Две судьбы

      После обеда Зоя на всякий случай пролистала дневник, убедилась в том, что устные уроки она ответит и без подготовки, а письменных почти не задано, слегка принарядилась и пошла к Владимиру. Девушке безумно хотелось очутиться как можно быстрее со своим любимым, однако, мысль о том, что в дом ей идти не стоит, немного пугала Зою.       Идея о встрече в палисаднике тоже не до конца нравилась девушке: случайные прохожие могли их увидеть вместе с Владимиром, поэтому вести себя надлежало максимально прилично. Кроме того, на улице уже было довольно прохладно, поэтому Зоя понимала, что на лавочке без движения они вряд ли смогут просидеть слишком долго, поэтому нужно придумывать какие-то другие варианты.       Мысленно перебрав все, что пришло в голову: кофейню и прогулку по улицам, — девушка пришла к выводу, что будет лучше, если Владимир сам решит, куда им идти, поэтому решила довериться своему спутнику.       Когда Зоя пришла к дому, Владимир уже ждал свою спутницу в палисаднике.       — Может быть, сходим прогуляться? — зачем-то предложила Зоя, хотя буквально пару минут назад планировала сперва выслушать Владимира.       — Хорошо, — согласился молодой человек.       Для ноября погода стояла неплохая: легкий снежок перестал идти еще утром, сильного ветра не было, в зимнем пальто было вполне уютно. Но, как поняла Зоя, вполне уютно в зимнем пальто было только первые пятнадцать минут. Вскоре девушка начала замерзать и решила сообщить об этом Владимиру.       — Так пойдемте же домой, — сразу предложил молодой человек. — Выпьем чаю, погреемся.       — Не хочется, — честно сказала Зоя, не уточнив, чего именно ей не хочется.       — Да что же у вас произошло в гимназии? — сразу догадался Владимир. — Вас мадам за поведение ругала? Так, наверное, это было за что-то, связанное с уроками. Зоя, вы поймите меня: уроки уроками, а досуг досугом.       — Нет, Владимир, к сожалению, вы неправы, — вздохнула Зоя. — Я не в университете учусь, чтобы вот так легко рассуждать. И в кондитерские ходить мне не положено, и много других запретов есть.       — Вас мадам ругала за поведение на учебе? — спросил Владимир. — Учеба на сегодня окончена, можете больше не переживать.       Едва заметно кивнув, Зоя сказала:       — Владимир, может быть, у вас есть какой-нибудь друг? Чтобы погреться у него.       — Зоя, это будет еще более неприлично, нежели сейчас пойти ко мне, — ответил молодой человек. — Я бы мог предложить вам пойти домой, но мы с вами только-только разговорились. А гулять дальше — вы можете простудиться и заболеть.       — Пойдемте к мадам, пусть она меня выгонит из дома, — вздохнула Зоя.       — Не выгонит, не переживайте, — ответил Владимир.       Молодой человек был практически уверен в своих словах: в то, что мать выгонит Зою из дома, он не верил. Да, не так давно ему было велено проводить Зою до ворот, но перед этим был и не самый приятный разговор, и стала известна такая информация, о которой принято молчать. Владимир прекрасно знал, что он сам не услышал эту историю от начала и до конца, а больше составлял ее по крупицам.       «Наверное, матушка была изумлена, услышав такую трактовку ее жизни», — подумал молодой человек.       Каким-то моментам из истории своей матери Владимир был свидетелем: смена имени, которую женщина не хотела объяснять и, далеко не сразу, коротко ответила: «Хочу забыть свое прошлое», о важности учебы молодому человек говорили и мать, и отец, приводя в пример то, что даже родная мать Владимира окончила школу и пошла получать профессию, а мужчине, как будущему главе семьи, без этого не обойтись. Менее приличные эпизоды жизни матери Владимир слышал еще более короткими урывками, например, когда около года назад позволил себе поцеловать в губы одну барышню прямо посреди улицы. И никакие оправдания о том, что эта барышня ему совершенно не нравилась, он всячески пытался ее отвадить от себя и, в конце концов, решился на такие кардинальные меры, не смогли до конца убедить Эльвиру Марковну.       — А этот тоже по улицам меня покатал, шампанским на глазах у людей поил, может, тоже отвадить хотел, — бросила женщина.       — Кто этот? — изумленно спросил Владимир. — Папенька?       — Офицер, — ответила Эльвира Марковна и гораздо резче добавила. — Еще раз увижу подобное — уши обдеру!       Однако любопытство не давало Владимиру покоя и, со временем, молодой человек смог разговорить мать и узнать всю правду.       В дом Зоя и Владимир вошли тихо: молодой человек не привык шуметь и легко отпер дверь ключом, который был спрятан под крышей бани.       — Наверное, вам стоит сразу выпить чаю, — сказал Владимир. — Чтобы согреться. Я же вижу, что вы замерзли. Могу предложить добавить в него чуть-чуть наливки.       — Да, если вам будет не трудно, — неожиданно согласилась Зоя.       Девушка сразу же вспомнила, как Михаил Павлович, возвращаясь домой с холода, иногда пил именно чай с каким-то алкоголем, чтобы не заболеть. Владимир же, решив, что Зоя просто хочет снова чуть-чуть выпить, но стесняется сказать об этом вслух, боясь показаться невоспитанной барышней, налил в чай не ложечку наливки, а примерно на толщину пальца на дне стакана.       — Пейте, Зоя, — сказал молодой человек, протягивая своей спутнице чашку с чаем.       — Спасибо, — улыбнулась девушка.       