Симон. Новая глава

Не спалось. Первый снег выпал на той неделе, но погода всё ещё была неустойчивой. Когда идет снег, снятся странные сны, после которых не можешь уснуть. Вот и сегодня, как и несколько ночей подряд Симон лежал без сна. Алекс должен был вернуться ещё в среду на прошлой неделе, но они снова что-то там переснимали в своей Польше, и ему пришлось остаться. А Симону ждать. Он уже привык к этому перманентному состоянию ожидания — звонка, встречи, сообщения, фотки — мучительному состоянию, но и без него уже никуда. Жизнь в новом качестве — на расстоянии, всё время на телефоне, что не выпускаешь из рук; ночные вирты и чаты, горячие сны и печальные пробуждения, туда же плохие предчувствия, вроде этого: «он не приедет». Симон гнал такие вещи сразу и как можно дальше, но со страхом неудачи трудно бороться, да и Симон был далеко не в том состоянии, чтобы с чем-то бороться. У него даже с бессонницей не получалось справиться. Один тоже не спал, наблюдая за ним со своей подушки размером с покрышку от фуры. Симон свесил руку и тут же почувствовал, как пальцев коснулся мокрый нос. — А тебе чего не спится? — спросил, потрепав могучую голову. Один заскулил в ответ, чувствуя за ободряющим тоном самую настоящую тоску. Это чувство псу было слишком знакомо, чтобы у человека получилось его скрыть. У его человека снова тоска в сердце, как и каждую ночь, отчего Одину тоже не заснуть. Только сидеть рядом и скулить, ничего не понимая. *** Он, конечно, его узнал и напрыгнул у калитки. Они возвращались с прогулки, а Симон выходил из машины, и Один заскулил, увидев его издалека, а потом принюхался сильнее и, узнав запах, вырвался вместе с поводком. Тогда тоже шел снег, Симон разревелся, обрадовавшись, что его не забыли. Один лизал его лицо и руки, пока Симон гладил его, склонившись, пряча от Вилема покрасневшие глаза, а потом пёс завыл. — Я тоже соскучился, — он знал, что хаски воют от переизбытка чувств. — Ну не кусайся. Я знаю, знаю… — Посмотри, он описался, — Вилем смеялся, комкая хрупкий снежок и кидая в мощную холку, — и это Верховный Бог? Ты ведь уже большой пёс, Один. Ну, что за дела? Симон смеясь, прикрывал рот рукой, смотря на желтую, исчезающую в снегу лужу, а Один крутился волчком, ничего не соображая от счастья и снова воя. — Я же говорил, что он сегодня приедет, — привычка разговаривать с псом у Вилема сложилась сразу, как только он появился в доме, — а ты не верил. Один тявкнул, подбираясь ползком к ногам человека, которому его оставили, и к которому он успел привязаться. — Характер тот ещё, сочувствую тебе, — сказал Симону. — Не знаю, мы мирно жили. — Любопытный, строптивый, не с первого раза понимаем, да Один? — отстегивая поводок, не всерьез отчитывал пса улыбчивый и симпатичный Вильем. — Трудно вам с ним пришлось? — Были сложности, ну… Ты знаешь. Симон, конечно, знал. Парни писали почти каждый день, посвящая в подробности непростого характера нового обитателя их дома. — Может быть, он просто протестовал из-за твоего отъезда. — Наверное, — соглашался Симон. — Спасибо Лукашу — тот ещё вожак. Его Один слушается, а вот я у него не в авторитете, — они пересекли большой двор и остановились у входной двери, освещенной вечерними фонариками. В доме было светло и уютно. С порога Симон почувствовал запах готовящегося ужина, понимая, что любовь Лукаша к еде с годами только стала сильнее. Симон хорошо помнил, почему друг так быстро ушел из модельного бизнеса. Он не вынес строгих диет и спортивных истязаний. Высокий, сейчас он стал