Эйдан Келли и Ричард Норвуд: непростая жизнь подменыша

В последнее время Ричард полюбил сверхурочные. Когда у шерифа не было для него работы, он патрулировал улицы. Это не отвлекало от мыслей, но хотя бы находило им полезное применение. Пусть его значок и был теперь недействителен, но Ричард все еще оставался копом. Он проложил для себя новые маршруты, не все из которых лежали по земле. Иногда ему везло, и он находил членов уличной банды или крэкового торчка, размахивающего ножом. Чаще — нет, и тогда его ночь заканчивалась жалостью к себе. Раньше Ричард любил ночной Чикаго. В детстве ему нравилось смотреть, как с наступлением темноты зажигаются окна и рекламные вывески — желтые, розовые, голубые, словно огни взлетной площадки. Небоскребы напоминали космические корабли, готовые к старту. Часть этого волшебства он пронес с собой во взрослую жизнь, хотя работал не в тех районах, что попадают на открытки. Когда Ричард понял, что его город — просто лес обглоданных червями костей, было уже слишком поздно. Иногда он мысленно возвращался к той ночи и думал, что мог бы сделать иначе. Не будь он в гражданском и без оружия, та драка завершилась бы иначе. Будь чуть умнее — вовсе бы в нее не ввязался. В конце концов, он ничем не сумел помочь тому бедолаге. Да как Ричард вообще надеялся выжить против банды скинхэдов?! И он не выжил. Когда скины с ним закончили, Ричард мог лишь скулить от боли. А потом смех скинхэдов сменился воплями. Рядом с Ричардом упало тело — скрюченное и выжатое досуха, как... как гребаный тюбик из-под зубной пасты. Над ним склонилась та женщина и накрыла ладонью дыру в его груди. — Ри-чард Нор-вуд, — сказала она чуть нараспев, — ты полон огня. Ее лицо было нездешним и золотистым, как маска фараона, а губы алели от крови. ...Ричард даже имени ее не узнал. Было как-то не до разговоров, когда он метался в бреду, а в его вены словно закачивали кипящее масло. Когда же его нашла Камарилья, спрашивать было уже некого: от женщины осталась только горстка пепла. По правде сказать, Ричарду не на что было жаловаться. Ему сохранили жизнь и позволили отработать свой долг единственным способом, в котором он что-то смыслил. Он выучил новые законы и политику кланов, расширил круг осведомителей, научился допрашивать тварей из ночных кошмаров. Теперь Ричард мог без преувеличения сказать, что выудит правду даже из мертвого. Шериф был им доволен — и что с того, если его приказы не всегда бывали гуманными? При жизни Ричард недолго думал, если для дела нужно было заключить сделку с отморозком или подбросить свидетелю травку, чтоб тот стал посговорчивее. Ричард остановился и закурил. Вкуса он теперь не чувствовал, но бросить так и не сумел. Он вновь щелкнул зажигалкой и поглядел на дрожащий огонек. Та женщина ошиблась: в нем не было никакого огня. Ничего, что смогло бы заставить его так просто нарушить закон, а потом добровольно выйти под солнце. Если Ричард и чувствовал в себе что-то новое, оно было ледяным, зубастым и черным, что твоя доисторическая рыбина с канала Дискавери. Ричард поежился, сам не зная, почему. "Как будто кто-то по твоей могиле прошел", — говорила в таких случаях его мать. Ричард толком не понимал, как работает его новое чутье, но научился ему доверять. Он прошел еще пару ярдов и свернул в разящую мочой подворотню. Эти ребята выглядели, как сборище клоунов: сплошь клепаная кожа и пестрые гребни. Будь они людьми, Ричард бы рассмеялся. А вот парень, которого они окружили, и правда усмехался, несмотря на разбитую губу. Ричард собрался было их окрикнуть, но слова застряли у него в горле. Казалось, ему снова потребовалось дышать — и он не мог вспомнить, как. — Думаешь, мы здесь в игры играем? — Да нет, думаю, вы уж слишком серьезные, — парень сплюнул кровь на ботинок одного из вампиров и вновь ухмыльнулся. Ричард едва различал его за широкими спинами панков: осветленные волосы, пестрые, какие-то девчачьи татушки. Парень был жилистым, но нескладным, как подросток. Ричард прикинул шансы: панков было пятеро, а этот малый вряд ли привык драться. Следовало решить дело миром. Или уйти и вернуться сюда завтра с парой ребят. Ричард сделал еще шаг — с таким трудом, словно шел по дну залива. Ему почудилось, что ночной ветерок донес до него забытый запах — полевых цветов? нагретой солнцем земли? оладий с кленовым сиропом, которые мать жарила по воскресеньям? Ричард заставил себя отбросить эти мысли. Что бы за чертовщина здесь ни творилась, сейчас у него было дело поважнее. — Что здесь происходит?! — крикнул он. Это прозвучало совсем не так грозно, как ему бы хотелось, но его заметили. — Проваливай, приятель, — сказала рослая женщина с татуированным лицом, — У нас пара вопросов к этой фее. Крашеный парень обернулся, и только теперь Ричард заметил у него кошачьи глаза и мелкие острые зубы. Пожалуй, это многое объясняло. — Вы нарушаете закон Камарильи, — сказал Ричард, хотя понятия не имел, что закон говорит о фей. Панки взорвались хохотом. Теперь на него смотрели уже все. Ему не следовало здесь находиться. С каждой секундой Ричарду становилось все хуже. Казалось, он умирает... или наоборот. Ричард сделал еще шаг и едва устоял на ногах. Глаза резануло болью, как от слишком яркого света, и он понял, что плачет. Его захлестнули воспоминания о том, чего он не мог знать: о звоне солнечных лучей и цвете птичьих трелей на рассвете, об ощущении того, как в теле струятся потоки ионов. Ночная подворотня осталась где-то далеко, и Ричард едва понимал доносившиеся до него обрывки фраз. — ...законы Камарильи, подумать только! — Эй, смотрите... — ...превратил наши деньги в мыльные пузыри! — Да я все верну... — ...не отделаешься... кровь фей... Ричарду показалось, что в нем проснулось что-то живое и чуждое. Он ощущал себя беглым преступником под лучом прожектора. Теперь этот луч коснулся доисторической твари, поселившейся в его мертвой груди, и ей это не понравилось. Почти помимо воли Ричард выпрямился и вновь взглянул на реальный мир. Он прикинул шансы. Всего пятеро против одного.