В достаточно теплом помещении: на кухне было куда более жарко, нежели во всем доме, Зоя почувствовала, что снова начинает засыпать. Как бы тихо не говорили молодые люди, Эльвира Марковна услышала, что на кухне кто-то есть, причем не один человек. Решив проверить, что это уж точно не воры, женщина пришла на кухню. Картина, которую увидела Эльвира Марковна, была достаточно шокирующей: на табуретке сидела полупьяная Зоя и, расстегнув пару пуговиц своего платья и обмахиваясь рукой, обращалась к своему собеседнику:       — Владимир, я ваша навеки.       Эльвира Марковна какое-то время постояла перед кухней, а потом обратилась к сыну:       — Владимир, пошли.       — Я на секундочку, Зоя, — сказал молодой человек своей непонимающей спутнице и вышел в коридор к матери.       Тем временем, Эльвира Марковна быстрым шагом шла в комнату. Изумленный Владимир шел за ней.       — Я ваша навеки, значит! — возмущенно сказала Эльвира Марковна и отвесила сыну подзатыльник. — Я даже не о том, что ты водишь баб домой, ты зачем девочку совращаешь? Ты зачем ее снова напоил?       — Она сама захотела, — ответил Владимир. — Была не против.       — Устроил здесь дом разврата! — возмущалась Эльвира Марковна. — Чувствуешь что-то к барышне, так веди себя достойно! Пейте чай с бубликами и обсуждайте Лермонтова! Ты не понимаешь, я даже ее родителям нажаловаться не могу за такое неподобающее поведение. Потому что я знаю, что отец не разговор составит или ижицу пропишет, а запрет ее в доме и выдаст скорее замуж. За первого более-менее достойного кандидата, лишь бы фамилию не позорила. Все, иди дальше и обсуждай Лермонтова, можешь потом пройтись по Пушкину и Державину.       Эльвира Марковна развернулась и вышла из комнаты. Владимир вернулся на кухню и с изумлением заметил, что Зоя ничего не поняла.       «Значит, надо вести себя, как ни в чем не бывало», — подумал молодой человек.       На этот раз Зоя протрезвела быстро. Посидев на кухне и поговорив со своим любимым, девушка с неподдельным удивлением спросила:       — Владимир, неужели мадам нас не видела?       — Видела и была крайне недовольна, — ответил молодой человек. — Но не вами, а мной. По ее мнению, мне не следовало предлагать вам наливку.       — Не надо было приходить к вам, — вздохнула Зоя. — Так всем было бы лучше.       — Не переживайте, все кончилось хорошо, — поспешил успокоить девушку Владимир.       Весь вечер, делая уроки, и все утро следующего дня Зоя переживала, что может быть завтра. Придя в гимназию, девушка с волнением смотрела по сторонам, чем привлекла к себе внимание Аси.       — Что случилось? — спросила Ася подругу.       — Геллер видела меня пьяной у Владимира, — ответила Зоя.       — Да… — задумчиво протянула Ася. — Если мою машерочку просто сейчас примерно накажут, это будет не худшим вариантом. Могут и к Завьяловой сводить, я бы даже сказала, сводят обязательно.       — Я не понимаю, Ася, что значит-то «примерно наказать»? — изумленно спросила Зоя.       — Это значит, Зоенька, получить указкой по спине, — ответила Ася. — Помнишь же, наверное, не успела забыть?       — Не успела, — вздохнула Зоя, вспоминая все свое обучение в гимназии.       — По новому-то уставу розги как бы запрещены, — сказала Ася. — Ну сама помнишь, как запрещены. А вот иначе получить можно, к сожалению…       — Будь что будет, — вздохнула Зоя. — Сама к Владимиру пошла.       — Я так понимаю, сегодня тебе не до прогулки, — ответила Ася. — Так что придется ее перенести.       — Перенесем, — сказала Зоя.       После молитвы перед началом уроков Эльвира Марковна сказала Зое:       — Лыкова, дайте мне ваш дневник.       Дрожащими руками девушка потянулась к злополучному документу и отдала его классной даме.       — Мадам, пожалуйста, войдите в мое положение, — тихо сказала Зоя, едва сдерживая слезы. — Я не хочу сейчас замуж.       Эльвира Марковна ничего не ответила и вскоре отдала дневник обратно гимназистке. Все так же дрожащими руками Зоя открыла его и прочитала: «За посещение кондитерской оставлена на два часа после уроков».       — Спасибо, мадам, — прошептала Зоя.       Когда Эльвира Марковна вышла из класса, Зоя разрыдалась.       — Чего плачешь, Зойка? — изумленно спросила Ася.       Девушка молча показала подруге дневник и ткнула пальцем в замечание.       — Ты в кондитерской тоже была с Владимиром? — спросила Ася.       — Нет, я там вообще не была, — ответила Зоя. — Это подарок судьбы за вчерашние ошибки.       — А ты говоришь, что к тебе относятся так же, как к любой другой ученице, — изумилась Ася. — Тебя только что Геллер, можно сказать, простила, что еще надо? Ты почему плачешь?       — От счастья, — ответила Зоя.       После уроков, придя домой, девушка услышала вопрос Александры Витальевны о том, почему она так задержалась.       — Была наказана за вчерашний поход в кондитерскую, — ответила Зоя и показала замечание в дневнике.       — Думаю, папа будет очень недоволен тем, что ты никак не можешь прислушаться к его словам и начать вести себя достойно, без замечаний, — сказала женщина, но не стала продолжать мысль.       Михаил Павлович, придя домой, узнал о том, что произошло с Зоей, и коротко сказал:       — Иди к себе в комнату. До завтра. Напоминаю: будет четверка по поведению — все выходные с крыльца ни шагу, будет тройка — запру в комнате. А если, не приведи Господь, меньше тройки — посажу на хлеб и воду до понедельника. Все понятно?       — Да, — коротко ответила Зоя.