Из тьмы приходит утро

НЕ БЕЧЕНО Гарри долго раздумывал, стоит ли ему начать разговор или позволить брату высказаться первым. Коннор, казалось, был доволен тем, что он подождал и позволил ему решить, его лицо приобрело нежно-золотистый оттенок в свете заходящего солнца через окно. Однако Гарри не знал, какова была главная цель брата прийти сюда - примирение или что-то еще. Учитывая, что Коннор не знал чистокровных танцев, Гарри подумал, что это может быть что-то другое. В конце концов, он дождался. «Позволю ему контролировать ситуацию, - подумал Гарри, его глаза следили за тем, как взгляд Коннора метнулся к нему, а затем ушел в сторону. - Думаю, ему нужна уверенность». Коннор, наконец, глубоко вздохнул и встретился взглядом с Гарри. - Я был очень зол из-за того, что ты сделал с мамой, - начал он. Дрожь была в его голосе, но слова прозвучали в прошедшем времени. Гарри склонил голову набок. Значит ли это, что он все-таки близок к тому, чтобы простить меня? - Я не понимал, что ты имел в виду, говоря о ритуале. - Коннору удалось придать своему голосу извиняющийся и оборонительный оттенок одновременно. - Поэтому я навел справки и поговорил с Роном о танцах чистокровных. - Он сморщил нос. - Рон сказал мне, что ты можешь делать то, о чем я и не подозревал. Мне не нравится большинство из этого. Но он также сказал мне, что то, что случилось с мамой, было правильным. Она не потеряла бы свою магию, если только не сделала с тобой что-то действительно ужасное. Коннор скрестил руки на груди и прислонился к стене. - Так скажи мне, что она сделала с тобой, Гарри. Я жду. Гарри выдохнул с облегчением. Слава Мерлину. Похоже, на этот раз Коннор готов выслушать меня вместо того, чтобы ударить. - Она обучала и тренировала меня с тех пор, как я был ребенком, сразу после нападения Волдеморта, чтобы присматривать за тобой и охранять тебя, - начал Гарри. У него было время подумать над тем, как он скажет это, поскольку все его предыдущие попытки объяснить провалились, и он был уверен, что эта речь будет иметь наибольший смысл для Коннора. - Но моя магия пугала ее. Когда мне было четыре, она позволила Дамблдору наложить на меня сеть Феникса. - Она рассказала мне об этом, - сказал Коннор. - Но это было просто для того, чтобы уберечь тебя от причинения вреда другим людям. - Нет, - сказал Гарри так мягко, как только мог. - Это было нечто большее. Это было сделано для того, чтобы я продолжал любить тебя, чтобы ставил твое благополучие превыше моего собственного, чтобы я любил тебя и заботился о тебе так, как не заботился бы, если бы не был под заклятьем. Коннор покачал головой. - Но ты всегда так поступал, Гарри. Ты всегда защищал меня. Помнишь тролля и Лестрейнджей на первом курсе? Почему это заставило тебя захотеть забрать мамину магию? «Он не смотрит мне в глаза, - заметил Гарри. - Думаю, что у него, в конце концов, есть некоторое представление об истине, но он не хочет взглянуть правде в глаза». - Я так сильно хотел защитить тебя только из-за сети Феникса, Коннор, - сказал Гарри. - А еще мое обучение. Мама говорила мне, что у меня никогда не будет собственной жизни. Мне всегда будет необходимо ставить тебя на первое место. Коннор уставился на него. Затем он спросил, как бы пробуя представить себе это: - Не иметь своих собственных друзей? Гарри пожал плечами. - Припоминаю, она как-то упомянула, что я мог бы быть причастен к твоей дружбе с друзьями. Я, конечно, должен был сделать себя приятным для них, поскольку они были бы твоими друзьями и были важны для тебя, а также удовлетворяли бы твои потребности в общении. Но она никогда не предполагала, что у меня будут друзья, которые были бы только моими, а не твоими. Гарри впервые задумался, так ли плохо было бы, если бы он поступил в Гриффиндор. Сумел бы он