ещё шире в плечах, отрастил небольшую бороду, но спортивной формы не утратил, став походить скорее на пожарного, чем на топ-модель. — Привет, — Симон по традиции коснулся щекой его щеки. — Ну, наконец. Мы тебя заждались. — жизнерадостно встречал Лукаш старого друга. На его фоне щуплый Вилием казался скорее младшим, да к тому же ещё несовершеннолетним братом из-за своей моложавости, хотя Лукаш был старше всего на два года. Глядя на них, Симон думал о том, какое впечатление они с Алексом производят на окружающих. Он рассказал друзьям о новом парне, о берлинских выходных, не утаил про встречу с Вершиным. Успокоившийся Один лежал у ног, и Симон был рад, что пусть друзей у него осталось немного, зато они настоящие. Часа через два стали собираться. Погрузив в машину собачьи снасти, Симон отдал парням подарки за огромную услугу в знак благодарности. Перед самым отъездом пришлось успокаивать Вилема, он расстроился, прощаясь с псом, и решился купить себе хаски. — Мы подумаем, — прагматичный Лукаш не отговаривал, но и не обещал на все сто, что желание будет исполнено. — Очень серьезно подумаем, — убеждал он, целуя в щеку Симона и провожая до машины. — Смотри мне тут не описайся, — попросил пса, когда тот с очень радостным видом обнаружил свою подушку на заднем сиденье и сильнее завилял хвостом. Тем вечером Симон снова звонил Кире, и снова её номер, как и все те дни, что он звонил ей, оказался недоступен. Он решил отложить этот разговор до приезда Алекса, но разобраться, куда пропала его всё ещё подруга, стало слишком важно. Тайны Симона раздражали. *** А Одина раздражала тоска в сердце хозяина, которую он чуял даже через стены и сквозь свои сны. Она становилась слабее в доме, где жила женщина, к которой они ходили в гости. У неё с его человеком был один на двоих запах. В том доме тоска затихала, и Один её почти не ощущал. — Ложись спать, — попросил Симон тихо, ткнув пальцем холодный нос. — Не смотри на меня своим глазом, у меня нет ответов. Один тявкнул, как всегда, когда Симон с ним разговаривал так настороженно. — Ты очень хочешь всё понять, да? Но не получается, — Симон улыбнулся, встал с кровати и, накинув толстовку, пошел на кухню варить кофе. Таймер на плите показывал 2:39. Он включил свет и занавесил шторы, чтобы не видеть своего отражения в стекле. Один процокал за ним по коридору и устроился на своем стуле у окна. «Надо надеть штаны и открыть посильнее отопление», — подумал Симон, когда услышал вызов домофона. Пёс резко вздернул голову и, когда сигнал повторился, удивленно гавкнул, посмотрев на хозяина. — Я тоже не знаю, — Симон выключил конфорку под туркой и пошел к двери. Нажал кнопку и спросил: «Кто?» Но ему не ответили, на том конце уже никого не было, только искусственная, гудящая тишина устройства. Один гавкнул вопросительно, стоя у босых ног. — Наверное ошиблись… — пожал плечами Симон и ушёл в спальню искать штаны. Включив светильник, он раскрыл створки шкафа, но звонок в дверь заставил подпрыгнуть. Один всерьез залаял. — И кто из нас трусливее? — пошутил Симон, понимая, что кто-то стоит на лестнице среди ночи. Вернувшись к двери, он потянулся к глазку, Один вился у ног, щекоча кожу, но Симон уже не обращал на это внимания. В миг ставшие скользкими пальцы попытались открыть замок, снять цепочку получилось далеко не сразу. Симон чертыхался и бледнел, не понимая, зачем вообще пользуется этой цепочкой. «Сейчас, вот черт…» — проговаривал про себя. Получилось — дверь распахнулась. — Привет, — Алекс перешагнул порог