Симон. Новая глава

— Ты оказался прав, мне не хочется уходить, — сказал Симон как-то вечером, когда, устроившись под пледом на диване, они смотрели по телеку «Авиатора». Прислонившись плечами к спинке, он запускал пальцы в волосы Алекса, который примостил голову у него на животе. Один спал в кресле, избранном в качестве любимого, хоть ему и предоставили целую пустующую комнату по соседству со спальней, но пёс с первой ночи в новом доме засыпал в гостиной до утра. Алекс ничего не ответил, лишь повернулся к Симону, отрываясь от фильма, продолжая лежать на его солнечном сплетении. Симон провел пальцами по уже начинающему колоться подбородку, невидящим взглядом заскользил по собственной руке, поверхностно слушая диалог Говарда Хьюза и Кэтрин Хепбёрн о беззащитности эксцентричных людей перед остальными. — О чем ты думаешь? — спросил Алекс, пережимая его пальцы и по привычке проходясь по ним губами. — Что ты делал здесь в такие вечера, когда меня не было? Алекс сел, опираясь на руку, теперь смотря на Симона немного сверху вниз. Он не уставал рассматривать его лицо. Каждый раз ему казалось, что в его чертах неуловимо что-то меняется, что-то ускользает, будто Симон прячет внутри себя то, что сознательно бережет. — Вечером обычно, если нет съемок, я еду в бассейн. Плаваю часа два. Потом домой. Готовлю ужин и ложусь спать. — Один? — В основном. — В основном? — Домой я редко кого-то привожу. Ты ведь это имеешь в виду? Встречи на чужой территории, чаще нейтральной. — Хм. Понятно. И с кем ты встречался… между мной и мной? Не знаю, как правильно сказать. — Зачем тебе это? — Не хочешь, не говори. — Последняя девушка, с которой я спал, снимала фильм про каскадеров. — И ты расстался с ней? — А как ты думаешь? — И как расстался? — Просто… — Алекс задумался. — Я и не помню. Кажется, отменил встречу. Больше не звонил. — Не переписываетесь? — Фильм снят. В общении нет необходимости. Зачем ты всё это спрашиваешь? — Не знаю, просто хочу понять, какой ты… С другими. — С другими и с тобой — это два разных меня, поверь на слово, — Алекс даже повеселел от подобных расспросов. — Почему? Он не ответил, наклонился ближе и коснулся губами уха: — Что за ревнивая муха тебя укусила? Я хочу, чтобы ты улыбнулся, — пальцы отогнули резинку чужих домашних штанов и проникли под неё. Алекс почувствовал, что дыхание его парня становится глубоким и шумным, уже через каких-нибудь несколько секунд он сжимал в кулаке твердый ствол. Быстро опустился на пол, локтями упираясь в обивку сиденья и приспуская резинку значительно ниже. Симон улыбнулся и тут же закусил губу, когда чувствительную головку резковато втянули в рот. — Мы фильм, вообще-то, смотрели, — тихо проговорил, склоняя голову в сторону для лучшего обзора. Прикрыв глаза, Алекс отсасывал под сухой шелест голосов из телека. Он привык на деле показывать своё отношение. Алексу всегда не хватало слов, чтобы выразить чувства, а когда он их подбирал, ему почему-то не верили. Но в случае с Симоном было очень важно, чтобы он поверил и чтобы остался. Симон приподнял бедра, слегка толкаясь, наблюдая, как головка скользит между губами. Ему всегда нравилось смотреть — он от природы был визуалом с хорошо развитой зрительной памятью. Согнув ногу, упираясь стопой в диван, чтобы толкаться сильнее, Симон почувствовал, как сжимаются пальцы на бедренной косточке, удерживая на месте. Алекс ощутил пульсацию под ладонью, чужая рука на плече комкала футболку, Симон постанывал едва слышно, будто его покидали силы, но тело оставалось напряженным. Алекс пережал призывно оголившуюся щиколотку выше манжета спортивного носка, чувствуя, как под пальцами