завести друзей самостоятельно? Он понятия не имел, поскольку находиться на одном факультете с Коннором означало бы гораздо больше находиться в его тени, под его влиянием и постоянно сравниваться и, вероятно, неблагоприятно, с ним в глазах других гриффиндорцев. - Никогда не жениться? - спросил Коннор. Гарри покачал головой. - Как бы я это сделал? Если волшебник женится, он должен любить своего спутника жизни так, как никого другого. А я бы любил тебя, присматривал за тобой, защищал тебя. Я также должен был защищать твоего спутника и ваших детей. У меня не было бы времени на любовника или семью. - А что насчет жизни после войны? - прошептал Коннор. - В основном я не ожидал, что переживу войну, - сказал Гарри. - Но все же, если бы я пережил войну, то был бы занят тем, чтобы предоставить тебе все, что ты захочешь. Если бы ты захотел стать министром, я бы поддержал тебя. Если бы ты захотел вести тихую жизнь, полностью отделенную от мира - в конце концов, я не знаю, получит ли Мальчик-который-выжил когда-нибудь личное время после победы над Волдемортом - тогда я бы создал защиту, которая полностью отрезала бы тебя от всех остальных, сильнее, чем защита в Годриковой Впадине. Если бы ты хотел жить как звездный игрок в квиддич, я бы устроил и это тоже. Коннор, нахмурившись, пнул ногой камни пола. - Но я бы хотел стать звездой квиддича самостоятельно, - сказал он. Гарри кивнул. - И если бы это было то, чего ты хотел, тогда я бы держался в стороне и только следил за тем, чтобы ты приходил на тренировки вовремя и делал другие вещи, которые не ставили бы под угрозу твои шансы. Коннор засунул руки в карманы мантии: -Я все еще не понимаю, почему все это привело к тому, что ты забрал магию у мамы. - Если бы не Том Риддл, я бы этого не сделал, - признался Гарри, нахмурившись, отметив, как Коннор вздрогнул при упоминании этого имени. Том Риддл был всего лишь частицей Волдеморта. Если Коннор вздрагивает от этих воспоминаний, то как он сможет в будущем встретиться лицом к лицу с единым целым? - Он нарушил мой разум. Он высвободил сеть Феникса. А потом Силарана умерла в прошлом году, в Тайной комнате... - Его голос дрогнул, и он отвел взгляд от Коннора. - И она была так плотно вплетена в мою сеть, что разорвала ее, когда умерла. Мне пришлось перестроить свой разум. Вот почему я провел так много времени с Малфоями прошлым летом. Сейчас в моем разуме все еще есть сеть Феникса, точнее ее часть, но я могу обходить ее, и я знаю, что никогда больше не захочу вернуться под ее влияние. Мама притворилась, что готова помириться со мной, а потом попыталась снова набросить на меня сеть Феникса. Я не мог этого вынести. Я лишил ее магии, чтобы она никогда больше не смогла произнести заклинание. Последовало долгое молчание. Гарри слушал, как ветер шелестит по камням совятни, и боролся с грустью, которая пришла, когда он вновь пережил потерю Силараны. Насколько нелепо было с его стороны желать скорби, когда он был на грани примирения со своим братом, единственным человеком, которого он любил больше всего в жизни? Затем Коннор сказал: - Но, Гарри, я не думаю, что то, что она сделала с тобой, заслуживало потери ее магии. Гарри посмотрел на него в ответ. Глаза его брата были серьезными, сияющими, и его слова произносились медленно, как будто он переступал через мысли, которые ему нужно было обдумать, как разбросанные палочки. - Разве ты не видишь? - спросил Коннор, делая резкий жест. - Она пыталась сделать тебя лучшим человеком. Она пыталась сделать тебя гриффиндорцем. Она пыталась убедиться, что ты знаешь, как любить других людей, что ты знаешь, что такое мужество, долг и самопожертвование, что ты можешь защищать меня до тех пор, пока я не буду готов защитить себя сам. - Да, - неохотно признал Гарри. - Так что ты, должно