квартиры, отставляя к стене небольшой чемодан, щёлкая ручкой. Симон, ничего не понимая, просто повис на шее. Стоя на цыпочках, он гладил бедро коленом, так и норовя взобраться. Алекс, почти не дыша, обнимал крепко. Пальцы нервно подрагивали, проходясь по спине и обтянутым тонкой тканью ягодицам. Руки сами подхватили под маленькую задницу — у Алекса от природы были слишком хорошо развиты рефлексы. Всё перепуталось — вкус его губ и никотина, вкус зимы и чужой страны, вкус их снов — Симон чувствовал, как отъезжает, и боялся вдруг проснуться. Алекс целовал сонного, нежного и теплого, прислонив к стене, не спеша оглаживая руками, будто проверяя всё ли на месте. — Почему ты не позвонил? — спросил наконец Симон, трогая его лицо и заглядывая в глаза. — Мы закончили уже вечером. Я не был уверен, что не опоздаю на последний рейс. — И ты решил сразу ко мне? — В такси назвал твой адрес вместо своего. — Ущипни меня. — Не хочу тебя щипать, хочу по-другому, — он поцеловал его в шею, медленно коснулся языком, а потом прихватил зубами, заставляя Симона прикрывать глаза и выдохнуть шумно. — Это не сон. Хотя бы по тому, что твоя собака тянет меня за штанину. Симон засмеялся, вновь чувствуя пальцами ног прохладный пол. — У нас редко бывают гости. — Отличная новость. — Прекрати, Один. Мне стыдно за тебя. — Так ты с ним разговариваешь? Ни команд, ни… словечек: «фу», «место»? — Он и так все понимает, — Симон отмахнулся. — Видишь — отошел. Хороший, — похвалил пса, который присел в углу, но глаза с них не спускал. Симон не мог найти место рукам, гладил плечи и лицо, пока Алекс слишком серьезно смотрел на него. Они не виделись с Берлина, который, казалось, был в прошлой жизни. Алекс никогда раньше не считал дни до встречи. — Я почему-то знал, что всё так будет, — произнес он в тишине прихожей. — Как? — Ты будешь дома, в окне будет гореть свет, будто ты ждешь меня. Почему ты не спишь? — Наверное, потому, что я действительно жду, — Симон промолчал о своей страшной бессоннице. — Я соскучился, — признался Алекс, снова напирая и целуя, тут же слыша очередной звонкий «гав» за спиной. — И вот это исчадие ада — твой «Один»? Ты нам дашь поговорить? — Алекс посмотрел на притаившуюся за его спиной собаку. — Он тебя не знает. Ночной гость наклонился. Услышав рычание, присел на корточки. — Дашь посмотреть на себя? Какой красавец. Ты в курсе, что у него один глаз? Симон шлепнул несильно по плечу. — Ладно, ладно. Один смотрел подозрительно на улыбающегося большого человека, от которого исходила смесь самых разных, незнакомых запахов; перевел свой взгляд на Симона, упирающегося ладонями в чужие плечи. — Это — Алекс, он друг, — сказал Симон. — Понятие не имею, как знакомить кого-то с собакой. Протянув руку, Алекс дал понюхать свою ладонь. Влажный нос коснулся пальцев, пёс снова посмотрел в лицо незнакомца и, увернувшись от пытающейся потрепать по голове руки, пошёл в комнату. Симон засмеялся. — С характером, — хмыкнул Алекс. — Похоже, он только со мной себя нормально ведет. Может, ревнует? — Его сложно за это винить, — он встал в полный рост. Они снова целовались в коридоре. Симону не хотелось знать, надолго ли он приехал и другие подробности: он отложил все эти вопросы на потом, чтобы сейчас быть просто вместе. — Есть хочешь? — Тебя хочу. — Пошли, — Симон потянул его в спальню. — Мне в душ нужно. Вода струилась по широким мышцам, Симон размыливал пену по плечам, обводя плотные рубцы, тут же целуя изгиб шеи и позвонки на ней. Гладил ладонями живот, спускаясь ниже и обратно, к