Гарри Поттер и Принц Слизерина

      В тот же вечер за ужином Гарри со своими друзьями сидели за дальним концом обеденного стола, вдали от Малфоя и его приспешников. В какой-то момент они встретились взглядами, и Драко вопросительно изогнул бровь, глядя на своего поверженного соперника. Гарри посмотрел на него с избитым выражением лица и одними губами произнес: «После ужина». Драко самодовольно кивнул и вернулся к разговору со своими друзьями. Гарри, Тео и Блейз ели молча. Они не разговаривали друг с другом. Все, что им нужно было обсудить, они уже обсудили.       Час спустя троица стояла в углу Общей комнаты. Гарри оглядел переполненную комнату, в которой вернувшиеся слизеринцы обсуждали школьную деятельность, или то, что они делали во время недельных каникул, или в каких чуланах для метел они встретятся после комендантского часа. На одном из ближайших диванов Родни Монтегю увлеченно беседовал со своей напарницей-старостой седьмого курса Оливией Колумбико, привлекательной темнокожей девушкой, чья семья была родом из Южной Африки, но которая могла проследить свою чистокровную родословную почти на три столетия назад. Они, казалось, обсуждали какую-то загадочную тему Арифмантики, имеющую отношение к предстоящей ЖАБА. В дальнем конце комнаты Маркус Флинт критиковал команду по квиддичу, пока они обсуждали новые варианты тактики для предстоящего матча с Хаффлпаффом. Наконец, в Общую комнату торжественно вошел Драко вместе с Крэббом и Гойлом.       — Вот они, — тихо сказал Тео.       — Ну что ж, — ответил Гарри, — время устроить шоу.       Обе группы первокурсников встретились примерно в середине Общей комнаты.       — Ну, Поттер? Ты достал для меня ту мантию? Я с нетерпением жду возможности опробовать ее.       — Вообще-то, Малфой, — дружелюбно сказал Гарри, — у меня была мантия. Тео и Блейз подтвердят мои слова, они ее видели. Но после недели, проведенной на обдумывание ситуации, я передумал и вернул ее Мерзавцу. Видишь ли, я решил, что вместо того, чтобы поддаться на твой мелкий шантаж, было бы эффективнее, практичнее и, честно говоря, веселее просто раздавить тебя, — он шагнул ближе к мальчику, чьи телохранители напряглись. — Как насекомое. Под. Моей. Ногой, — а затем, прежде чем Драко успел что-либо ответить, Гарри отвернулся от него и двинулся в центр комнаты.       — Леди и джентль-маги факультета Слизерин! — громко и уверенно сказал Гарри. — Могу я, пожалуйста, привлечь ваше внимание? — собравшиеся слизеринцы, составлявшие почти половину всего факультета, притихли и стали внимательными, хотя и несколько озадаченными такой самонадеянностью маленького первогодки. — Благодарю. Как некоторые из вас, без сомнения, знают, на первом курсе Слизерина произошел конфликт между мной, Драко Малфоем и некоторыми нашими соратниками. В прошлый вторник, как раз перед началом каникул, это разногласие вылилось в физическое насилие здесь, в этой самой Общей комнате, и, говоря за себя, я приношу извинения за свою роль в столь вульгарной выходке.       Так вот, как я понимаю, — продолжил он, — этот конфликт между мистером Малфоем и мной возник из-за его убеждения, — о котором он постоянно твердил в течение нескольких месяцев — что из-за моего происхождения, моей связи с Мальчиком-Который-Выжил и моих общих взглядов на некоторые политические вопросы я недостоин занимать место на Слизерине. Что ж, мне есть что сказать в ответ на это. Более того, то, что я скажу, думаю, довольно убедительно докажет мое право на место в этом факультете, — затем он сделал паузу, и его обаятельная улыбка внезапно стала довольно холодной. — На самом деле, не имея намерения проявить неуважение к кому-либо из присутствующих, то, что я скажу, вполне может доказать, что я больше гожусь на роль слизеринца, чем, ну, почти каждый слизеринец, проживающий в настоящее время в этом замке.       Некоторые в толпе, особенно самые убежденные чистокровные старшекурсники, в ответ на это начали мрачно перешептываться, но Гарри продолжил, словно его ничего не волновало:       — К сожалению, то, что я собираюсь сказать, также касается довольно щекотливых вопросов, которые, как мне кажется, не следует обсуждать в Общей комнате на глазах у всех. В отличие от мистера Малфоя, я считаю, что осторожность и деликатность являются важными, пусть и недооцениваемыми, ценностями Слизерина. Поэтому, свою речь я буду вести в укромном месте и только в присутствии небольшой группы уважаемых членов факультета. Учитывая все это, я бы попросил мистера Родни Монтегю, мисс Оливию Колумбико и мистера Маркуса Флинта составить компанию мистеру Малфою и мне для продолжения данной дискуссии, — Гарри заколебался всего на секунду, — в конференц-зале, — сказав это, Гарри развернулся и направился к Ряду Префектов.       