быть, неправильно все понял, - сказал Коннор. - Ты подумал, что она сделала что-то действительно неправильное, и ритуал поверил тебе и забрал ее магию. Но она этого не сделала, так что это значит, что она заслуживает возвращения своей магии! - Его глаза заблестели, и он рванулся вперед, чтобы схватить Гарри за руку. - У нас снова может быть семья! Мы заставим папу вернуться и перестать быть таким придурком, и тогда.. Гарри осторожно отступил назад. Это было крохотное движение, но его хватило, чтобы подавить улыбку на лице Коннора. - Нет? - прошептал он. - Нет, - повторил Гарри. - Ритуал правосудия так не работает, Коннор. Она должна была сделать что-то действительно неправильное, объективно неправильное, раз я воспользовался этим и заставил ритуал сработать. Если бы я просто верил, что ее поступок неправильный, и все равно использовал ритуал, тогда ритуал поглотил бы мою магию. Я знаю, что она не права. Я знаю, что она причинила мне боль. Не имеет значения, что она думала, или что пыталась сделать. Я не могу вернуть ей ее магию, да и не хочу этого. Я хочу держаться от нее подальше. - Ты не понимаешь, - сказал Коннор, его голос был резким от разочарования и гнева. - Мама рассказала мне об этом. Она сказала, что сожалеет о том, что сделала. Она знала, что ты рассердишься, но у нее были самые лучшие намерения. Она хочет, чтобы ты вернулся, Гарри. Она хочет, чтобы мы все снова были семьей, как на Рождество.. - Когда она игнорировала меня? - спросил Гарри, - или когда отец меня игнорировал? - Они делали это, потому что ты наложил заклинание. - Румянец ярости разгорался на щеках Коннора. - Да, я знаю, - сказал Гарри, - и теперь она хочет вернуть свою магию, чего не может случиться. На самом деле она не хочет, чтобы я был в семье, Коннор. Ей нужен кто-то, кого можно контролировать. Она хочет вернуть того человека, в которого она меня превратила. - Но это ты, Гарри, - сказал Коннор. - Ты действительно защищаешь меня, и ты действительно любишь меня, и имеет ли это на самом деле теперь значение, если сеть разорвана? Другие вещи все еще являются частью тебя. Ты сможешь защитить меня еще лучше, если вернешь маме ее магию. Тогда она сможет охранять меня в то время, когда она будет рядом, а ты нет. - Я все еще люблю тебя, - сказал Гарри. - Я все еще хочу защитить тебя. Но для меня важно, как она пыталась заставить меня сделать это, Коннор. Это очень важно. - Почему? Гарри задумался, сможет ли он объяснить это. Как он сказал Снейпу и Драко, это все еще было тяжело. Он мог представить Драко в этой ситуации и вопли возмущения, которые он бы отпустил в адрес Люциуса Малфоя, если бы тот наложил сеть Феникса на своего сына. Он мог представить Коннора в такой ситуации; сама идея вызвала горячий гнев на магглу. Он мог даже представить Гермиону в этой ситуации, хотя, поскольку ее родители были магглами, они, вероятно, избили бы ее вместо этого, и как он убедился, они быстро бы поняли, что происходит, когда могущественный волшебник разозлится, защищая своих друзей. Но когда Гарри поставил себя в такой же ситуации, его гнев уменьшился. В конце концов, он выжил. Именно обучение, если не сеть Феникса, превратило его в того человека, с которым Драко утверждал, что дружит, чьим опекуном стал Снейп, с которым Люциус Малфой решил танцевать танец перемирия, с которым Булстроуды и Паркинсоны связали себя узами верности. Мог ли он действительно жаловаться на это? Имел ли он на это право? Посмотрел бы кто-нибудь из них на него дважды, если бы Гарри был обычным? Будет ли это вообще кому-нибудь небезразлично? Гарри в это не верил. Но Коннор ждал объяснений. Гарри использовал аргументы, которые Снейп и Драко использовали в споре с ним. - Потому что у нее не было моего истинного согласия на это, - сказал он. - Выбор