Симон. Новая глава

Алекс проснулся один. Рядом только смятая подушка. Тонкие занавески просвечивало бледное солнце. Он потянулся и сел в кровати, прислушиваясь. Звук снизу напоминал визг маленькой дрели. Видимо Симон добрался до кухни и обнаружил блендер. Настенные часы показывали 9:30. «Рановато же просыпается», — думал он по дороге в ванную. Душ принял быстро и, посмотрев в зеркало, решил побриться. Симон не жаловался, но Алекс ещё вчера заметил раздражение на его коже. Он подумал о других местах на его теле, где тоже, должно быть, появилось раздражение, и улыбнулся, засовывая в рот зубную щетку с пастой. Спускался тихо, прислушиваясь к происходящему. Симон крутился у стола, спиной ко входу в кухню, напевая «Dancing with a stranger» Сэма Смита. Трек играл в телефоне, лежавшим между тарелкой с нарезанной грушей и стаканом смузи салатного цвета. В белой рубашке в тонкую голубую полоску и белых свободных шортах, слегка склонившись над столом Симон орудовал ножом, глухо постукивая по разделочной доске. «Быстро осваивается», — Алекс засмотрелся на босые стопы и голые коленки, едва держащиеся на бедрах шорты, под полами легкой рубашки угадывались тонкие контуры тела. Захотелось увидеть выражение его лица: в каком он настроении, и о чем думает. Алекс подошел неслышно, первым делом сжимая рукой запястье, блокируя нож, и только потом дотронулся губами до выступающих под линией волос позвонков, задерживаясь понемногу на каждом. Он чувствовал, как Симона прошила нервная дрожь, как он стиснул рукоятку, но почти сразу расслабился. — Напугал меня. — Люблю заставать врасплох, — усмехнулся, крепче стискивая руки на его животе, через плечо улавливая взглядом разделанный не полностью манго. — Даже человека с ножом? — Смотря, что за человек, — промурчал в ухо, отчего у Симона по плечам рассыпались мурашки. — Охотник, — достав косточку, прошелся по сочной плоти фрукта лезвием, формируя кубики, и откусил один. — И это весь твой завтрак: два фрукта и вот это, чем бы оно ни было? — он поднял стакан и рассмотрел под лучами ленивого солнца, падающими из окна. Покрутив отрицательно головой, Симон протянул руку и убрал со сковородки прозрачную крышку, демонстрируя омлет с грибами и шпинатом. — Женушка умеет готовить, не волнуйся, — он посмотрел на Алекса, облизывая сладкие от сока пальцы с видом бесспорного повелителя кухни. — Окей, шеф, — по правде говоря, Алексу было плевать на завтрак, как и на все последующие приемы пищи: когда он вот так возбужден от отношений, он мог не есть днями, вывозя своё существование только лишь на сексуальной энергии. Он видел то самое раздражение на его подбородке, матовые от чего-то косметического, больше не такие воспаленные губы, он взял его лицо в ладони, скользя взглядом от черты к черте, поглаживая большими пальцами губы, чувствуя запах травяного шампуня от всё ещё немного влажных на кончиках волос. Симон сглотнул в предвкушении, чувствуя, как заводится сердце, чувствуя подавляющую энергию от взгляда напротив и, не выдержав такой откровенности, прикрыл глаза всего на секунду, чтобы сделать вдох, когда почувствовал руку на горле, кадык уперся в ладонь, сильные пальцы, сдавили подбородок, отчего пришлось запрокинуть голову. Алекс целовал его, сперва слегка трогая губами и языком, и потом всё настойчивее вторгаясь в рот, забирая часть дыхания. Челюсть ныла и слезились глаза, но Симон хотел, чтобы это не заканчивалось, он почувствовал руку на спине под рубашкой, другая тискала его задницу через шорты. Алекс поглаживал его бедра, пробираясь все выше под штанины и снова возвращался к тугому поясу, а потом дошло: он развязал спереди шнурки, после чего «хитрая» вещица поддалась, и пальцы проникли под гладкую ткань. Под шортами не было белья, только прохладная ровная кожа. Глубже проталкивая язык в рот, одновременно разводя пальцами ягодицы, Алекс подбирался к маленькому отверстию, всё настойчивее давая понять, чего хочет. Симон поймал его за запястье. — Я могу отсосать, если ты хочешь, — прошептал, потираясь о его пальцы. От делового тона, которым было сделано не менее деловое предложение, Алекса накрыла очередная удушающая волна: пальцы, будто чужие, только сильнее вдавились в кожу. — Торгуешься? — прозвучало хрипло, Алекс покусывал его губы. — Ночь была жаркой, — подтвердил Симон подозрения. — Иными словами… — хотел было подытожить. — Иными словами, ты меня