Романтика грустной России

Искажённый женский голос объявляет отправление, контролёр просит показать билеты. После «желаем вам счастливого пути» можно воткнуть наушники в уши и смотреть на пролетающие мимо пейзажи. Кто-то впереди тоже победил клятую форточку и духота вагона заменяется свежестью. До одной из станций людей практически нет, зато потом заваливается, кажется, больше, чем способна вместить эта консервная банка. Дальше приходится ехать стоя, мотаясь из стороны в сторону и надеясь не встать на чью-нибудь ногу. Зато в окно до сих пор открыт вид: там урбанизм редеет, сменяется зеленью, высотные дома пропадают, появляются маленькие домишки с покосившимися стенами и дряхлыми крышами. На остановках снуют люди в растянутых майках и шортах – кого-то встречают, кого-то провожают. Теперь уже не Ник, а Коля улыбается маленькой девочке, и они машут друг другу, хотя в первый раз встречаются и в последний сразу же – такие мелочи, вроде улыбки ребёнку или подкармливания бездомных животных, делают жизнь приятнее. Особенно когда чей-то пёс пускает слюни на твои кроссовки. На самом деле, не только пёс спит и пускает слюни. Все пассажиры как мухи сонные: кто к стеклу прислонился, кто на плече у соседа дремлет, просыпаясь, когда контролёр патруль совершает. На утренних рейсах всегда так, редко кто-то с гитарой едет и решит песню затянуть – не рискует. На вечерних веселее. Въезжают на мост через реку и чувствуется тухловатый запах сырости. Но красиво – огромное пространство, заполненное водой, что берегов не разглядеть. Где-то покачиваются в лодках рыбаки с удочками, где-то проплывает паром, где-то привязаны стволы деревьев для лесосплава. Дальше типа пляж, ожидаемо пустой для столь раннего времени. Снова начинаются перелески, узкие дороги со сбитым асфальтом или вообще без него, буреломы, оставшиеся после гроз, расстояние между станциями всё больше и больше. Наконец, настаёт время выходить. Коля не прогадывает с номером поезда, но с номером вагона – да, и потому спрыгивает со ступеней на гравий вместо платформы. Хотя платформа там – несколько досок, брошенных на траву и камни. Он помогает кому-то спуститься и спешит отойти от путей, чтобы не зацепило, смотрит вслед электричке, пока та не скрывается за поворотом. Повыше подтянув рюкзак и перехватив поудобнее ручки сумок, он пытается восстановить в памяти маршрут до участка, и, вроде, что-то вспоминается – до этого на маршрутных автобусах ездил, вот и подзабыл. Хотя это не сложно, сворачивать некуда – иди и иди прямо. И он, собственно, идёт. Сначала сквозь один кооператив, потом через другой. Деревянные заборчики, слеплены, может, не из говна и палок, но держатся еле-еле, заваливаясь вправо-влево или вообще на подпорках стоя. Участки, которые сквозь щели видно, не лучше – клочок земли с туалетом. Или, возможно, дом такой – не разобрать. Иногда лают собаки и как-то не по себе – долго ли им перемахнуть через эту развалину с тремя гвоздями? И вряд ли они хотят поиграть с незнакомцем. В догонялки, разве что. А в беге Коля не силён, хотя в экстремальных условиях кто знает, какие таланты откроются. К счастью, все животные привязаны на своих территориях. Начинается лес. Ёлкам наверняка под сотню лет – махины такие, что вдесятером не обхватишь, высокие, что шея болит голову задирать, макушку рассматривая. Небо чистое практически, какие-то птицы кружат да полоса размытая от самолёта белеется. Мимо проезжают машины, поднимая столп пыли, некоторые притормаживают, но всё же. На обслюнявленный кроссовок быстро прилепляется всякая пакость и он становится серый, внутри маленькие камешки впиваются в пятку. Без музыки тут абсолютная тишина, только ветер шелестит ветками и от собственных шагов шорохи. Включать что-либо не хочется совсем, чтобы не нарушать момент, не сбивать атмосферу – здесь даже одиночество ощущается иначе, комфортнее, что ли. В городе всё давит, шумит, раздражает своей быстротой и скоротечностью, а тут время замерло. Хоть каждый день приходи, картина не изменится – она и прошлым летом такой была, и позапрошлым. Может, деревья чуть выросли и кустарники затянули больше пространства. До дома остаётся поворот, и Коля вспоминает, чему он противился – скорее всего, в минувшую неделю был дождь и просёлочную дорогу размочило. А так как люди обычно на машинах ездят, то они эту грязь размесили до состояния, что хоть лети. Но летать он не умеет – значит, с кочки на кочку прыгать надо и молиться, чтобы прямиком в лужу не присесть, поскользнувшись. Джинсы приобретают «леопардовую» точечку почти до колен, кроссовки окончательно засираются. Зато никто не упал и в целости-сохранности дошёл до знакомой калитки, которую самолично красил несколько лет назад. Ключ от неё висит в углублении одного из столбов, второй ключ спрятан под лавкой на крыльце – чтобы в город не таскать лишний раз и не забывать там же. Ну а что? Между прочим, ещё ни разу посторонние не заходили. Первым делом Коля набирает воды в алюминиевый чайничек с незамысловатыми узорами земляничных листьев и зажигает газ на плите, спалив пару спичек вхолостую. Затем вспоминает, что надо подрубить электричество, которое родители всегда отключают на день, чтобы ничего случайно не замкнуло, и что он – дурак, который опять забыл об этом и оклеветал электрозажигалку. Пока чайник греется, можно поискать себе одежду, городскую закинуть в шкаф, а сумки потом сами по себе распакуются, когда