важен, Коннор. Она начала тренировать меня так рано, что у меня никогда не было шанса по-настоящему сказать «да». А потом Дамблдор наложил на меня сеть Феникса, когда мне было четыре. Так что мой разум был изменен, искривлен и извращен. Хотел бы ты, чтобы твой разум изменили, исказили и изуродовали? - Он думал, что сможет выиграть спор, взывая к сочувствию Коннора, которое, как знал Гарри, у него было. Он наблюдал, как Коннор спасал бабочек от утопления в маленьком пруду за их домом. Он наблюдал за тем, как Коннор продолжал проявлять сострадание к Сириусу, когда сам Гарри был не способен на это. Даже любовь Коннора к их матери была признаком этого. Коннор моргнул. - Конечно, нет, - сказал он. - Но сейчас я - это я, и мне тринадцать. А ты - это ты, и ты вырос под сетью Феникса. Почему все просто не может вернуться и стать как прежде? - Это невозможно, Коннор, - сказал Гарри, несмотря на его собственное желание вернуть свою простую, ясную, счастливую жизнь. - Мне жаль. Коннор резко отвернулся от него и уставился в окно. Гарри смотрел ему в спину. Ему так сильно хотелось сказать что-нибудь, чтобы все стало лучше. Однако он не знал, что мог бы сказать. Он на самом деле не верил в то, что сказали бы Снейп и Драко в такой ситуации. Он также не мог смириться с возвращением под сеть заклинания. «Это должен быть его ход», - подумал Гарри и стал ждать. Коннор наконец повернулся и посмотрел ему в лицо. Гарри встретился с ним взглядом. - Я видел маму, когда ритуал был завершен, - начал Коннор. - Я никогда не видел такого ужасного зрелища. Она лежала на полу посреди кухни. Она подняла голову, когда увидела папу и меня, и начала плакать. - Коннор резко, нервно вздохнул. - Она попыталась призвать с помощью Акцио какую-то вещь в дальнем конце кухни. Но не смогла. Вся ее магия исчезла. Папа бросился к ней и потребовал рассказать, что случилось. Она прошептала что-то о шкатулке, о своей магии и о тебе. Я увидела, как застыло папино лицо. Тогда я не знал, что он уйдет. Я знал, что он помнил тебя, и он думал, что ритуал означает что-то плохое. Коннор сделал один шаг вперед, не сводя глаз с Гарри. Гарри показалось, что он и глазом не моргнул с тех пор, как начал свою мольбу. Гарри продолжал слушать. Он должен узнать, что там произошло. Кроме того, Коннор, вероятно, никому больше об этом не рассказывал. Ему нужен был шанс избавиться от яда, излить печальную историю в уши желающих. - Папа отнес ее в постель. Она не могла ходить. Все ее тело было опустошено. - Коннор повысил голос. - Нет, ее как будто изнасиловали. Ты изнасиловал ее, Гарри. Гарри держался спокойно. Он знал, что это не могло быть правдой. Ритуал был основой его здравомыслия. Он верил, что ритуал был справедливым. Так что не имело значения, что слова попадали в цель, как косы. Он все еще мог это слушать. Коннору нужно было, чтобы он выслушал это. - Она проплакала весь первый день, - прошептал Коннор. - А потом папа ушел. Он ушел рождественским вечером, и я до сих пор понятия не имею, куда он делся. Сириус был с нами, и он заботился о маме и обо мне. Во второй день она бушевала. Она хотела вернуть свою магию. Это было самое ужасное, что я когда-либо видел, Гарри. На третий день она получила письмо от Дамблдора, в котором он обещал поговорить с тобой. После этого она снова заплакала. Но потом... Коннор сделал еще один шаг вперед. Гарри осознал, что они стоят менее чем в футе друг от друга. Глаза Коннора были очень глубокими, карие, более насыщенные, чем Гарри когда-либо видел прежде, с золотыми и зелеными искорками. - Потом, - прошептал Коннор, - она передумала. Она сказала, что хочет, чтобы ты вернулся. Это то, чего она хотела, больше, чем ее магию, или папу, или счастливого семейного Рождества. Она хотела вернуть тебя. Она хотела