затрахал, — скривив вновь раскрасневшиеся губы в ухмылке прямо ответил Симон. Засмеявшись, он вернул руку на его поясницу, прижимаясь губами к шее. — С таким ртом ты всегда будешь потенциальной жертвой насилия. — Я предпочитаю взаимное согласие. — Так сколько раз этой ночью? — Не считал, — Симон чувствовал, как печет кожу на плече от только что поставленной метки. — Но больше трех и это только с проникновением… в моё беззащитное и хрупкое… тело. — Он провел языком по его шее, пробираясь рукой под футболку, начал нашептывать на ухо: — Хотя, знаешь?.. — скользнул языком по губам, целуя уже сам, и всерьез предлагая: — Пофиг, давай… От того, как красноречиво чужой член уперся в бедро, Алекс понял, почему Симон запел на другой лад. Прогибаясь всем своим телом, он подставлялся под его руки, давая ставить на себе засосы. Симон куда-то плыл, едва держась на ногах, хватаясь за крепкие плечи, пока переместив руку, Алекс добирался и до его члена. А потом он уже стоял на коленях, приспустив белые шорты, прижимаясь щекой к твердой головке, проводя по стволу рукой и беря в рот. Алекс отсасывал, склонив голову к плечу и прикрыв глаза, удерживая руки на чужих неуверенных бедрах, фактически прижимая к столу. Стараясь не дергать за волосы, Симон гладил коротко стриженный затылок, наблюдая, как Алекс себе дрочит, упершись коленками в оранжевый кафель и грубовато водя кулаком по стволу. Но с ним обращается нежно, в этом человеке Симон заметил к себе вообще очень много нежности, контрастом выделяющейся на фоне жесткой внешности. Эти мысли и стали последним аккордом: он зажмурился, прошептав хрипло: «Саш, я сейчас… » и, надавив сильнее на ускользающий из-под рук затылок, кончил, как ему показалось, постыдно быстро и нагло в ласковый рот. Целуя сорвано дышащий живот, Алекс продолжал поглаживать розовый член, пока тот не начал опускаться. Посмотрев снизу-вверх, только и ухмыльнулся: — Круто. В раковине зашумела вода. Симон видел, будто через дымку, как Алекс вытирает бумажным полотенцем с пола собственную сперму, а потом моет руки. «Ну да, он же любит заставать врасплох». — Есть хочешь? — поцеловав бегло, Алекс достал тарелки и выложил омлет, засыпал молотые зерна в кофеварку, он сделал музыку громче, украдкой поглядывая на Симона, который больше не казался таким уж бледным. — Пей свой смузи, — он подвинул ему высокий стакан, когда Симон сел за стол. — Я на двоих сделал, — указал на наполовину наполненную чашу блендера. — Там банан, яблоко, йогурт, миндаль и немного ягод. — Без сельдерея и огурцов? — Без. — Тогда ладно, — Алекс вылил остатки в чистый высокий стакан и поставил перед собой. — Хочешь поплавать? Симон пожал плечами. — О чем ты думаешь? — спросил Алекс, отпивая приятно пахнущую муть. В ответ тот снова пожал. Взяв его за руку, он перетянул его к себе на колени. Упираясь ногами в соседний стул, Симон обнял за плечо. — После минета и такой грустный, — поглаживая под рубашкой его спину, Алекс чувствовал биение чужого сердца рядом со своим. — Я не грустный, — Симон улыбнулся. — Тогда что? — Не хочется возвращаться. — Детка, мне с тобой тоже очень хорошо, поэтому давай без рефлексий. У нас ещё два дня. — Всего два дня. — Два дня. Потом две недели потерпеть, и: здравствуй, Прага. Алекс получил за оптимизм ягодно-бананово-сливочно-миндальный поцелуй. Симон думал про тридцатидвухлетие своего нового парня, которое не получится вместе отметить, но решил промолчать об этом. — Вечером показ. Ты помнишь? — Помню конечно. Под твою работу подстраивались, приезжая сюда. — Отвезешь меня? — Конечно. — Саш? — Мм?.. — Ничего, что я так? Звучит очень… — попытался подобрать слово. — По-русски. «Интимно, будто мы близкие», — у Симона было своё определение, но вслух он согласился с Сашиным. — Но ты называй, мне нравится, — Алекс слышал, как музыка сменилась более медленной и легкой версией «Ain't nobody» Жасмин Томпсон, только с мужским вокалом, такие ремиксы обычно играют на пляжных вечеринках, и Саша поймал себя на мысли, что рядом с Симоном кажется, будто за окном лето. Будто они не в ноябрьском Берлине, а где-то в бунгало на южных островах. Симон прижался губами к его макушке: — Ты ведь останешься на шоу? — А нужно? Может быть, я тебя просто заберу потом. — Кира говорила, ты не любишь всё это. Я думал речь идет о тусовках, но показ это же совсем другое. — Я не люблю Киру в этом деле. К тебе это не относится. — Значит, если