груди, проезжаясь пальцами по соскам, зажимая их между средним и указательным. Он прижался щекой к плечу, обнимая и замирая, прикрыл глаза, радуясь, что больше не один, по-настоящему не один — Алекс примчался, даже домой не заехал. Это согревало. А Алекс, смыв с волос персиковый шампунь без парабенов и силикона, повернулся к борцу за экологию. Накрыв рукой затылок, притянул к себе: — Мне так много хотелось тебе сказать, — прошептал на ухо. — Столько мыслей было, а теперь ни одной. Симон прикрыл глаза, чувствуя, как крепко сжимаются на спине руки, а тягучие струи укрывают их от всего мира: — Знаешь, о чем я думал последние два часа, пока добирался сюда? Симон покрутил головой, улыбаясь и проводя языком по его ключице. — У тебя родинка под ягодицей. Маленькая, — Алекс сжал в руке круглую половинку, проводя безымянным пальцем рядом с анусом. — Вот здесь. — И ты об этом думал? — Она мне напоминает… — он понизил голос, ища подходящее сравнение. — Точку расплывшейся акварели на мокром листе бумаги. Будто быстро коснулись и убрали кисть. — Как-нибудь проверю у зеркала, — млея под его губами, соглашался Симон. — Проверь, а я понаблюдаю со стороны, — было трудно разговаривать с перманентной жесткой эрекцией, но Алексу нравилось та острота, до которой они доводили желание. Симон был таким близким, улыбчивым и ласковым, что хотелось бесконечно долго его целовать и трогать. Алекс не мог до конца принять, что за такое короткое время смог настолько сильно к кому-то привязаться. Кое-как промокнув друг друга полотенцами, они вышли из ванной. В спальне Симон распахнул створки шкафа, поглядывая на полностью голого Алекса, разлегшегося на его постели во весь рост: — Я тут купил для тебя кое-что… на днях. Подумал, что мои вещи тебе не подойдут, а ты не можешь каждый раз после душа ходить голый, как бы мне этого ни хотелось. Холод ведь никто не отменял. — Он покрутил в руках, а потом бросил на кровать вешалку с мужской пижамой — черная ткань с орнаментом из маленьких сцепленных колечек. — Еще несколько футболок, надеюсь, твоего размера, — указал на полку в шкафу. Даже голым Симон мог выглядеть раскрепощенно и по-деловому. «Наверное, это что-то профессиональное», — подумал про себя Алекс, садясь и притягивая его к себе за запястье. — Иди сюда, — другой рукой цепляясь за бедро, заставил сесть сверху на свои колени. — Мне приятно, что ты заморочился, но можно я примерю позже… — он протиснул руку между их бедрами и пробрался пальцами к той родинке, а потом и к тому горячему, рядом с чем она находилась. Пока только поглаживал, чувствуя, как Симон заводится: поцелуи его теперь причиняют боль, становясь жалящими и требовательным. Эта черта в нём — разгоняться в два счета, стоит правильно потрогать и погладить, где нужно — не осталась не замеченной с самого первого их свидания. За три дня и три ночи в Берлине Алекс только подтвердил свои догадки, изучив и новые особенности. Вот и сейчас видел, как теряют фокус светлые глаза, как Симон прикрывает ресницы и крепче держится за плечи, когда он трогает его, пройдясь языком по кончикам своих пальцев. Сначала сзади, а после, медленно переходя на член, приоткрывает головку и обводит большим по окружности, слегка надавливая. Слышит шумный выдох в шею и усаживает Симона ближе — так, чтобы ствол проехался по промежности, давая почувствовать весь потенциал и объем. Симон видел, как Алекс передергивает себе, и опустил руку, чтобы тоже его потрогать, сжать пальцами, вспомнить, каково это, снова быть так близко, так