сына, который причинил ей боль. Она обладает величайшей способностью прощать, которую я когда-либо знал, Гарри. Коннор поднял голову. Его слегка трясло. - Я боюсь тебя, - сказал он. - Я боюсь твоей магии, и того, как ты разорвал маму на части, и того, как ты растоптал все жизни вокруг тебя. Но я пообещал маме, что поговорю с тобой и что я попытаюсь вернуть тебя ради нее. Ты вернешься? Гарри чувствовал себя так, словно падал сквозь пространство. Мир вокруг него был слишком велик, почти казался бесконечным. Он знал, что может вернуть Коннору семью, о которой он мечтал. Разорванные остатки сети Феникса пульсировали в его голове, призывая его сдаться. Все могло бы вернуться в норму. Он хотел этого, когда говорил с Лили о своей мечте о счастливой семье. А как же Драко? А Снейп? А Ремус? А Питер? А чистокровные? И все волшебные существа? Гарри покачал головой. - Мне жаль, Коннор, - прошептал он. - Я не могу. Ритуал длится вечно. Я не могу вернуть ей ее магию, и я не могу вернуть ей сына, который у нее был. Я не доверяю ей, и я думаю, что она послала тебя главным образом потому, что хочет, чтобы все оставалось так, как было, а не потому, что она действительно любит меня. Она тоже меня боится. У Коннора перехватило дыхание. Он закрыл глаза. Гарри задавался вопросом, чувствовал ли он тоже, что падает сквозь пространство. Затем брат открыл глаза, и его взгляд был невероятно прямым, удерживая взгляд Гарри, как железные оковы. - Я обещал, что верну тебя ей, - сказал Коннор. - Я хотел поговорить с тобой и дать тебе шанс. Но поскольку ты отказываешься, тогда я не могу верить, что однажды ты поймешь меня. Так что, - Коннор сделал еще один вдох, на этот раз, казалось, проникший глубже в его грудь. - Возвращайся со мной, Гарри. Гарри почувствовал, как принуждение его брата бросилось и закрутилось в его голове, гораздо более плавно, чем это было в прошлом году, когда он впервые почувствовал это. Оно аккуратно увернулось от большинства щитов Окклюменции, которые Гарри поднял перед собой, целясь в сеть Феникса. Гарри знал, что как только принуждение соединится с сетью, то, вероятно, сможет повелевать им. Гарри рванулся назад, напрягая всю свою волю, чтобы остаться свободным, чтобы уничтожить струйку принуждения в своей голове, желание подчиниться приказу Коннора. Сеть Феникса разорвалась в клочья, распалась на части, растворилась и исчезла. Гарри судорожно вздохнул. Вздох прошел сквозь него, расширяясь, как облако, в новых направлениях, находя новые пространства и заполняя их новым, мягким туманом и дымкой. Это не было внезапным разрывом, который ознаменовал конец его способности доверять своей матери, и все же не было ощущением триумфа и крыльев, с которыми он столкнулся, когда серый дементор освободил его магию. Вместо этого мир закружился, снова и снова, а потом Гарри ощутил будто стоит на крыше совятни и видит сразу в тысяче направлений. Его зрение заискрилось ясностью. Он никогда раньше по-настоящему не видел, с удивлением подумал он. Теперь он прозрел. Он мог видеть, как камни подходят друг к другу, как они сливаются по краям в прочность, как они опираются друг на друга в прочности, как они цепляются друг за друга, чтобы противостоять порывам ветра. Он мог видеть следы, которые, вероятно, оставляли совы, когда они вылетали из окна, и, если бы он сосредоточился, он мог бы увидеть привязки, которые тянулись от сов к волшебникам, и в другую сторону тоже. Он увидел, как прекрасны эти маленькие и обычные вещи, и его охватило удивление. Он повернулся и посмотрел на своего брата. Воспоминания душили его, поднимаясь в голове, как густой, удушающий туман. Он вспомнил, как выглядела Гермиона, когда вышла из Башни прорицаний в тот день, когда профессор Трелони произнесла пророчество. Его брат резко говорил с