я — не Кира, ты сможешь остаться? Будет красиво и музыка классная. Я хочу, чтобы ты посмотрел, как я работаю. Алекс улыбнулся, но Симон не мог видеть его улыбки, просто ждал, что он ответит. — Хорошо, если тебе важно. — Супер. Ты говорил, что здесь есть бассейн. — Есть, — он встал и, взяв его за руку, повел за собой. — Только телефон возьму. Алекс замечал, что без музыки Симон не может существовать. Двухчасовой показ в рамках фестиваля «Fashion international» был назначен на девять, но прогон для моделей и дизайнеров начинался в пять. Времени для плавания было достаточно. Одиннадцатиметровый бассейн спрятанный в панорамной пристройке за домом был действительно большим достоинством. Симон не любил париться, поэтому сауну вниманием обошел, в то время, как Алекс, наоборот, с неё начал. Он любил запах хвои и просидел там как минимум полчаса, пока Симон наплававшись в одиночестве, погрузился в чтение на шезлонге. Увлеченно листая немецкое издание «Розы Марена» старины Кинга, он вдруг услышал за спиной оглушительный грохот, будто бы волн о скалы, а потом «море» вышло из берегов. Закатив глаза на такое откровенное ребячество, вновь мокрый Симон стряхнул капли со страниц книжки и лег на живот, отворачиваясь от возможных последствий стихийных бедствий, которые, по его мнению, Алекс мог ещё устроить. Глубоко проникшись тем, как немцы описывают насилие, он вдруг почувствовал тяжелые холодные капли на дважды высохшей коже. — Что читаем? — Алекс вытирался полотенцем, рассматривая почти сухие белые шорты, обтянувшие упругую задницу. Симон перевернул обложку и показал Алексу.  — Кинг, тут лежала. — На немецком? — Ну да. Мне он всегда легко давался: в школе, потом… Ох, — он почувствовал прикосновение губ к пояснице, и большие, прохладные, даже через ткань, ладони легли на задницу. — А я, как дурак, подумал, что тебе и правда интересно. — Мне интересно… И приятно знать, что на меня запал такой умный… И офигенно красивый мальчик. Симон только закатил глаза, возвращаясь ненадолго к строчкам, пока не почувствовал, как с него стягивают шорты: сначала зубами, проходясь подбородком по коже, а потом уже и руками. Он закрыл книгу и, прикрывая ладонями лицо, дал этому произойти, ощущая, как в предвкушении спина покрывается мурашками. — Слушай, а как будет по-немецки «трахни меня»? — Fick mich, — прошептал, чувствуя себя голым. — Мне нравится, мой маленький немецкий мальчик. — Извращенец, — усмехнулся Симон, чувствуя, как его размазывает от возбуждения по хлипкому шезлонгу. — Ноги чуть шире, — попросил, устраиваясь коленками на разостланном на полу полотенце. Симон млел оттого, как сильные пальцы раскрывают его ягодицы и как по промежности скользит влажная дорожка. Алекс сплюнул, растирая слюну по окружности. — Как будет «трахни меня языком»? — Алекс… — Просто ответь, — он заставил его развести бедра ещё шире, уперевшись в них плечами. — Fick mich Zunge. — Как скажешь, — улыбнулся, наклоняясь. Книжка упала на пол. — Ты для этого побрился, — проговорил Симон глухо, пряча лицо в сгиб локтя. Вместо ответа получил шлепок по заднице, звонкий и хлесткий. — Halt die Klappe und beweg dich nicht, * — эхо разнесло его голос по всему бассейну, как и звонкие удары. — Ты. Ты говоришь… — он попытался посмотреть через плечо, но очередной, куда более сильный, шлепок пришелся по другой стороне. Симон выдохнул шумно, утопая в гулком эхо. — Я же попросил: заткнись и не двигайся. Он чувствовал, что едет крышей от этого… Своенравного, раскрепощенного, продуманного и похотливого… Но продолжал молчать. Новый шлепок вырвал из мыслей. — Guter Junge, ** — сплевывая и растирая, проговорил Алекс сосредоточенно. Симон провел по затылку руками, чувствуя сразу за своим прикосновением его, поцелуй и касание самыми кончиками пальцев вдоль всего позвоночника, отчего всерьез выступили слезы. — Попроси меня ещё, — Алекс провел языком по тугой, немного припухшей звездочке. — Fick mich mit den Fingern bitte, — он входил во вкус игры, часто-часто облизывая губы. — Bitte, — согласился Алекс. Он его дразнил, сперва пальцами: надавливая большим, но не проникая, водил по окружности и гладил промежность. Симон по инерции приподнял бедра, раскрываясь сам от таких заигрываний, и почувствовал укус в ягодицу — сначала в одну жалящий, а потом поцелуй в другую. Он опустил голову на руки, ложась полностью на шезлонг. — Fick mich in den