слабо соображать, но обостренно чувствовать и думать только о том, чтобы он уже оказался внутри. Позвоночник прошило легкими разрядами, когда его пальцы замирают, надавливая. Поглаживая его кисть, Симон принимает насколько может. Уже через мгновение он осознаёт себя придавленным к постели. Соображает все же, что нужно нащупать ручку у прикроватной тумбочки и достать черный флакон со смазкой такой же новенький, как пижама, что так и осталась лежать на одеяле. Пережав его горло, едва касаясь губами губ, Алекс входит осторожно, наблюдая за незначительными изменениями в выражении лица. Это необъяснимо добавляет огня. Ему не хватает слов описать свои чувства, поэтому он выражает их на деле. Симон и представить не мог, что сегодня они буду встречать рассвет в одной постели. Он видит, как потолок озаряется бледным светом, но мысль ускользает — с задранными на чужие плечи ногами трудно думать о чем-то, кроме своего положения. В этот раз он стонет в голос. Они только входят во вкус, когда слышат Одина за дверью: пёс лает, а когда дверь не поддается под напором лап, начинает выть. — Нужно впустить ег… — окончание звука ударяется о ладонь. Зажав рукой рот, Алекс освобождает одну его ногу, чтобы подобраться к члену и загнать глубже. Меняет угол и сразу чувствует, насколько легче набирается темп. Он делает это с ним именно так, как мечтал сделать долгие дни разлуки. Никакие собаки и их сердобольные хозяева не могли помешать ему в этот момент. Он ничего не слышал за чередой своих ощущений и образов, в фокусе только выгибающийся и прикрывающий глаза Симон. Ладонь на его лице глушит ритмичные стоны, парень помогает себе рукой, пока Алекс, удобнее вцепившись в тонкое бедро, выходит почти полностью и вталкивается обратно. А потом амплитуда становится меньше, толчки — короче и чаще, Алекс ложится сверху и чувствует, как на ягодицы симметрично надавливают две ладони. Лишь сильнее зажимая ему рот, он прячет лицо в подушку за худым плечом, чувствуя, как накатывает разрядка. Симон вслушивается в размеренные, грудные выдохи у самого уха, доводимый медленной стимуляцией в верном направлении до вполне закономерного предела. Тем не менее, всё происходит внезапно: Симон вскрикивает во влажную ладонь, не сразу осознавая, что кончает, не притронувшись к себе. Он всё ещё продолжает рвано вздрагивать, подаваясь вперед, чтобы насадиться плотнее. И наступает тишина, многозначительная, связывающая. Пальцев касаются ресницы, а живот становится мокрым и скользким, захват на заднице слабеет — Алекс выходит медленно и нехотя, убирая руку от его лица, сразу ощущая кожей обжигающее дыхание и не менее горячие губы у виска. — Нужно что-то делать с Одином. Если он каждый раз будет так выть, слыша тебя, — проговаривает сорванным, хриплым голосом. Руки не могут перестать трогать, перебирать волосы. Алекс видит из своего положения только половину лица, и пальцы сами тянутся к полупрозрачному контуру подбородка, гладят горло. — Значит, будем тише, — поглаживая грубый шрам выше острого локтя, отвечает Симон задумчиво. — Ещё что придумаешь? — Спроси чуть позже, ладно? Алекс хмыкнул, садясь в кровати. Найдя в складках помятые штаны, натянул их и пошел к двери. Симон лег на бок, подперев голову рукой, наблюдая, как красиво атласная ткань обтянула крепкую, узкую задницу, и, радуясь, что не прогадал с размером. Алекс открыл дверь: свет в коридоре горел, Симон его не выключил, когда переселял Одина вместе с ложем в гостиную. Пёс заглянул в комнату и, уставившись на Симона, потянул