из них будут что-то доставать. В вещах на полках не разобраться, какие принадлежат братьям, какие отцу, но, господи, кто смотреть будет, в чём он – достаёт выцветшую футболку и спортивные штаны, сверху олимпийку. Чайник вскипает, с характерным шипением выплёвывая из носика на плиту капли, газ спешат выключить, пока не залило. В буфете лежит початая пачка «Липтона», открытая упаковка печенья и вафли. Чай заваривается чёрный-чёрный – чистый чифир с характерной маслянистой плёнкой, по вкусу горчит, обжигает горло, комом падает в желудок вместе с отсыревшими солоноватыми крекерами. Не сказать, что супер сытный завтрак, но лучше, чем обычно в общаге. Выйдя на крыльцо, Коля сладко потягивается, вдыхая полной грудью свежий, по-настоящему свежий воздух, и оглядывает территорию: участок у них по размеру средний, соток десять, зато растёт много всего – тут вам и цветы, и ягоды, и овощи всякие, и даже яблони, которые уже четвёртый год должны плодоносить, но всё никак, а срубить жалко, потому что «в этом году точно будет урожай». И хрен тоже имеется – зелёные листья вдоль забора колосятся. Ну и, конечно же, грядки с картошкой. Куда ж без неё. Вспомнив, что его просили теплицу открыть и огурцы с помидорами в ней полить, Коля за вёдрами идёт. Одного оказывается достаточно, и на сегодня план работ выполнен. А что? С дороги полагается отдохнуть, завтра обязательно возьмётся за поручения – пока родители на работе в городе, можно поотлынивать, а то потом загружать начнут, мало не покажется. Кружка с чаем и заварочным пакетиком остаётся на столе, крошки аккуратно смахиваются в мусорное ведёрце, продукты убираются на место до следующего раза. На часах полдень, надо матери позвонить – сообщить, что добрался и покушал. Разговор длится минут пять, и все пять минут она объясняет, как варить пельмени или плов состряпать. Коля забывает сказанное буквально сразу, как вызов завершается. Ничего – погуглит в крайнем случае. Если что – лапшу б/п заварит, желудок ещё не настолько надсаженный. Потом надо позвонить Але, который просил об этом, но сам же теперь не берёт трубку – наверняка прилёг вздремнуть коротенько до вечера. Окей, поговорят позже – в конце концов, можно смс написать. Сеть здесь ловит просто фантастически. В саркастическом ключе, ибо к холодильнику отошёл и уже «Е» вместо «Н», к двери подойдёшь – Н+, шаг назад – нет сигнала практически. О дивный деревенский мир! Сообщений по нулям: из друзей кто на работу устроился, кто тоже уехал в родные дали. Лето, когда у тебя нет людей, с кем можно зависнуть на эти три месяца, превращается в сплошную скуку. Недолго думая, Коля спать ложится, а то они с Але одну половину ночи болтались по улицам, вторую – болтали о всякой всячине, развалившись у того на кровати и с соседних подушек поглядывая друг на друга. Как же больно от мыслей, что они могли бы так каждые выходные проводить – беззаботно, погрузившись в эстетику городских ебеней. Просыпается он, когда часы показывают без малого три с копейками и на улице припекает. И кушать хочется – тот недозавтрак, скорее перекус, благополучно переварился, и желудок настойчиво требует пищи. Требовать-то пусть требует, но вот получит он порцию «Доширака» с ароматизатором «говядина», на вечер «курица» – разнообразное питание во всей красе. Пока чайник опять вскипает, Коля снимает кофты, переодевает штаны на шорты, вещи далеко не убирает – начнёт смеркаться и снова утепляться надо. Тут настолько нечем заняться, что только и можно на огороде взъёбывать, иначе будешь чередовать сон с едой. Нет, через пару недель привыкается, но до этого замаешься, шагами участок пересчитывая или ездя на велосипеде по округе. А это, кстати, идея. Быстро дожевав то, что, в принципе, проще ложкой вычерпать, чем вилкой вылавливать, Коля хватает кошелёк, третьим ключом отпирает сарай, закрывает дом и идёт вытаскивать велосипед. И это не просто какой-нибудь велосипед – он им от дедушки достался, такой же старый, видавший виды, терпевший потери и далее в том духе. Там уже от старого велосипеда осталось одно название на раме и то вышеркалось, остальное заменено было тем же дедом, если не сколочено изначально им же. Короче, история у этого велосипеда длиннее, чем годы «жизни», и уж более срока службы точно. Хорошая штука, в общем – конь, как говорится! Однако Коля выбирает полуновый велосипед брата – на нём меньше шанс перевернуться, пока вспоминаешь, где тормоза и куда педали крутить, чтобы остановиться. А ещё седушка мягкая – от другой зад в прямом смысле отваливается. И скорости переключаются – в горку на одной, с горки на второй, по прямой на третьей – красота, едва напрягаешься. И на багажнике ящичек под покупки – крайне полезное усовершенствование, которое далось через непреднамеренное выламывание того самого багажника и оперативное прикручивание его обратно. На всякий случай Коля проверяет цепь и шины, пачкается в мазуте, растирает его по пальцам, чертыхается, идёт отмываться, наплёвывает, когда оно не поддаётся и пачкает мыло – само отчистится рано или поздно. Сейчас пора бы выдвигаться навстречу... не приключениям, магазину. Хотя, как пойдёт. На заднем колесе у велосипеда есть крыло, и нет смысла не ехать короткой, но грязной дорогой – не обрызгает. На развилке с основной дороги на просёлочную стоит машина, будто водитель заблудился, проскочив поворот, или выбирает путь. Тут их два – повыше, длинный, но не