Из тьмы меня спасешь только ты

pov Глеб Отпускаю Нику из объятий, оставляя с ней часть себя, если не всю свою душу. Она нелепо улыбается. И я знаю, что вот-вот готова разреветься. Но она ведь сильная, не станет. Стерпит. Неловкий диалог о прощаниях и она скрывается за серой дверью подъезда. — Ну? О чем поговорить хотел? — вырывает меня из мыслей Гриша. Вздыхаю и направляюсь к лавочке, садимся и я достаю пачку сигарет, протягивая ее парню. Прикуриваем. — Слушай, — начинаю я, выпуская в ночное небо клубы дыма, — я знаю, что я тот ещё мудак. Мне пиздецки стыдно перед ней, потому что никого, кроме нее, я не любил. Любил и творил хуйню. Вот же долбоеб, — горько усмехаюсь я и ковыряю ногой окурок, тянусь за второй сигаретой. — Знаю, — выдыхает в ответ Гриша, — нихуево ты ее так переломал, братец. — Я понимаю, что она меня вряд ли простит, — говорю, затягиваясь снова, — раз она подпустила тебя настолько близко, не сделай ей больно, пожалуйста. Бля, тупо это звучит из моих уст, конечно. Но я сам себе готов разбить ебало за такое поведение. Ника не заслужила этого, — сглатываю ком в горле, тушу сигарету и откидываюсь на спинку лавочки, уставив взгляд на блеклый фонарь, — обещай, что позаботишься о ней?! И да, я помню, что мы обещали обойтись без драк, но можешь мне въебать, заслужил. — Я не махаться тут с тобой остался, — отвечает Гриша, — а что до Ники, то я ее не оставлю, не парься. — Спасибо, — одобрительно киваю я, — извини, что в прошлые разы так вышло, ты вроде хороший парень. Не проеби ее, короче. — Да нормально все, — отмахивается шатен и протягивает мне руку, — мир? Скрепляем наше перемирие крепким рукопожатием. — Ты иди, она там плачет, руки, наверняка, разбила уже, — вспоминаю я, после небольшой паузы, — иди, она ждет. Гриша улыбается уголками губ, хлопает меня по плечу и уходит. Остаюсь один под этим ебаным фонарём. Без единой надежды на ее любовь. Хуево. На дисплее телефона высвечивается «Отец», принимаю вызов: — Да? — Глеб, а вы с Никой вместе? — слышится голос папы. — Нет, пап, мы с ней вместе больше не будем, — тяжело вздыхаю в ответ я и сбрасываю. Через какое-то время количество пропущенных начинает расти. Но я отключаю звук в телефоне и покидаю этот чертов двор. Впервые за долгое время мне не хочется утопить боль в алкоголе, скурить все сигареты и где-то спрятаться от всех. Теперь и прятаться не от кого. Со мной остался один лишь Лазин, который сейчас, готов поспорить, трахает какую-нибудь девчонку из нашего класса в школьном туалете. В голове все еще не укладывается, что Ника не вернется больше. Но я не стану останавливать ее и родителям говорить тоже не стану, ведь почти наверняка дядя Саша узнает когда, куда и с кем она летит, и не даст ей этого сделать. Не стоит портить ей жизнь, уже и так многое сломано. И вроде она уже не малышка и даже не моя, но какая-то неизвестная тревога прячется где-то внутри, в сердце. Достаю из кармана телефон. 5 пропущенных от отца. 4 от мамы. И сообщение от нее. Ника Белова, 21:34 Глеб, обещай, что будешь в порядке, ладно? Глеб Голубин, 21:37 Буду, малыш, не волнуйся. И да, я забыл сказать, как сильно люблю тебя. Береги себя, пожалуйста. Ника Белова, 21:37 Хорошо Не нахожу в себе сил продолжать диалог. Не нахожу нужных слов. Не нахожу и хотя бы каплю совести, чтобы писать ей еще что-то. Коротким смс сообщаю маме, что со мной все нормально и я буду дома к утру. Залитые искусственным светом, московские улочки сменялись одна за одной. И никакой алкоголь, даже самый дорогой и элитный, никакие сигареты и никакие девушки не заглушат моей боли. За это я и люблю ее. Она заставляла меня чувствовать себя живым. Заставляла быть собой. Но теперь ее нет. Теперь у нее есть Гриша, другой мир и другая жизнь. А от моей маленькой принцессы ничего и не осталось. Только по-детски искренняя улыбка и вечно печальные глаза. Ненависть к себе, за всю агрессию, злость и боль, причиненную ей за время этих отношений, сжирает меня изнутри. Но я твердо решаю больше никогда не появляться в ее жизни, ведь уже многое было испорчено и сломано. — Э, ублюдок, куда прешь? Под ноги смотри, сопляк- слышу мужской голос над ухом, поднимаю глаза. Передо мной стоит высокий крепкий мужчина, а за ним еще двое. — Сам смотри, — фыркаю я и сплевываю ему под ноги, — урод старый, — процеживаю и сжимаю кулаки. Удары сыпятся со всех сторон. Перестаю что-либо понимать. Оказываюсь на влажном асфальте. Ребра адски болят от пинков. Кровь запачкала рубашку. Я даже не стараюсь уворачиваться от ударов. Лежа на этом ебаном асфальте, только что избитый какими-то мужиками, думал о том, как люблю чертову Нику Белову. Не думал о том, что мои ребра сломаны. Не думал о том, что вещи испорчены, а телефон разбит вдребезги. Не думал и о том, как будут волноваться родители. Но, блять, думал о ней.