носом. — Он живой, как видишь, и вполне довольный, — невосстановившимся голосом произнёс Алекс. — Один, что ты там устроил, малыш? — сказал в подтверждение его слов Симон. Волоча в зубах свою подушку, пёс прошел в комнату и, вернув «постель» на прежнее место, забрался в неё, отвернувшись к стене. Алекс хохотнул: — Во даёт. Не понравилось переселение. — Обиделся, — убедился Симон, — согнали с места. — Мне теперь прятать обувь? — Не думаю, что этот пёс до такого опустится, просто однажды придушит ночью, — предположил Симон. — Но это не точно. — Очень смешно, — Алекс вернулся в кровать и обнял его за плечи. — Один смотрится большим для квартиры, тебе не кажется?. — Не продолжай, пожалуйста. Иначе мы поругаемся, — настойчиво попросил Симон, перестав водить по широкой груди ладонью. — Я никуда его не отдам. Он мой. — Я не прошу тебя его отдавать. Я всего лишь хотел сказать, что собаке будет лучше в доме. — В доме будет жить мама, мы решили не так давно. Там ремонт… Да и вообще я не планировал туда перебираться, ты же знаешь. Даже хотел выставить на продажу, но она отговорила. Алекс тяжело вздохнул, сетуя в душе на недогадливость своего парня. — Речь не о твоём доме. Так «изящно» я приглашаю тебя к себе. Симон сел в кровати, скрестив ноги по-турецки и закрывшись подушкой, посмотрел на Алекса. — Прикольно. Вместе с ним? — он указал на свернувшего калачиком пса. — Ну куда ж без него. — Нужно подумать, какие вещи взять. Подушка огромная… — Мы купим ему новую. Чтобы не таскать эту туда-сюда. — Ну да… — А дальше посмотрим: может тебе не захочется уходить. — Ты со мной сначала поживи, а потом оставляй, — скептично изогнул бровь Симон. — Хочешь сказать, ты не подарок? — Не знаю, — он пожал плечами, понимая, что правда не знает, каков он в плане общего быта, потому что никогда ни с кем не жил. — В Берлине мне понравилось, как у нас было. Я бы хотел попробовать и здесь так же, — намекнул Алекс. — То есть, ты мне сейчас предлагаешь?.. — Попробовать съехаться. Ты разве не думаешь, что это хорошая идея? — Я… Не знаю, — Симон смотрел ошарашено, прижимая к лицу тыльные стороны ладоней, потому что кожа начинала гореть. — Я никогда ни с кем не жил. — Может, пора попробовать? Со мной? — Саш, ты серьёзно сейчас? — Похоже, что я шучу? Симон смутился и отвел взгляд: — Я не знаю… Такой Симон был выше его сил. Такой Симон — заноза в сердце. Конечно, Алекс не шутил и хотел, чтобы Симон воспринимал его всерьез. Он развернул к себе его лицо и посмотрел в глаза: — Я думаю об этом постоянно после Берлина. У меня большой дом. В нем я один. И хочу забрать тебя к себе. В чём ты сомневаешься? — У меня совсем нет опыта в этом плане. Вдруг я ужасен? — Я так не думаю. Нам же классно вместе. — Ты никогда не жил с парнем. — И? — Не знаю. Ты мне ответь. — У меня никогда отношения с парнем не заходили так далеко, как у нас. С тобой мне хорошо по-настоящему. Я считаю, нужно дать этому развиваться. Ты так не думаешь? — Думаю, — Симон прижался к его плечу и прикрыл глаза, он совсем не был готов к подобным переменам, даже не позволял себе думать о таком. Ещё ночью он сомневался, что Алекс вообще вернется к нему, а теперь они говорят о таком… — Учитывая наши разъезды, это оптимальное решение. Я нервничаю, когда мы на расстоянии, да ещё и в подвешенном состоянии. А так — я успокоюсь. — Это прям шаг. — Тебя никто не заставляет продавать квартиру. Но попробовать жить вместе лучше у меня. И Одину там будет удобно. Задний двор. Не придется отдавать его маме, когда