Симон. Новая глава

Кира сидела на холодной деревянной скамейке, рядом спал кто-то грязный, от кого несло мочой и перегаром. Перед глазами решетка, а за ней пост полицейского. Инспектор больше не обращал внимания на её просьбы, так как полагающийся по закону звонок она уже сделала. Адвокат ответил сразу. А вот брату она звонила ещё до того, как всё это началось, но Алекс оказался занят, и Кира знала чем, а точнее кем. Голова у неё раскалывалась надвое. Но никто не желал слушать пьяное нытьё задержанной, главное — медик осмотрел и протокол составлен. И правда, чего беспокоиться, ведь за рулем была не она. Подругу с переломами отвезли в больницу, а Кира попала сюда, за решетку, якобы без повреждений, отделавшись парой царапин. Ну, а тот спесивый, самоуверенный мудак из «Палани» сообщил таки об угоне. Она прилегла на противоположный от бомжа край, подтянула коленки к подбородку и, обводя пальцем стрелку на чулке, вырубилась. Её трясли за плечо, похлопывали по щекам, пытаясь светить в глаза фонариком. Она не могла раскрыть веки, головная боль усилилась, Кира была способна лишь плакать и отбиваться. А потом она услышала голос брата, Алекс орал о неоказании помощи пострадавшей, обвиняя служащих в халатности, за что угрожал всех засудить. Растолкав столпившихся над не приходившей в себя Кирой, он обхватил её за плечи и поднял на руки, и тут её стошнило прямо на его куртку, после чего она снова вырубилась. В палате у неё случилась истерика. Врач объяснял такое состояние сотрясением мозга, которое только что в приёмном покое установил дежурный нейрохирург, и действием наркотиков, которые по протоколу из участка, нашли в её крови. Алекс настоял на повторном взятии крови. У Киры выявили алкогольную и наркотическую интоксикацию. Чтобы поставить капельницу в отделении токсикологии, девушку пришлось фиксировать ремнями, так как дополнительные медикаменты колоть в таком состоянии было опасно. Её обвиняли в нападении и угоне, в личных вещах при досмотре были найдены наркотики. Алекс понимал, что сестре впервые грозит реальное наказание, но конечно, хороший адвокат всё уладит. В худшем случае они отделаются условным сроком, при самом лучшем раскладе — штрафом. Для брата было важно другое: это только последствия чего-то куда более серьезного, что творится с сестрой. Её жизнь никогда нельзя было назвать спокойной, как, впрочем, и его, но последние два года стали настоящим испытанием для всех. Алекс размышлял над тем, что лучше сказать отцу, когда пришло сообщение. Симон интересовался, как идут дела. Алекс перезвонил, рассказав, не утаивая: что Кира с подругой угнали машину знакомого мужика, но далеко не уехали, врезавшись в дерево. Подруге, которая была за рулём, подушкой сломало нос, Кира же ударилась головой и теперь тоже в больнице. Ясное дело, в трезвом уме такого не выкинешь, обе были в хлам. — Мне приехать? — Симон давно проснулся и думал, чем заняться. — Не стоит, я побуду с ней, нужно уладить кое-какие дела с бумагами, позвонить в Лондон и подумать, что делать дальше. Созвонимся позже, ладно? — Конечно, держись. — Спасибо. — Пока. — Симон? — Да. — Целую тебя. — Я тоже, — Симон сбросил вызов. Он не мог не улыбнуться. Эгоистично? Скорее всего, да. Но последняя фраза Алекса давала понять — несмотря на случившееся с Кирой, у них с ним всё идет хорошо. Дождь закончился, за окном бушевал сентябрьский полдень, Симон заварил чай и сделал громче «System of a down» — по «Евроспорту» транслировали чемпионат по мотофристайлу, и Симон впервые не переключил. *** Алекс ездил домой, привез кое-что из вещей, сам передохнул и переоделся. Отец весь день был недоступен. К вечеру Кира проснулась. — Ты как? — спросил он