ткань сползает ещё ниже. Будто пытаясь отодвинуть от себя, Симон уперся руками в каменные плечи и тут же выгнулся. Наблюдая, как он прикрывает лицо, как прокатывается по горлу кадык, Алекс накрыл ладонью дрожащий от сбившего дыхания живот, стирая несколько капель, и вернул резинку на место. Поцелуй вышел долгий и тягучий, Симон хотел сказать, как ему всё это нравится, но постепенно начал понимать, что не хочет заканчивать. Гладя его плечи под футболкой и утягивая на себя, он лег спиной на сидение. — Пойдем наверх, — прошептал Алекс, — постонешь там, не сдерживаясь. - Он намекал на Одина, который спал рядом в кресле и из-за которого Симон себя контролировал. Но ему не ответили, Симон только отрицательно завертел головой, стягивая штаны с твердых ягодиц, одновременно освобождаясь и от своих спортивок, откидывая их ногой за подлокотник. Он развел колени, пуская Алекса ближе, чувствуя внутренней поверхностью бедер его живот, а потом и бока, закрывая глаза и ощущая, как влажная головка тычется между ягодиц. Давит и проникает без особого труда в разработанное ежедневными тренировками тело. Губы уже саднят от колючей кожи и слюны. Алекс движется плавно, опираясь на локти, хищно выгибая спину. Давящие на поясницу руки, не дают ему ускориться, принуждая проникать глубже и задерживаться дольше. Симон сам движется под ним, всхлипывая, очевидно, найдя нужное положение, целует, упрашивая: — Сильнее, сейчас… Вот так… Сильнее… Алекс сжимает пальцы на его скулах, сминая кожу, и долбит в податливое тело, как просят, едва ли не отъезжая оттого, каким Симон становится в такие моменты: жадным и капризным, ненасытным маленьким тираном, которому нужно всё и немного больше. И Алекс отдает, по полной, до испарины на висках и спине, до чужих судорожно сведенных коленей и бедер, слыша, наконец, бесконтрольные стоны. Он встает на колени и не спешит выходить, какое-то время продолжая медленные проникновения, замечая, как Один наблюдает за ними из своего кресла, настороженно вздернув голову. Он подмигивает псу, улыбаясь одной стороной рта, поглаживая голые колени его хозяина. На экране титры, а футболка на впалом животе впитывает сперму. И Алекс думает, как легко Симон вписался в его жизнь. Просто положил несколько вещей в шкаф, в ванной оставил электрическую зубную щетку, в холодильнике теперь постоянно веганская еда, и он уже не представляет без него ни своего дня, ни ночи, ни вечеров. Его собака приходит к ним утром, чтобы разбудить на прогулку, кладет голову на руки Симона и скулит, пока не разрешат забраться на кровать и устроиться в ногах, чтобы ещё немного поспать. Алексу кажется, что они здесь были всегда. Что до Симона не было ровным счетом ничего. Две жизни, два Алекса, и второй ему нравится гораздо больше первого. — Фильм закончился. Его голос вырывает из мыслей. Симон всё ещё чувствует в себе член, но сводит ноги. — Можно отмотать назад, — поднимая с пола плед, Алекс ложится за его спину. Отматывает фильм до такого момента, на котором, ему кажется, они остановились. — Здесь вроде? — на экране снова эпизод с Кейт Бланшетт в роли Кэтрин Хепбёрн, где она пытается перевязать поврежденную ногу Лео после установленного им скоростного летного рекорда. — Да, на этом, — только и говорит Симон, поворачиваясь лицом к Алексу и устраиваясь головой на его плече, закрывает глаза. — Мы это из-за тебя смотрим, — напоминает тот, — я «Авиатора» раз сто видел. В ответ Симон только крепче его обнимает, переплетая их ноги под пледом. Его лицо уже бледнеет, но на щеках все ещё цветут круглые розоватые пятна, он выдыхает через нос, быстро проходясь языком по уже постоянно