождества, а затем направились в дальний конец, где сидели Гарри и Тео. Невилл крепко обнял их обоих, а затем представил представил их крайне пугающей Августе Лонгботтом. Она объяснила, что в свете «недавних событий» она сочла разумным воздержаться от обычного семейного Рождества Лонгботтомов, которое они обычно проводили с детьми и внуками Элджи. И Гарри, и Тео почтительно поклонились и на традиционный манер поцеловали костяшки пальцев женщины. Она выразила свое одобрение, а затем несколько сурово посмотрела на Тео.       — Как я понимаю, вы сын Тибериуса Нотта? — властно сказала она.       Он глубоко сглотнул:       — Да, мэм, я его младший сын.       — Я должна признаться, мастер Нотт, что я не одобряю действия вашего отца.       Он поморщился, но не опустил взгляд:       — Не сочтите за дерзость, мэм, но я тоже не очень его одобряю поступки.       Старуха уставилась на него буравящим взглядом… а затем улыбнулась:       — Мой внук проинформировал меня, что Дом Лонгботтомов у вас в долгу. Я хочу, чтобы вы поняли, что этот долг перед вами, а не перед Домом Ноттов. Более того, если обстоятельства когда-нибудь потребуют этого, Дом Лонгботтомов предлагает вам убежище, — она повернулась, чтобы включить в разговор Гарри. — Это предложение распространяется и на вас, Гарри Поттер.       Двое мальчиков почтительно поклонились и выразили свою благодарность. В глубине души Гарри надеялся, что дело не дойдет до того, что ему потребуется убежище у Лонгботтомов, но кто знает, что ждет его в будущем. В любом случае, было приятно осознавать, что у Тео есть безопасное место на случай необходимости. Гарри также заметил, что на другом конце стола Джеймс больше не мог их игнорировать, и он был явно расстроен, увидев, как мадам Лонгботтом и ее внук весело едят рождественский обед с двумя слизеринцами, совершенно не обращая внимания на Поттеров.       Под конец праздника Лонгботтомы попрощались — они, согласно их рождественской традиции, собирались в Больницу Святого Мунго, чтобы навестить родителей Невилла, — и направились к двери. Гарри был удивлен, увидев, что Джеймс и Лили последовали за ней, волоча за собой раздраженного Джима. Его так и подмывало последовать за ним, но он предположил, что Невилл позже напишет ему письмо, если будет сказано что-нибудь интересное. Также он заметил, что профессор МакГонагалл наблюдала за ними довольно ядовитым взглядом. В фойе Большого зала Поттеры догнали мадам Лонгботтом и ее внука.       — Мадам Лонгботтом! Извините, перед тем, как вы с внуком уедете, я хотел бы пожелать вам счастливого Рождества! — радостно сказал Джеймс. — Не знаю, были ли мы когда-нибудь официально представлены друг другу. Я Джеймс Поттер, а это моя жена Лили. И, конечно же, это наш сын, Джим Поттер. Мы с Лили были близкими друзьями с Фрэнком и Алисой.       — Правда? Я и не знала, Лорд Поттер. Припоминаю только, что Фрэнк вскользь упоминал о вас в школьные годы, хотя вы и были на несколько лет младше его. Я также помню, что Алиса должна была стать крестной матерью ваших близнецов, в то время как Леди Поттер должна была стать крестной матерью маленького Невилла. Но с другой стороны, я так ничего и не услышала от вас после того, как Фрэнк и Алиса пострадали. И, конечно же, когда вы почувствовали необходимость отослать своего юного наследника, вы совершенно не поинтересовались, может ему были бы рады в Доме Лонгботтомов, и отправлять его жить к магглам не было бы никакой необходимости. Поэтому, естественно, я предположила, что наверняка ошибалась по поводу вашей дружбы.       Джеймс кашлянул и поправил воротник, который внезапно показался ему слишком тесным, в то время как Лили выглядела пораженной.       — Мадам Лонгботтом, — сказал Джеймс, — я приношу извинения за любое оскорбление, которое мы нанесли вам из-за нашей неспособности поддерживать контакт. Что касается Гарри, то мы приняли то решение, которое сочли лучшим на тот момент. Если говорить о Невилле, то это правда, нам следовало быть более активными из-за роли Лили как крестной матери, но никаких документов, подтверждающих ее статус, никогда не подписывалось, а мы сочли неуместным вмешиваться после того, как Визенгамот уже принял решение о регентстве и опекунстве. Тем не менее, мы хотели бы сейчас загладить свою вину перед Домом Лонгботтомов и, надеюсь, заключить с вами новый союз. На следующей неделе мы устраиваем новогоднюю вечеринку, и для нас было бы честью, если бы вы с Невиллом смогли присутствовать. На ней будут несколько одноклассников Невилла.       — А Гарри на ней будет? — мягко спросил Невилл.       Глаз Джеймса дернулся. Джим даже фыркнул и начал что-то говорить, но Лили так сильно вонзила ногти ему в плечо, так что он чуть не зашипел от боли.       — Гарри… решил остаться в замке на все каникулы и не возвращаться домой, — сказала она. После этих слов выражение лица Невилла немного потемнело. Он знал, что Особняк Поттеров даже никогда не предлагался в качестве варианта для Гарри. На выбор у него были или Хогвартс, или Дурсли.       — О, какая жалость, — сказала Августа, — во всяком случае, мне кажется, у нас с Невиллом есть другие планы на Новый год. Может быть, в другой раз.       — Надеюсь на это, — Джеймс взял руку Августы (которую она протянула довольно чопорно) и поцеловал ее, прежде чем развернуться, чтобы уйти.       — О, Лорд Поттер? — он повернулся к пожилой женщине, которая подошла к нему очень близко, как будто хотела прошептать секрет, предназначенный только для его ушей. — Моему сыну Фрэнку… вы никогда не нравились, — сказала она тихо и грозно. — Он считал вас избалованным и высокомерным, и он был взбешен тем, что ни МакГонагалл, ни Дамблдор ничего не делали, чтобы усмирить вас и ту банду хулиганов-бандитов, которой вы себя окружили. Алисе практически пришлось тащить его на вашу свадьбу, а сама Алиса была совершенно сбита с толку тем, почему ее разумная и интеллигентная подруга вообще согласилась выйти за вас замуж. Я просто подумала, что вам следует знать все это, прежде чем вы опозорите себя еще больше, заявляя о тесной дружбе с людьми, которые больше не могут говорить за себя.       И с этими словами Августа Лонгботтом повернулась и повела сияющего Невилла прочь от униженного Джеймса Поттера и его семьи. Как только они прошли через двери, Невилл заговорил:       — Я в последнее время упоминал, какая ты потрясающая, бабушка?       — Брось, Невилл. Я стала слишком мягкой на старости лет. Двадцать лет назад я бы хорошенько прокляла его.