застрянешь, а второй пониже, покороче, но сесть можно так, что всем посёлком не вытянут. Они с этим что-то сделать пытались, конечно – камнями подсыпать, кирпичами утрамбовать, однако результат нулевой: грязь жадно пожирала всё, что ей в противопоставление выдвинуто было, ультиматумы игнорировала. На всякий случай Коля притормаживает и кричит, что лучше по верхней дороге ехать. Тем более, легковушка похожа на первоклассное ведро, а помогать с выталкиванием он не собирается – отцовского автомобиля достаточно было. Их с братьями тогда так окатило, что пешком до участка шли и ледяной водой с утра обливались – «не умрёте, баню вечером истопим, согреетесь там». Умереть не умерли, но чихали и сопли пускали знатно. Водитель, кажется, совет во внимание принимает, за спиной слышится шорох колёс. Коля не оборачивается, не проверяет, крутит педали, сворачивая к обочине, чтобы из-за поворота никто не вылетел и не столкнулся с ним. Мимо проезжает пара автомобилей, поднимая пыль, от которой вскоре хрустит на зубах. С одной стороны перелесок – жидкая растительность, в которой не заблудиться. Однако нет ничего невозможного и раз через раз там теряются грибники. Может, не прямо-таки теряются, но кричат так, будто в чащу забрели и не знают, куда дальше. «Цивилизация», на секундочку, обычно через пять метров в любом направлении – иди и будь счастлив. Наверное, некоторым уже ничего не поможет. Да и вообще, сомнительно это – искать какие-то грибы среди кустов, едва до пояса дорастающих. Если ягоды, то куда ни шло. Надо будет на досуге проверить, зачем туда прутся караванами. С другой стороны всё те же покосившееся ворота с облупившейся краской, которые от налипшей пыли стали однотипно серыми. Через верх свешиваются деревья – ирга и яблони, кое-где сквозь щели прорастает шиповник. И тоже все серые – тут за день несколько десятков машин пронесётся, ни один скорость не сбавит, чтобы песка в воздух меньше поднимать, вот такая картина и получится. Даже дождь это не смывает – остаются подтёки и грязь сбивается в куски. Грустно как-то. Далее по маршруту Коля взбирается на небольшую горку, где дорога раскалывается на две – к реке и к автобусным остановкам. Речка – дело хорошее, но ему пока не туда. Едет дальше, затем сворачивает и по крутой горке спускается между кустов под шоссейный мост и пересекает железнодорожные пути. Он помнит, как боялся, что застрянет между рельсами с велосипедом – зацепится или ещё чего, а ему навстречу поезд поедет. С того момента прошло много лет, а страх до сих пор есть, хотя и велосипед лёгкий, и сам Коля сильный, и рельсы не такие высокие. Детская травма или что-то вроде, иногда кошмары снятся, где его братья уже перешли дорогу, а он замешкался. Последнее, что он видит прежде, чем проснуться в поту – горящие фары и отвратительный паровозный гудок, режущий по ушам. Как бы то ни было, перебирается через препятствия он спешно, предварительно высмотрев, есть ли поблизости что-то, готовящееся к отправлению. Следующая дорога приличная, асфальтированная, почти без выбоин, потому что ведёт она к станции. Здесь ехать гораздо приятнее, колесо никуда не уведёт, не увязнешь в зыбкой почве и с горки постоянно катишься, педали не крутишь. Коля одну руку над рулём приподнимает, балансирует, выверяя своё намерение рискнуть – если упадёт, то кожа до костей слезет, мясо псы подберут. И это не очередной приступ паранойи – у него на коленках и локтях шрамов не пересчитать, все из детства: где затормозил о дерево, где равновесие не удержал, где соревновались, кто быстрее, и друг с другом столкнулись. Он медленно разжимает вторую руку, будучи готовым в случае чего обратно вцепиться в прорезиненный поручень, но, всё же, почувствовав уверенность, поднимает и её. Ездить таким образом, не держась – нестандартный способ самоубиться, однако в детстве казалось, что это круто, а сейчас пугает. То ли здравый смысл с годами пробудился, то ли старость подкралась незаметно. Риск – дело благородное, но крайне глупое, и Коля опускает руки на руль. Слева от него горячо обожаемая железная дорога с брошенными порастать травой вагонами без локомотива. Сколько они стоят недвижимо, не догадаться – кажется, все двадцать лет. Хотя они настолько похожи друг на друга, что не разобрать: грязно-красные или мутно-зелёные – одинаковая вереница, местом поменяй и никто не заметит. Если кому-то это вообще нужно, разумеется. Справа домики ещё страшнее, чем были. Полубараки и «курятники», размещённые настолько вплотную, что выходя с крыльца можно на чужую территорию зайти ненароком. Заборчики – перешагнёшь без проблем, за ними виднеется какая-то зелень, типа огородиков. Что там кроме лука или чеснока вырасти способно – Коля без понятия, но желает удачи агрономам, вдруг открытие совершат, и за свой скепсис стыдно будет. Жирноватые собаки лениво греют толстые пузища, изредка приоткрывая глаза, чтобы проводить взглядом очередного путника, за которым они не побегут, юркие котята перемахивают прямо над их головами, разгоняя птиц. Ребятишки пинают мяч в опасной близости с проезжей частью, пока родители переговариваются, совершенно не следя за детьми. Впрочем, не ему соваться в их уклады и семьи. У станции есть магазинчик, оборудованный прямо в вагоне или искусно замаскированный внешне под вагон – выглядит классно, необычно. В нём жужжит вентилятор, небольшой телевизор в углу транслирует с помехами какие-то новости. На