сестру. Девушка лежала, смотря расфокусировано в потолок. — После капельницы лучше. — Она показала заклеенный пластырем прокол и свободные от фиксаторов запястья. «Значит, успокоилась», — решил Алекс. — Врач сказал, можно домой, — намекнула она. — Я в курсе, только не знаю… — Что? Оставить меня здесь решил? — она попыталась привстать, повышая несильно голос. — Тебе нужен покой, постельный режим три недели. Потом повторное МРТ, у тебя сотрясение. — Я и дома лежать могу. — Не можешь! Я тебе не сиделка. А одну тебя оставлять нельзя. — Здесь я не останусь. — Что, сбежишь? — Я сижу-то с трудом. — Поэтому лучше пару дней здесь побыть. — Я не могу здесь оставаться. Это же больница, Алекс. От одного запаха тошно. Я хочу домой. — Ко мне, я так полагаю? Кроме меня о тебе позаботиться всё равно некому. — Не нужно заботиться. Я буду просто лежать и пить таблетки. — Нет. — Боишься, помешаю твоей личной жизни? — У тебя запрет на выезд из страны до суда. Я не могу за тебя нести такую ответственность, выкинешь что-нибудь ещё и под залог уже не выпустят. Как ты докатилась до такой жизни? — Я не знаю… Алекс видел, как по её щекам пролегли прозрачные дорожки: — Не оставляй меня здесь. — Кира… — Не понимаю, что со мной происходит. Просто… Слетаю с катушек… Что сказал папа? — Я не могу до него дозвониться. — Он скажет, что мне нужно лечиться… В клинике. — И он прав. Полная детоксикация, никаких запрещенных препаратов. — Йога и массаж. — Разве это плохо? — Я не хочу… стать тем, кто лежит в этих клиниках… Я сама справлюсь. — Ты уже не справилась, нужен контроль медиков, программа реабилитации. В клинике психологи, будет терапия, мы выясним причину, проработаем её… — Я знаю причину, просто… Не хотела верить, что так всё серьезно. — У тебя депрессия? — то, что творится с сестрой Алексу напоминало его собственное состояние после разрыва с Илианой шесть лет назад, поэтому догадывался он уже давно, только верить не хотелось. Кира — не он. Чтобы справиться с подобным, нужна сила воли, да и здоровье покрепче. Кира все же намного слабее. — Ты могла разбиться. Могла вчера умереть. Пока ты не научишься себя контролировать, каждый твой день, каждый выход из дома будет сопровождаться смертельным риском. Ты представляешь, что я чувствую? — Мне очень жаль. — Нужно лечиться. — Не встречайся с Симоном. — Что? — Алексу показалось, будто он ослышался. — Ты же с ним вчера был? — При чем здесь это? — Я его люблю. И всё это, — она обвела палату взглядом, — и это — посмотрела на сгиб своего локтя, — из-за него. — Бред. Его вины в том, что с тобой происходит нет и быть не может. — Я знаю, но тем не менее… Он мой друг, Алекс. И я ревную… — Он гей, Кира. Ты не нужна ему. Он никогда с тобой не будет. Нельзя за его счет избавляться от своей депрессии. Не я, так кто-нибудь другой, но никак не ты. — Дослушай. Ты не понял. — И не пойму. Симон — не вещь. Так нельзя. Ты торгуешься. — Заткнись и просто послушай. Симон — мой друг, лучшая часть моей жизни. Хоть ты и мой брат, но извини, ты не лучший вариант для него. Он после своего Вершина уже почти два года один: ни встречаться, ни спать ни с кем не может. И тут появляешься ты — весь такой… в шрамах, загадочный… Ты его трахнешь и бросишь. А он бросит меня, потому что мой брат, его подвёл. Мы не сможем после тебя общаться. Ты разрушишь две жизни, мою — так точно. Да, пусть это просто дружба, но мне достаточно и этого, а без него я не смогу, совсем… Понимаешь? Если ты не готов не делать ему больно, если не знаешь, насколько сильно он тебе нужен и нужен ли, не начинай. Остановись сейчас, пока ещё ничего не изменилось. — Ну хорошо, а если он меня бросит? Допустим, ему надоест? Что насчет меня? На меня