Гарри Поттер и Принц Слизерина

      В тот же день около часа дня большая часть учеников отправилась на железнодорожную станцию в Хогсмиде. Сразу после пяти Гарри отправил Гермионе сообщение с помощью их зачарованных пергаментов, извиняясь за их предыдущую ссору и прося, чтобы она и Невилл привели Джима и Рона на встречу с ним, поскольку у него появилась новая информация о «маленькой проблеме Хагрида», а также идея, как ее можно разрешить, к тому же его решение было лучше, чем то, которое предложил Рон. Девушка любезно приняла его извинения, и сразу после ужина Гермиона и Невилл физически втащили явно сопротивляющихся Джима и Рона в пустой кабинет рядом со входом в Гриффиндорскую башню. Гарри их уже ждал, сидя на учительском столе и рассеянно вертя в руках палочку. Лицо Джима сердито потемнело, как только он увидел Гарри:       — Нет. Ни за что. Мы не собираемся привлекать к делу змею. Он нам не нужен.       — О, еще как нужен, Братик. Еще как нужен, — Гарри спрыгнул со стола, — ведь ваш план уже провалился. Драко Малфой знает о драконе и вашем плане тайно вывезти его из Хогвартса. Единственной причиной того, почему он на вас еще не настучал, является то, что он хочет поймать вас с поличным, поскольку контрабанда драконов, как я уже говорил Гермионе и Невиллу, является гораздо более серьезным преступлением, чем простое разведение драконов.       Все гриффиндорцы были в ужасе от новостей Гарри:       — Откуда Малфой обо всем узнал? — тревожно спросила Гермиона. Гарри пожал плечами. Какая-то его часть чувствовала себя ужасно из-за того, как легко ему было лгать своим лучшим друзьям, чтобы вынудить их отказаться от глупого плана Рона. Он утешал себя мыслью о том, что он также лгал Джиму Поттеру, к тому же из благих намерений.       — Без понятия. Я знаю это только потому, что он высокомерный хвастун, я подслушал, как он хвастался Крэббу и Гойлу тем, что разузнал ваш замысел. Если вы продолжите действовать по плану Рона, то Хагрид и все друзья Чарли Уизли по работе, вероятно, будут арестованы за контрабанду драконов, а любой из вас, кто будет уличен в причастности, будет рисковать исключением. Как минимум, с вас спишут огромное количество очков, и я даже представить себе не могу, какие жестокие наказания вы из-за этого заработаете.       Четверо гриффиндорцев с несчастным видом переглянулись. Наконец Джим заговорил:       — И у тебя есть альтернативный план?       — Да. Такой, который решает проблему с драконом без риска для кого-либо, включая самого дракона. Он не противозаконен. Он даже не неэтичен. Кто знает, может быть, кто-нибудь даже получит из-за него очки.       — Ладно, каков твой план? — спросил Джим.       Гарри скрестил руки:       — Нет, — просто сказал он. — Как ты неоднократно напоминал мне в этом году, я склизкая слизеринская змея, а преимущества моей склизкой слизеринской змеиности бесплатно не предоставляются. Я хочу кое-что. Кое-что, что только ты можешь мне дать.       — Чего ты хочешь? — сердито спросил Джим.       — Мантию, — сказал Гарри. Затем, он быстро поднял руку, когда лицо Джима резко начало багроветь. — Не навсегда. Я хочу одолжить ее только на пасхальные каникулы. В следующий понедельник я ее уже верну.       — Нет! Ни за что! — воскликнул Джим.       — Гарри! — резко вмешалась Гермиона, будто оскорбленная тем, что слизеринец требует чего-то в обмен на свою помощь.       — Что, Гермиона? — спросил он с явным раздражением. — Почему я не могу просить в обмен на свою помощь получить во временное пользование семейную реликвию Поттеров, но Джиму можно эгоистично отказать, даже несмотря на то, что мы спасаем его друга?       Затем он отвернулся от нее и обратился к остальным львам:       — Неужели вы все так боитесь ужасного невидимого слизеринца? Вам станет спокойнее, если я пообещаю, что, пока мантия будет у меня, я не буду делать ничего противозаконного, преступного или хотя бы нарушающего школьные правила? Если я пообещаю, что не буду использовать ее против гриффиндорцев или учеников других факультетов? Если я пообещаю, что даже не буду использовать ее за пределами общежития Слизерина, потому что она нужна мне только для того, чтобы уладить внутреннее дело факультета? Потому что все это является правдой.       — Какое такое внутреннее дело факультета? — подозрительно спросил Джим.       Гарри свирепо посмотрел на него:       — Такое, которое не полагается обсуждать с посторонними, Джим. Отсюда и термин «внутреннее». Если тебе так уж необходимо знать, это связано с тем же, что мы обсуждали на прошлое Рождество. Более этого я не могу сказать. Так мы договорились или нет?       Джим ответил ему таким же свирепым взглядом, а затем принял задумчивый вид. Если под тем же Гарри подразумевал Тео Нотта, то это, вероятно, означало, что тот попал в беду, и Гарри нужна была мантия, чтобы защитить его.       — Ты обещаешь вернуть ее в понедельник?       — Я бы поклялся именем своей семьи и честью Слизерина, но что-то мне подсказывает, что ты не воспримешь ни то, ни другое всерьез. Но да, я обещаю в понедельник вернуть ее абсолютно целой и невредимой.       Джим вышел из комнаты, оставив Рона, Гермиону и Невилла наедине со слизеринцем. Рон испытывал откровенную неприязнь к Гарри, в то время как Гермиона, казалось, злилась на него за то, что он имел наглость требовать что-то в обмен на свою помощь. Гарри поборол искушение спросить ее, скольких пациентов ее родители вылечили бесплатно. Со своей стороны, Невилл, казалось, не сердился на него, просто был несколько разочарован.       Через несколько минут Джим вернулся со своей сумкой для книг, вытащил из нее мантию и передал ее своему брату, который аккуратно сложил ее и положил в свою сумку.       — Ладно, — сказал Джим, — что у тебя за блестящий план?       — Ну, как мне кажется, самая большая проблема Хагрида — помимо врожденной глупости выращивать огнедышащего дракона в деревянной хижине — заключается в том, что он действует без законного права на разведение или выращивание существ класса XXXXX. К счастью, у нас есть кое-кто, у кого есть лицензия Министерства на оба этих занятия, а именно, преподаватель по Уходу за Магическими Существами.       — Кеттлберн! — воскликнула Гермиона.       — Профессор Кеттлберн, Гермиона, — самодовольно сказал Гарри, — который, как оказалось, несколько лет проработал в заповеднике драконов в Канаде, прежде чем устроиться в Хогвартс.       — И это все?! — сердито сказал Джим. — Это и есть твой блестящий слизеринский план? Ты хочешь, чтобы мы просто рассказали все учителю?!       — Я не хочу, чтобы вы вообще что-то делали, Братик. Я уже все сделал. Я поговорил с профессором Кеттлберном сегодня днем, сразу после обеда.       Гриффиндорцы в шоке уставились на Гарри:       — Ах ты, подонок! — крикнул наконец Рон. — Я не могу поверить, что ты вот так взял и сдал Хагрида!       Гарри рассмеялся:       — Вообще-то, Уизел, у меня даже не оказалось возможности сдать Хагрида. Я дошел только до того, что попросил поговорить с Кеттлберном с глазу на глаз и сказал ему, что, гипотетически, я могу знать кого-то, кто приобрел драконье яйцо, не понимая возможных юридических проблем. В тот же момент он прервал меня и сказал, цитирую: «О, во имя сисек прелестной Морганы, что Хагрид натворил на этот раз?!», конец цитаты. Другими словами, Гермиона, я был абсолютно прав сегодня утром. Хагрид и правда вытворяет подобные вещи регулярно, а персонал просто постоянно отмазывает его. Хотя, честно говоря, даже Кеттлберн был удивлен тем, что тот раздобыл аж яйцо норвежского горбатого.       В любом случае, — продолжил он, — Кеттлберн сказал не беспокоиться, и что он обо всем позаботится. У него есть несколько друзей в Министерстве, которые выдадут ему разрешение на инкубацию драконьего яйца, пожертвованного школе, пока дракончик не вылупится, а затем на выращивание его в течение нескольких месяцев, пока он не станет достаточно взрослым, чтобы его можно было безопасно транспортировать с помощью аппарации. По-видимому, в обычных правилах разведения драконов есть исключение «в образовательных целях». Примерно через день, как только оформление документов будет завершено, Кеттлберн заберет яйцо у Хагрида, которому по-прежнему будет разрешено помогать профессору и ученикам УЗМС по уровню ЖАБА на протяжении всего процесса вылупления, а затем с выращиванием дракона до окончания экзаменов. Затем где-то этим летом они отправят его в заповедник в Румынии с помощью совершенно стандартных и законных процедур.       