кассе неожиданно есть терминал для оплаты картой, но им лучше не пользоваться, а то мало ли нанотехнологии работают через Ж и ты или встрянешь здесь, или плюнешь, оплатишь наличкой, а потом у тебя снимутся деньги. Женщина – на вид настолько типичная продавщица, что складывается ощущение, что такими рождаются, как предопределение высшими силами – отвлекается от просмотра для слежки за покупателем. Колю это всегда оскорбляло – неужели он похож на человека, способного без зазрений совести упереть что-либо? Нет, то, как они ночью щебень грузили, не в счёт. Равно как и то, что они у соседей через три дома дёрнули какую-то розу, и те, когда в гости зашли, очень удивились: «Вы знаете, у нас похожая росла! А потом исчезла. По-прежнему не знаем, что с ней случилось». Ну и ещё парочка неоднозначных ситуаций. Но из магазинов не воровал, нет. Вернёмся к покупкам. Он разглядывает скудный ассортимент: сыры, сметаны, йогурты, заморозки всякие, «роллтоны», хлеб, жвачки, шоколадки. Цены как в городе, а надеялся, что будет дешевле – в итоге просит пачку сигарет и последнюю сладкую булочку. Ко всему предлагают что-нибудь «полезное» взять, причём с такой интонацией, что хочется ответить «ну мам». Но вместо этого он вежливо отказывается, не поддаваясь на провокацию, покупки складывает в ящичек. Следующая остановка – большая бочка в тени, где пиво разливают. Мужчина улыбается, литровую бутылку без опознавательных признаков и этикеток наполняет, закрывает крышкой, отдаёт, берёт деньги, говорит, что будет ждать. Какой приятный человек и отношение к покупателям хорошее, аж настроение поднялось. Чуть переговорив с ним и обменявшись рукопожатиями, Коля идёт на платформу. Он мимо неё проезжал утром, но не рассмотрел, а теперь может задержаться. Велосипед он приваливает к скамейке, ставит на подножку, сам садится на доски, которые недавно перекрашивали, судя по свежести цвета. И тут тоже ничего не изменилось: непонятное здание позади, на окошке которого висит расписание электричек, перед ним ряд деревянных лавочек на металлических ножках и простецкие урны, немного погнутые, но не забитые мусором. Мимо проезжает товарняк, громко стуча и гудя, оставляя в воздухе запах раскалённого железа. Интересно, каково это – жить у железной дороги? Наверное, шумно и встряхивает постоянно. Когда поезд заканчивается, то снова открывается вид на реку и город. По мосту переправляются машины, по воде плавают лодочки. Когда смотришь отсюда, то кажется, что находишься в другом мире. Там – жизнь с музыкой из колонок, с поездками в душном транспорте и быстрорастворимым кофе «три в одном». Там жизнь с Александром. В первую очередь с ним. Чтобы мысль не вильнула куда не надо, Коля встаёт и направляется к велосипеду – пора бы обратно. Улыбается: раньше за мороженым приезжал, а теперь вот, за алкоголем – о времена, о нравы, да-да-да. Он мог бы и сейчас мороженое купить, но не хочется – может быть, потом как-нибудь, впереди ещё два месяца. Он выезжает на асфальтированную дорогу и тяжко вздыхает, понимая, что ему в гору подниматься. Скорость переключает, но помогает это слабо, ноги начинают ныть и пот проступает от нагрузки – всё-таки надо бросать курить и образ жизни поменять. Как в город вернётся, так сразу и по утрам бегать начнёт, и на турниках во дворе подтягиваться. Не забыть бы только про свои высокие стремления. Собаки спят на тех же местах, такие же упитанные голуби лениво отходят из-под колёс, не удосуживая себя тратой энергии на взлёт. Снова оглядевшись, Коля оперативно пересекает злополучные пути и практически чувствует, как смерть дышит в затылок. Быть параноиком – это талант. Затем он доезжает до развилки, его обгоняет машина, направляясь прямо и поднимая очередные серые облака. За ней следовать не хочется абсолютно, дышать пылью тоже. Да и с возвращением можно не торопиться, если никто не ждёт, потому он сворачивает, продлевая маленькое путешествие. Дорога к реке с течением лет облезла, обнажив камни, лежащие в основе. И тут по одну сторону располагаются коттеджи – красивые, деревянные и кирпичные, с большими теплицами и бассейнами, которые видно с возвышения. Кто-то рассказывал, что в окрестностях дом горел, Коля его взглядом отыскивает – да, не обманули, стоит с почерневшими стенами, не отремонтированный, жутковатый. Как так получилось, никто не знает, и лучше об этом не задумываться, чтобы новый страх не приобрести. По другую сторону привычно поле – лопухи и чертополохи с перелеском из берёз и кустарников, к которым ведут два параллельных промятых следа от колёс. Пейзажи здесь разнообразием не блещут, как можно догадаться. Чем ближе к водоёму, тем ветренее – потоки воздуха раздувают майку, прижимая к животу, а со спины, наоборот, отрывая и приподнимая её. Коля намеревается проделать снова тот трюк с руками, но в лицо врезается мушка, и он отплёвывается, считая это за знак. Дорога продолжается ещё с десяток метров, но отворот на пляж есть чуть раньше, он останавливается, оглядываясь, будто нарушает какие-то правила, и спускается. Велосипед он наклоняет к огромному знаку «купание запрещено». Неизвестно, кто и когда его установил, и главное – зачем. Эта штука метра два в высоту – металлический щит с плывущим человечком, перечёркнутым чертой, и с соответствующей надписью ровными чёрными буквами на белом фоне. Впрочем, польза от знака есть – в воде трос, который во время прилива не видно совершенно