тебе плевать? — у Алекса голова шла кругом от всего этого мракобесия, которое устраивала ему сестра. — Если он с тобой встречается, то только потому, что у него появились чувства. Угроза от тебя исходит больше, я тебя знаю. Самый долгий роман после Илианы длился сколько? Четыре месяца? А с парнями? Верно — ты никогда не встречался с парнями. Вот и с лучшим другом сестры пробовать не стоит, тебе так не кажется? — Ты влюблена в Симона, серьёзно? — Тебе смешно? — Кира, ты влюблена в гея. Это безнадежная ситуация. Меня больше волнует не его разбитое сердце, а твоя… болезнь, иначе и не назвать. — Это не болезнь, хотя ты прав… отчасти. — Это маниакальность. Тебе действительно нужна помощь. — Просто отстань от нас. Алекс отшатнулся от её взгляда — одержимого, злого и опасного. Взгляда девчонки, которая на десять лет моложе. — Ты останешься в больнице. Закрой рот, — оборвал её Алекс. — Я заберу тебя, когда врач скажет, что твоим мозгам ничего не угрожает. Заберу к себе. Я расскажу всё отцу от начала и до конца. И мы примем решение вместе. Если нужно, ты ляжешь на лечение. И ради тебя, слышишь, только ради тебя, я не буду встречаться с Симоном. — Ты делаешь это и ради него тоже. Алекс уехал. Дома он закрылся, выключил телефоны. Задвинул шторы и сел в кресло, в темноте ему всегда думалось лучше. Нужно было взвесить все «за» и «против», нужно было взглянуть правде в глаза. Что он знал о Симоне? Ничего. Что он понял про него за вчерашний день? Симон не хочет торопиться, потому что? Ему сложно даются отношения. Проблемы с доверием или бог знает что ещё, но он осторожничает, никаких резких движений. Чего хочет Алекс от него? Просто хочет… Пока только физически, но сильно и ярко. И есть Кира, которая стоит стеной за Симона, которая влюблена в него и считает родного брата — худшим, что может случиться с её другом. Или же она опасается, что эти отношения поглотят Симона, станут удачными для него и Алекса, тогда в них ей не будет места. Ей невыгодно, чтобы Симон в принципе с кем-то встречался, будь то Алекс или кто-то другой. Но это дело десятое. От брата такой удар сложнее вынести. Не удар — предательство. Кого же выбрать: наркоманку-сестру или желанного парня. Настолько желанного, что от одной мысли о нём теплеет в груди. Но есть ли гарантия, что всё не пойдет по сценарию Киры? Отношения её брата с её другом — причина её новых заёбов и обострение старых. А потом Алекс понял. Причина только в Симоне. Он —триггер. Его надо убрать из её жизни. Он должен уйти, уехать, исчезнуть. Всё, что угодно, только прервать их общение. Он как кусок торта, который она никогда не сможет даже укусить. Из-за опасно притягательного парнишки, его сестра едет крышей, и Алекс прекрасно понимает почему. Даже если Алекс свалит с горизонта, проблема никуда не денется. Но где решение? Не прикончить же Симона, в самом деле. Он может только сам держаться от него подальше. Пока только это. *** Симон курил в сквере недалеко от реки. Уже зажгли фонари, он снова катался по городу, пока не сжег весь бензин. Заехал на заправку, а потом остановился, захотелось курить, и вот он уже неизвестно где, смотрит на воду и никого не хочет видеть вокруг. Отпуск затянулся, всего полторы недели в городе, а хочется уехать и больше никогда не возвращаться. Он так настаивал на отдыхе, а теперь планирует позвонить в агентство и сказать, что наотдыхался, пусть запульнут его куда-нибудь в Токио или какой-нибудь Сингапур, чем дальше, тем лучше. Кира сказала, что живет у брата и врач запретил ей выходить из дома. Алекс сказал, что они пока не смогут видеться — наверное, их врач решил, что Симон вреден для всей их семьи. Алекс злился на него, это было слышно по