Он перекинул сумку с книгами через плечо и направился к двери:       — О, и я также заработал пять очков для Слизерина за то, что довел случившееся до его сведения и отнесся к этому вопросу с такой осторожностью.       — Погоди-ка! — сердито сказала Гермиона. Он остановился и посмотрел на нее с мягким выражением лица. — Ты встретился с ним сегодня днем? Это значит, что ты уже разрешил всю эту ситуацию еще до того, как связался со мной!       — Естественно. Было бы довольно неловко, если бы я предложил такой простой план, как «поговорить с учителем», а на самом деле не сработал бы.       — А что бы произошло, если бы я отказался позволить тебе одолжить мантию-невидимку? — раздраженно спросил Джим.       Гарри выглядел задумчивым:       — Полагаю, я бы сделал доброе дело и помог Хагриду выбраться из очень серьезной ситуации, но взамен не получил бы ничего, кроме нескольких очков и удовлетворения от осознания того, что я лучше, чем Мальчик-Который-Выжил, — а затем он повернулся и вышел, оставив позади четырех безмолвных гриффиндорцев.       15 апреля 1992       На следующий день Гермиона нетерпеливо смотрела на двери Большого зала, но Гарри так и не появился на завтраке. Она отправила ему несколько сообщений с помощью пергамента, но он так ей и не ответил. К обеду его по-прежнему не было, хотя Рон вздрагивал каждый раз, когда чувствовал дуновение ветерка, убежденный, что Гарри незаметно подкрадывается к нему, намереваясь совершить какую-нибудь гнусность. Джим не был столь параноидальным, но все же он постоянно испытывал беспокойство. Часть его была в ужасе от мысли, что он, возможно, навсегда потерял драгоценную семейную реликвию, которую доверил ему отец. В полдень во время занятий в общей комнате Гриффиндора Гермиона отправила Гарри еще одно сообщение на пергаменте, а затем подпрыгнула от неожиданности, когда ее пергамент наконец-то звякнул, уведомляя об ответе. Сообщение, однако, было не таким, какого она ожидала.       «Эм, привет, Гермиона, это Тео. Гарри просил меня передать, что он… о, черт, как же он выразился… делает подлые, коварные, неэтичные вещи, о которых он не может с тобой разговаривать, и которые ты попросту не одобришь, потому что „Гриффиндор!“ И кроме того, эм, сейчас происходит слишком много событий, чтобы беспокоиться о непрестанном чувстве, что его осуждают за отсутствие без-корытия. Нет, я сказал бескорыстия!… Мерлин, этой штучке и правда нужна какая-то функция редактирования. Во всяком случае, сугубо между нами, мне кажется, прошлой ночью ты задела его чувства. Ну, ты и Невилл, но в основном все же ты. Без обид. Извини. Он просто говорит, что не хочет обсуждать это, пока он… занимается важными… делами… Слизерина, которыми он не может поделиться с тобой, потому что, еще раз… „Гриффиндор!“ В общем, он увидится с тобой в следующий вторник, после того как… закончит с… делами. Итак, как там отправить это чертово сообщение?…»       Одновременно обеспокоенная и огорченная, Гермиона показала пергамент Невиллу, который просто пожал плечами.       — Как ты думаешь, что это значит? И почему Гарри избегает нас? — спросила она.       — Ну не знаю, Гермиона, — несколько удрученно сказал Невилл, — может, потому, что он был на сто процентов прав насчет того, как нужно было поступить с драконом, а мы полностью проигнорировали его совет, потому что он был недостаточно захватывающим? Может, потому, что он имеет такое же право использовать эту мантию, как и Джим, и тот факт, что ему приходится прибегать к хитрости, чтобы получить ее, является напоминанием о том, как плохо обращаются с ним его родители? Может, потому, что мы иногда слишком гордимся тем, что являемся факультетом Дерзости и Героизма, и ведем себя так, как будто мы превосходим факультет Хитрости и Прагматизма, даже когда они справляются с поставленной задачей лучше нас?       Гермиона на несколько секунд опустила глаза:       — Это так странно. Я настолько же близка к Гарри, как и к любому другому в этой школе, но, в конце концов, гриффиндорцы и слизеринцы просто… разные, правда?       