и который никто в отлив не вытащит почему-то, хотя все охают-ахают, что покалечиться недолго. Так вот, столб как ориентир используют – пойдёшь прямо и точно ногу проткнёшь. Возможно, потому и не упирают на цветмет этот внушительный кусок железа. А люди-то порядочные. Но не очень – где более-менее песчано, там брёвна сдвинуты вокруг импровизированного костра, и, разумеется, бутылки брошены, окурки и прочее – нет чтобы с собой забирать. Коля с братьями как-то в детстве загорелись идеей пляж вычистить от мусора, но толку от их действий было ровно столько, сколько и от знака – вроде, что-то сделали, а как вернулись, так опять прежняя картина. Он встряхивает головой, чтобы отогнать воспоминания. Ветер растрепал его и без того растрёпанные волосы, он проводит по ним рукой, приглаживая и зная, что этот жест больше для успокоения, нежели чтобы поправить причёску. Чем ближе он подходит, тем ярче ощущается запах тухлятины. А что вы хотели? Речка как-никак, ладно если дохлую рыбу не прибило к берегу и мухи не кружат над её трупом со вздувшимся брюхом. Так, всё, хватит об этом. Если бы не кроссовки, Коля побродил бы в воде, но он точно заедет сюда после пары жарких дней, чтобы искупаться – надо успевать, пока не зацвело. Он находит относительно плоский камушек и кидает его так, чтобы тот летел и ударялся о гладь. Первый идёт на дно, не «пропрыгав» и пары раз, второй успешнее, к третьему разу он приноравливается и запускает гальку на пять широких «прыжков». Солнце медленно опускается ниже, чувствуется вечерняя прохлада и через час уже будет холодно. Облака нелепо растянуты по небу, будто кто-то неудачно изменил им масштаб, само небо где-то голубое, а где-то начинает желтеть в закатных лучах. Летом большинство закатов таких, ниочёмных – светло и, хоп, резко потемнело. Осенью и зимой, вот, алые или огненно-оранжевые бывают, что дух захватывает. Тут тоже красиво, но того же чувства не вызывает – может, проблема в том, что сейчас он смотрит на них не с крыши своей общаги или одного дома, куда его кое-какой жилец приводил. Над головой проносится чайка, пикирует и кого-то вылавливает. Было бы неплохо самому поесть вообще-то – желудок, будто подтверждая, начинает урчать. Коля делает пару фото, безбожно заваливая горизонты – ничего, выровняет и скажет, что не всё лето за компьютером провёл, а вон куда сгонял. Необязательно ведь уточнять, что в земле копался, а не на пляже разлёживал, и необязательно говорить, что это деревня, а не какая-нибудь база отдыха. Возвращаться тяжелее – с непривычки силы заканчиваются быстрее, чем он добирается до отворота. Затем он выбирает верхнюю, нормальную дорогу, потому что багажник раскачивается из-за бутылки, и если их мотнёт по грязи, то конец. Приходится проехать мимо дома и вернуться, описав круг, зато в чистоте и сохранности. Коля загоняет велосипед в сарай, забирает из багажника покупки, стараясь уместить в руках всё, чтобы не возвращаться, переодевается в утреннее, потому что стало значительно свежее. Теперь надо разобраться с садом-огородом. Что там наказали сделать? Полить всё? Отлично, пора впрягаться. Он опять заходит в сарай и... а лейка-то где? Поливать-то чем? Нет, всегда можно позвонить матери и спросить, но та вздохнёт и скажет смотреть там, где он сам уже сто раз всё обсмотрел и ничего не было, а вот как она ответит, так оно там и возникнет. Очень решительно Коля ищет по всем стеллажам, подсвечивая фонариком полки, но там обнаруживаются верёвки, пустые канистры, пластмассовые ящики и всякий хлам, который сюда складывают «на всякий случай». Он залезает под верстак, роняя на волосы несколько кусочков стружки и щепки со стола. Перевёрнутая лейка закинута к самой стенке, в ней паучок сплёл маленькую сеточку. Вытряхнув его, Коля идёт открывать бочки с водой, потому что пока у них полноценное водоснабжение для полива только в планах. Ну хоть колодец установили и нормальный санузел в дом провели, что больше нет необходимости ездить до водокачки туда-сюда. Вода, конечно, м-да – грязноватая и с плавающими насекомыми в ней, но где он, чтобы возмущаться и нос воротить? Есть варианты получше? То-то же, что нет, просто нужно отвыкнуть от городской среды, одичать немного, чтобы перестать брезговать. Да и насекомые не такие страшные, когда уже на тебя падали, а если по руке какая-нибудь тварь побежит, причём быстро и вверх, то нервы так закаляются. И не только нервы. Сплошной адреналин. Лейка оказывается тяжёлой и рука завтра обязательно заноет. Первым делом поливаются все огурцы и помидоры в теплице, аккуратно, чтобы не отвалились, иначе потом мать сама на салат пустит. Затем черёд грядок и лишь бы случайно не полить отпугиватели кротов – они без того почти мёртвые, а кроты очень даже живые, будто их эти штуки, наоборот, приманивают. Медленно передвигаясь по протоптанным дорожкам, Коля доходит до картошки и демонстративно выражает своё недовольство встречей. Ничего, завтра он ей покажет, завтра он её... или послезавтра. Он бы её не трогал вообще, если бы можно было бы. Вот что толку от этого всего? Посчитай себестоимость урожая, включая издержки на воду, проезд или плату за затраченный бензин, плюс покупка семян, удобрений и их перевозки, минус то, что не взошло, и цветы, с которых ничего полезного не взять, так выяснится, что готовая продукция не окупается. Не зря всё-таки он на экономическом учится, хоть где-то знания применить