распухшим губам цвета переспелой вишни. Незаметно для себя Алекс улыбается и выключает телек. — Приятных снов, Один. Надеюсь, ты не против, что мы сегодня поспим у тебя? *** — Это традиционные посиделки перед Рождеством, — объясняет Алекс. — Каждый год одно и то же. До Рождества оставались считанные дни. В это время по сложившейся многолетней традиции он приглашал друзей. Симон старался не показывать вида, что ему не нравится эта идея. Всё время, что у него оставалось до середины января, а точнее, до парижской недели моды, он хотел провести вдвоём с Алексом. Но у каждого из них есть социальная жизнь, которой нет причин пренебрегать — это Симон понимал тоже. — Из них вообще никто не подготовлен? — спросил он утром в ванной, когда они вместе чистили зубы. — Не подготовлен? — Ты кому-нибудь говорил обо мне? — Нет. У меня и привычки нет обсуждать с кем-то свою личную жизнь. — А близкие друг, подруга? — Самый близкий у меня теперь ты. Так зачем мне ещё с кем-то обсуждать наше личное? — Но ты не задумывался об их реакции? — Нормальная будет реакция. — Уверен? — Почему ты переживаешь? Думаешь кто-то тебя здесь обидит? — Алекс усмехнулся сплевывая пасту. — Просто я знаю, как «нормальные» люди обычно реагируют на геев в своем окружении, даже если до этого кричали о своей толерантности при каждом удобном случае. — Они не кричат о своей толерантности. Авро и Оливию ты знаешь, остальные — наши общие с ними друзья. Некоторые очень древние, некоторые поновее. Будет человек пять-шесть не больше. Симон сполоснул под водой щетку и поставил на полку. — Ты со мной. А они — мои люди, — улыбнулся Алекс. — Я не переживаю. Просто хочу, чтобы ты был готов, если что-то пойдет не так. И побрейся пожалуйста, а то у меня снова, — он дотронулся пальцами до подбородка, демонстрируя мелкие красные точки. — А ты вообще не бреешься? — вдруг подумал Алекс. — Отстань, — поцеловав его в губы, Симон взял полотенце. — Я серьезно. — Раз в две недели, — пожал он плечами. — Тебе точно двадцать пять? Он шлепнул его по бедру и ушел варить кофе. *** В беседке у дома Симон присматривал за барбекю, Один выпрашивал сосиски, прыгая через скамейку. Снег кружился, оседая на его густой шерсти и ворсинках вязанной шапки Симона, который предпочитал быть при деле, чем находиться в доме, где Алекс уже встречал первых гостей. — Почему не рассказывал? — спросила Оливия, когда он проводил её в гостиную. — Сглазить боялся, — ответил Алекс. — Сработало? — Авро сел рядом с женой на диван. — Мы живем вместе. Недавно совсем… — Ты уходишь от ответа, — Авро обернулся: через панорамное окно дома было видно, как, стоя коленками в снегу, Симон играет с собакой. — Я не знаю, что сказать. — Отстань от него, — попросила Оливия, — неужели сам не видишь? Всё нормально. И я рада за тебя, Алекс. Первый раз за долгое время ты нас знакомишь с кем-то, кого не называешь просто «друг». Симон — тот парень, с которым ты был на фестивале? Я права? — Да, — подтвердил Алекс. — Это он. — Значит, вы уже прилично вместе. — На самом деле не совсем так. Полных два месяца. Долго сходились. — Я тоже рад, не подумай, — вмешался Авро. — После всего что было, хорошо, что у тебя появился близкий человек. Но я не ожидал, что твой выбор остановится… — На мужчине? Серьезно? Послушай, Авро, ты меня знаешь сколько? Лет сто уже, — Алекс засмеялся. — На твоих мальчиков я насмотрелся, если ты об этом, их было немало, — понижая голос, признался друг. — Но ты был женат, поэтому я думал, что предпочтение отдаешь девочкам. — Мальчики, девочки — это всё не те категории. У нас всё по-другому, сложно объяснить — с формулировками у меня всегда были