Он кивнул:       — Да, это так. Не думаю, что мы обязаны быть врагами, как считают Джим и Рон, ну и Драко, пожалуй. Но у нас и правда разные взгляды на вещи, — затем он улыбнулся, слегка смутившись. — Знаешь… на самом деле я был немного… разочарован Гарри за то, что он что-то потребовал от Джима в обмен на свою помощь, хотя я бы не моргнул и глазом, если бы любой другой слизеринец поступил точно так же, даже если бы они попросили намного больше, чем Гарри. Честно говоря, мне бы не показалось странным, если бы рейвенкловец попросил что-то в обмен на свою помощь. Наверное, было бы несправедливо с нашей стороны ожидать, что Гарри будет вести себя как гриффиндорец только потому, что он наш друг. Он всегда будет слизеринцем, так что у него всегда будет своя точка зрения, особенно в том случае, когда дело касается Поттеров.       — И все же… он и правда помог Хагриду, причем намного эффективнее, чем смог бы кто-либо из нас, прежде чем выдвинул свои требования.       — Да, таков наш Гарри. Он самый гриффиндорский слизеринец, какого я знаю.       — Так стоит ли нам беспокоиться о том, что он теперь избегает своих гриффиндорских друзей из-за… слизеринских дел?       Невилл нахмурился:       — Дай-ка мне этот пергамент. Кстати, мне вправду нужно обзавестись таким. Ты можешь объединить несколько пергаментов?       — Пока еще нет, но я над этим работаю, — сказала она, передавая бумажку и объясняя, как она работает.       Секундой позже, в Логове Принца, тихо звякнул пергамент идентичный пергаменту Гермионы, его подобрал Тео и прочитал вслух написанное:       «Тео, это Невилл. Пожалуйста, напомни Гарри, что, если я ему понадоблюсь, он всегда может обратиться ко мне с чем угодно. А особенно с тем, о чем мы говорили у озера в тот день, когда я вернулся после Хэллоуина».       Гарри поднял глаза от стопки древних текстов, которые он просматривал, обдумывая сообщение Невилла. Затем он повернулся к Тео, который сидел на противоположной стороне старинного стола из красного дерева, жуя шоколадную лягушку.       — Отправь ему… Отправь ему вот что: «Дела обстоят немного тенисто, но истинной тьмы пока нет. Но спасибо».       Тео изогнул бровь, услышав загадочное сообщение, но затем передал его в точности, как пожелал Гарри.       18 апреля 1992       Родни Монтегю сердито распахнул дверь своей комнаты и вышел в Ряд Префектов, одетый только в майку и черные боксеры, украшенные маленькими зелеными и серебряными змейками. Уже третью ночь подряд староста Седьмого курса просыпался после полуночи от звука, похожего на переключение передач и осыпающуюся каменную кладку прямо под его дверью. И уже третью ночь подряд не было никаких признаков источника шума. Раздраженно покачав головой, Родни закрыл дверь и вернулся в постель. Он просто надеялся, что позже его снова не разбудит этот ужасный шипящий звук, который с недавних пор начал раздаваться спустя случайные промежутки времени из каких-то протекающих труб где-то по другую сторону стены его спальни.       21 апреля 1992       Незадолго до рассвета в последний день пасхальных каникул Блейз Забини, чья мать приучила его к чуткому сну, проснулся от тихих звуков открывающейся и закрывающейся двери. Несколько секунд спустя Гарри Поттер материализовался из воздуха и швырнул мантию-невидимку Поттеров на свою кровать. Он выглядел так, как будто почти не спал несколько дней. Наверное, это было потому, что он действительно почти не спал несколько дней.       — Ну, что? — спросил Блейз. — Все готово? — его голос разбудил Тео, который тоже спал чутко, однако по иным семейным причинам. Оба мальчика сели в своих кроватях, чтобы получше рассмотреть своего друга, в то время как тот сбросил верхнюю одежду и упал на кровать, даже не переодевшись в пижаму.       — Они согласились, — сказал он сквозь пелену недосыпа, — результат голосования был четыре к двум с одним воздержанием, и хоть это и было гораздо ближе, чем мне хотелось бы, но этого оказалось достаточно. Мы покончим с этим сегодня вечером, после ужина. Разбудите меня, пожалуйста, перед обедом. Мне еще нужно уладить кое-какие дела сегодня днем перед тем, как… Малфой… вернется… — его голос ослаб, но у Блейза был еще один вопрос.       — И ты уверен, что не хочешь, чтобы мы присутствовали вместе с тобой?       — М-м-м-м-м. Нет — уа-х — вы оба просто останьтесь… в Общей комнате… понаблюдайте за реакцией. К тому же, ситуация может — уа-а-а-а-х — стать немного пугающей. Мне нужно будет проецировать полнейшее… спокойствие, уверенность и тому подобное. Если кто-то из вас занервничает, эффект будет… разрушен…       Блейз нахмурился из-за намека на то, что ему не хватает самообладания, и приготовился возразить, но Тео прервал его:       — Дай ему поспать. К тому же, он прав. Тебя там не было, когда они все были… взбудоражены, — Тео заметно вздрогнул, и Блейз понял, что его друг, вероятно, был прав. В другом конце комнаты Гарри начал тихо посапывать.       Позже в тот же день, когда Джим выходил из Большого зала, он увидел Гарри, направлявшегося в его сторону. Он хотел было позвать его, но Гарри свирепо уставился на него и покачал головой; рот Джима захлопнулся, так как пока Гарри не вернул ему мантию, он боялся сделать что-либо, что могло бы спровоцировать его брата. Не говоря ни слова, Гарри прошел мимо него, и в последнюю секунду плавно вытащил из-под мантии небольшой сверток и передал его Джиму, не замедляя шага, прежде чем продолжить свой путь по коридору. Джим в замешательстве оглянулся на брата, а затем осмотрел посылку. Перевернув ее, он увидел записку, написанную аккуратным почерком Гарри:       «Ради всего святого, открой ее в своей комнате!       Не стой и не таращись на нее на глазах у людей, как идиот!»       Джим слегка покраснел и спрятал сверток в карман своей мантии. Затем он зашагал так быстро, как только позволяли приличия, обратно в башню Гриффиндора, едва сдерживая порыв помчаться сломя голову по коридорам. Оказавшись внутри, он отбросил всякую сдержанность и побежал в пустующее в данный момент общежитие первокурсников. Он сел на свою кровать, дрожащими руками осторожно открыл пакет и вытащил мерцающую ткань семейной мантии-невидимки.       Мерцающая ткань которой теперь была ЯРКО-ЗЕЛЕНОГО ЦВЕТА СЛИЗЕРИНА. А расстелив мантию, Джиму стало трудно дышать, когда он прочитал вышитые на спине серебряные буквы шириной в четыре дюйма, передающие гордое послание, которое теперь навсегда было выгравировано на самой ценной вещи его отца:       «СЛИЗЕРИН КРУТОЙ,       ГРИФФИНДОР — ОТСТОЙ!»       Джим закричал, объятый убийственной яростью:       — Я ЕГО УБЬЮ! — затем он вскочил с кровати и побежал к двери, разгневанный на своего вероломного брата. Однако, открыв ее, он чуть не налетел прямо на Невилла Лонгботтома, который с беспокойством посмотрел на своего товарища по Гриффиндору.       — Воу! Джим? — спросил он. — С тобой все в порядке?       Джим Поттер просто зарычал на мальчика, который, насколько он знал, дружил с Гарри:       — Будто тебе есть дело, Лонгботтом!       Невилл закатил глаза:       — Ну и ладно. Забудь, что спрашивал. В любом случае, Гарри только что попросил меня передать это тебе, — он протянул ему завернутый сверток. Он выглядел почти идентично тому, который только что открыл Джим, за исключением того, что на нем не было надписи. Джим несколько секунд находился в ступоре, его рот открывался и закрывался, как у рыбы, и из его горла доносился странный булькающий звук. Затем он выхватил пакет из рук Невилла и разорвал его. Его руки, которые до этого дрожали, теперь практически тряслись. Внутри упаковки была настоящая мантия, выглядевшая точно так же, как в ту ночь, когда он одолжил ее Гарри. Джим прижал мантию к груди, как будто больше никогда не собирался ее отпускать.       Невилл подозрительно посмотрел на него:       — Тебе правда нужно научиться успокаиваться и не перевозбуждаться так, Джим. Я слышал, для этого подходит медитация, — затем он повернулся и ушел, качая при этом головой. Джим проигнорировал его и буквально отшатнулся от двери, чтобы упасть на свою кровать. Спустя пару минут он оглянулся и заметил, что на кровати, куда он бросил фальшивую зеленую мантию, теперь лежал только клочок пергамента. На бумаге был изображен большой смайлик с подмигивающим глазом. Джим уставился на пергамент, и его бешеное сердцебиение, наконец, замедлилось до более безопасного ритма.       — МОЙ БРАТ — ЧЕРТОВ ПСИХ! — наконец прокричал он в пустой комнате.