может. Правда, только для того, чтобы в очередной раз расстроиться. На грядках с клубникой тоска одолевает сильнее – одна зелень, что сами кусты, что под ними. Спасибо, братцы дорогие, что избавились от ягод – надорвался бы, пока собирал, а тут собирать нечего, как спина-то облегчённо выдохнула. Кто бы картошку также унёс куда-нибудь... День из отличного стремительно превращается во что-то мерзкое с земляным привкусом и соответственным цветом, внутри всё скручивает. Над ухом постоянно слышится мерзкий писк комара, и Коля предпринимает безуспешные попытки прихлопнуть его. Однако после убийства одного налетают новые и активно мстят за своего товарища, облепляя все открытые места. На коже надуваются красноватые пятнышки, и этого достаточно, чтобы бросить треклятую лейку в сарай. Пока свежи в памяти ощущения от укусов насекомых, стоит включить везде средства для отпугивания – лишь бы не как с кротами получилось. Он ставит чайник на газ и оценивает запасы провизии. Лапшу есть не хочется. И вообще есть не хочется – неужели так расстроился, чтобы аппетит потерять? Да ну, бред. Взгляд натыкается на булочку, которая завтра почерствеет – вот её и съест. С плиты раздаются булькающие звуки, оповещая, что всё готово и пора выключать, пока опять потоп не устроил. Чай на этот раз заваривается средней крепости, чтобы не бодрствовать всю ночь. Хотя всего шесть и спать рановато, но лучше не рисковать. Булочка, пусть и лежала на прилавке с утра, сохранила свой вкус, про такой обычно говорят «как из детства». В двадцать лет бы говорить про детство, но всё равно перед глазами плывут картины прошлого. Тишина сейчас некстати, в одиночестве в голову всякое очень активно проникает, отказываясь отпускать из своих цепких лапок. В общаге тихо никогда не бывает – их трое в комнате и редкий раз, когда кто-то один остаётся, а с Але они только на ночь разбредаются по разным спальням и то не всегда. Ловким движением руки Коля подцепляет со стола телефон, прижимая палец к сканеру и немного царапаясь о сколотое стекло старенького живучего айфона, который был бы давно разбит, если бы не все эти защитные примочки. Жаль, что на их замену лишних средств нет и приходится довольствоваться тем, что есть, ожидая, пока всё совсем не накроется, чтобы устроить апгрейд. Он пару раз обновляет ленту инстаграма, кляня интернет, загружающий истории и фотки в шакальном качестве, а то и просто белые фоны с серым кружком посередине и подписями. Твиттер ввиду меньшего объёма данных приветственно предлагает пролистать «пока вас не было». Даже если бы он сегодня был в сети, то вряд ли бы пропустил что-то. В основном потому, что пропускать там нечего – разве что, милые видео с животными, которые кто-то из подписок с завидной стабильностью ретвитит. Не то чтобы это ему не нравится, нет, иногда самое оно – залипнуть на то, что не требует от тебя умственных напряжений, но когда понимаешь, что тратишь на это свою жизнь, то гадко. Ну вот, собирался отвлечься, в итоге погряз не в первом, так во втором. Диагноз: перманентные бе(се)ды с. От искренности перед самим собой вырывается нервный смешок – куда не беги, а от себя не убежишь. Он не планировал перекуривать, но обстоятельства изменились, заставляя буквально вскочить, направиться к рюкзаку за пачкой и за порог. От двадцати штук в ней перекатываются жалкие десять. Уже девять. Воздух, смешанный с дымом опускается в лёгкие, физически ощущаясь как нечто плотное, горьковатое, отчего во рту пересыхает. Коля затягивается медленно, с каким-то мазохистским рвением добиться мельтешащих белых точек под веками. Он ради этого глаза прикрывает, немного выдыхая через нос, чтобы вдохнуть ещё раз. В ушах шумит кровь, в горле першит, голова кружится, даря миг нереальной лёгкости, будто унося от всего и всех. К пальцам подбирается жар дотлевающей бумаги – достаточно, не хватало перебрать и в обморок шлёпнуться прямо здесь. Окурок отщёлкивается в консервную банку, играющую роль пепельницы, частично наполненную размокшими и разбухшими фильтрами. Наконец Александр появляется в сети и спрашивает, могут ли они поговорить. Коля благодарен ему, хотя тот ничего толком не сделал, кроме как заметил пропущенные вызовы. – Привет. – Привет. Оба синхронно прикусывают губы и замолкают, совершенно точно не понимая, откуда в голосе столько нежности взялось – вроде, второе лето порознь проводят. Только в прошлом году они не были так близки, но это не повод теперь вести себя, словно без пяти минут пара разлучённая. – Ты как? – Нормально, а ты? – Скучно, но скоро привыкну, я тебе потом фоточки покидаю, где сегодня был. Але умалчивает, что «нормально» ему вовсе не было – напротив, он какую-то нездоровую хандру словил и всё утро провёл перед телевизором, заедая печали. А ещё кота того с улицы приволок, потому что ко всему прочему печали он запивал и на этой волне решил – почему нет? Хоть не один будет. Потом он мыл это животное, до вечера бегал по магазинам за всей атрибутикой и по ветеринарным клиникам, ибо сначала надо, конечно, сделать, а после подумать. Впрочем, от внимания Коли не скрывается громкое «мяу» на фоне, отчего он шутит, что, кажется, кто-то начал прокладывать путь к сорока кошкам в сорок лет. Але не обижается на него, обещает, что как всё обустроит, тоже фотосет проведёт, только коту, а не себе. Ну, может, и себе отчасти – Ник его фотографии на мемы разбирает очень хорошо и вбрасывает в переписку