Позади него собравшиеся слизеринцы загомонили в замешательстве (а некоторые и в негодовании), до тех пор, пока Маркус Флинт громко не выкрикнул:       — Погоди! В каком еще конференц-зале?!       Гарри остановился у входа в коридор и оглянулся на него:       — Конечно же, в том, что находится в самом конце Ряда Префектов, — затем он обернулся и продолжил свой путь по коридору.       Флинт в замешательстве нахмурил брови:       — В конце Ряда Префектов нет конференц-зала! — воскликнул он.       — О нет, он там есть, — голос Гарри громким эхом разнесся по коридору, — и к тому же большой!       Еще сильнее сбитый с толку, Флинт оглянулся на старост седьмого курса… и не смог скрыть своего удивления. Маркусу доводилось слышать выражение «на нем лица нет», но ему никогда не приходилось наблюдать его в действительности. Но в данный момент Родни Монтегю, откровенно говоря, выглядел настолько бледным, будто всю его кровь выпил вампир. Оливия тоже выглядела немногим лучше. Оба префекта медленно встали. Маркус подошел к ним (пройдя мимо полностью сбитого с толку Драко Малфоя) как раз вовремя, чтобы услышать, как потрясенная Оливия спросила: «Неужели это правда, Родни?» Внезапно Монтегю развернулся и практически бросился в сторону Ряда Префектов, извергая по пути такой поток ругательств, каких Маркус и предположить не мог, что педантичный семикурсник вообще будет знать.       — Маркус, бери Малфоя и отправляйся за Родни, — твердо сказала Оливия. Затем она повернулась и громко обратилась к остальным сбитым с толку слизеринцам. — Всем остальным оставаться здесь! Старосты, вы будете охранять вход в Ряд Префектов. Никому не входить, пока мы не вернемся! Если я поймаю кого-нибудь хотя бы смотрящего на этот коридор, включая младших старост, я вас так прокляну, что вас придется тащить к мадам Помфри в ведре! — с этими словами юная ведьма вытащила свою палочку и последовала за остальными по коридору.       Пока присутствовавшие в комнате возбужденно переговаривались, Крэбб и Гойл переглянулись, а затем посмотрели на Забини с Ноттом:       — Эм, что происходит? — спросил Гойл двоих друзей Гарри.       — Ваш босс поднял бурю, — спокойно сказал Тео. — Это немного затянется. Парни, вы умеете играть во Взрывающиеся карты? — Крэбб и Гойл снова переглянулись, пожали плечами и начали оглядываться в поисках свободного столика.       Тем временем Оливия, Маркус и Драко остановились позади Родни, который стоял перед чернильно-черными вратами на том месте, где раньше была кирпичная стена.       — Ладно, — тревожно сказал Маркус, — тут раньше такого никогда не было!       — Оливия, — дрожащим голосом сказал Родни, — это выглядит именно так, как они описывали нам вход. Неужели это значит…?       — Не знаю, Родни, — тихо сказала она.       — Но если это и правда он, значит ли это, что Поттер… сама знаешь?       — Я не знаю, Родни, — снова сказала она.       — Что все это значит? Какой-то трюк Поттера? — недовольно сказал Драко.       — Замолкни, Малфой, — сказала Оливия, изучая дверь.       — Не смей так со мной разговаривать! Я все расскажу — АУ!       — Цыц, мелочь! — сердито сказал Маркус, отвесив Малфою крепкий подзатыльник.       Родни и Оливия посмотрели друг на друга и кивнули, а затем вместе вошли в проход с палочками наготове. Маркус и Драко последовали за ними. Оказавшись внутри, Маркус был настолько впечатлен, что даже не заметил, как за ним тихо захлопнулась дверь. Это определенно был конференц-зал, пусть и необычный. Тут был даже стол для совещаний, по обе стороны которого стояли вычурные стулья с латунными навершиями в виде змеиных голов. Но во главе стола находился не стул.       Во главе стола был трон.       