ней тогда, сказал что-то, что Гермиона сочла непростительным, и они еще не помирились. Гермиона, ощетинившаяся, оскорбленная, ждала, когда Коннор сделает первый шаг, и поскольку он нанес оскорбление, ему действительно следовало это сделать. Но он этого не сделал. Был ли это поступок сострадательного, нежного, щедрого человека, который хотел только лучшего для всех? Нет. Он вспомнил, как Коннор напал на него в прошлом году, когда думал, что Гарри был следующим Темным Лордом, и он раскрыл свой собственный дар принуждения и свой страх перед ним. Был ли это поступок военного лидера, мужественно встретившегося лицом к лицу со своим врагом наилучшим из известных ему способов, на поле боя, которое было бы равноценно им? Нет. Это был поступок испуганного ребенка. Он вспомнил, как тем летом Коннор предложил ему Карту Мародеров и предположил, что Гарри может позволить своей магии воздействовать на нее или создавать ее копии, чтобы использовать силу, которая беспокойно носилась вокруг него. Был ли это поступок кого-то совершенно безнадежного? Нет. Это был поступок брата, который беспокоился за меня, а также за безопасность других людей в доме, так как мои родители даже не помнили меня, чтобы от меня защищаться. Он вспомнил, как Коннор проснулся у его постели после прошлогодних событий, проведя там много часов, Мерлин знает сколько, и рассказал ему о том, что Том Риддл овладел им. Был ли это поступок труса, который никогда в жизни не познал мужества, которого поместили в Гриффиндор исключительно из-за высокомерной опрометчивости? Нет. Это был поступок человека, который знал, что был неправ, и был достаточно храбр, чтобы признаться мне в ошибке. «Так много вещей, которых я не понимал», - удивленно подумал Гарри, и у него возникло ощущение, что он действительно впервые видит своего брата, не оправдываясь перед ним, не забывая о том, что он сделал, что у него были черты достойные похвалы, которые Гарри мог оценить и судить. Неужели сеть Феникса, которая связывала его с братским долгом, действительно связывала так много его самого, куда делись все его критические способности, когда дело касалось Коннора, все его разумные мысли? Видимо все так и было, и все же Гарри с трудом мог в это поверить. Теперь, когда он понимал, это казалось таким очевидным. Теперь, когда он начал видеть истину. Он осознал, что Коннор пристально смотрит на него. Гарри задавался вопросом, ждал ли он какой-то реакции на свое принуждение, или он просто не знал, что произошло. Гарри понятия не имел, сколько времени прошло с тех пор, как его глаза открылись. Он не идеален. Он не непростителен. Он и близко не готов стать Мальчиком-который-выжил, лидером, который нам нужен, или, по крайней мере, лидером, которого люди будут ожидать от него. Он человек. Маггла и Дамблдор оказали нам обоим медвежью услугу с сетью Феникса. Я мог бы помочь научить его лучше, если бы они не были так обеспокоены тем, что я отвернусь от него или попытаюсь занять его место. Но для того, чтобы быть Мальчиком-который-выжил, требуется нечто большее, чем сила. Я думаю, что для того, чтобы быть чем-то важным, требуется нечто большее, чем власть. Гарри сделал шаг вперед, и Коннор попятился, достаточно быстро, чтобы сильно удариться плечом о стену совятни. Его голос стал хриплым, когда он поднял дрожащую руку между ними. - Не подходи ближе, - прошептал Коннор. «Конечно, - подумал Гарри, с минуту с любопытством разглядывая его. - Он все еще боится меня. Он верит той лжи, которую рассказала ему маггла, и кто знает, чему Сириус учил его одного в Визжащей хижине?» - Знаешь, тебе придется прекратить частные уроки с Сириусом, - сказал Гарри Коннору. - Я думаю, он учил тебя множеству глупостей. Слизеринцы вовсе не злые. - Волдеморт вышел из этого факультета, - сказал