Arsch, — попросил самым безобидным тоном, на который был способен. — Грязный мальчишка, — хриплый-хриплый, ухмыляющийся голос ласкал слух, а его дыхание — кожу. — За такие слова тебе нужно рот вымыть с мылом. Или отшлепать… «Он больной. Больно-больной…» — как же ему такой Алекс нравился: жадный, берущий то, что хочет и как хочет. Заходящий настолько далеко, что сложно осмыслить. Симон улыбается, становясь мягким под его пальцами. Оставляя блестящий след на коже, Алекс подсовывает руки ему под бедра и устраивает ладони на напряженных ягодицах, чтобы открыть для себя лучший доступ. От всех этих приготовлений Симон только тяжелее дышит, а потом чувствует, как натягивается кожа, тело расслабляется под напором языка и мягко его принимает много-много раз. — Трахни меня жестко, — стало не до немецкого, он просто говорит, то что нужно сделать. Пальцы проникают, медленно скользя. Алекс услышал выдох слишком отчетливый и влажный в акустике кафельных стен, посмотрел на напряженные лопатки. Симон гладил свою шею и плечи, явно нуждаясь в тактильном контакте, в прикосновении его рук, и это очень льстило. Он высвободил руку и нашел напряженный и уже слишком твердый член. Аккуратно отвел его от живота книзу и взял в рот только головку, массируя пальцами раскрывающееся отверстие. Желание для Симона стало сродни тихой боли. Для всего лишь второго дня их совместного уик-энда это было слишком. Запредельно откровенно и бесстыдно. Он встал на четвереньки, подтягивая за собой и Алекса, завел за спину руку и нашел его член, головкой надавливая между собственных ягодиц, не понимая какого черта он медлит. И почувствовал шепот в шею: — Нет, нет, нет — ночью кто-то и так переусердствовал. — Ты издеваешься? — Я всё вижу сам, — он надавил пальцами, так и не проникая. — Поэтому только римминг, детка. Расслабься и дай сделать то, что хочу. Тихая боль у Симона внутри становилась настоящей и безысходной. — Я хочу тебя, разве ты не понимаешь? — Хочешь хромать на своём подиуме? — Просто будь осторожнее. — Я осторожно не умею. — Но и я не девственница, — психовал Симон. — Ложись, — попросил твердо. Лег щекой на шезлонг, прогибаясь ниже, демонстрируя согласие, но опустил руку между ног, находя вход и проталкивая в него пальцы, почувствовал захват на запястье, но почти сразу Алекс отпустил его, завороженный зрелищем. — Нечестно играешь. — Ты, блин, честно… — У тебя красивые руки, — он провел по тонким пальчикам, проскользнувшим в тело, не в силах смотреть, как он дразнит себя. Алекс отвел его руку, снова касаясь губами, вслушиваясь в стоны, делая его максимально мокрым. А Симон не унимается, подливая в огонь масла: — Ich will wirklich, dass du mich fickst, — раздвигает половинки и шепчет: — Только осторожно, постарайся и всё получится. И больше не до игр. Он смотрит на голые плечи, спину, линию позвоночника — в этом столько тепла, столько нежности, в его голосе столько доверия. Алекс моргает и больше не спорит, потому что быть с ним сейчас важнее, чем всё остальное. Все объективные причины — больше не аргумент, ему важно физически ощутить их близость, и единственный путь известен — быть внутри его тела. Алекс сплевывает ещё раз и медленно-медленно входит, действительно стараясь быть осторожным. Симон дергается навстречу с такой силой, что приходится тормозить. — Осторожнее, рабочий станочек… — но тут же затыкается оттого, как Симон выгибается, пропуская в себя член. Выпрямляется и опускается на ствол мягко и медленно, полностью раскрываясь. Чувствуя на животе горячие руки, и снова соскальзывает. — Я сам тебя трахну, mein Schatzi, — сверкает глазами через плечо и улыбается. И это так пошло, так заводит. Алекс поддерживает, пока он трахает себя его членом. Но в какой-то момент понимает: «поиграли и хватит». Возвращает его снова вниз лицом, входит на всю длину и выходит обратно под стоны на весь бассейн, сжимает бедра, фиксируя в одном положении и вталкивается вновь. Амплитуда небольшая, он старается не жестить, но со стороны оценить сложно. Погрязнув в процессе: в плавных движениях гибкого тела, в его тепле и откровенности, чувствует, как накрывает — сильно и безвозвратно, будто волной сносит. На какое-то время пропадает картинка, Симон же рвано вздрагивая, вновь упирается влажной рукой в хлипкий шезлонг и замирает. Алексу нужно пару минут, чтобы прийти в себя. Когда помехи рассеиваются и картинка восстанавливается, он