Pretty Daddy

      Чонгук был слабохарактерным, недостаточно волевым для того, чтобы просто взять и впихнуть Тэхёну визитку психолога. Он не представлял, что должен сказать. Нельзя же было просто подойти и выдать: «Тэ, я думаю тебе не повредило бы сходить на приём к психологу. Знаешь, у тебя же явно есть проблемы, о которых ты не хочешь говорить даже мне».       На днях он делал домашнее задание, утопая в информации и головной боли, когда Тэхён пришёл и поставил на стол перед ним коробку.       — Тебе посылка пришла, — сказал мужчина, целуя Чонгука в лоб и поправляя его взлохмаченные в ходе учебы волосы.       — Посылка? — Чонгук, нахмурившись, взял коробку в руки. Он не помнил, чтобы заказывал что-то. Заинтересованный Тэхён присел на край стола, когда Чонгук потянулся за ножницами. Чонгук с тоской заметил, что его парень продолжал носить штаны даже дома и что его руки лишились того простора для касаний чужих ног, что имели раньше. Стараясь не зацикливаться над этим, Чонгук вскрыл коробку. В ней, завёрнутая в тысячи слоёв пупырчатой плёнки, которую Тэхён тут же принялся лопать, лежала фарфоровая кукла.       «Точно, — вспомнил Чонгук, — её же должны были отправить мне из Парижа.»       — Твой подарок, — провозгласил парень, протягивая Тэхёну куклу. У того медленно отвисла челюсть.       — Мне? — уточнил Тэхён, принимая свой подарок с трепетной осторожностью. — Гуки-и…       — Только не плачь, пожалуйста, я чувствую себя отвратительно каждый раз, когда ты начинаешь делать это просто потому, что я дарю тебе что-то, — взмолил Чонгук, и Тэхён тут же выпрямился и кивнул, промаргиваясь.       — Я не буду, — ответил он решительно, указательным пальцем очерчивая контур фарфорового лица. — У моей матери были похожие, — усмехнулся Тэхён.       Чонгук напрягся. На его памяти это был первый раз, когда Тэхён упоминал кого-то из членов своей семьи. Казалось, что это была запретная тема, территория, на которую нельзя было ступать. Он боялся спугнуть чужие слова, поэтому предостережительно помалкивал.       — Она хранила их в шкафу, знаешь, в коробках. Наверняка припасла их для дочери, но у неё родился я, — Тэхён фыркнул, его глаза были печальны и такие же стеклянные, как у куклы в его руках. — Я… я брал её одежду, когда она уходила. Мне просто нравилось вытаскивать её и, знаешь, смотреть. У неё в комнате ещё стоял манекен, и я одевал его, как мне хотелось — это было здорово. Эм… что ж, в очередной раз я нашёл эти коробки и увидел в них кукол, они были такие… такие красивые, Чонгук. С этими рюшами и оборками, такие нежные.       Чонгук представил мальчика. Одинокого и маленького в большом, просто огромном доме. И кукол, которые были единственными его друзьями среди его одиночества. Его сердце крепко сжали, и Чонгук с силой закусил губу, чтобы не застонать от боли.       — Я тогда подумал, что хочу выглядеть, как они, и нашёл в шкафу подъюбник и кружевные ленты, — на этом Тэхён остановился, его мягкая улыбка растаяла, — а потом пришла мама и накричала на меня. «Мальчики не должны играть в такое, Тэхён», — сказала она и выставила меня из комнаты. И впредь каждый раз, как она уходила, её дверь всегда была заперта, — Тэхён остановился, его палец, которым он гладил кукольное лицо, тоже.       «Скажи ему, ну же. Не будь трусом», — твердило что-то внутри Чонгука, но он отмахивался от него.       Вместо этого он положил ладонь на колено Тэхёна и в жесте поддержки сжал его. Мужчина моргнул, словно бы выныривая из пучины воспоминаний, в которую был погружен. Он резко спрыгнул со стола и погладил Чонгука по голове, широко улыбаясь.       — Я приготовил пасту, так что заканчивай зубрить и спускайся вниз, — сказал Тэ с теплотой и, не оборачиваясь, вышел из комнаты, крепко прижимая к груди безмолвную, кажущуюся невероятно грустной куклу. Таким же себя чувствовал и сам Чонгук.       