проблемы, если в двух словах — Симон даёт мне то, чего не доставало, будто пазл сложился, — Алекс хлопнул в ладоши, наконец подобрав правильное объяснение. — Но хватит об этом. Лучше расскажите, что у вас нового? — он поставил на стол несколько бутылок вина. — Скажем ему? — Оливия заговорщически шепталась с Авро. — Давай ты. — Так, что за тайны? — насторожился Алекс. — Ещё одну трассу строите? — пошутил, ожидая, что разговор уйдет в сторону бизнеса. — У нас будет малыш, — улыбнулась она. — Ты шутишь? Рыжие локоны качнулись из стороны в сторону. — Нет. — Я вас поздравляю, ребята. Это нужно отметить, — Алекс потянулся, чтобы обнять друзей. — Только мне минералку, — уточнила Оливия, когда он открыл бутылку чилийского. Он принес несколько бутылок «Перрье» и поставил на стол. — Давно узнали? — Два месяца назад, — ответил Авро. — Почему не говорили? — Боялись сглазить, — пожала плечами подруга. К шести вечера подъехали ещё трое. И если Томаш и Филип — каскадеры из команды Алекса — показались Симону вполне безобидными качками, то вот в отношении Каролины интуиция начала подавать нехорошие сигналы. Невысокая, симпатичная блондинка, которую Алекс представил как подругу детства, с которой дружит со школы, на взгляд Симона держалась несколько неестественно, плюс — он не любил людей, не гнушающихся носить натуральный мех. Круглый заячий хвостик, болтающийся в качестве брелока на её сумочке Симон расценил как варварство в чистом виде. А вот увидев Симона, девушка несколько опешила, потому что являлась обладательницей подписки на чешский «Vogue». С парня своего друга она не сводила глаз весь вечер, и всё пыталась завести разговор о его работе, но Симон вежливо избегал Каролину — стоило посмотреть на неё, в памяти всплывал невозможный брелок. К семи вечера он немного расслабился: за столом установилась приятная атмосфера, Алекс чувствовал себя, как обычно, главой прайда, да и на себе Симон не ощущал косых взглядов (Каролина была не в счет). В основном он разговаривал с Оливией и Авро. Томаш и Филип рассказывали о случаях на съемках — веселых и не очень, в большей степени про травмы и трюки в сложных условиях. Симону захотелось курить и он пошел в прихожую за сигаретами. В куртке пачки не оказалось, и он решил стрельнуть у Алекса, но того за столом уже не было. Симон пошёл через кухню во двор, чтобы поискать сигареты в беседке. Уже на пороге он услышал, что его парень разговаривал с Каролиной, и обрывки их разговора заставили Симона застыть у двери. — Никто тебе не скажет правду, — был женский голос. — Какую правду? — Алекс говорил негромко, поэтому Симону пришлось подойти ближе. — Ту, о которой все думают, но молчат, — речь девушки была громче и быстрее, очевидно энергии ей придавало выпитое чилийское. — И о чем же, по-твоему, все молчат? — несерьёзный настрой улавливался в его тоне. — Не хочу быть сукой, но это тупик. — Говори яснее. — Я говорю о твоих новых отношениях. Он классный и очень красивый, такой юный и видно, что искренне влюблен в тебя. Но Алекс… Я тебя знаю всю жизнь, и это… — она взяла паузу, очевидно, чтобы выпустить дым, — от всего этого веет отчаянием. — Отчаянием? Я правильно расслышал? — Ты настолько отчаялся, что пошёл на отношения с парнем. Просто… Пристрели меня, если я не права, но скажи тебе о таком хотя бы год назад, ты бы сам рассмеялся в голос. — Ты преувеличиваешь. — Ты всегда хотел детей. — Пожалуйста, не начинай, — тон стал жестче или Симону показалось? — Ты мечтал о детях с Илианой. Я скажу это, чтобы ты понимал, что я всё помню, и перестал делать вид, что стал кем-то другим. — Так тебе не нравится, что я стал кем-то