Гарри Поттер и Принц Слизерина

      Гарри обнаружил, что Тео с облегчением ждет его всего в десяти футах дальше по коридору. Заверив своего друга в том, что Джим Поттер все еще был жив, они вдвоем вернулись в подземелья Слизерина. Там Гарри и Тео не ложились спать, разговаривая до тех пор, пока не взошло солнце, а потом рухнули и проспали до полудня. За обедом Гарри на мгновение встретился взглядом со своим братом — как казалось Гарри, без угрозы, хотя Джим все еще дрожал при виде него, — было ясно, что Мальчик-Который-Выжил принял его слова близко к сердцу. Рон взглянул на Гарри без интереса и вообще не обратил внимания на Тео, поэтому Гарри предположил, что на данный момент Джим ни с кем не будет сплетничать о вчерашнем происшествии.       Оставшаяся часть рождественских каникул вернулась в обычное русло, если не считать одной заметной смены обстоятельств. Тео, который ранее годами страдал от приступов бессонницы, теперь спал более крепко, предположительно из-за катарсиса, вызванного тем, что он наконец поговорил о смерти своей матери с кем-то, кому доверял. Он был более расслаблен, когда разговаривал с другими учениками, и даже помог Близнецам разыграть Перси. Он также устал слушать хвастовство Рона и вызвал гриффиндорца на шахматный поединок. Конечно, он проиграл — Уизел был настоящим вундеркиндом в шахматах, что удивительно для такого посредственного ученика, — но он продержался дольше, чем кто-либо другой младше пятого курса, кто играл с Роном с начала года. Рон иногда даже выглядел обеспокоенным, и после того, как игра закончилась, он пожал Тео руку и спросил, не могли бы они как-нибудь сыграть еще раз.       Напротив, теперь у Гарри появились проблемы со сном. Он был не более склонен к кошмарам, чем раньше, но теперь эти кошмары были разбавлены странными снами, в которых он и Поттеры жили вместе в состоянии семейного счастья, включая несколько снов, в которых он каким-то образом был гриффиндорцем с кошмарными волосами, которыми он необъяснимо гордился! В конце концов, он был вынужден признать правду, что в нем существовала какая-то маленькая, глубоко похороненная частичка, которая, несмотря на все, через что он прошел, все еще хотела быть частью семьи Поттеров. Разумеется, это было нелепо, особенно с учетом того, что «желанием сердца» Мерзавца было то, чтобы он даже не родился. Гарри вынужден был признать, что Зеркало послужит чудовищной ловушкой. Если оно смогло заставить его почувствовать тоску по любви Поттеров, то, несомненно, оно может заключить Волдеморта в какую-нибудь столь же абсурдную фантазию.       Теперь, добавив бессонницу к своему и без того длинному списку личностных особенностей, Гарри начал бродить по общежитиям Слизерина в те ночи, когда спать становилось невозможно. Он искал в основном змей, скрытых в произведениях искусства и архитектуре, с которыми он еще не разговаривал, но, похоже, он нашел их всех. Ключевым словом было «похоже», поскольку было еще шесть комнат, в которые он пока не заходил, — шесть спален старост. Гарри не знал, как обстояли дела на других факультетах, но на Слизерине все шесть префектов жили в отдельных спальнях, которые одновременно служили кабинетами, и все они находились в боковом коридоре под названием «Ряд Префектов», который ответвлялся от общей комнаты. Гарри предположил, что все эти комнаты защищены от вторжения, и если не было никаких потайных помещений (которые, вероятно, существовали), комнаты старост были единственными комнатами во всем подземелье, в которые он еще не проникал. И вот, сразу после полуночи в последнее субботнее утро перед окончанием каникул, Гарри обнаружил себя нервно входящего в Ряд Префектов, место, в котором ни один первокурсник Слизерина никогда не хотел бы оказаться без разрешения.       Перед ним был тускло освещенный коридор длиной около сорока футов. С каждой его стороны было по три равноудаленные друг от друга двери, слева находились старосты мужского пола, а справа — женского. Он начал с ближайшей двери слева от него, старосты Пятого курса Титуса Митчелла, основываясь на совершенно необоснованной теории о том, что Титус (как самый молодой из трех парней), возможно, менее параноидально относится к безопасности, чем любой из других префектов. Гарри подкрался к двери Митчелла, нервно огляделся и применил Алохомору. Ирония того, что он использовал «незаконное заклинание для взлома замков» для той же преступной цели, за которую он упрекнул Гермиону несколько месяцев назад, не ускользнула от него. В любом случае, дверь не открылась, а это означало, что у самого молодого и наименее прагматичного из шести старост Слизерина было больше здравого смысла, чем у того, кто поместил Пушка в его комнату на Третьем этаже. Из плюсов можно отметить, что не было ни громкой сигнализации, ни каких-либо других признаков того, что он был идентифицирован как возможный злоумышленник. Про себя Гарри решил, что если он когда-нибудь станет старостой, то заколдует свою комнату так, что любой, кто хотя бы попытается проникнуть внутрь, на год останется с фиолетовой кожей.       