периодически, чем обходит острые углы, вроде «я третьи сутки не сплю и научился различать двойников президента мне нужно это обсудить срочно». Коля не понимает, от чего ему настолько жарко – от чая согревающего или от голоса в трубке тёплого, ровного, спокойствие внушающего. Хочется в эти звуки забраться, погрузиться и попросить никогда не замолкать, но забор обдаёт светом фар – родители вернулись. Але, услышав сбивчивое извинение, расстраивается, но понимающе отпускает приятеля к семье. У самого семья теперь – кот, который обиженно и оскорблённо задницей поворачивается за все процедуры, над ним проведённые против воли. Ну и пусть, понадобится – каждый день мыться будет и пищать не посмеет, хоть каким жестоким обращением называйте. Он на свою руку, исцарапанную вдоль и поперек, смотрит – это кто с кем ещё жестоко обращается? Как-то сам не заметив, Але до дивана добирается и ложится – кто из нас, говоря по телефону, круги по квартире не наматывал? Тут с утра всё осталось в первозданном хаосе, как Ник вылез из постели. От подушки пахнет сигаретами и недорогим парфюмом, используемым чисто чтобы другие запахи перебивать – минута на сомнение о правильности дальнейших поступков пошла. Пальцы скользят по поясу домашних штанов – ничего ведь криминального в этом нет, своя квартира и ипотека из своих зарплат платится, занимайся чем хочешь и где хочешь, в общем-то... Но весь настрой ломает кот, прыгнувший с пола ровно на живот и разом выбивший весь воздух из лёгких и мысли из головы. Надо будет его псом назвать, потому что эта собака теперь наблюдать будет, кто что делает. Класс, давненько в ванной с телефонами не запирались – молодость вспоминать, говорят, полезно. И даже если ничего более приёма душа не предполагается, чёртово животное всё равно скребёт когтями дверь и орёт так, что приходится впускать. Чтобы через пять минут оно попросилось выйти. Але его игнорирует, пока эта скотина не начинает за ним в упор следить. Он бы выкинул кота обратно на улицу, не купи уже пакет корма и всё остальное. И вот что Ник в них находит? Абсолютно несносные создания. Впрочем, как и он. На один вопрос меньше. Ради встречи Эля отменяет все реснички/ноготочки, хотя, между прочим, этим занимается и прилично зарабатывает на жизнь – индустрия красоты довольно выгодная ниша, пока существуют стандарты. – Если бы мне платили за то, сколько раз в минуту ты вздыхаешь, то я могла бы не работать. И лицо у тебя кислое, что хоть в чай как лимон кидай. Или в мартини. Что случилось? Она, вот, на психолога поступить пыталась, поступила, выучилась, а в итоге наращивания делает, друзьям со скидкой и в комплекте час психоанализа. Але не даёт себя мучить, но поговорить согласен, потому что вариантов не много – или с ней, или с Ником. Но с Ником его самого не обсудишь, остаётся единственный возможный выбор. – В себе разобраться не могу. Что бы ты делала, если бы тебе понравился человек, но по объективным обстоятельствам вы не могли бы быть вместе? Она привычным движением мастера подцепляет чужую руку и тянется за пилочкой в косметичку – профдеформация. Але не пресекает – может, ей это сосредотачиваться помогает, условные рефлексы и всё такое. Когда за лаком потянется, тогда и тормознёт – ему на работу с маникюром, пусть и очень качественным, являться не хочется. – Ты про того мальчика, что ли? Подкати к нему как следует и успокойся. – На чём? На электричке? – Зачем на электричке? – За тем, что он в свой «посёлок городского типа» уехал. – Ну и ты в эту деревню съезди: свежий воздух, натуральное хозяйство, зверюшки всякие, раскладушка какая-нибудь уж перепадёт. Ты когда в последний раз в отпуске был? Как говорится: это было давно и неправда, вот и у Але отпуск, может, был, а может, и приснилось только – уедет отдыхать, а к нему потом коллекторы присоединятся и будут ненавязчиво намекать на прогулку до банка или сами туда отведут, через травматологическое отделение предварительно пропустив. Неоправданный риск этот ваш отпуск. – Сама знаешь, что пока не расплачусь за квартиру, ни о чём таком думать не стану. – Саш, всего на недельку отпросись. Или на удалёнку перейди - пасьянсы раскладывать ты можешь и не в офисе. С ней спорить сложно, особенно если в картишки перекидываетесь в свободное рабочее время. Может, и стоит на недельку уехать? Хотя бы на день: Ник, вроде, рассказывал, что у него родители в город с утра уезжают и до вечера – в начале дня к нему, потом обратно. Даже за неделю не должно много выйти – тысячи две на проезд. Не более пяти, если продукты купить понадобится. Пока Але размышляет, откуда что вычесть и что сократить, чтобы средства высвободить, Эля ему ногти в порядок приводит и успевает прозрачным лаком намазать, что он замечает не сразу, а потом позволяет докрасить – больно у неё взгляд просящий: «мужчины тоже за собой следить должны, тем более я тебе это за бесплатно делаю, сиди и не возмущайся, ты вообще не представляешь, какие обычно расценки и как тебе везёт». Он однажды прейскурант видел и до конца жизни впечатлился: «И на такое столько тратить?» «О, поверь, это ещё не дорого» Что считается за «дорого», он, пожалуй, знать не желает, как и связываться с этим. – И всё-таки, что бы ты делала? – Смотря, что мне нужнее - друг, партнёр или любовник. Из дружбы во всё остальное перейти просто, а обратно вернуться - тяжело, ты ведь понимаешь. Представь: затащишь ты его в постель, а он с тобой