Жертвы и обстоятельства. Джен, ангст, ленивый кейс, ретеллинг.
6 апреля 2020 г. в 20:29
Примечания:
Ретеллинг "Боевых потерь" Дэна Абнетта. Продолжение "Морфинга и содержания".
Отчет Майло по трупу, найденному вчера в северном Грэшеме, был краток и незатейлив, как и информация от дознавателей с места преступления. Морин Рассел, ши-полукровку двадцати пяти лет, нашел сосед по этажу. Девушка лежала на лестничной площадке, и кровь из ее перерезанного горла стекала по ступенькам. Морин жила уединенно, контактов с семьей не поддерживала. Общалась со своими коллегами с автозаправки и мимолетными знакомыми, которых никто не запоминал. Про врагов и возможных недоброжелателей ничего установить не удалось. Единственной деталью, привлекавшей внимание, была соленая вода, каким-то образом пропитавшая футболку убитой. Обычная вода с обычной поваренной солью, частично не растворившейся, согласно составу в отчете. Взяться ей на одежде Морин, возвращавшейся домой с работы, было неоткуда.
– Не соленая вода, не так!
Вздрогнув от неожиданного возгласа, Келли перестал катать туда-сюда скейт и уставился на напарника.
– Соль и вода. Отдельно. Эйдан, у нас есть возможность определить, вода – освященная?
– Нету. Ваши религиозные ритуалы следов не оставляют, а содержание серебра в ней ничтожно. Почему ты спросил?
– Наши людские суеверия. Что соль и святая вода помогают убить сверхъестественную сущность окончательно.
– Ножом по горлу было вполне достаточно, – сухо заметил Эйдан.
– Суеверия, говорю же. Но живучие, как видишь.
Поиск схожих случаев занял у архивариуса Гралха два с половиной часа, как он и пообещал, едва услышав от Келли параметры для поиска. Упоминаний о воде, правда, не нашлось, но все четыре дела объединял район и тип орудия убийства – армейские ножи, три универсала-Онтарио, как в случае с Рассел, и один MK.3, каким пользуются морские пехотинцы. В двух из этих четырех нашлись и следы соли на одежде убитых.
– Холодная сталь – тоже часть суеверий. Похоже, кто-то охотится на вас и подготовился в меру своей осведомленности.
– Совершенно нулевой осведомленности!
Ричард положил Эйдану руку на плечо, но тот вывернулся и продолжил нарезать круги по отделу.
– Он даже представления от нас не имеет! Почему вообще этот район, мы не живем в трущобах. За редкими исключениями.
Норвуда это тоже удивляло. Выбрать для охоты места, где концентрация потенциальных жертв минимальна? У большинства обитателей Изнанки были очень крепки семейные и социальные связи, а взаимовыручка и поддержка были основой общественных отношений. Так повелось еще с тех времен, когда экспаты селились закрытыми анклавами, и сохранилось до сих пор. Ши-одиночка в районе типа Грэшема – это большая редкость.
– Меня его невежество только радует, Эйдан.
– Да, знай он побольше – и убил бы гораздо больше. Хотя, боюсь, мы просто не всех нашли.
К счастью, поиски тел в Оберн Грэшем результатов не принесли, но и стопроцентной уверенности тоже: укромных мест там было как дырок в сыре. Опрос возможных свидетелей тоже ничего не дал, местные твердили свое «не знаем, не видели» и не горели желанием помогать полиции. Эйдан попросил своих родственников передать всем сигнал об осторожности. Оставалось надеяться, что со временем полицейская активность принесет плоды, а пока заставит охотника затаиться. Не заставила.
Шеймас Коул, чистокровный ши, художник и наркоман, выжил чудом. Когда он возвращался из бара, его внезапно утащили в боковой проулок, зажав рот. От перерезанного горла парня спасло только то, что охотник на секунду потерял равновесие, запнувшись об один из мусорных мешков, в изобилии валявшихся под ногами. Вслед убегающему с криками Шеймасу раздались выстрелы, на которые среагировал проезжавший недалеко ночной патруль. По словам полицейского, который застрелил охотника, перед смертью тот успел сказать ровно два слова: «остались верны».
Ричард отложил личное дело охотника – сержанта в отставке Дэвида Гранта – которое прислали из армейского архива, и собрался с мыслями. Совершенно безрадостными.