С некоторым трепетом он попробовал Алохомору на каждой из пяти других дверей, но все безрезультатно. Раздраженный и подавленный, Гарри повернул обратно в общую комнату. Оглядываясь назад, должно было быть очевидно, что первокурсник, каким бы умелым он ни был, не смог бы так просто проникнуть в личные покои префектов. Они не были бы старостами, если бы не были, как минимум, достаточно сильны, чтобы защитить свою собственность. Затем, внезапно, Гарри остановился.       «Сильны, — подумал он. — Старосты сильны, по крайней мере, по сравнению с другими учениками, и отбираются в первую очередь за их могущество. Не только за академические достижения (что само по себе является одним из видов могущества, по крайней мере, в школе), но и за грубую магическую силу и навыки, за репутацию семьи и финансовую поддержку, за популярность на факультете и харизму, позволяющую создавать социальные союзы, и даже за физическую силу. Нет, серьезно, Маркусу Флинту грозит завалить половину предметов, но он все еще является старостой Шестого курса из-за семейных связей и навыков в квиддиче».       Гарри обернулся и оглянулся на Ряд Префектов, вспомнив загадочные слова Эгберта, сказанные несколько недель назад:       «Но принц Слизерина, кем бы или чем бы он ни был, предположительно более могущественен внутри Слизерина, чем простой префект. Таким образом, сравнивая, шесть старост — это „меньшие силы“, а Ряд Префектов, значит, — „гнезда, где обитали меньшие силы“».       Гарри осторожно прошел весь обратный путь по темному коридору, мимо всех шести спален, пока его путь не преградила сплошная стена. Только на самом деле это была вовсе не сплошная стена. Она больше походила на арку, которую годами или даже столетиями назад заделали серыми кирпичами. В какой-то момент в стене, должно быть, образовалась большая трещина, которая была залатана белым известковым раствором, оставляя впечатление неровного шрама толщиной в несколько дюймов, тянувшегося от верхнего правого угла до нижнего левого. Гарри остановился.       «Зачем им заделывать трещину в стене Хогвартса раствором, когда у них есть магия?»       Он осторожно протянул руку, чтобы пощупать трещину, и понял, что это вовсе не известковый раствор. «Трещина» была тщательно нарисована на каменной кладке. Изучив ее более внимательно, он заметил слабую чешуйчатую текстуру краски и понял, что зазубренная трещина на самом деле была очень примитивно нарисованной змеей. Но затем он заметил, что даже сама ее примитивность была преднамеренной, поскольку ни один случайный наблюдатель никогда бы не признал в ней змею, если бы специально не искал ее. Гарри прочистил горло:       — Кхм. Я говорю со Стражем?       Мгновенно трещина на стене сместилась, причем более толстая часть у основания поднялась на фут выше головы Гарри, а остальная опустилась к горизонтальному витку в нескольких футах над землей. Теперь это определенно была змея, белая большая кобра, судя по тому, как угрожающе развевался ее капюшон, когда она смотрела на мальчика, с серыми глазами. Это была, без сомнения, самая устрашающая змея, с которой Гарри сталкивался с момента прибытия в Хогвартс.       «Страж есмь я, поручено Основателем которому сторожить Логово Принца. Кем будешь ты, Говорящий, что так взываешь ко мне на священном языке Основателя?»       Брови Гарри взлетели вверх. Он разговаривал со многими очень старыми змеями в замке, но ни одна из них не была настолько старой, что звучала бы архаично.       — Меня зовут Гарри Поттер, Страж. Я ищу знания о том, кого называют Принцем Слизерина. Мне сказали, что ты сможешь мне помочь.       Страж сердито зашипел:       «Ты лишь дитя, невежественное и немощное. Не сделал ничего ты, дабы стяжать проход, разве что блеял мольбы на языке Основателя опосля того, как бесчестным способом у многословных змей вызнал таинства. Смирение твое указывает, что недостоин ты, а значит, и твоя… просьба отклонена. Прочь!»       Гарри был потрясен. Еще ни разу ни одна змея, с которой он сталкивался, не разговаривала с ним грубо, и то, как Страж произнес слово «просьба», было похоже на явное презрение. Гарри сделал шаг назад, а затем остановился, глубоко задумавшись над тем, что сказал Страж… и каковы могут быть взгляды Стража на понятие «достойности». Затем, сделав глубокий вдох, Гарри снова смело шагнул вперед.       — Ты глубоко ошибаешься, Страж, особенно в своем предположении, что я высказывал некую… просьбу. И то, что ты назвал смирением, подразумевалось как элементарная дипломатия, которая, как я теперь вижу, была напрасной, поэтому я буду более прямолинеен. Я Гарри Поттер, Предполагаемый Наследник Древнего и Благородного Дома Поттеров. Я говорю на Священном Языке Основателя. Я искал тебя по всему замку и заслужил доверие и уважение самых мудрых змей Хогвартса. Хотя я молод, я не ребенок, потому что мое детство было сожжено жестоким пренебрежением и бесчеловечностью, как только я научился ходить. Я не невежествен, потому что был достаточно хитер, чтобы уложить горного тролля, несмотря на свою молодость. Я не немощен, потому что я уже скрестил палочки со своим величайшим соперником на факультете Слизерин и унизил его, вселив во всех моих сверстников страх перед моей силой. Подобно тени, я прохожу незамеченным под пристальным взглядом самого опасного темного лорда нашего времени, даже когда я с гордостью помогаю тем, кто жаждет его погибели. Я видел самое сокровенное желание моего сердца, отраженное в темнейшем из проклятых предметов, и моя воля была достаточно сильна, чтобы отвернуться от него. Так что, Страж, если этого недостаточно, чтобы заслужить проход, тогда ты скажешь мне, что еще я должен сделать, чтобы удовлетворить тебя. В противном случае, змей, ты подчинишься моему приказу и раскроешь мне секреты Принца Слизерина!       Сердитое шипение Стража становилось все громче и бессвязнее по мере того, как Гарри говорил, пока, наконец, после того, как Гарри отдал свою последнюю команду, он не смолк и не замер. Затем, без какого-либо дальнейшего ответа, Страж снова принял свою первоначальную форму простой трещины в стене. Гарри выдохнул, разочарованный тем, что его попытка возмутиться не увенчалась успехом, когда услышал очень тихий скрежещущий звук, исходящий из стены. Внезапно кирпичи, из которых состояла стена, раскололись вдоль трещины, не столько разрушаясь, сколько отслаиваясь, подобно стене, которая обозначала вход в Косую Аллею. Через несколько секунд там, где раньше была кирпичная стена, теперь был проход в… темноту.       Наколдовав своей палочкой Люмос, Гарри шагнул вперед. Но ему не нужно было утруждаться — как только он переступил порог, темнота в проходе сменилась комнатой, ярко освещенной стеклянными люстрами, каждый кристалл которых отражал свет десятков зачарованных свечей. И что это была за комната, Логово Принца! Потайной зал, казалось, был двадцать ярдов в ширину и в два раза больше в длину, со сводчатым потолком высотой в двадцать футов. Все стены были обшиты дубовыми панелями, а полы из полированного мрамора устланы элегантными коврами. Стена справа от Гарри была отмечена массивным каменным камином, достаточно большим, чтобы из него мог выйти человек, не пригибаясь, и рядом с ним, судя по всему, стояло новое ведро с летучим порохом. По обе стороны камина стояло несколько массивных книжных полок, заполненных томами, настолько старыми и таинственными, что Гарри решил никогда не рассказывать Гермионе Грейнджер об этой зале, чтобы она по камешкам не разнесла подземелье Слизерина, пытаясь добраться до них. На стене слева висело где-то примерно от сорока до пятидесяти маленьких тщательно расположенных серебряных табличек с именами, причем места оставалось еще для десятков таких же. На дальней стене висел массивный гобелен. Большая часть надписей была слишком мелкой, чтобы их можно было прочитать с другого конца комнаты, но слова «ЗДЕСЬ НАХОДЯТСЯ НАСЛЕДНИКИ САЛАЗАРА СЛИЗЕРИНА» ясно указывали на то, что это было генеалогическое древо Основателя.       В центре Логова стоял длинный стол из красного дерева, по бокам которого стояло по три стула, каждый из которых тоже был из красного дерева с изумрудно-зеленой обивкой. Со спинки каждого стула поднимались два одинаковых латунных навершия, элегантно отлитых в форме голов гадюк. Но именно седьмой стул привлек внимание Гарри, потому что даже называть его стулом казалось настолько неприемлемым, словно это было оскорблением. Это был, без сомнения, самый великолепный предмет мебели, который Гарри когда-либо видел. Стряхнув с себя изумление, Гарри выпрямился и уверенно заговорил:       — Добрый вечер всем вам. Меня зовут Гарри Поттер. Для меня большая честь стоять перед вами, — настоящий хор шипения, поприветствовавший его в зале, заставил его улыбнуться от уха до уха.       Несколько часов спустя настала очередь Гарри будить Тео ото сна и тащить его в потайную комнату, содержащую древний и несколько зловещий магический артефакт. Как только он привел мальчика в Логово, Гарри объяснил ему, где они находятся, почему они там находятся, что все это значит, и, кстати, он мог разговаривать со змеями. Понятно, что Теодор Нотт сразу же упал в обморок.