Если быть более точным, это был огромный черный трон, который, казалось, был вырезан из цельного куска базальта, украшенный серебряной филигранью, покрытый толстыми зелеными шелковыми подушками для обеспечения комфорта. Но самым впечатляющим — и пугающим — в этом троне было то, что торчало из его спинки: несколько воистину гигантских серебряных статуй змей, у каждой из которых вместо глаз были крупные изумруды. Безусловно, доминирующей статуей был серебряный василиск в самом центре, который будто покровительственно изгибался над троном. Шириной его тело было как ствол дерева, ростом он достигал по меньшей мере пятнадцати футов, а изумрудные глаза его были размером с кулак взрослого человека. По бокам от него располагались питон и королевская кобра, которые были почти такими же высокими и широкими. Справа от трона (с точки зрения Маркуса) находились три змеи поменьше, но все еще большие, изображавшие огневицу, бумсланга и, наконец, голубого крайта, хотя последний, естественно, был серебряного цвета. С левой стороны красовался большой рунеспур, три головы которого росли из одного огромного туловища. Все это выглядело как нечто, вышедшее из античности или мифов, будто трон какого-то древнего языческого змееподобного бога-царя.       И сейчас на троне, будто рожденный для этого, восседал Гарри Поттер.       — Спасибо всем, что пришли, — сказал он примирительно, — пожалуйста, садитесь.       Родни направил свою палочку на Гарри:       — Живо встань с этого кресла, — зарычал он со смесью ярости и страха.       Гарри наклонился вперед с невинным выражением лица:       — С какой стати, Родни? Может… это твое кресло?       — Черт возьми, Поттер…! — воскликнул Родни. Его рука, держащая волшебную палочку, дрожала, а на лбу выступили капельки пота.       — Не-е! — весело сказал Гарри. — Я не думаю, что это твое кресло, Родни. И не твое, Оливия. Хотя, я знаю, что, как и каждому прежнему старосте Седьмого курса, ваши предшественники рассказали вам об этом кресле… и этой комнате… и о том, что означает то, что я сейчас сижу в нем, — он откинулся назад и перевел взгляд на двух других слизеринцев, которые с удивлением осматривали Логово. — Маркус? Драко? Судя по вашим взглядам, я готов поспорить, что ни один из вас вообще ничего не знает об этом кресле. Что довольно печально в твоем случае, Драко. Видишь ли, не так давно твой отец сидел там, где сейчас сижу я. Люциус Малфой занял это место, когда был студентом. Его имя есть на одной из тех серебряных портретных табличек, прикрепленных вон там, на стене, — он указал на предпоследнюю табличку с именем, — «Люциус Малфой. 1970-1972». Однако, с сожалением должен сказать, что нет, это кресло тебе тоже никогда не достанется.       Гарри проигнорировал растерянно-раздраженный взгляд Драко и обратился ко всей группе, подняв руки и обведя ими вокруг себя.       — Это… Трон Гидры. Он был создан самим Салазаром Слизерином перед тем, как он покинул Хогвартс, чтобы давать наставления будущим поколениям студентов Слизерина. Это место отведено для студента, который притязает на титул… Принца Слизерина.       — И это ты? — скептически поинтересовался Родни. Оливия мягко положила свою ладонь на его руку, держащую палочку, которую он медленно опустил.       Гарри разразился смехом:       — Ну, конечно же, нет! Не говори глупостей, Родни! Одиннадцатилетний Принц? Это было бы смешно! Но имей в виду, я планирую стать Принцем Слизерина, однако мне понадобятся годы, прежде чем я удовлетворю всем требованиям, предъявляемым к этому титулу. Нет, я сижу здесь сейчас просто потому, что, ну, думаю, можно сказать, что я получил специальное разрешение на одну ночь. Так сказать, диспенсация. За что я благодарен, так как трон вполне способен убить человека, если он сядет на него без разрешения. Теперь, как я уже говорил в Общей комнате, мне хочется сказать вам кое-что важное, но я хочу сохранить это в тайне, поэтому мы и здесь.       — Видите ли, — продолжил он, — есть причины, по которым почти никто не знает об этой комнате, или об этом кресле, или обо всей этой истории с «Принцем Слизерина». Одна из причин заключается в том, что сам Принц не относится к тем, кто расхаживает вокруг, хвастаясь своим статусом. Ну, или же ее статусом, если уж на то пошло, — почти половина Принцев были девушками. Принц правит из тени, тихо формируя и направляя факультет в соответствии с видением Салазара, вместо того, чтобы запугивать других, как избалованный ребенок, что явно выше твоего понимания, Драко. Но самая важная причина секретности принца — это, естественно, магия.       