видит темно-русый затылок и голое плечо, изгиб шеи, пальцы поглаживающие ворсинки белого полотенца. Симон ждет его. В сердце будто заноза. Алекс выходит осторожно, трогает его затылок и целует ниже линии волос. — Ты как? Почувствовав, как из него снова вытекает, Симон понимает, что его состояние от этого ощущения уже тянет на фетиш. Он вскользь вспоминает о пачке презервативов на дне рюкзака, которые купил специально перед визитом в Берлин, и так же благополучно забывает о ней. — Пойдем поплаваем, — морщась встает, но улыбается. Алекс оценивает — глаза у Симона красные, слезятся, как после прихода, но судя по довольному виду, не похоже, что будут претензии. В прохладной воде Симон немного кривится, забираясь на него и обвивая ногами. — Сам виноват, — укоряет Алекс, замечая дискомфорт по лицу. — Ты издеваешься? — Вечером сделаем перерыв. — Уверен? Ты сейчас хотел сделать. Алекс смотрит на него улыбающегося, бледного с красными губами и горящими чистыми глазами, и понимает, что наверное это уже не влюбленность. Он гораздо большее. Но молчит, слушая, как Симон переваливает ответственность: — Ты виноват, Саш. Сам начал. — Знаю, всегда не умел сдерживаться. — Появляется нервная дрожь, Алекс прикрывает глаза, чтобы унять её, и прижимает Симона крепко, целуя в изгиб шеи, прислушиваясь к себе. — Вот и я так же, — он поглаживает его спину, ему спокойно вот так с ним болтать об их сексе и смеяться друг над другом. Ему кажется, что они знакомы всю жизнь, и даже не верится, что по факту, это всего лишь третий день их совместного чего-то. — Не умею сдерживаться, — повторяет Алекс, зависая на одной мысли. «Это чувство внутри не развеивается. Это очень похоже на то настоящее, что бывает между людьми, которых потом так больно терять. Это жутко и это спасительно. Между ними всё развивается слишком быстро, слишком быстро устанавливается взаимопонимание, поэтому назвать всё фальшивкой нельзя» — Алекс не подает вида, что загнался, кивает на его слова, пытаясь не выдать лицом степень внутреннего конфликта. Что с этим делать, он не знает. После развода он всегда боялся, что такое повторится. И стоило расслабиться, убедившись за много лет, что уже не испытаешь ничего подобного, как бах. И имя ему Симон. *** Они подъехали к Берлинскому экспоцентру на Яффештрассе около семи вечера. Симон страшно опаздывал, прогон начался в пять, но что поделать, они потеряли счет времени. Обменяв у администратора на входе пригласительный Алекса, оформленный фиг знает за сколько до мероприятия, на бейджик участника, он провел его на задворки, где сновало миллион народу. Со словами: «можешь пока здесь осмотреться», затерялся в очереди на примерку. За опоздание, конечно, не похвалили, менеджер коршуном налетел на Симона, но, очевидно, на прожарку времени не оставалось — уже подгоняли модели по размеру для первого выхода и делали мейк. С картой участника Алекс мог посещать все выставочные залы и экскурсии, чем и занялся до начала показа. Фотографы, пресса, режиссер и звукорежиссер были на своих позициях — до начала оставалось немного. Алекс сидел во втором ряду, среди випов. Но вот свет погас, пошел саундтрек. В целом всё было круто: полно красивых людей, отличная музыка, визуальный ряд на экране, только сама коллекция одежды Алексу не нравилось. Он не любил высокую моду, предпочитая повседневные, удобные вещи, приближенные к реальности, а в от-кутюр ничего не понимал. Яркие футуристичные наряды не вызывали восхищения. Он с трудом узнавал Симона за громоздкими головными уборами. А потом вышли мальчики в мужских платьях под викторианскую эпоху, и показ заиграл новыми красками. Симон выглядел опасно-соблазнительно — небрежная укладка, твердая походка, чистое лицо, кружевная юбка в пол сложного кроя, тонкие ткани, открытые плечи, глубокое декольте, будто сбрызнуто мелкими каплями воды, обнажает плоскую грудь, его татуировки только придавали сексуальности. Это увлекло. *** Он увидел его уже на подиуме, благо покрытие было нескользским, потому что, узнав, растерял часть концентрации. Платье было узкое и стесняло движения, но шаг рассчитан под саундтрек, скорость терять никак нельзя — всё срежиссировано и разложено на секунды — визуальный ряд, смена композиций, очередность моделей. Чтобы вновь сконцентрироваться, Симон думал об Алексе: он на него смотрит, оценивает, в то время, как камера Вершина вырезает его образ, сохраняя