потом контакты оборвёт, потому что ты для него друг близкий, ну или как брат старший. Он же деревенский. Но сам смотри - я не знаю, куда вы там успели на своих ночёвках зайти. – Никуда не успели. По крайней мере, как зашли, так и вышли. Эля отрывается от своего занятия и выразительно смотрит, будто спрашивая, ничего ли ей не забыли рассказать. Але делает лицо невиновности – ничего не знаю, ничего не делал, ни к чему не причастен, до такого состояния не пили. Про трезвость разговор отдельный, но об этом речи не идёт пока, история разряда «Я никогда не спал с мужчиной. Ну, то есть, нет, конечно, спал. Но просто спал, вообще без секса. Ну, то есть, что считать за секс...». – Понятно всё с тобой, сразу бы с этого начал, мне бы проще было. Поговори с ним, но прежде разберись с собой - приоритеты расставь, оцени перспективы, определись, что тебе нравится. Если он для тебя друг, то и дополнительных обсуждений не понадобится - «переболеешь» его отсутствие, осенью снова вместе будете развлекаться на учёбе. Может, тебе просто приятелей не хватает - дефицит общения? Человек же существо социальное, а ты стены офиса на стены квартиры меняешь ежедневно - восхитительное разнообразие! В сердцах преисполнившись праведным гневом, она залепливает на один ноготь наклейку и ужасается от того, что натворила. Але к себе руку подтягивает, рассматривает и решает – чёрт с ней, пусть и на вторую клеит для симметрии, всё равно незаметно, если не приглядываться. Эля предупреждает, что так ходить придётся неделю-две, но как-то не волнует – не первостепенное. Главное, что рассудили, как поступать, чтобы ничего не наломать и не испортить. Ник фото отправляет – у него там красиво, солнце светит, речка рядом и пивом закупился. Але долго думает, как бы спросить про то, можно ли к нему приехать, и наконец пишет что-то примерное, ненавязчиво интересуясь. Ему не отвечают и вскоре статус онлайна меняется на «был в сети 15 минут назад», что заставляет лишний раз перечитать своё сообщение, чтобы убедиться, есть ли там нечто смущающее. Когда Ник появляется, то извиняется за это – «надо было кое с чем помочь, заодно уточнить, когда свадьба у брата». В итоге всё складывается удачнее, чем Але надеялся: последняя неделя июля полностью в их распоряжении, так как все в город на празднование переберутся, а один норовит притвориться резко заболевшим, чтобы не видеть, не слышать и не участвовать в застольях. С собой говорят брать из одежды то, что не жалко, и «никаких пидорских штанов своих напялить не вздумай, тут быстро попросят пояснить за шмот». В этот же вечер Але рассортировывает свои вещи, и стопки получаются совсем не одинаковые. Похер – на неделю собирается, а не на месяц, да и вряд ли дальше территории участка выйдут, судя по первым поступившим жалобам на спину. Хотя до предполагаемой поездки ещё много времени, сумка уже готова, а кот подозрительно зыркает в сторону переноски – ничего, ему тоже полезно сменить обстановку. Плюс он привыкший к улице – если что, там и останется. Следуя совету, Але заставляет себя не радоваться как придурок, а провести психоанализ, пока они не встретились – потом поздно будет. Только вот загвоздка: что если из тех трёх вариантов, на которые Эля разделила отношения, ему бы все три? Дружба это классно, а с Ником особенно хорошо дружится, но одной дружбой вечно доволен не будешь, значит, надо становиться ближе. А если ближе станут, то что делать будут? Але как-то смутно представляет, что за той границей, и Ник наверняка не оценит его стремления, назовёт извращенцем и пошлёт. Грустный итог вечера – френдзона дорогая и любимая, зато без лишних проблем. Может, и права Эля в том, какое там существо человек. Не стоило раньше времени удалять профиль на сайте знакомств – так бы хоть собеседник был на вечер, а то Ник уже в девять-десять часов спокойной ночи желает, потому что устаёт за день. Теперь, когда есть, что ждать, сутки быстрее коротаются, рутина не кажется такой рутинной, даже мотивация появляется скорее дела заканчивать, чтобы с чистой совестью уехать. Впрочем, работа работой, а «дурак онлайн» и сериалы всякие по расписанию – Эля, оказывается, давно в числе зрителей и в курс дела вводит тех, кто не очень внимателен был и совершенно другим занимался. Вдвоём веселее, мысль о новых знакомствах отпадает. Ник сначала говорит ничего не тащить с собой – еда есть, вода тоже, только одежды нет лишней. Потом просит блок сигарет привезти – самокрутки мастерить надоело, а что есть в окрестных магазинах, ему не нравится. Затем пишет про «что-нибудь вкусное к чаю» – хочется, а покупать нечего и негде. Але по пути к станции забегает в кондитерскую. Он не верит, что этот миг настал и опять пора искать чёртовы пути и считать рельсы, а табло назло показывает какие угодно отправления, кроме нужного. Кот в переноске недовольно возится и мяукает, упрекая нерасторопного хозяина. Хозяин к нему наклоняется, переноску развернув в сторону огромной овчарки, и предупреждает, что если кто-то не прекратит завывать, то обзаведётся новым другом. Или станет чьим-то завтраком. Кот замолкает и сворачивается клубочком в дальнем углу. Але собой гордится, но допускает, что это не совсем нормально, женщина рядом считает так же и отшагивает от них. Наконец дело за малым – сесть в вагон и позвонить Нику, чтобы к станции пришёл. Тот бодрым голосом сообщает, что родителей в дорогу отправил и готов к гостям.