голосу. Злился или скрывал за чересчур серьезным тоном свою нервозность. Как он там сказал: «Я буду занят какое-то время, мы не сможем встречаться». Очевидно, «какое-то время» означает никогда. Он ничего не объяснил, ясно было лишь что, решение уже принято. Решение вычеркнуть тот их вечер из реальности, как и самого Симона. Хотелось плакать от вида этих фонарей, чертовых лебедей и речки. Хотелось плакать от его слов, нежелания что-либо объяснять и разрушенной надежды. «Чертов Алекс, гори в аду вместе…». Но был все же плюс, Симон грустил не по Вершину. Больше нет. Он улыбнулся этому сквозь слезы. Макс отпустил, хоть и заклинило теперь на другом чертовом мутном мудаке. С: «Поговори со мной» — написал в мессенджере, потому что больше не выдерживал, потому что два дня не может ни есть, ни спать, только думает о чертовых мотоциклах, байкерах, шрамах и широченных плечах. Потому что спит теперь в обнимку с чертовой серой толстовкой, которую так и не вернул. И приходит быстро, даже слишком. А ведь думал, что не ответит. А: «О чем?» С: «Что происходит на самом деле?» А: «Ничего». С: «У тебя, может, и нет. Но вот мне как-то хреново, поэтому давай, объясняй, почему больше не хочешь меня целовать». Алекс улыбнулся. Сидя на заднем дворе своего дома, выпуская дым в темноту, он вспомнил приоткрытые губы и собственные слова, потом мысль за мыслью возродился весь тот день. А: «Я хочу, но решил этого не делать». С: «Заебись. Я не понимаю». А: «Ну что ты хочешь услышать? Давай будем честными. Сколько бы это продлилось? С моей стороны недолго. Я себя знаю — несколько встреч, и всё» С: «Проявил заботу, значит?» А: «Получается так». С: «Это потому, что я не дал тебе. Вроде — усилия для достижения цели, не стоят самой цели?» Алекс читает, хмурится и прикусывает губу. Вспоминает его руки на своих плечах, мягкий шепот, шум дождя, теплые прикосновения, как Симон улыбался ему, какой он нежный и тихий во сне. Нельзя с ним так, но Алекс пишет: «Ты правильно всё понимаешь», — он никогда этого не делал: не врал намеренно , чтобы причинить боль абсолютно невиновному перед ним человеку. Скверное чувство, очень скверное. Ему противно от самого себя. Он видит, что Симон набирает текст, долго печатает. Он ждет входящего, но так ничего и не приходит. Ответного сообщения, содержащего колкости или посыл, оскорбление, нет. Цель достигнута: Симон больше не онлайн и вряд ли когда-нибудь ещё напишет. И Алекс чувствует, насколько сильно этот поступок не в его стиле, насколько круто он сам себя сейчас предал. Завтра должен приехать отец, и они всё решат. Кире станет легче или нет, но он сделал, что от него требовалось. Завтра он сбросит с себя это бремя хоть на какое-то время и уберется куда-нибудь подальше. *** В вольере резвилось несколько щенков хаски. Проведя пальцами по прозрачной пластиковой стене, разделяющей коридор и пространство вольера, Симон задержал взгляд на одном. — Ты уверен? — Кира спросила. Симон кивнул: — Ты же знаешь, мама решила перебраться в дом, ей нужна собака. — Мне кажется, ты торопишься, она планирует переезд только к лету. — До тех пор он будет со мной. Я хочу, чтобы меня кто-то ждал и встречал. — «Кто-то был верен только мне», — закончил про себя Симон. Девушка крепче прижалась к его локтю. — И кого ты выберешь? Он пожал плечами. — Щенка? Но им так хорошо всем вместе. — Посмотри, — Кира потянула за рукав и показала на соседний вольер. — Такой грустный. В стороне от других хаски боком к ним лежал взрослый пёс и увлеченно грыз палку. — Большой, его вряд ли кто-то возьмет. Боже, Симон, — она зажмурилась и уткнулась лицом в плечо парня. — Что? — спросил тот, но уже понял, что же именно её напугало. На месте левого глаза у пса был шов. — Такого точно никто не возьмет, — с опаской поглядывая сквозь ограждение проговорила Кира. — Вы правы. Один у нас уже почти полгода, и никто не берет его из-за увечья, хоть пёс и чистокровный, — сказал, подошедший к парочке работник приюта.  — Всем подавай только красивое, — поддержал разговор Симон. — Вы сказали, его зовут Один? — Да, как отца Тора. — Я так и подумал. С чувством юмора у вас здесь неплохо. — У нас весельчаков хватает, вы правы, — усмехнулся парень. — Как он потерял глаз? — Сложно сказать. Он бегал по городу с открытой раной на морде, ни к кому не подходил, испуганный и голодный. Хаски добрые по натуре, ко всем лезут, могла и кошка постараться, могли и люди. В общем, мы его поймали, оказали помощь, дали объявление, возможно кто-то потерял пса, но, как видите, он до сих пор у нас. — Какой у него характер? — Хаски добрые, хорошие защитники, ладят с детьми, но вот Один… После того, что случилось, он не особо доверяет людям, не агрессивный — нет, но ему нужно время, чтобы привыкнуть. — Всем нужно время, — согласился Симон. — Взрослому псу сложнее привыкать к новому дому? — Одину около полутора лет, когда его нашли, ему было месяцев девять. К нам привык быстро. Полюбите его, и к вам привыкнет, хотя первое время, конечно, будет тосковать по вольеру, для собаки месяц — долго, а здесь он без малого полгода прожил. Они вышли на улицу, чуть позади на поводке Симон вел Одина. — Нужно всё для него купить, — Кира держала в руках список и перечисляла необходимые собаке вещи, которые записали для них служащие приюта. Симон улыбался, посматривая на пса. — Думаешь, он привыкнет? — Конечно, Симон. Собаки чувствуют людей, а ты самый лучший из их представителей. — Ты слишком добра ко мне, — он сжал её плечо и поцеловал в затылок. Один тихо устроился на заднем сиденье «Вольво», Симон завел мотор, а Кира переключала станции на магнитоле. Девушка сделала громче, выбрав «Sweet dreams» в исполнении Мэнсона. Опустив окна, Симон ехал по городу. Конец сентября радовал сухой и теплой погодой, дожди прекратились и солнечных дней стало больше. — И что, как планируешь проводить время с новым другом? — спросила Кира, выставив в окно руку, позволяя теплому ветру ласкать свои пальцы. — Будем ездить на озеро, бегать вместе. Возможно, вступлю в кинологический клуб. — Это уже крайности, — засмеялась девушка. — Мне одиноко, не буду скрывать, но я выкручиваюсь, как видишь. — А когда уедешь, куда его денешь? — между бровей девушки пролегла морщинка, Кира больше не улыбалась. — И об этом я подумал. У меня друзья загородом живут, они присмотрят за Одином, а когда мама переедет в дом, то можно будет оставлять его ей. — Значит, меня просить ты не собирался? Неужели я и на твой взгляд настолько безответственна? — Ты же говорила, что уедешь к отцу в Лондон до самого Рождества? — Уеду, — она заметно погрустнела, — жду вот, когда закончится твой отпуск, только поэтому ещё здесь. — И чем будешь там заниматься? Работать в его фирме? — Давай не будем об этом, как устроюсь на новом месте, всё расскажу. — Ждать осталось недолго. Отпуск заканчивается, агент вчера звонил: один известный бренд выбрал меня для рекламной компании, будем снимать что-то интересное в Малибу. — И когда ты улетаешь? — Кира убрала руку и подняла стекло. — Через две недели нужно быть в Штатах, надеюсь проволочек с визой в этот раз не будет. — Рад? — Честно, да. Не могу здесь больше, задыхаюсь. Хватит с меня Праги, и так задержался. — Это из-за Алекса? — Кира добровольно наступала в полынью, холод которой уже не давал сделать вдох. — Я не хочу об этом, так же как ты о Лондоне. — Я просто хотела сказать, что рада, что на наши с тобой