Коннор. Гарри пожал плечами. - А Дамблдор вышел из Гриффиндора, и он был тем, кто связал меня сетью Феникса. Ты не можешь просто распределить всех по факультетам и заставить их быть добрыми и злыми таким образом, Коннор. Это было бы слишком просто. И если чего нет в этом мире так это простоты. Он подождал мгновение. Еще вчера или даже прошлой ночью, когда Добби и Фоукс показали ему множество сетей в волшебном мире, это понимание повергло бы его в панику. Он хотел простоты. Ясности. Чистоты. Его прежняя жизнь была такой ясной, перед ним был проложен путь долга. Но вместо этого Гарри почувствовал дикий прилив ликования и начал смеяться. Если все было сложно, то это означало, что у него было больше дел, больше возможностей, открывающихся вокруг него, больше проблем, с которыми его магия могла справиться. Был Коннор, и путь вейтса, и Сириус, и его семья, и напряженность между Слизерином и Гриффиндором, и выяснение того, как жить теперь, когда сеть Феникса исчезла, и победа над Волдемортом, и, возможно, такие вещи, как завести больше друзей и когда-нибудь жениться самому, и союзы с чистокровными, и примириться со своим отцом, если сможет, и решить, что делать с оборотнем в Ремусе, и еще много, много другого. Совятня засияла вокруг него, когда его магия начала танцевать, создавая несколько маленьких и безумных золотых вихрей, которые закручивались друг на друга, сталкивались, исчезали в снопе искр, а затем снова появлялись. Гарри вытянул ладонь плашмя и услышал свой смех, когда часть золотого света сформировалась в крылатую фигуру, которая могла быть снитчем или совсем крошечным фениксом. Он послал его в окно совятни. Солнце уже полностью село, хотя следы золота и зелени все еще оставались на небе. Свет, исходивший от творения Гарри, залил территорию и придал Хогвартсу такой вид, как будто снова наступил день. Гарри услышал, как зазвучала мелодия, и почувствовал, как ветер пронесся мимо него и вихрем вылетел в окно. В чувствовал аромат роз, а на языке - вкус меда. Он засмеялся, и звук на короткое время стал видимым в виде нот, которые искрились и лопались, как мыльные пузыри. Он не думал, что когда-либо в своей жизни был так по-настоящему счастлив. Он ошибался во многих вещах и причинил столько вреда, поощряя Коннора упорствовать в своей слепоте. И он был прав во многих вещах, и у него будет шанс исправить свои ошибки. Он тоже ошибался насчет того, каково это - быть свободным и жить в сложном мире. Восхитительное чувство. Золотой свет поднимался все выше и выше. Теперь он выглядел как круглая полусфера, похожая на светильник, в сердцевине трассирующих узоров, простирающихся до горизонта, что возобновлялись снова и снова. Мелодия становилась все громче и сильнее, и теперь это был глубокий и раскатистый голос, весело поющий над Хогвартсом. «Рон советовал мне подать знаки, объявляющие о моих намерениях, - подумал Гарри, чувствуя головокружение больше от восторга, чем от магии, - но зачем? Я думаю, что это гораздо лучшее послание. Я выбираю быть свободным. Я выбираю жить. Я выбираю исправлять те ошибки, которые смогу исправить, и попытаюсь учиться на тех, что не смогу исправить. А еще, я не перестану лгать себе, и, возможно, я никогда этого не сделаю, и постараюсь научиться любить Коннора по правильным причинам, что потребует ужасно много работы, и я нервничаю, и я так могу оступиться и потерпеть неудачу. Меня это не волнует. Это прекрасно - быть свободным и встретиться лицом к лицу со своим страхом. Дамблдору действительно стоило бы как-нибудь попробовать это». И поскольку Гарри знал это, он обратил свой взор на сеть, которую Добби показал ему в его собственном теле, мрачно-красные нити, которые горели, как угли. Гарри потянулся вниз и почувствовал то же слабое ощущение тепла. Он