закончится ремонт. Ты же не хочешь его больше никому отдавать? — Не хочу. — Давай пока просто проведем там время, а потом ты сам выберешь, как поступить, — Алекс скрестил щиколотки, под черной тканью красиво вырисовывались контуры длинных, спортивных ног. — Ты точно уверен? — Точно. — Ну, ладно. — Согласен? — Ты прав. Что нам мешает? Довольный Алекс взъерошил волосы на темной макушке: — Один, ты слышал? У тебя будет своя комната. Пёс игнорировал. — Не дуйся, дурачок. Своя комната это круто, — приободрил Симон. — Хоть ты так и не думаешь. — Я погуляю с ним, чтобы он привыкал. А ты приготовишь завтрак. — Только ещё немного полежим, — согласился Симон. *** Симон сам погулял с Одином, сходил в супермаркет и приготовил завтрак, потому что Алекса отключило глубоко и надолго. Сказался перелет, усталость и волнение. Симон не стал его будить. Ему было приятно знать, что он спит в его постели. Появились нехорошие мысли о том, чтобы спрятать ключи, и никуда его больше не выпускать. Но Симон понимал, что это глупости. Они не дети, и надеяться кого-то удержать против воли глупо. Так же, как и Алекс не сможет его удержать, если он решит уйти. Сидя за кухонным столом, поджав под себя ногу, он писал список необходимых вещей, которые нужно взять с собой. К личному пространству и комфорту как к своему, так и окружающих Симон всегда относился щепетильно, поэтому немного нервничал, не представляя, как на деле реализуется идея с переездом. Один сидел у его ног, сытый и повеселевший после прогулки. Он учуял, что Алекс проснулся ещё до того, как тот, потягиваясь, появился в дверном проёме. Пёс настороженно поднял голову, и не спешил вилять хвостом. Симон отложил карандаш. — Привет. — Прости, я вырубился, — Алекс подошел и коснулся губами его волос, погладил лопатки. — Глупости. Мы прогулялись, сходили в магазин… Кофе будешь? — О, у тебя инвентаризация? — Алекс заметил его список. Симон усмехнулся и положил на блокнот ладонь. — Да вот, нервничаю немного. — Я живу не в глуши. Если что-то понадобится, мы всегда можем это купить или заехать к тебе. Ускользая из его руки, Симон встал и налил кофе. — Я тосты сделал всякие разные… В общем садись. — Пахнет вкусно, но я в ванну сначала. — Зубная щётка в ящике под раковиной. Там несколько новых… Алекс удивленно вскинул бровь: — К войне готовишься? — Акция была, они подарочные. Иди умывайся. Было круто вместе завтракать, разговаривать о предстоящем переезде и нуждах Одина. Но Симона глодала мысль, которую он больше не мог игнорировать. — Что ты скажешь Кире? — Симон видел, как Алекс меняясь в лице, отставил чашку. — Что происходит? — чувствуя заминку, он решил наступать. — Происходит? — У вас с Кирой? Или просто с Кирой? — А что происходит? — Почему она уехала на самом деле? Она сказала, что будет работать у отца. В Лондоне. Но потом, будто исчезла. — Ты звонил ей? — Конечно, хотел поговорить обо всём, что ты мне рассказал. Узнать, зачем она влезла тогда. — И? — Телефон выключен, как всегда. — Угу. — Что происходит, Алекс? — У тебя есть версия, да? — он откинулся на спинку стула, заинтересованно прищуриваясь. — Она не вернется в модельное? — начал Симон издалека. — Наверное нет. — Это потому, что ты так решил? — Думаешь я деспот, мучаю Киру? — Алекс засмеялся, потянувшись, взял его за руку и поцеловал запястье, а потом ладонь. — Я хочу поговорить с ней. Дай её действующий номер. — Всё выяснишь, когда она вернется, если хочешь. — Конечно хочу, я не смогу с ней общаться, если она за моей спиной считает нормальным