lee or kim (ft. han)

В юбиновом распорядке дня обязательно есть время, когда она засиживается на кухне и велит её не трогать. Гахён в это время запирается в спальне и занимается своими подростковыми делами, тоже веля не входить без стука. Шиён же, когда в доме наступает тишина, готовит отвары по заказам, или для успокоения. Сегодня Гахён была взбудоражена. Сильно. Очень сильно. У Юбин начал дёргаться глаз, а Шиён смеялась со всего этого. – Она приедет! – кричит в какой раз Гахён, насается по первому этажу, и доводит Юбин. Юбин может проводить ритуалы только в тишине. Она не умеет иначе, говорит, что духи на контакт не идут, а карты складываются в неверное будущее. Но Юбин не может накричать на Гахён, она вообще голос не повышает, потому тихо бормочет про себя заклинание, чтобы Гахён замолчала. Не работает. Гахён тоже ведьма и все эти юбиновы проклятья не действуют. – Кто приедет? – миролюбиво вопрошает Шиён, схватив Гахён за плечи, и усаживая в плюшевый диван, в котором младшая моментально тонет. – Юхён! – с радостью оглашает она. – Я прочла её письмо, и она сказала, что на летних каникулах приедет ко мне. Здорово, правда? – поднимает круглые от счастья глазёнки, и Шиён гладит её по голове. Подтверждает: – Да, очень здорово. Но ты потише радуйся, а то у Юбин духи обозлятся, и кто нам погоду предсказывать будет? Юбин на это громко фыркает. Шиён с Гахён дружно смеются. Пару минут самая младшая крутится на первом этаже, спрашивает, нужна ли её помощь. Но потом, не получив ответа, убегает к себе. Шиён облегчённо выдыхает – мак любит тишину. Надо будет налить попозже Гахён маковой настойки, и угомонить этого ребёнка. Юбин, с усердным видом, читает карты. Шиён никогда не понимала толком, как она разбирается во всех двусмысленных предсказаниях, и как подолгу шарится с древними книгами. Юбин им незаменима. В этой семье каждая – незаменима; но Юбин, со своими видением будущего, выручает много. Хоть и бесит, когда начинает мутно и заунывно рассказывать расположение карт. И когда пересказывает слова духов во снах. Тут Шиён беспокоится, потому придумывает любые методы, подарить Юбин хороший сон. – Я о тебе спросила, – сообщает Юбин своим низким голосом. Шиён отвлекается от разрезания и перемешивания трав. Поворачивает к Юбин голову. За окном – поздний вечер; и давно уехала Бора на починенном велосипеде. В доме приятный свет ламп – навесных и настольных. Ещё пыльно. Шиён всё хочет сделать уборку, но сил не находится. Да и Юбин не разрешает трогать свои книги – которые рассадники пыли. – И что обо мне сказали? – переспрашивает. – Сейчас, – она перекладывает карты; раскладывает. Заглядывает на огонь свечи, хмурится. – О, тут клёвое предсказание. Говорят, в будущем ждёт нечто хорошее и, – мнётся, думает. – Ого, забавно. Говорят, ты сама скоро пойдёшь к духам за помощью, и будешь просить о чём-то о-о-очень новом. Они до сих пор поражены. Что же ты сделаешь, Шиён? – А мне-то откуда знать, – безразлично произносит, и принимается за растолку трав в посудине. – Ты у нас вроде с ними на одном языке. – Бля, не нуди, – бросает Юбин. – У тебя произошло в последнее время что-то радостное? Шиён сама себе улыбается, опуская голову к груди. – Да, произошло. Синичка в окно постучала. – Они у нас разве водятся? – юбинов голос слегка отрешённый. – Да и рановато для синиц. Шиён лишь безмятежно хмыкает.