отношения не повлияло то, что он так… — На наши с тобой отношения ничего не повлияет. Ты единственный человек, которому я доверяю абсолютно. А Алекс, ты же не виновата в том, что он твой брат… — Симон улыбнулся. — Хотя брат он хороший. Я знаю, как он переживал, когда ты влипла в ту историю. — Он многое делает для меня, всё верно. Но ты переоцениваешь его заботы обо мне, он сдал меня отцу, поэтому я вынуждена уехать в Лондон. Здесь же я только потому, что суд ещё не определился с наказанием, впереди слушанье. А Алекс… Он сделал всё, что мог и живет своей жизнью. Сейчас, например, снимается в авторском фильме своей подруги здесь, в Праге. — И о чем фильм? — Кажется, этот проект о жизни каскадеров, как бы вид изнутри. К слову, с этой подругой у него роман. Симону стало трудно сделать вдох, он сам от себя не ожидал подобной реакции, но уже жалел о своём, на первый взгляд, безобидном вопросе. А Кира всё говорила и говорила, и воздух становился всё гуще и гуще. Симон сосредоточился на дороге, и совершенно не мог разомкнуть челюсти и попросить, чтобы она замолчала. Один на заднем сиденье начал поскуливать, чувствуя чужое напряжение. — А я тебя предупреждала. — Я помню. — Алекс не умеет фильтровать работу и личную жизнь. — Кира, хватит, — выдавил Симон. — Прости, я думала, уже всё прошло. — Всё прошло, не начавшись, если ты не в курсе. Он не дал событиям развиваться. Я принял его решение. На этом точка. — Тогда чего злишься? — Потому, что я не хочу слушать, как твой брат классно проводит время, когда я… — Что? Проводишь его со мной? Это не так классно, как тебе хотелось бы? — Что за претензии? — он недоумевающе скосил взгляд на подругу. — Ничего… Ты перестал вообще что-либо рассказывать мне о своей личной жизни. Вот я и кормлю себя догадками. — Может быть потому, что нет никакой личной жизни? И ты знаешь всё, что тебе следует знать обо мне и даже больше. — Мне жаль, что… — Тема закрыта, — Симон заглушил мотор у магазина «Всё для домашних питомцев» — Приехали. Ты о своей жизни мне тоже не рассказываешь, и я не спрашиваю, потому что не хочу лезть тебе в душу. А ко мне вламываться, значит, можно? — Я не рассказываю, потому что после того козла, чей «Бентли» мы разбили, я ни с кем не встречаюсь. И прости, что лезу с расспросами, но мне кажется, тебе нужно с кем-то поговорить. — Если мне нужно, я говорю. Кира, не обижайся, но здесь давно всё сказано, правда. Алекс в прошлом, там и останется, а твои попытки говорить об этом похожи на запоздавшую реанимацию утопшего. — Это то, что я хотела услышать, — хлопнув дверцей, она выбралась из машины. Поставив авто на сигнализацию, Симон намотал на руку поводок. Приобнимая Симона за пояс, Кира довольная шла к магазину, Один вышагивал рядом, пряча за напущенной гордостью тревожную настороженность. Девушке нравилась мысль о том, что люди думают, будто они с Симоном пара, которая приехала в зоомагазин со своей собакой. Потом они погрузят покупки в багажник своей машины и поедут в свой дом. Симон предоставит Одину время привыкнуть к новому месту, пока сами они с Кирой закроются в спальне и займутся сексом. Она упивалась этими мыслями, всё дальше улетая от реальности, в которой дела обстояли совсем иначе. Симон, как избавления, ждал отъезда в Штаты. Чтобы отвлечься от эгоистичных мыслей о себе несчастном, даже собакой обзавелся,  — как советовал психолог на каком-то интернет-форуме. Киру ждало место в реабилитационной клинике в Лондоне, где она пробудет до Рождества, а Алекс работал больше обычного, чтобы не думать о том, как поступил с собой и с Симоном. Каждый тешил свои иллюзии, находясь в духовном одиночестве, каждый тихо горел в своём небольшом персональном аду.