другим? В этом всё дело? — было не ясно шутит он или говорит всерьез. — Вспомни, почему ты развелся. — Хватит. — Ты знаешь, я прямолинейна. — Даже для тебя жестоко напоминать о таком, Каролина. — Послушай. У меня есть подруга. Она очень красивая и умная… Вас надо познакомить. — Послушай… — начал было Алекс, но услышал шум за спиной. Он обернулся. Поправив, опрокинутые, вставленные друг в друга плетенные стулья, Симон вышел к ним. — Ты взял мои сигареты. Алекс достал пачку из кармана куртки. — Это мои, но держи. — Странно, не могу найти свои. Алекс взял его за руку и попытался притянуть к себе, но Симон высвободился: — Я пройдусь… С Одином, — сказал, забрав пачку. — Черт, — проговорил Алекс, когда Симон ушёл. — Думаешь, слышал? — спросила Каролина. — У него на лице всё написано. Конечно слышал, — он затушил сигарету в пепельнице, что стояла на откосе окна. — Прости. — Не слышу раскаяния в твоём голосе. — Завтра оно будет искренним. — Не думаю. Покрутив в пальцах зажигалку, Алекс добавил: — Не вздумай припереть мне свою подругу или дать кому-нибудь мой номер, а то я и тебе «жениха» найду. И завязывай с воспоминаниями об Илиане. Веришь ты мне или нет, не обижайся, но меня мало это волнует. Просто, пожалуйста, прекращай… — слова себя исчерпали. Он не злился. Ему действительно было плевать, что думают о нём окружающие, в принципе, как и всегда. Сейчас необходимо было найти Симона. Алекс понимал, что он услышал много лишнего, и в одиночку с подобной информацией вряд ли справится. Он застегнул куртку и накинул капюшон, направляясь к воротам, оставляя за спиной докуривающую подругу и веселящихся в доме друзей. Не ошибся, знал, что найдет его здесь. Симон сидел на поваленном дереве у старого озера — это стало уже их местом, здесь каждое утро они гуляли с Одином. — Встань, холодно, — подходя сзади, сказал Алекс, чтобы предупредить о своём присутствии. Симон только посмотрел через плечо, убеждаясь, что это тот, о ком он думает. Он курил зажав сигарету между пальцами, и Алексу стало интересно, какая эта по счету. Один подбежал к нему, ласкаясь об руки. — Что, всё сложно, да? — спросил у пса, который всегда нервничал и искал у него поддержки, когда у Симона менялось настроение. Алекс присел рядом на присыпанный снегом ствол, но Симон быстро встал. — Давай поговорим в другом месте, скоро здесь станет совсем темно. — О чем тут говорить? — только и сказал Симон, направляясь к озеру, чтобы выйти из леса к освещенной вечерними фонарями дороге. Алекс пошёл следом. — Не бегай от меня. Просто скажи, — попросил он, догоняя. — Что сказать? — О чём думаешь? — Становится совсем темно. — Издеваешься? — заводился Алекс. — Я всё слышал. Прости, это некрасиво, но так получилось. — Хватит извиняться. Я знаю, что ты слышал. — Я не хочу быть твоим тупиковым вариантом. Как по Дарвину — тупиковая ветвь развития, — он усмехнулся. Горечь в голосе сложно было не заметить. — Симон… Это бред. Пожалуйста, будь разумен. Алекс остановил его и, развернув, посмотрел в глаза. — Я не хочу быть твоим отчаянием! Один залаял — это был первый раз, когда Симон всерьез повысил голос. — Я не хочу, чтобы всё это было обо мне, — добавил тише, потому что видел самый настоящий страх в глазах напротив, и не смог больше сдерживать слезы: — Разве я не говорил тебе?.. Алекс попытался взять за руку, но он снова вырвался точно так же, как у дома, когда вышел за сигаретами. — Всё, что она сказала — бред и чушь. — Я… Я хочу завтра вернуться домой. Какое-то время побыть одному. Алекс засмеялся, и это выглядело жутко. — Из-за какой-то пьяной дуры… Бог ты мой… — заложив руки за голову, он смотрел на