навсегда в искусственной памяти. Фиаско не случилось. Он отработал на все двести, и надо бы радоваться: дизайнеры в восторге, фотографируются с ним, беря обещания о дальнейшем сотрудничестве. Что очень ценно, но он привык. Привык к поздравлениям, похвалам и легким объятиям. Привык улыбаться вежливо, раздавая автографы, в этот раз служащим сервиса и проведенным ими в бэкстейдж фанаткам моды. Уже по отработанной схеме: распитие элитного шампанского и приглашение на after party, в Берлине же крутые клубы, это он знает, но хочет поскорее уйти. Переоблачившись в свои черные джинсы и такую же черную толстовку, он ускользает незаметно, в надежде найти Алекса. И как только покинул своих, видит Вершина, которого и без того устал игнорировать, тот пасётся с питерской прессой. Симону ничего не мешает пройти мимо, и он идет, но все же перехвачен представителем местного журнала, который хочет поздравить и взять хоть сколько-нибудь значительное интервью у самого Симона Флама. Стандартный диалог для обзора не обходится без лести, их восхищает его беглый немецкий, нет нужды переходить на общепринятый в таких ситуациях английский, что всех забавляет, потому как нельзя нагляднее подтверждается название мероприятия. Последний штрих — фото для статьи, сделанное штатным фотографом газетёнки. «Спасибо, до свидания». Он не сразу понимает, когда слегка пережимают запястье. Оборачивается. — Только не говори, что не заметил, — на чистом русском. Вершин ухмыляется своей фирменной. Симон не верит, смотрит на него и не знает, как реагировать. Ни чуть не изменился, только кажется ещё моложе и свежее; та же туалетная вода. — Егор здесь? — почему-то первое, что приходит на ум. — Он не смог. Учеба. — Жаль, — взгляд срисовал обручальное кольцо на его безымянном. — Ему ты был бы рад больше? — К чему всё это, Макс? — Ты звонил ему. — Он сказал? — Сказал, что ты его поздравил. — Ты до сих пор против нашего общения? — насмешливо искривились губы. — Нет… Не знаю. — Рад за тебя. Меня ждут, к слову, — ищет поверх его плеча Алекса, который почему-то не стремится спасать. Вершин шагнул ближе, тон изменился — от беспечного, даже безразличного до серьёзного: — Если честно. Я хотел сказать, что мне жаль. — Жаль? — Мы некрасиво расстались. — А можно расстаться красиво? — Думаю можно было не так… — Жестко со мной? — Послушай, — Не нужно, прошу тебя, — он попытался отстраниться, но Макс удержал за руку. — Мне нужно. — Ты как всегда, только о себе… — Я виноват. Это было… Скотство, я понимаю, просто тогда… В общем не хочу, чтобы ты меня ненавидел. — Егор и об этом рассказал, — он увидел, наконец Алекса за плечом Вершина, который держит в руках его куртку, настороженно наблюдая со стороны. — И об этом. — И ты решил облегчить душу? Как это на тебя похоже, — он перевел взгляд на его лицо и улыбнулся. — Тебе хорошо, и ты готов облагоденствовать весь мир. Тебе плохо — так горите же все вместе со мной. Я тогда тоже горел… Может быть даже больше, чем ты. Я нуждался в тебе, а ты послал меня подальше. Тебе только пошла на руку моя измена — появился веский повод. Но почему так получилось, тебе было плевать. Мы не говорили с тех пор, а теперь ты решил всё уладить? Серьезно? Хочешь облегчить душу, сходи в церковь. — Ты же знаешь, я не верю в бога, — снова в тоне беспечное превосходство. — Значит, к своему психотерапевту. — Я рад, что ты высказался. В принципе, я так и думал, — он отступил, больше не удерживая. — К слову, показ супер. Фото будут отличные. Этот человек не менялся, из-за его уравновешенной снисходительной самоуверенности всегда будешь чувствовать себя дерьмом. Симон расстроился ещё больше, поняв, что погорячился, нельзя было так открыто демонстрировать эмоции. Всё-таки больше двух лет прошло, но, видимо, ничего не улеглось, его не отпустило, гештальт не закрыт, как бы сказал Вершин, будь он проклят со своей психологической мутью, которую так любил разъяснять. — И все же, постарайся меня простить. Симон смотрел на него и чувствовал, как по телу расходится дурной жар, а потом охватывает озноб, он отступил к стене, прислоняясь. — Ты это серьезно? — Абсолютно. Егор рассказал, о чём вы говорили. Я вспылил сначала. После долго думал… В общем, не держи зла. Я не должен был тогда… С тобой всё в порядке? Симон слышал его, будто сквозь снежную пелену, понимая что, наверное, выглядит странно и его состояние для окружающих читается