знал, что мог бы сломать их, если бы захотел. Их удерживала там не сила, а его собственная воля. Он не хотел сталкиваться с тем, что связывало его. Предостережения Снейпа эхом отдавались в его голове, и Гарри знал, что не хочет торопиться с этим так же, как он бросился разрушать Obliviate у Ремуса. Поэтому он осторожно развязал самую большую сеть, как будто разворачивал подарок. Тьма набросилась на него. В тот момент Гарри многое понял. У него действительно была способность поглощать магию других волшебников. Он не знал, причинил бы он когда-нибудь боль своим родителям и брату, когда был ребенком, но он мог бы это сделать. Сначала его связала сеть Феникса, а потом и сам Гарри, потому что эта мысль привела его в ужас. Он подозревал, что багровая сеть возникла в тот момент, когда он услышал о своей возможной силе на Рождество, или, возможно, в тот момент, когда он украл немного магии Дамблдора, защищая Драко. «Ну, да, но сокрытие ничего не решает», подумал Гарри с безумным счастьем, которое напомнило ему о Гриффиндорцах, и крепко схватил свою магию, когда она попыталась распространиться вокруг него и поглотить магию Коннора. Тьма боролась с ним. Это было скорее похоже на езду верхом на извивающейся змее, возможно, на василиске, и это вызывало воспоминания, которые были просто настолько отвлекающими, и Гарри пришлось бороться с собственной склонностью думать о Силаране, чтобы он мог загнать эту чертову штуку в угол. Но он боролся с этим. Он позволил воспоминаниям пройти через его голову, и он терпел. «Я волшебник, а не ты, - подумал он о своей магии, набрасывая на нее частички своего существа - не сети, а поводья. - Я не хочу, чтобы ты одичала и питалась чужой магией, и поэтому ты этого не сделаешь». Тьма ревела, шипела и бросалась. На Гарри это не произвело впечатления. Просто потому, что он мог поглощать магию, не означало, что он должен так поступать или что он собирался это сделать. «Это урок, который Дамблдор и маггла так и не усвоили обо мне», - с грустью подумал Гарри, обуздывая проклятую способность и оборачивая ее вокруг себя. Она была его. Он будет делать с ней то, что захочет, а не наоборот. «Они думали, что я могу поглотить их магию. Они не верили, что я смогу контролировать ситуацию, поэтому связали меня». Это заставило его на мгновение пожалеть о том, что все эти годы он мог расти, окутанный своей собственной магией, учась контролировать ее, но затем он вздохнул и отказался от сожалений. Время никогда не повернется вспять. Что он мог сделать сейчас, так это научиться расти в пределах своей магии и наверстать упущенное время. У него было прошлое, а теперь будет и будущее, и он собирался жить. И Гарри собирался убедиться, что видит своего брата таким, какой он есть на самом деле. Следуя прежним путем Коннор не сможет стать Мальчиком-который-выжил, и они не смогут быть нормальными, любящими братьями. О, Гарри знал, что он все равно придумает больше оправданий для Коннора, чем это было естественно или необходимо, и он знал, что, вероятно, почувствует некоторую вину, в какой-то момент, когда он не будет использовать магию, за то, как он оправдывался в прошлом. Но теперь он знал об этом. Сеть Феникса исчезла, и теперь Гарри мог, по крайней мере, признать ошибки. Он посмотрел на Коннора и вздохнул, когда увидел полный ужаса взгляд своего брата. Гарри сделал шаг ближе и протянул руку. - Коннор, - тихо произнес он. Коннор стоял там, где был, дрожа, и тогда Гарри увидел темное пятно на его штанах, потому что брат обмочился от испуга. А потом Коннор повернулся и убежал. Гарри вздохнул. Им еще над многим предстоит поработать. Он посмотрел в окно, туда, где тускнели созданный им свет и закат, и не смог сдержать улыбки. И я готов это сделать. Он спокойно спустился по ступенькам совятни.