Гарри обвел рукой комнату:       — Эта комната — Логово Принца — обладает могущественными чарами, которые хранили ее секреты на протяжении одиннадцати столетий. Пока это кресло занято, неважно, на постоянной основе или просто временно, магический контракт накладывается на дверной проем, связывающий любого, кто войдет, клятвой сохранения тайны. После того, как мы отсюда выйдем, мы все будем абсолютно неспособны обсуждать что-либо из того, что было сказано здесь сегодня вечером, без специального разрешения самого Принца. А поскольку именно я являюсь исполняющим обязанности Принца, пускай даже только на одну ночь, я уверен, что мы все сохраним наши секреты. Что бы ни обсуждалось за этим столом, вы не сможете повторить это кому-либо еще или даже записать на бумаге. Вас нельзя будет заставить раскрыть что-либо под действием Веритасерума или даже Империуса. А если Легилимент попытается прочитать ваши мысли, все, что он найдет, — это непроницаемую тьму и тишину там, где должны быть любые воспоминания об этой комнате. Все это означает, что я могу высказаться, не опасаясь сплетен, а затем, как только вы будете удовлетворены моей слизеринской bona fides, мы сможем перейти к разрешению моего маленького конфликта с Драко.       Драко поморщился от фамильярности Гарри, но внутри он ужасно нервничал. Он никогда не слышал об этой комнате или о каком-либо «Принце Слизерина» и, конечно, не знал, что это был титул, который когда-то носил его собственный отец. Хуже того, у него возникало все более тревожное чувство, что, зайдя настолько далеко со своим конфликтом с Гарри Поттером, он выпустил на волю нечто совершенно неподвластное своему контролю. Что-то опасное, возможно, даже ужасное. Следуя примеру старших слизеринцев, Драко сел на один из ближайших к двери стульев, напротив Флинта. Двое старост сели по обе стороны стола на стулья по центру, оставив незанятыми стулья по обе стороны от Поттера. Когда они сели, Гарри тепло улыбнулся им всем, но Драко в его зеленых глазах видел злобу, и он слегка вздрогнул, вспомнив обещание Гарри раздавить его, как насекомое.       — Ладно, первяк, — сказал Маркус несколько раздраженно. Он один не имел абсолютно никакого представления о том, что происходит, так что, как ни странно, в данный момент он был единственным человеком в комнате, который не боялся Гарри Поттера. — Мы здесь. Что такого важного ты хочешь нам сказать?       Улыбка Гарри превратилась в широкую ухмылку, и он тихо рассмеялся:       — Извини, Маркус. Я немного неясно выразился. Я сказал, что мне есть что сказать, что докажет мое право называться слизеринцем. Я совершенно не имел в виду, что буду говорить с кем-либо из вас.       А затем… Гарри Поттер ЗАШИПЕЛ!       У четверки слизеринцев была едва ли доля секунды, чтобы осознать тот факт, что «Гарри Поттер, Наследник Дома Поттеров и брат Мальчика-Который-Выжил, — чертов змееуст!», как вдруг все они были потрясены движением и звуками, которые раздались вокруг них. Каждое шестидюймовое латунное навершие в виде головы гадюки на стульях мгновенно превратилось в извивающихся латунных гадюк длиной в три фута, которые затем изогнулись и выпустили свои клыки где-то в футе от головы каждого слизеринца. Одновременно каждая из серебряных змей, прикрепленных к трону, также ожила, извиваясь и шипя на собравшихся. Огромный василиск в центре наклонился и посмотрел прямо на Оливию, которая визжала в смертельном ужасе почти восемь секунд, прежде чем наконец поняла, что это не настоящий василиск и его взгляд не смертелен. Прошло еще десять секунд, прежде чем остальные крики стихли, превратившись в общее истерическое бормотание и учащенное дыхание, так что Гарри наконец смог заговорить:       — Итак, — непринужденно сказал он, — завладел ли я вашим вниманием?       После еще нескольких секунд панического озирания по сторонам, все четверо слизеринцев медленно кивнули. Родни заговорил первым.       — Ты… ты… парселтанг?       — Нет, Родни, я змееуст, — сказал Гарри. — Парселтанг — это язык. Змееуст — человек, говорящий на нем. Это распространенная ошибка. Мне самому потребовалось некоторое время, чтобы с этим разобраться.       — Но… ты ведь Поттер! Поттеры ненавидят слизеринцев! Так было по меньшей мере двести лет!       — Правда? Я понятия не имел, что это длится так долго. Хоть я и знаю, что мой биологический отец испытывает необъяснимую ненависть к слизеринцам. Он прислал мне милейшую записку, пропитанную ею, на следующий день после моего Распределения. Насколько я помню, все вы присутствовали, когда она раскричалась. Но, к счастью, Джеймс Поттер не воспитывал меня, и поэтому я не перенял какие-либо семейные предрассудки. Тема парселтанга поднималась только прошлым летом, когда мы посетили Косую аллею, и он упомянул о своем убеждении, что владение парселтангом — признак темного волшебника, что, между прочим, является полнейшим бредом, но я подумал, что лучше будет поддакнуть ему и не раскрывать наличие у меня таланта. Конечно, там, в мире магглов, я могу разговаривать только с настоящими змеями, но Хогвартс настолько пропитан магией, что почти все, что хотя бы внешне похоже на змею, реагирует на парселтанг, — он оглядел всех окружавших его змей, — как вы, несомненно, заметили.       — А Джим змееуст? — спросил Маркус.       Гарри повеселел и задумался над вопросом:       — Это очень проницательный вопрос, Маркус. Теперь я понимаю, почему ты нравишься огневице. Честно говоря, я понятия не имею. Обстоятельства никогда не складывались так, чтобы мы с Джимом оказались вместе в помещении, в котором находилась бы змея. Я бы не удивился, если он оказался бы им, он все же мой близнец. Конечно, взгляды моего биологического отца на парселтанг вряд ли являются секретом, поэтому я удивился бы, что если у Джима и есть этот дар, то он его скрывает. Или, возможно, он просто никогда не подходил достаточно близко к змее из-за наивного убеждения, что все они мерзкие и злые, — Гарри фыркнул. — Разве не было бы забавно, если бы Мальчик-Который-Выжил оказался змееустом, и это стало бы достоянием общественности? Джеймса хватил бы удар. Я непременно должен постараться устроить это.       Как бы то ни было, — продолжил он, — ни один потомок Салазара Слизерина никогда не вступал в брак с членами семьи Поттеров. А это значит, что я мог унаследовать этот дар — а он присущ исключительно потомкам Салазара Слизерина — только со стороны моей матери.       — Но твоя мать гряз… — гадюки по обе стороны от головы Драко громко зашипели, — то есть магглорожденная. Как она может быть потомком Салазара Слизерина?       Гарри пожал плечами:       — Ну, по-видимому, слухи о ее статусе магглорожденной несколько преувеличены. Давайте просто сойдемся на том, что я некоторое время изучал ее генеалогическое древо и ожидаю получить ответы на некоторые вопросы к концу этого лета. Еще вопросы?       Оливия задумчиво посмотрела на него, стараясь не обращать внимания на василиска, нависшего над его головой.       — Если ты не Принц Слизерина, тогда кто?       — Как я уже сказал, на данный момент его нет. Чтобы стать Принцем, необходимо получить одобрение всех семи змей, образующих Трон Гидры, каждая из которых представляет собой отдельную характеристику, которую Основатель считал важной для своих учеников, — Гарри указал на нависшего над ним василиска. — Этот здоровяк, Раджа, олицетворяет амбиции, хотя он предпочитает думать об них как о «виденье». Для него недостаточно личных амбиций, таких как желание разбогатеть или прославиться. Он требует стремления каким-либо образом изменить весь мир согласно своей воле. Справа от Раджи находится питон Йормунганд, названный в честь опоясывающего мир змея. Он олицетворяет политическую проницательность и способность формировать выигрышные коалиции. Например, он сильно поддерживает мое членство в межфакультетском учебном кружке, а также невероятно потрясен тем, насколько изолированной стала остальная часть факультета за последние несколько десятилетий. Слева от Раджи находится кобра Ка, которая олицетворяет уважение Слизерина к интеллекту и академическим достижениям. Двигаясь дальше от него, можете увидеть огневицу Мару, которая олицетворяет хитрость и сообразительность. Следующая — бумсланг Далила, которая олицетворяет такие ценности, как обаяние и тонкость, которые, как я уже сказал, в наши дни сильно недооцениваются на факультете.       Он сделал паузу и посмотрел в сторону бумсланга:       — Честно говоря, должен сказать, что Далила — моя любимица. Она милашка, — бумсланг изогнула свое тело так, что ее голова оказалась рядом с головой Гарри. Он тихонько что-то ей прошипел, а затем пощекотал ее под подбородком, заставив серебряную змею издать тихий звук «ки-ки-ки», который, как догадались перепуганные слизеринцы, был змеиным смехом. Гарри повернулся обратно к группе, сосредоточив внезапно мрачное выражение лица на Драко.       — Крайний справа — крайт Нидхегг, олицетворяющий беспощадность, — сказал он, не вдаваясь в подробности. Драко сглотнул. Он вдруг заметил, что крайт пристально смотрит на него, и уже довольно долго.       — И последние, но не менее важные: на противоположной стороне находится рунеспур, три головы которого зовутся Тисифона, Мегаэра и Алекто. В совокупности они олицетворяют уважение к волшебным традициям, которые, должен заметить, не являются синонимом чистоты крови.       — Вранье! — воскликнул Драко, несмотря на сердитое шипение латунных гадюк, — Салазар Слизерин хотел очистить школу от грязнокровок!       Гарри вздохнул, а затем лениво махнул палочкой в сторону книжной полки:       — АКЦИО МЕМУАРЫ СЛИЗЕРИНА, ТОМА 1, 2 и 3.       Мгновенно три больших тома в кожаных переплетах слетели с полки и с глухим стуком приземлились на стол.       — Давно забытая истина, Драко, заключается в том, что хоть Салазар Слизерин и был против того, чтобы магглорожденные посещали Хогвартс, но вовсе не потому, что они были людьми низшего сорта. А потому, что, по его мнению, они окажутся в невыгодном положении по сравнению с учениками, воспитанными волшебниками. Во времена основания Хогвартса магглорожденные чаще всего происходили из крестьянской семьи, что означало, что они были неграмотными, не умеющими считать, крайне суеверными и, вероятно, никогда не мылись. Салазар считал, что магглорожденных следует изымать из общества магглов, как только проявится их магия, и отправлять в специальную подготовительную школу, чтобы они могли достичь того же интеллектуального и культурного уровня, что и дети волшебников, и полностью интегрироваться в магическое общество, прежде чем их примут в Хогвартс. По целому ряду политических и этических причин его идея была отвергнута другими основателями, а также существовавшим в то время волшебным правительством, и поэтому Салазар неохотно смирился с присутствием магглорожденных крестьянских волшебников и ведьм, которые зачислялись прямо в школу. И, несмотря на его сомнения, за время его преподавания в Слизерин было зачислено небольшое количество магглорожденных, многие из которых заслужили его уважение за то, как усердно они трудились, воплощая свои амбиции и ассимилируясь в магическое общество. И только в течение последних трех или четырех столетий факультет стал настолько враждебен к магглорожденным, что почти никого из них сюда не распределяют.       О, и прежде чем мы зайдем слишком далеко, нет, между ним и Годриком Гриффиндором никогда не было большой ссоры, которая вынудила бы его в гневе покинуть Хогвартс. Его жена заболела драконьей оспой и очень непросто перенесла ее, и он забрал ее и их несовершеннолетних детей обратно в дом своих предков в Испании, где был более теплый климат, и остался там на всю оставшуюся жизнь. Сам Гриффиндор на самом деле умер от естественных причин за несколько лет до отъезда Слизерина, об этом событии он писал с большой грустью и сожалением. Однако в последнем томе его мемуаров содержится упоминание о его продолжающейся дружеской переписке с двумя оставшимися основателями в течение двадцати лет между его отъездом и, в конечном итоге, смертью. Все то, что вы слышали об этом человеке, — всего лишь пропаганда, распространенная сторонниками чистоты крови, которые появились столетия спустя. Следующий?       — Значит ли то, что ты сказал, что ты не поддерживаешь Темного Лорда? — прямо спросил Маркус.       — Если ты имеешь в виду самого последнего Темного Лорда, того, которого одиннадцать лет назад одолел ребенок, то ответ — нет, не поддерживаю. Может, мне и не шибко нравится моя мать-магглорожденная, но она родила меня, и будь я проклят, если когда-нибудь соглашусь с политическими взглядами, которые гласят, что меня не должно было существовать! Более того, Гидра согласна со мной. За последнее столетие или около того она назначала Принцев, которые придерживались доктрины чистоты крови, потому что все шло к тому, что экстремисты чистоты крови, такие как Гриндевальд, а позже и Волдеморт, — четверо присутствующих судорожно вздохнули и вздрогнули, — о, ради всего святого… ладно, Гриндевальд и Сами-Знаете-Кто, скорее всего, взяли бы верх, а слизеринцы обычно поддерживают побеждающую команду. Но затем они оба потерпели довольно сокрушительное поражение, и, поскольку у Гидры было много лет на обдумывание этого вопроса, она сошлась на том, что чистота крови нанесла значительный ущерб факультету Слизерин, а это единственное, о чем Гидра по-настоящему заботится. В наши дни люди, которые по темпераменту и философии должны были бы стать слизеринцами, вместо этого умоляют Шляпу отправить их на какой-либо другой факультет, потому что они не хотят на семь лет застрять с кучкой фанатично настроенных сторонников терроризма, большинство из которых демонстрируют явные признаки кровосмешения. Вместо этого мы стали темным подобием Хаффлпаффа — к нам отправляют всех, кто не принадлежит ни к одному из других факультетов, а также является злобным и предвзятым.       