– Это группа единомышленников, Эйдан. Отряд, если хочешь.
– Объединенная ненавистью к нам? Интересно, чему они там верны.
– Смотри. Наш охотник – ветеран боевых действий, война в Ираке от начала и почти до конца. Отправлен в отставку по ранению, подавал прошение о продолжении службы, но получил отказ. Как ты думаешь, если такой человек вернется домой и обнаружит там тех, кого сочтет врагами, что он будет делать?
– Я понял. И мы – идеальные кандидаты на роль врага. Страшные твари из леденящих душу сказок.
– И поэтому вы соблюдаете секретность, а мы – Неразглашение. Я ведь и сам испугался, когда впервые столкнулся с вами, если ты помнишь.
– Как забыть. Но ты на удивление быстро сориентировался, в кого стрелять. Правда, это было бесполезно, а потом ты еще и по голове получил.
– Вряд ли бы я разобрался, если бы тот тролль на меня не ломанулся. В общем-то, он по-своему спас тебя от моей пули. Потому что ты выглядел лишь чуть менее жутким, чем он.
Эйдан фыркнул и отвернулся к папке с материалами на Гранта. Пробежал пальцами вдоль строк и вернул разговор к делу.
– Сколько их, как думаешь?
– А сколько может быть отставных военных с посттравматическим синдромом?
– В нашем случае – вряд ли много. Мало жертв, маленький район. Интересно, как они нас находят. Врожденное умение видеть – редкость, если ты не наш.
– Достаточно одного наводчика, а что до умений – война обостряет чувства. Особенно те, что позволяют обнаружить врага.
– Так говоришь, будто у тебя есть опыт.
– Армейский есть, ты же знаешь. Не боевой, и слава богу. Так что познания у меня из курса психологии в Академии.
Чем конкретно этот маленький грязноватый барчик привлек Шеймаса Коула, было непонятно. Да и не важно. Сурового вида бармен был явно недоволен повторным визитом полиции: он уже все рассказал, а копы в заведении – явно не лучшая для него реклама.
– Про Гранта знал, да. Он рассказывал, что служил. Про нож – нет, откуда. Про других отставников ничего не знаю, сюда кто только не заходит. Все возможно.
Ричард поймал взгляд Келли и кивнул.
– Спасибо, мистер Уоррен. Всего доброго.
Они прошли мимо неприязненно зыркнувшей на них официантки и вышли на улицу.
– Ты заметил?
– Что Уоррен сам из военных?
– Нет, – удивился Эйдан. – Я про один из флажков над стойкой. С оранжевым костерком в перекрестье прицела. У Гранта на футболке был нашит такой же. Вот и база наших охотников, Ричард.
Четыре дня наблюдения за баром прошли впустую. На пятый Гончие доложили о засидевшейся уже после закрытия компании из двух мужчин и одной женщины. Маргарет Линн, официантка, Уильям Доусон и Кеннет Эрншо, все трое – ветераны Ирака, как и сам бармен.
Келли явно бесило вынужденное бездействие. Он кружил по офису, вертелся то на скейте, то в кресле, отстукивал пальцами по столу какие-то затейливые ритмы. Ричард его понимал, но предложить альтернативы своему плану пока не мог. На этих людей у них толком ничего не было, кроме их военного прошлого да совпадения рисунка нашивки Гранта с флажком. Вранье Уоррена тому было объяснить проще простого: достали идиотскими надуманными вопросами.
– Ричард, ну с чего ты взял, что они где-то соберутся? Им сейчас разумнее засесть по норам и сидеть там, пока все не уляжется.
– Они не считают себя охотниками и делают это не ради забавы. В своих собственных глазах они –отряд особого назначения. Со знаками различия, характерным оружием, девизом даже. Для них важно ощущение собственной легитимности и чувство товарищества, а именно это и дает армейская ритуальность.
– И ты явишься на их сборище и призовешь к миру. Странно, ты не похож на хиппи, Норвуд.
Ричарда утомил этот разговор, который заходил уже, кажется, на пятый круг. Эйдан видел убийц и жаждал мести за своих. Ричард видел убийц – и людей, искалеченных войной. Она проросла в них намертво, и они привезли ее домой, продолжая убивать за то же, что и раньше – свою страну. Ричард скептически относился к пропаганде Иракской кампании, но эти ветераны верили искренно. Их это не оправдывало, свое наказание они заслужили и получат, но Ричард просто не мог не дать им шанса прекратить, наконец, свою войну самим.