влезать в мою личную жизнь. Так у тебя есть её новый номер? — Нет. Я так же, как и ты, не могу с ней связаться. — Почему? — Она разве ничего не объяснила? — Что нашла духовного наставника и будет просвещаться, что им в той «секте» нельзя общаться с миром и пользоваться телефонами? Говорила. Но я не поверил, что всё именно так, как она говорит. — Почему? — Такое отречение от реальности на неё не похоже. Вот я и думаю, может быть, она попала в беду? — А я знаю и молчу… Способствуя её плену, находясь в сговоре с отцом против неудобной сестры? — Нет, конечно нет… Алекс провел рукой по его голым коленкам, ловя себя на мысли, что таких красивых ног у девчонок редко увидишь, а тут… — Скучаешь по ней? — Скучал, но теперь только злюсь и хочу послушать, что она скажет, желательно по телефону, потому что лично я не хочу её видеть. — Это не секта и даже… не йога-центр, Симон. Она лечится. В клинике. — От чего лечится? — От наркозависимости. Отец нашел ей хорошего врача. Там жесткие правила: им звонить нельзя и домой приезжать, общаться с друзьями. В общем, заблокированы все контакты с внешним миром. До выписки. — То есть она и это от меня скрывала? — Получается так. Симон замолчал надолго, обдумывая. — Я её совсем не знаю. — Разве ты не догадывался о её проблемах? — Нет. Ну, курила она травку, как все… — Ну, въезжала в деревья. — Хватит, я не знал, что всё так, серьезно. — Я думаю, она не хочет, чтобы ты думал о ней плохо, поэтому не сказала. Ценит вашу дружбу. — Какая это дружба? Я ей всё рассказывал, а она создала для меня образ той, кем не является. Разве так поступают с друзьями? — Человек имеет право на тайны, разве нет? — он опустил руку и почувствовал под пальцами длинную шерсть и одно ухо. Один дал себя погладить первый раз. — Иногда за тайнами не видно самого человека, — Симон помолчал недолго, а потом добавил больше для себя: — Никому нельзя верить. — Верь мне. — Ты за меня уже решал. Вы решали. Медвежью услугу оказала мне твоя сестра. — Не злись на неё. Я уже всё исправил. — Когда она вернется? Алекс пожал плечами: — Отец сообщит. — На Рождество их не отпустят? — Нет. — Но ей хотя бы лучше? — Да. Значительно. — Значит, Кира ничего не узнает о нас? — Пока не вернется. — А твой отец? Что он скажет, если узнает о том, что ты встречаешься с парнем? — У меня была бурная юность. Отец… Думаю, он не будет против, хотя бы потому, что на его взгляд худшее со мной уже случилось. — Звучит оптимистично. — Да уж. Но это в прошлом. — Раз уж мы решили… — язык не поворачивался произнести избитое и в некотором смысле пошлое «перейти на новый уровень». — Раз уж… — Симон снова попытался подобрать слова. — Всё серьезно? — предположил Алекс. Симон улыбнулся, чувствуя насколько глупо выглядит: — Да, — он сел удобнее, немного подаваясь вперед, чтобы чувствовать себя устойчивее и оттого увереннее: — Если я буду с тобой… Есть что-то, что я должен знать о тебе? Что-то особенное? Алекс погладил Одина под столом уже обеими руками, было похоже, что он всерьез озадачен вопросом и ищет поддержки хотя бы у пса. — Я был женат. Развелся шесть лет назад. Детей нет, — Алекс усмехнулся невесело: — Кроме Киры. — Почему развелся? — Я расскажу обязательно, если тебе интересно. Но в другой раз. Ни к чему нам портить настроение. — Если тебе сложно — не нужно. Мне ни к чему это, серьезно. Это прошлое, пусть там и остается. — Спасибо, — Алекс поспешил поцеловал его в висок и встал, убирая со стола тарелки. Один крутился у ног, пока он мыл посуду. День только начинался.