легко. Он ощутил прикосновение к плечу, оно разорвалось не начавшись, его заменило другое — решительное. — Не надо, — Алекс хотел убрать от него чужие руки, но Вершин сам всё понял. Симон дал надеть на себя куртку, хватаясь за крепкую ладонь. — Прости, что долго, — проговорил он, смотря сквозь Алекса. — Ничего страшного. Ты выглядишь не важно. — Устал… Алекс, это Макс — работали вместе, — он попытался вежливо улыбнуться, сохраняя приличия. Макс — это Алекс — мой… парень, — вышло почти вопросительно, но Алекс только крепче сжал его ладонь в своей. — Привет, — спокойно ответил Вершин, поверхностно оценивая шрамированного атлета. Алекс кивнул молча, сканируя не хуже рентгена. — Нам идти нужно, — попрощался Симон. — Окей. — Егору привет. — Я передам. *** Они вышли на свежий воздух, Симон прятался под капюшоном от возможных знакомых и прессы. Через плохо освещенный сквер направились к машине. Когда только приехали, парковочных мест уже не было, и пришлось покружиться, чтобы поставить авто. А сейчас это пошло только на руку, давая возможность быстро скрыться от шумной публики, торчавшей перед центром. Симон холода не ощущал, чувствуя руку на своём плече, он молча переставлял ноги. — Понравилось шоу? — спросил, чтобы молчание не становилось таким тягостным. — Ты о котором из? «Значит всё понял». — Что вообще это было? — Алекс снял с сигнализации прокатную бэху. Но Симон не торопился полезать в салон. Хотелось чувствовать воздух, надышаться, как после удушья. — Это он, да? — Кто «он»? — устало достал сигарету из предложенной пачки. — Ну тот, твой бывший, который… женился. — Вышел замуж, — поправил Симон, прикуривая от его зажигалки. — Стой, я не рассказывал тебе. Так откуда? — Кира рассказывала. — Зачем ей такое тебе говорить? Алекс молчал, ожидая пока до него дойдет. — То есть, она рассказала тебе мою «печальную» историю, чтобы ты тогда… — Чтобы я отстал от тебя и не портил жизнь. — Так вы меня пожалели, — он выпустил дым в сторону, рисуя в голове полную картину: — Это мило… Знаешь, за меня родители никогда не решали, зато вы с Кирой взяли на себя такую ответственность, с какого-то хуя!.. — сорвался. Очередная глубокая затяжка: — Господи, убожество просто… Получается, в её глазах я настолько жалок, чтобы просить своего брата о таком? — Не передергивай. — А кто передергивает? Ты ведь решил, что мне будет лучше, если меня бросить, потому что до тебя меня уже кто-то бросал… Так действительно лучше, не находишь? — Ну а что для тебя лучше? Чего ты сам хочешь? Я так понимаю, что до сих пор его. По взгляду напротив Алекс понял, что переборщил. Симон отвернулся, выпуская дым, постукивая указательным пальцем по сигарете, аккуратно сбивая пепел, в то время, как по его лицу пролегли прозрачные дорожки, они бликовали в свете фонаря. Алекс чувствовал, как градус ярости падает, он разминал сжатый все это время кулак. Он ненавидел испытывать ревность, это чувство принесло ему в жизни много бед, а Симона не получалось не ревновать, потому что Алекс считал его своим с того момента, когда сел на байк и поехал к его дому, чтобы вернуть. Отделаться от этой правды больше не получалось. Но он бы хотел. — Так, значит, ты думаешь? — Симон старался на него не смотреть, достаточно было того, что Алекс проходит через всё это дерьмо по его вине. — А что тут думать? Я всё сам видел, — он несильно повысил голос. — Симон, ты… — Ну что я? Что? — он всхлипнул, по-девчоночьи прикрывая лицо рукой, надавливая на прикрытые веки пальцами. — Я сегодня соберу вещи. Поищу билет онлайн… — Эй, эй, ты что такое говоришь? — Алекс подошёл ближе, поднял за подбородок лицо, заставляя смотреть на себя. — Ну а что? — Симон сдвинул брови, закусив губу. — Ты сейчас очень серьезный. Мне даже страшно, — зашептал тихо, стирая пальцами влажные следы на его скулах, — только я не верю, что ты хочешь уйти. — Разве это не выход? — Разве это не выход? — передразнил Алекс. — Нет. — Почему? — Ты правда хочешь всё закончить? Он отвел взгляд, прислушиваясь к себе. — Мне обидно, что ты повёлся на слова Киры. Но нет, я не хочу уходить. — И я не собираюсь ничего заканчивать. Не из-за этого точно. Ты просто расстроился, не был готов. А я… Я ревную, и это — непросто, — требовались силы, чтобы сказать ему о таком. Симон прикрыл глаза, целуя его руку, так и задержал у лица, прижимая к губам. Алекс поцеловал мокрые губы, чувствуя, как Симон отвечает, податливо