Здание старого склада, до которого Гончие проследили подозреваемых, было давно заброшено и забыто даже бездомными – продуваемое со всех сторон через огромные ворота и пустые окна, с почти полностью провалившейся крышей.
– Забились, как крысы, – резюмировал Эйдан. – Только зайди – и набросятся.
Это Ричард уже слышал. И об отсутствии группы захвата. И о том, что самого Норвуда закопают там же на прилегающей территории – тоже. Но охотники знали, что у полиции на них ничего нет, и уж точно не стали бы подставляться, нападая на офицера, который не представлял для них угрозы.
Пройдя длинным коридором, Ричард поднялся по лестнице и услышал голос. Отраженный от стен большого пустого помещения, он, казалось, лился отовсюду: «…наш друг, призванный своей страной на ее защиту и, верный данной присяге, сражавшийся там, где кроме нас – некому...»
– Господа!
Присутствующие отвернулись от возвышения, на котором перед флагом на стене стояли старые пустынные берцы, и посмотрели на вошедшего. Абсолютно спокойно.
– Добрый вечер, офицер. Чему обязаны?
– Уоррен, я прошу вас остановиться. Солдаты не воюют с мирным населением своей страны.
– Мы воюем с внутренним врагом, офицер. С теми, кто прячется среди нас из ненависти к нам. С теми, кто по сути своей – богопротивное зло и грязь. Они разносят порок, как крысы – чуму.
Теперь Ричард понял, почему они охотились в трущобах – существам из представлений охотников там было самое место.
– Вы не видели, как они живут и…
– Ты слепой, а хочешь поучить нас видеть? – Вперед вышла Маргарет Линн. – Ты сам не знаешь, что служишь вместе с чертовым отродьем! Или знаешь, раз не удивлен?
– Знаю. Поэтому–
Линн выхватила пистолет.
– Предатель. По законам военного времени…
Что-то больно врезалось в Норвуда и отбросило его в сторону. Следом за выстрелом Линн раздалось еще три. В их резонирующем эхе удар скейтом, вырубивший Эрншо, показался абсолютно бесшумным. Сковав бесчувственного охотника наручниками, Эйдан подскочил к Ричарду.
– Ты цел? Пацифист-переговорщик!
Келли трясло. Он сузил глаза от ярости и скалился так, что Ричард отшатнулся.
– Линн ушла, доволен? У нее теперь есть время все обдумать и раскаяться. Или вырезать еще пару-тройку адских тварей, которых она прекрасно видит!
– Ты прав, я недооценил их фанатизм, но–
– Ты не мог иначе, потому что они тоже жертвы войны, вашей же войны!
– Пожалуйста, Эйдан, я тебя понимаю, а вот ты меня сейчас не поймешь. Вы переняли нашу мораль, да, но остались сложные моменты, которые вам чужды.
Ричард не заметил, как Келли оказался так близко – настолько, что мир сузился до его горящих бешенством глаз с почти неразличимыми вертикальными зрачками. Свистящий шепот заставил оцепенеть.
– Тебе их жаль, потому что они тоже люди? Мы следуем вашей морали, но недостаточно хороши для нее, а вот наши убийцы – достаточно?! Тебе жаль Морин меньше них, да? А если представить меня на ее месте?
– Господи боже, да какая разница–
– Никакой разницы, – отстранившись, снова прервал его Эйдан, но уже другим голосом, ровным и монотонным. – Нет разницы между ней и мной, нами – и ими. Они убили многих и хотели убить тебя. Я спас тебе жизнь. Не стоит благодарности.
Ричард зажмурился. В голове шумело, формулировки давались с трудом.
– Эйдан, пожалуйста. Ты же знаешь–
– Что тебе до сих пор тошно на меня смотреть? Знаю.
Ричард резко распахнул глаза. Было очень тихо, а прямо перед ним мучительно медленно выправлялась исказившаяся стена, у которой только что стоял Эйдан. Эта – и еще одна, к которой отскочила, уходя от выстрела, Маргарет Линн.