Последовала долгая пауза, пока слизеринцы переваривали все услышанное. Наконец Оливия заговорила:       — Зачем ты нас сюда привел? — тихо спросила она.       Гарри глубоко вздохнул:       — А теперь мы подходим к сути дела. Драко Малфой явился на этот факультет, ожидая, что станет малолетним тираном Слизерина, чьи приказы будут выполняться беспрекословно. Я лишил его этой иллюзии, и с тех пор он пытается разделаться со мной. По большей части, он просто раздражал, но в прошлый вторник он напрямую угрожал кое-кому важному для меня. Тео Нотт — мой друг и союзник, и я думаю, что со временем он возвысится и станет неотъемлемой частью этого факультета. Но отец Тео — психопат, которому следовало бы сидеть в Азкабане, и которому уже сошло с рук убийство матери Тео прямо у него на глазах. И Малфой, по сути, сказал мне, что если я не буду достаточно усердно пресмыкаться перед ним, он расскажет Тибериусу Нотту, что его сын общается с нежелательными лицами, с целью в лучшем случае подвергнуть Тео физическому насилию, а в худшем — убить. Я нахожу это… неприемлемым.       Поэтому, Оливия и Родни, — продолжил он, — я решил посоветоваться с Гидрой. После нескольких дней переговоров большинство змей согласилось, что сегодня вечером я могу воспользоваться ограниченными полномочиями Принца с единственной целью — показать вам двоим эту комнату и предоставить вам доступ к некоторым преимуществам комнаты в обмен на то, что вы поможете мне решить мою проблему с Малфоем. В частности… — он призвал с полки еще одну толстую книгу и положил ее рядом с мемуарами Слизерина, — эта книга является автоматически обновляющимся списком всех вопросов, задаваемых на каждой сессии ЖАБА за последние сто лет. В ней нет ответов, но есть указания на то, где можно найти ответы, а также примечания к вопросам, которые задавались неоднократно, и примеры заклинаний и зелий, которые, если их продемонстрировать, приносят дополнительные очки.       Оливия и Родни жадно уставились на книгу.       — Чего ты хочешь взамен? — сказал Родни.       — Способ помешать Драко Малфою причинить вред моим друзьям. Навсегда, — Гарри посмотрел на Драко так, словно тот был чем-то, что он соскреб с ботинка. — Поскольку я обдумывал эту проблему всю прошлую неделю, и, честно говоря, единственное решение, которое я смог придумать, — это просто убить этого маленького засранца! — на мгновение воцарилось шокированная тишина… которая была вскоре нарушена мягким «ки-ки-ки» крайта, которого Гарри обозначил как Нидхегга, образца слизеринской безжалостности.       Драко побледнел:       — Ты бы не…       — Ты напрямую угрожал жизни члену команды Гарри, Драко, — Гарри перебил его голосом, острым, как бритва. — Если ты полностью проигнорировал даже возможность летального исхода, я заявляю, что тебе не место в Слизерине. У Нидхегга было много интересных предложений, и мы вдвоем придумали по меньшей мере четыре разных способа убить тебя до конца семестра и выйти сухим из воды. И как только ты покинешь эту комнату, ты даже не сможешь сказать ни одной живой душе, что я приду за тобой, — он замолчал, словно пытаясь успокоиться. — Тем не менее, я… не горю желанием начинать подсчет трупов в возрасте одиннадцати лет, так что на данный момент я открыт для любых менее радикальных предложений от моих сверстников.       — Непреложный обет, — мгновенно сказал Родни. — Он поклянется никогда прямо или косвенно не пытаться причинять вред… ну, кому скажешь.       — Я не буду давать Непреложный обет! — в ярости воскликнул Драко.       — Тогда я наложу на тебя проклятие Империус и сделаю так, что ты не сможешь причинить вред Поттеру или кому-либо из его сообщников, — холодно сказала Оливия. — Или же я сама убью тебя от его имени.       — Оливия! — потрясенно воскликнул Родни.       Она просто оглядела комнату с улыбкой на лице.       — Я знала об этом месте, Родни, еще до того, как мой предшественник рассказала мне о нем. В моей семье из поколения в поколение передавались истории, но я уже потеряла надежду, что когда-нибудь увижу его сама, — она повернулась к Гарри. — У меня есть предок, который тоже сидел на этом троне.       Он кивнул:       — Кристофф Колумбико, выпуск 1756 года, — он указал на стену с серебряными табличками, — седьмая колонка, третья снизу.       Она посмотрела туда, куда он указал, и улыбнулась еще шире.       — К тому же, — сказала она, — все так, как ты и сказал. Настоящие слизеринцы всегда выбирают сторону победителя. А судя по тому, что я увидела сегодня вечером, Гарри Поттер, я считаю, что твоя победа обеспечена.       Маркус Флинт медленно поднял руку, с подозрением глядя на змей по обе стороны от него:       — Э-э, Поттер, если речь идет о том, чтобы пораскинуть мозгами старостам седьмого курса, то что здесь делаю я?       — Ну, у меня была идея, что, будучи капитаном по квиддичу, ты мог бы выдвинуть угрозу в следующем году не допустить Драко в команду, чтобы держать его в узде. Но главным образом… Гидра попросила меня привести тебя.       Маркус уставился на него не мигая:       — Че-о-о-о?       Гарри снова указал на портретные таблички Принцев прошлого:       — На этой стене изображены четыре человека по фамилии Флинт, Маркус, правда, ни одного начиная с 1870-х годов. Один Верховный чародей, один уважаемый профессор Хогвартса, один аврор с многочисленными наградами… и, ну, одна начинающая темный лорд, которая умерла в Азкабане, но не будем о ней. Гидра уже давно положила на тебя глаз. Змеи единодушны в том, что у тебя есть огромный потенциал, который ты предпочитаешь растрачивать впустую. Они сочли, что возможность увидеть эту комнату могла бы… подстегнуть тебя. И чего бы это ни стоило, Маркус, если я могу как-то помочь тебе встать на правильный путь, пожалуйста, не стесняйся обращаться.       Флинт несколько раз моргнул и снова оглядел комнату новым взглядом:       — Спасибо, Поттер, я имею в виду, э-э, Гарри. Я… подумаю об этом.       Наконец, все повернулись и уставились на юного Малфоя. Мальчик почти болезненно сглотнул, оглядывая безжалостные лица своих четырех товарищей по факультету. Он понял, что полностью проиграл, и поэтому перешел к тому, что еще мог изменить:       — Каковым будет Обет?       — Ки-ки-ки, — вновь рассмеялся Нидхегг.       Примерно сорок минут спустя пятеро слизеринцев вместе покинули Ряд Префектов, создавая видимость того, что они стали закадычными друзьями. Родни объявил в Общей комнате (которая теперь была битком набита почти всеми учениками Слизерина), что «Гарри и Драко» помирились и зарыли топор войны, а также использовал несколько других избитых идиом. Более того, Родни, Оливия и Маркус всяческим образом демонстрировали, что они к обоим мальчикам обращаются по имени, что было крайне необычной честью для двух первокурсников Слизерина, даже если один из них был Малфоем. Затем Драко подошел к Тео Нотту, громко и многословно извинился за свое «бессовестное поведение» и пригласил его летом погостить у него в Малфой-Мэноре, чтобы они могли узнать друг друга «как подобает братьям-слизеринцам». Тео великодушно принял и извинения, и приглашение, как будто ожидал и того, и другого.       Вскоре наступил комендантский час, и Оливия с Родни настояли на том, чтобы все вовремя легли спать. Но на следующее утро большинство членов факультета встали рано и помчались в Совятню отправлять срочные письма домой своим родителям. Некоторые из них были более подробными и проницательными, чем другие, но большинство содержали вариации на общую тематику:       «Что-то фундаментально поменялось на Слизерине. И Гарри Поттер является опорной точкой этих изменений».       Сам Драко Малфой отправил двух сов. Его личная сова несла сообщение для отца, в котором, среди прочего, сообщалось, что он недавно подружился с Тео Ноттом, сыном бывшего соратника Люциуса, Тибериуса Нотта; что Драко обеспокоен тем, как Тибериус Нотт обращается с Тео; и спрашивалось, может ли Люциус уговорить Тибериуса позволить юному Тео провести все летние каникулы с Драко в поместье Малфоев.       Вторая, невзрачная школьная сова несла гораздо более короткое сообщение без подписи, предназначенное исключительно для глаз его матери, Нарциссы Блэк Малфой. Оно состояло из одного предложения.       «Я никогда не достигну высот, которых ты желаешь для меня, пока Гарри Поттер жив».