\\

Шляпа оттеняет на глаза, и солнце не кажется таким ярким. Оно печёт, без сомнения, но Шиён приноровилась выживать, не получая перегрева, собирая травы. Она осматривает поляну, давно нашедшуюся в лесу: если пройти от их дома по дорожке прямо, ступая в невысокие заросли сорняков, аккуратно вышагивая по рыхлой земле, то можно отыскать огромное поле разнообразных цветов. Указателем является линия яблонь, выгодно разместившихся, и Шиён всё хочет сделать из них сидр с шарлоткой. Привычный её день. Почти привычный, почти такой же. Теперь, ко всему прибавляется новый фактор, от которого Шиён улыбаться хочет шире, шире. – Значит, какие тебе цветочки собирать надо? – Бора сосредоточенно осматривает поляну, то на корзину, в шиёновых руках, взгляд кинет, то на Шиён; то сглотнёт нервно, потому что девушка выглядит странной, в то же время будто Деметра, вышедшая из самого центра цветущего леса; и под её хрупкими ступнями появляется дорожка жёлтых цветов, точно путь в Изумрудный город, и Бора без сомнений знает, что она попросит у волшебника Гудвина. На Шиён светлая футболка, перевязанная на талии, и Бора не определилась, ей благодарить всевышние силы, что она видит шиёнов живот, или наоборот проклинать. Ведь её кожа под солнцем гладкая, освящённая до мельчайшей детали, и удивительно смуглая, едва золотая. И на голове вечный атрибут – чёрная остроконечная шляпа, из-под которой выбиваются тёмные пряди. Бора пытается оставаться незаметной и вскользь осматривает всю-всю Шиён. – Я даже пытаться объяснить не буду, – тихо проговаривает Шиён. – Тут много похожих растений, потому просто наблюдай. И составляй мне компанию. – Ну, а для чего я ещё тут, – хмыкает. Занятие самое простое, что можно для неё придумать. Наблюдать за Шиён и быть рядом с ней. Она плетется за Шиён, пробираясь сквозь невысокую траву. Любуется голубым небом, с множеством облаков, и поражается: за всю свою жизнь в этом городке ни разу не гуляла так безмятежно по лесу. Наверное, потому что ходят неприятные и пугающие слухи, якобы затеряешься, и не найдёшь дорогу назад. Местные очень суеверные, а Бора не любительница выходить из дома. Но вот с Шиён выходить хочет. Шиён рассказывает занимательные вещи и Бора не может не слушать. У неё это вошло в обязательное времяпровождение. Утром встать, умыться, одеться. Забежать к Минджи, принести ей забытый завтрак. И, прыгая на велосипед, помчаться на холм, оставаясь в ведьмином домике до заката; а то и больше. Оставаться с Шиён. Разговаривать, слушая её прекрасный голос, и неосознанно улыбаться на её улыбку; мимолётно касаться девушку, невзначай или намеренно, не выдавая собственного от контакта волнения; преисполняться любопытством, желая познавать ранее невиданные вещи, от которых голова идёт кругом, и которые Бора принимает, как должное. Бора хорошо сдружилась с Гахён, которая ждёт не дождётся приезда Юхён; и с Юбин говорит, если выдастся шанс и девушка в доме. Но Юбин уходит по делам часто, или просто закрывается в своей комнате. Шиён объясняла, что Юбин прельщает компания духов больше, чем компания людей – особенно незнакомых людей, к которым она относится немножко недоверчиво. Юбин выползает из своего пристанища потустороннего, когда Бора возвращается к себе, и устраивается на излюбленной кухне, с падающим на стол лунным светом. Украдкой смотря на трудящуюся Шиён, Бора, в какой раз, хочет завести разговор, чувствует ли Шиён – то же, что чувствует Бора. Их связь душ. Эту неуловимую, но ясную связь родственных душ. Стесняется. Мало ли, окажется, что заблуждается, а потом вовсе не сможет посмотреть в глаза Шиён от стыда. Стало бы проще, имейся на их коже метка. Может она есть, но Бора видела не так много участков шиёновой кожи, чтобы утверждать о, например, парных родинках или шрамах. Шиён всегда улыбается многозначительно, пересекаясь с Борой взглядом. Долго и пристально смотрит, держась на расстоянии. Будто всё-всё знает, и не утруждайся, Бора, так скрывать своё ко мне влечение. – Тебе не скучно