Эйдан Келли и Ричард Норвуд: непростая жизнь подменыша

Ричард Норвуд всегда был слишком обычным. Настолько, что иногда казалось, будто его создали в рамках проекта "Среднестатистический homo sapiens" где-то в далёкой-далёкой галактике. Он вставал утром, ложился вечером и спал положенные восемь часов. Он читал то, что читают все, смотрел то, что смотрят все, и даже, стоя в пробке, не переключал радио, сколько бы там типовых попсовых песенок не крутилось. Да, автомобиль тоже имелся — Форд в базовой комплектации, чистенький и безликий, как его хозяин. Никаких безделушек, никаких наклеек, ничего. Очень удобно перепродавать. В школе Норвуда вечно забывали включить в списки и вспоминали о нём, только когда он сам громко о себе заявлял. Впрочем, что говорить о посторонних людях, если даже родственники так и не договорились, как его называть? В документах явно стояло имя "Ричард", но отец с матерью будто нарочно всегда звали его "сыном", "мальчиком" или "младшим". Прочие вечно ошибались и запоминали его имя не так, но Норвуд на них не злился. Он вообще редко злился по-настоящему. Намного чаще он оставался наедине с глухой пустотой, которая разъедала его изнутри. Кто-то родился без руки или ноги, а Ричард Норвуд — без индивидуальности. Так уж вышло, как ни злись. А вот что действительно могло разозлить Норвуда, так это глупые вопросы. "Какие у тебя хобби?" "Чем ты увлекаешься?" "Твой переломный момент в жизни?" Обычно их задавали восторженные адепты каких-нибудь мотивационных тренингов и требовали отвечать за пять минут. Бездельники и болтуны. По крайней мере, так Норвуд говорил себе, а вслух отвечал: "Читайте моё личное дело, там всё есть." Он не лгал, там действительно было всё. Вернее, это "всё" легко умещалось в личное дело. Хотя одно увлечение у Норвуда всё же было. Необычные явления. Их истории, их мир, который они меняли своей волей. Их хотелось собирать и изучать, пока не наскучит. Его феномены. Его чудеса. Соседские семьи с идеальным фасадом и скелетами в саду — иногда в прямом смысле. Соседские дети с их страшными секретами об украденных со скуки шоколадках, задушенных кошках и домашнем насилии. Популярные компании и их простые развлечения на грани закона. Школьные изгои и то, как они ломались. Один парень даже принес в класс пистолет, запер дверь, но так ни в кого и не выстрелил. Духа не хватило. Норвуд всегда едва заметно улыбался, когда шла речь об этом случае, — и тогда, сидя за партой, и после, когда парня вязали, и даже теперь — ощущая себя коллекционером, которому в руки упала уникальная монета. Норвуд не боялся. Он был уверен, что психованный одноклассник забудет выстрелить в Ричарда Норвуда, даже если положит всех остальных. Внимание, как и любой навык, следует оттачивать — и за годы наблюдений Норвуд преуспел в этом. Сопоставляя мелкие детали, он искал новые диковины и бережно их хранил, забивая чужими тайнами всё разрастающуюся внутреннюю пустоту. Он проверял свои догадки и ликовал, когда они подтверждались. Лишь однажды Ричард Норвуд ошибся. Они с Джини ломали комедию целый год. У неё появлялись очаровательные ямочки на щеках, когда она смеялась, звонко и заразительно. Особенно звонко — когда представляла, как перекосит родителей, если они узнают, чем их дочь занимается. Джини безупречно отыгрывала роль правильной девочки, и она же тайком сбегала на рейвы. Она исправно ходила на проповеди против распутной молодежи, и она же стонала ему в шею, требуя быть пожестче. Джини считала, что они оба — узники своего положения, а Норвуд — что они оба наслаждаются им. В её случай невозможно было не влюбиться. Ричард Норвуд предстал перед родителями Джини как жених, получил одобрение — не в последнюю очередь благодаря деньгам отца и отличной репутации матери. Не успела закончиться церемония венчания, как его молодая жена с горящими от восторга глазами объявила: — Я хочу прокатиться автостопом до восточного побережья. — Не думаю, что твои родители и община это одобрят. Она рассмеялась, будто услышала лучшую шутку вечера: — Ричи, какие родители, какая община? Теперь мы можем делать всё, что захотим, быть теми, кем захотим! Я знаю, мне самой не верится, но больше нам не надо ни от кого скрываться. Скажи мне, что ты хочешь изменить в своей жизни? Джини протащила его через всю страну, Джини бросила христианский колледж и получила степень бакалавра по биологии вопреки воле родителей, Джини пыталась подкормить своего супруга старыми городскими легендами и новыми неразгаданными делами, но всё тщетно. Хоть он и старался не портить настроение жене и быть хотя бы благодарным за её заботу, жизнь для Ричарда Норвуда потеряла прежний цвет, а ноющее чувство в груди временами бывало совсем нестерпимым. Следующие пару лет они плыли по течению, пока однажды Джини не села напротив и не сказала так обыденно: — Родители звонили. Они уже знают. И про наш разрыв, про эволюционную биологию, и про то, что я давно отпала от церкви. Сказали, что я взрослая и замужем, так что могу жить, как захочу. Звали нас на обед, видимо, помирить хотят. Ну, знаешь... Если тебе интересно, то я отказалась. Он ничего не ответил, но ей больше и не нужны были ничьи ответы. — Ходить по краю и ни туда, ни сюда — та ещё головная боль. Я нашла себя и нашла своё дело. Спасибо за всё, милый, но теперь и тебе нужно найти то же самое. Только тогда он с горечью осознал, что Джини больше не звала его по имени. — Ты лишь наблюдатель. Это не твоё дело. Норвуд попытался смерить себя взглядом, но невыразительный тип по ту сторону зеркала лишь нахмурился. Он не зря перебирал в голове всю свою жизнь. Он всего лишь наблюдатель, и ему нельзя участвовать в чужих секретах. Но пустота давно требовала жертв, а этот новый напарник, Келли, явно тащил за собой целый ворох вкуснейших тайн. Пожалуй, вначале следует расспросить про скейт, который тот не выпускал из рук даже во время выволочки в кабинете начальника. То, с каким трепетом он относится к деревяшке на колесах… да, чутьё буквально вопило. Что-то тут не так. Что-то, что может хоть на время приглушить чувство собственной неполноценности. Может, позвать Келли в гости? У парня язык без костей, наверняка в неофициальной обстановке выболтает что-нибудь, а там... — Это не твоё дело, — повторил Норвуд, понимая, что лжет. Это всегда было его дело.