небо. — Эта «дура» знает тебя с детства. — Она ни черта обо мне знает, — твердо сказал Алекс. — Кира говорила то же самое. Что ты… — Они не знают меня! Один ощетинился и зарычал, вставая перед Симоном. — Только ты знаешь меня таким, какой я сейчас. Я не врал тебе ни разу, — Алекс понизил голос, видя реакцию пса: — Так что же ты всё херишь? — Я всегда номер два. Всю, нахуй, жизнь. Для всех. Всегда есть кто-то, кто был раньше, лучше или с сиськами… С кем сравнивают… Я не хочу так больше! Я не мальчик для экспериментов. — Я люблю тебя! — не выдержал Алекс. Симон шевельнул губами беззвучно, было видно, как его глаза заметно становятся больше. — Неужели ты не видишь? — в голосе было смятение, будто Алекс говорил то, что не хотел или вообще не собирался. — Не смотри так. Я знал, что ты не поверишь… У нас всё слишком быстро. Но я ничего не могу с этим поделать: я так тебя люблю, что мне иногда дышать больно. Мне больно, понимаешь? — он усмехнулся, — просто потому, что смотрю на тебя… На твоё лицо, когда ты спишь или просто смотришь, даже не на меня. Я не буду про секс, ладно? Потому что это надолго тогда. Факт в том, что мне больно из-за тебя, а у меня двенадцать переломов. Я ни к кому такого не чувствовал. Ты никуда не уйдешь. В этом нет смысла, потому что я приду и заберу тебя. — Он взял его за руку, и Симон в этот раз её не отдернул. — Послушай. У всех есть прошлое, и я — не исключение. Но я тебя ни с кем не сравниваю. Я не хочу никого другого, — Алекс видел, как дрожит его подбородок и губы, и видел краснеющие, наполняющиеся влагой глаза. — Я тебя люблю. Очень, — повторил совсем тихо, подбираясь руками к его лицу и заставляя смотреть на себя. — Я не хочу, чтобы ты страдал из-за меня. И мне жаль, что она сказала то, что сказала. Но это — не моё мнение, и с моим ничего общего не имеет. Радуясь, что Алекс его всё-таки обнял, Симон сделал вдох, собираясь с духом, чтобы сказать то, что терзало больше всего: — Я никогда не смогу… У нас никогда не будет детей. Алекс спрятал улыбку в его плечо, понимая совершенно точно, за что он его любит. — И это услышал, значит? — Всё. — А ты бы хотел? — Я?.. Но ты же хочешь. — От тебя бы хотел. Симон не знал, как реагировать: — Ты только что это придумал? — Ты заставил задуматься, — и Алекс честно представил, как бы это было: — У тебя были бы красивые дети. — Алекс… — Ну что? — он погладил его по спине. — Это же правда. Я бы хотел, чтобы мои дети были похожи на тебя. Когда любишь, это нормальное желание. — Прости меня… — Ничего. Пошли домой. Симон обнял его, чувствуя на плече твердую руку, они шли к дому по дороге, освещенной желтым светом фонарей. Очень тихий Один шел рядом. — Почему ты развелся? — у него не получилось не возвращаться к этой теме в мыслях, поэтому он решил прекратить себя мучить и спросил прямо. — Она сделала аборт. Симон посмотрел на него, не понимая, что должен сказать. — Без моего ведома. Пошла в клинику… Так решила… Сказала, что… В общем, мы часто ссорились и после очередной ссоры она это сделала. — Это ужасно. Мне жаль. — Мне тоже. Это был желанный ребенок, мне казалось, для нас обоих. Но… Симон чувствовал, что Алексу до сих пор сложно говорить о таком. «Как Каролина вообще могла завести тему о детях, тупая дура» — подумал Симон, крепче его обнимая. — В общем, теперь ты знаешь, — закончил Алекс. — Только давай больше не будем об этом. — Не будем. Симон поцеловал его у ворот их дома, чувствуя себя маленьким слепым котенком, выброшенным во взрослую жизнь. Эгоистичным котенком. — Пришли, — он потянул его к двери. — Постой, — попросил Алекс. Обнимая, он снова его поцеловал. А с неба падал снег.