каждый день делать одно и то же? – спрашивает Бора, присев на корточки. После и вовсе падая на сухую и мягкую землю. Щиколотки, открытые конверсами, щекочет трава. Шиён подолгу с места не двигается, а стоять Бора устаёт. Она снимает со своего среднего пальца кольцо, играется с ним, снова надевает. Переводит на Шиён глаза, снизу вверх, и усилием воли не засматривается на шиёнов живот. – Почему же – одно и то же? – изумляется. – У меня список трав разнообразный. И к каждой особый подход, – она срезает растение, распушает веточки, и укладывает в корзинку. – Н-да, тебе это правда нравится. – Зато, я могу легко лечить любые раны и проблемы. Круто ведь. Может. Борины на коленках затянулись очень скоро. На щеке, правда, чешется иногда, но пластырь больше не клеит. Шрам остался. Едва заметный, и его просто скрыть косметикой. Но Боре лень использовать её каждое утро, да и разглядеть белую полосочку возможно, ткнись лбом в борин, и стой так, высматривай. Такого никто не делает, потому беспокоиться незачем. У Боры иногда навязчивая идея появляется, упасть ещё раз, чтобы Шиён вновь бережно касалась и заботилась. – С тобой не страшно отправиться на необитаемый остров, – подшучивает Бора. Встаёт со своего места и, наклонившись к заинтересовавшему цветку, втихорца срывает его, чтобы Шиён не заметила. – С тобой тоже. Такое заявление отдаётся краской на ушах. – И почему же? – Почему, – хмыкает Шиён. Она всё так же спиной к Боре. Удобно переговариваться так. Шиён главное – слышать борин голос; и она уверена, что девушка не уйдёт внезапно, оставляя в лесу одну. Во-первых, Бора боится не найти самостоятельно выход, ведь шла вглубь бездумно за Шиён. Во-вторых, её взгляды дают ясно понять, что Бора и под угрозой смерти от этой чудаковатой ведьмочки не пропадёт. – Просто, ты надёжная. С тобой безопасно, а ещё ты шикарно готовишь. И, помнишь, говорила – что знаешь все способы выживания? Потому можно с тобой на необитаемый остров. – Я всего раз тебе готовила, – говорит, и вспыхивает в душе довольный огонёк, что Шиён так о ней отзывается. – И было вкусно! В тот день Шиён была супер занята, и руки были в соке одуванчиков. Но желудок её вопил и требовал еды, отчего Бора взяла на себя роль шеф-поварки. Семья Ли чуть лояльнее относиться начала – особенно Юбин, что привередлива к еде. Боре показалось что её, возможно, приняли в эту семью. Неожиданно. Когда такое было, чтобы вот так просто новый человек вплёлся в уют маленького домика; но Шиён доверительно улыбалась (Бора всё сделать готова, чтобы она всегда улыбалась, может даже пойдёт и найдёт редкую траву, ради её радости) и у Боры не было ощущения неуместности в стенах дома семьи Ли. – Могу ещё приготовить, если хочешь. – Хочу, хочу, – она энергично качает головой и кидает взгляд через плечо. Бора успевает спрятать фиолетовый цветок за спину и смущённо усмехнуться. Как только Шиён отворачивается, она, короткими шажками, оказывается рядом. Зовёт: – Шиён-а, повернись. Девушка отзывается, расслабленно повернувшись, ничего не подозревая. Углядывает прищуренные в смехе борины глаза. И чувствует, как Бора юрко вставляет в её волосы цветок, укладывая за ушко, бегло прикасаясь пальцами к щеке. – Тебе идёт, – правдиво изрекает. Шиён едва пугается, раскрыв широко глаза – Бора близко. Бора считает это чрезмерно очаровательным. Шиён ощупывает в волосах цветок, но не убирает. Наоборот, размещает под краями шляпы удобнее. – Насколько мне идёт? – дразнится. Не объяснить, насколько. Контраст тёмных волос и золотистой кожи с фиолетовыми бутонами кипрея – невообразим. Бора на вопрос шиёнов ответить порывается; обдумывает варианты, материться не стоит, всё цивильно объяснить. Но кроме восторженных возгласов ничего не лезет. Это так нетипично, то, что на Шиён надето. Будто обычный мешок на неё напяль, она всё равно останется ликом богини. Причудливая шляпа, по идее, должна делать образ нелепым; но у Шиён всё так дополняется, что шляпа видится незаменимой. Бора желает плести венок на теле