приоткрывает рот и обнимает сам. — Ты мне нужен, — признался Алекс. — Спасибо, что сказал это, — прошептал Симон. — Очень нужен. Не злись на меня, — Алекс не думал, что так быстро придется принимать его со всем багажом прошлого, но и не принимать не получалось. — Я не злюсь, уже всё прошло. Погладил плечи, пробираясь пальцами к шее, чтобы Симон через прикосновение лучше осознал его искренность:  — Садись в машину, ты замерз. — Хочу напиться, — признался Симон, — и не отговаривай меня. — Не буду. Мне самому не помешает. *** Небо было звездным и чистым, они решили устроиться на веранде. На сдвинутые шезлонги Алекс накинул плед и покрывало, принес бутылку виски. Поставил на стол два стакана со льдом и налил темную жидкость, пока кубики не утонули в ней. Лег, притягивая к себе Симона, забрасывая на колени его ноги. Свет от окна освещал лица, Симон искал на небе Большую Медведицу, натянув капюшон. Алекс рассматривал тату на тонком запястье. Красивые, но непонятные символы. — Это эмблема группы, которую слушал в школе, тогда же и набил, — пояснил Симон. Голос его не дрожал, но оставался влажным даже после порции виски. — Ты ведь знаешь Линков? — Linkin Park? — Linkin Park. — Знаю, вот на эмблему внимания не обращал, — ему бы и в голову не пришло бить на теле нечто подобное. — Ты наверное и на их концертах был часто? — поразмыслив, добавил Алекс. — И не только на их. Я тот ещё концертный задрот, — прошептал Симон заговорщически. — Мы как с разных планет. — Но мне нравится на твоей, — Симон рассматривал старую татуировку на своём запястье, понимая, что Алекс не стал бы таскаться по концертам ради фото или автографа какой-то там звезды, это совсем не про него. Он слушает другую музыку, ему не нравится мода и вещи с ней связанные, любит свои мотоциклы и ещё бог знает что. — Что у нас общего? Кроме любви к коротким стрижкам? — выдал неожиданно Симон, загибая палец. — Русские корни, — добавил Алекс, загибая второй его палец. — Немецкий — три. — Издеваешься? Для Симона было странно слышать нотки смущения в его голосе, он посмотрел вопросительно. — С чего бы мне издеваться? — Я не настолько хорош в нём, просто подыгрывал. — Значит у тебя талант к подыгрыванию, — улыбнулся Симон, вспоминая утро в бассейне. — Безумно крутой, офигительный секс, — будто прочитал его мысли Алекс. — Это четыре? — уточнил Симон, загибая безымянный. — Вроде, — осушил бокал и налил им ещё. Становилось холоднее, но ветра не было. — Любовь к прекрасному? — Ну не знаю, насколько у нас совпадают взгляды в этом плане, — вспоминая сегодняшнее фэшн-шоу рассуждал он, — если только прекрасное — это ты. Симон ближе прижался, чувствуя, как загорелось лицо: — Иногда ты бываешь… — Каким? — Иногда очень меня смущаешь. — Своим немецким? — Нет, — холодные губы растянулись в улыбке, — просто… обычными словами, как эти, про «прекрасное». Симон приподнялся и посмотрел в темные глаза, в которых отражался вечерний свет из кухни, прикрывая свои от того, как Алекс гладит его щеку. — Просто у тебя ещё слишком сильно болит, хороший мой, — после двойной порции виски в игру вступала природная проницательность. — Поэтому ты так реагируешь на простую искренность. Симон не стал с ним спорить, он не знал, сколько правды в его словах, но что-то в них определенно его задело. — Тебя предавали? Жестоко? Близкий человек? Алекс поёрзал, он не хотел ворошить утрамбованное прошлое, ответил только: — О да. — Как ты справился? — Сложно сказать. Время, — он представил выжженную внутри себя пустошь и подумал про последние шесть лет, которые активно вкладывал в карьеру и экстремальный спорт, чтобы не планировать убийство двух вполне конкретных людей. Симон потянулся к нему, промахиваясь мимо губ, но Алекс поцеловал сам, укладывая руку на его затылок, а Симона на себя. — Ты много значишь для меня, — ровно до этого момента Алекс сам не понимал насколько это серьезная для него истина. Симон медленно целовал его лицо и губы, чувствуя привкус своих слез, почему-то не смывающийся алкоголем. — Спасибо тебе за сегодня, — прошептал он тихо. — Обращайся, — улыбнулся в ответ Алекс, натягивая съехавший плед. Высокое звездное небо кружило голову, Симон прищурившись, ткнул пальцем, отыскав Кассиопея. Вопросы исчерпали себя. Алекс курил, давая и ему затянуться. — Я навсегда запомню этот вечер, — сказал Симон. — Я навсегда запомню эти выходные, — согласился Алекс.