Молчанию пришёл конец, когда однажды, придя поздно после совместных занятий с Намджуном, Чонгук обнаружил Тэхёна в гардеробной комнате — единственной в доме, что закрывалась на ключ. В ней будто пронесся смерч: вещи были разбросаны, некоторые порваны, вокруг валялись отцепившиеся от ткани ленты, банты, стразы и бусы. Сам Тэхён сидел в углу и с лицом, похожим на безликую маску, смотрел в стену. Вырванные и скомканные листы из скетчбука валялись возле него, будто он отвергал их и стремился выбросить все те идеи, что наполняли его голову. Будто того, что он избавится от их физического воплощения будет достаточно, чтобы они ушли из его головы.       — Боже, Тэ, — прошептал Чонгук.       Он аккуратно ступал по паркету, но невозможно было не наступить на одежду, которой был устлан весь пол. Руки у Чонгука дрожали, когда он присел на корточки рядом с обнимавшим колени, забитым в угол Тэхёном. Он был сломлен. Время, когда он боролся с самим собой, прошло, и сейчас то, что пряталось внутри, обрушилось на него.       — Я ненавижу всё это, — сказал Тэхён мёртвым, ровным голосом, от которого по кишечнику Чонгука проползла склизкая змея страха. — Я ненавижу себя. Я такой отвратительный. Как ты можешь терпеть меня?       — Тэ, что ты такое говоришь, — у Чонгука отобрали весь воздух, и, кажется, зрение — всё вдруг померкло и обратилось во тьму. — Я люблю тебя. Всего. И ты это знаешь.       — Нет, — Тэхён сжался в комок пуще прежнего. Он уткнулся лбом в колени, прячась от чужого взгляда. — Ты не можешь.       — Не указывай мне. Я могу и я буду, ясно? Я люблю тебя и мне плевать, надень ты на себя хоть костюм клоуна.       Тэхён заплакал. Всхлипнул, а после издал короткий смешок.       — Ты боишься клоунов.       — Вот видишь, я так тебя люблю, что даже свой страх переборю, — продолжал успокаивать Чонгук тихим шепотом, водя ладонью по дрожащей спине Тэхёна. — Что случилось? Ты всё ещё грустишь из-за тех придурков?       Мужчина отрицательно дёрнул головой.       — Сегодня второе мая, — всхлипнул Тэхён, всё ещё пряча своё лицо в коленях.       — День, когда мы встретились? — вспомнил вдруг Чонгук, треснув себя по лбу.       Громкое рыдание вырвалось из горла Тэхёна. Парень напряжённо сглотнул, паникуя. Тэхён не мог плакать из-за того, что он забыл годовщину их знакомства.       — День, когда умер мой дедушка.       — О, Тэ, — Чонгук ахнул. Он обнял Тэхёна, и тот, содрогаясь всем телом, перелез к нему на колени, обнимая и плача на нём, как несчастный, обиженный ребёнок.       Чонгук вспомнил, как Тэхён пил в тот день, когда они встретились. Он мог лишь представить, что было с мужчиной после того, как он остался один. Эти предположения вызывали в нём дикий ужас и всеобъемлющую тоску.       Они сидели на полу, должно быть, с час — все конечности у Чонгука к тому времени ныли и просили пожалеть их. Тэхён перестал издавать звуки, было слышно лишь его сиплое неровное дыхание.       — Ты не рассказывал мне о своём дедушке, — произнёс осторожно Чонгук, перебирая пальцами чужие волосы.       — Он был замечательным человеком. Добрым, принимающим и не осуждающим, — Тэхён засмеялся, потираясь красным носом о чужое плечо. — Однажды мать выгнала меня из дома после того, как застала в платье. Я попытался ей всё объяснить, но она поставила мне ультиматум. Сказала: «Либо ты снимаешь с себя это дерьмо и живёшь, как нормальный, либо выметайся». Конечно я ушёл.       — К дедушке?       — Да, приехал к нему в чёртовой юбке, а он просто взял и без слов впустил меня. Знаешь, что он ответил мне после того, как я ему всё рассказал? — Тэхён поднял голову и посмотрел в лицо Чонгука своими воспалёно-красными глазами. — В отличие от твоей матери, у тебя хотя бы есть вкус.       — Серьёзно? — Чонгук не был в силах сдержать смешок. Тэхён поддержал его, усмехаясь.       — Да. Он был за то, чтобы люди самовыражали себя в одежде так, как считали для себя нужным. Одежда для него в первую очередь была олицетворением внутреннего мира человека. Он единственный из членов семьи поддерживал меня, а потом он ушёл, и я просто… — он оборвал себя, но Чонгук и без его слов мог понять всё. — Мне стыдно перед ним. Я знаю, что не должен быть таким трусом, но у меня не выходит, — каждым словом голос мужчины затихал.       — Ты вовсе не трус, — опровергнул слова Тэхёна Чонгук, крепче сжимая его талию.       — Нет, я он самый, — скривился Тэхён и вдобавок выплюнул: — Прячусь, как крыса.       — Тэ…       — Я не знаю, что мне делать, — едва слышно прошептал Тэхён, постыдно опуская голову и прячась за нависшими волосами. В груди у Чонгука от чужого разбитого вида заныло. Он принялся гладить мужчину в своих руках по спине, пребывая в сомнениях.       «Сейчас, или никогда», — принял Чонгук, однако, решение, давая запертым словам вырваться на свободу.       — Тебе нужна помощь, Тэ. Ты не можешь справляться с этим один, — подводил он, осторожно намекая.       — Я не один, у меня есть ты, — Тэхён шумно втянул в себя сопли и вытер слёзы под глазами ладонью.       — Да, и всегда буду, но… Я мало тебе помогаю. И я явно не тот, кто хоть сколько-нибудь понимает во всём этом. Тебе нужна консультация специалиста, понимаешь?       Тэхён молчал, не поднимая головы. Его указательные пальцы рисовали круги на плечах Чонгука. Парень набрал в грудь побольше воздуха, прежде чем продолжить.       — Чимин дал мне контакты хорошего специалиста в этой области, — он поморщился и полез в карман штанов, доставая оттуда изрядно помятую визитку. — Вот, — протянул карточку Тэхёну, и тот взял её медленно, нерешительно, будто боялся обжечься. — Пожалуйста, позвони и назначь с ним встречу.       Тэхён изучал визитку так, будто ему в руки попала сложная головоломка. Он вертел её из стороны в сторону, аккуратно сжимая за самые края. Чонгук волновался. Его сердце тревожно отбивало ритм, а зубы обеспокоенно терзали нижнюю губу.       — Ладно, — ответил в конце-концов Тэхён, заставив Чонгука непонятливо моргнуть.       — Да? — уточнил он.       — Думаю, это неплохая идея, — мужчина поднял голову, с бережностью обхватил лицо Чонгука и мягко, целомудренно поцеловал. Его губы на вкус отдавали солью.— Спасибо.       Чонгук кивнул, не веря в то, что наконец сделал это. Было не так сложно, как он предполагал.       — Что ж, может… Эм… — начал он нерешительно, даже не зная, было ли правильно спрашивать о таком.       — Что такое, Гуки?       — Мы могли бы поехать на кладбище? — запинаясь, спросил парень. — Знаешь, к твоему дедушке?       — О, это… — Тэхён поморщился, осторожно вставая с колен Чонгука, пока тот поддерживал его руками за бёдра. — На самом деле урна с прахом в доме у моих родителей, поэтому…       — Чёрт, Тэ, извини…       — Нет-нет, всё нормально, — Тэхён отмахнулся, поправляя на себе футболку. Он смотрел на творившийся вокруг кавардак с очевидным раскаянием. — Нужно убрать весь этот беспорядок, — вздохнул он и начал нагибаться. Чонгук тут же вскочил с места.       — Давай-ка ты лучше пойдешь отдохнешь. Я сам здесь всё уберу.       — Но… — Тэхён успел поднять с пола ленту, когда Чонгук принялся выталкивать его из комнаты.       — Нет, нет, нет, иди, я сам со всем здесь разберусь. Правда, не беспокойся.       — Ну, хорошо, — плечи Тэхёна повержено опустились, когда он вышел в коридор. Чонгук следил за тем, как он шёл в спальню, как вдруг Тэхён остановился на полпути к двери и обернулся.       — Прости меня, — сказал он, глядя на Чонгука большими, честными глазами с тусклым, безжизненно застывших в них золотом. — Я знаю, что ты любишь меня, несмотря ни на что. Ты удивительный.       — Нет, это ты удивительный, — Чонгук послал Тэхёну ласковую улыбку. — Ну всё, иди в кровать.       — Слушаюсь, папочка, — отозвался Тэхён послушным тоном голоса.       На опешившее лицо Чонгука он издал смешок, развернулся и скрылся за поворотом. Пребывавший же в неком диссонансе, парень медленно вернулся в комнату, принявшись собирать испорченные вещи.