этой ведьмы, укрывать её одеялом из маленьких лепестков, игриво проводя по участкам закрытой одеждой кожи. Вот Бора молчаливо и наслаждается, глядя в её радужки. Считает блеклые веснушки на носу и на щеках; под тенью шляпы глаза её не янтарные, чёрные, но всё равно мягкие-мягкие. Шиён замедленно моргает, сбрасывая блики, появившиеся от обворожительной полуулыбки на лице Боры. Благодарна сильному солнцу – её румянец списывается на жару. Ноги корябают сорняки, в окружении коих Шиён замерла неосознанно, и занесённая рука Боры, так и не опускаемая, искушает прикоснуться. Она разлепляет сухие губы, проговаривает медлительно, точно жует карамель: – Кажется, я хочу тебя поцеловать. Мордашка Боры становится всё довольнее. Ей ответ раздумывать не нужно: – Кажется, я тоже. Проносятся слова по верхушкам кипрея, задевая чистые облака. Шиён к ней тянется, ощущая острую необходимость сделать сказанное, не хороня таившееся желание до лучших времён. Бора в стороне не остаётся. Стремительно сокращает небольшую дистанцию. Но Шиён, с глухим взволнованным смехом, падает на борино плечо. Бора недовольна, но мелодичный шиёнов смех льётся на ухо, вытесняя мрачные мысли. – Что такое? – её голос срывается на хрипотцу; она говорит тихо-тихо, но хрипят эмоции в крошечном теле. Шляпа упирается в щёку, не давая видеть лицо другой девушки, и не давая погладить её по голове. – Я ни разу не целовала… обычного человека. Вдруг, произойдёт что, – озвучивает опасения. – У вас есть табу? – спрашивает с едва скрываемым страхом. Ну как так, неужели теперь – не коснуться этих манящих и розовых губ, которые, определённо, будут вкуснее малинового чая. – Не знаю. Никогда не интересовалась. – Тогда давай попробуем. – Не боишься проклятья? – Я боюсь, что не поцелую тебя. Остальное – не имеет смысла, – уверенно обещает. – Хочешь поцеловать злую-злую ведьму? – хихикает. Упускает из рук корзинку, та падает удачно на землю, не перевернувшись; перекладывает эту ладонь на талию Боры, чтобы держать рядом с собой. От касания мурашки бегут по телу. У обеих, одновременно. – Ты добрая ведьма. И, знаешь, какой бы ты ни была, я бы всё равно не отказалась. На Шиён такое откровение срабатывает сильно (она сама готова рискнуть, но не желает обрекать Бору на нежданно появившиеся проблемы). Трётся носом об чужое плечо. Распрямляется. Берёт борино лицо в свои горячие ладони, царапает не больно пластырями кожу. И с такой любовью смотрит на девушку перед ней, порождая в Боре ощущение, что она никогда не видела так много чувств, заключённых в одном человеке. – Как думаешь, – шепчет Бора, чуть придвигаясь к шиёновым губам, – может, мы, поцеловавшись… окажемся родственными душами? – она морщится в робости; не смогла удержать заветные слова. – Конечно, – фыркает Шиён, будто глупее Бора сказать ничего не могла. Такое – очевидно: – Мы точно родственные души. Даже не поцеловавшись. И с улыбкой касается бориных губ. Бора громко выдыхает, от внеземной мягкости, и вжимается с жадностью, остерегаясь прекращения долгожданного касания. Ничего чудеснее она не ощущала; они обе не ощущали. То ли отзвук соприкосновения ведьмы и смертной, отдающийся по всему мирозданию диссонансом исключительности; то ли они сами, чувствующие застенчивость и друг друга, забывая про остальное. Нечто прекрасное, целоваться с высокой ведьмой на поле, когда шляпа врезается в лоб, а под пальцами чувствуется ткань шиёновой футболки. Шиён несмело притрагивается, осторожно. Держит трепетно лицо Боры, притягивает к себе. Бора взамен тянет Шиён за талию, плотно соприкасаясь телами. Головокружительно пахнет летом. Кипреем, что у Шиён в волосах; ещё цветущими травами, клубникой, и чем-то, что Бора назовёт – «счастье». – Синички очень хорошо целуются, – озорно Шиён вшептывает. Бора принимает за комплимент и за причину смутиться. – Ведьмы, вроде, тоже ничё так. – Давай ещё раз? – Шиён смешно морщит нос, чмокнув Бору в щёку там, где затянувшийся порез. – Давай. Кажется, они с Шиён и впрямь родственные души.