Белый китель, белое платье

- Што фы! – краснея, возразил старший Тольц, круглолицый малый с подкрученными чёрными усиками. – Дорога исумительна! Лурк, в строгом, идеально выглаженном костюме, с блистающим пенсне и деланной улыбкой приятности на лице, пожал гостям руки и предложил проводить их в спальни. Братья, похожие один на другого, но разного роста, шагали нога в ногу и одновременно кивали на замечания хозяина о древности родового замка ван Хельц. Одинаковый смех, скромный, будто стеснительный, глуповатый, выходил из их животов. Ширина груди увеличивалась с возрастом братьев, и количество наград, памятных украшений возрастало вместе с ними, потому даже казалось, что старший Тольц будто выгибался, чтобы бесчисленные ордена вдруг не переломили его. - Фосхитительно! – выдыхая, наклонил голову старший Тольц при виде просторной спальни. – Фы чресфычайно люпесны! Лурк почтительно поклонился и протянул ключ от спальни. Хозяин продолжал распространяться об истории дома, но братья лишь делали вид, что слушают и с интересом разглядывают ещё прапрадедушкины шторы, сшитые умелыми руками прапрабабушки и вывешенные на сотую годовщину замка ван Хельц. Средний Тольц так же коротко поклонился и, забрав порученный ключ, удалился в комнату. Младший добавил наисладчайшую улыбку благодарности, какую только имел в своём арсенале, и исчез за дверью в спальню. - Ну и гости, – пробормотал Лурк под нос, выходя коридором в холл. Как обычно, слуги бегали от одной комнаты до другой, шуршали чистыми юбками и широкими праздничными брюками, локти их мелькали тут и там. Но сегодня суета была слишком тихой: женщины шептали, а не кричали через полдома, мужчины ходили на носках, а не на пятках. - Неужели никак нельзя было обойтись без них? – набросился Крёст на брата, выходя из библиотеки. - Что поделаешь? – извиняющимся тоном ответил Лурк. – Братья слишком приметные фигуры в правительстве. - Кому ты выкупаешь билет наверх? Дети сами всё сделают и без нашей помощи. Не подтолкнуть нельзя – с этим соглашусь, но отправлять их туда, куда хотим мы, – нет, увольте, – хмыкнул Крёст, присаживаясь на зачехлённый диван. Опустившись рядом, брат вздохнул и снял с носа пенсне. Веки его, уставшие, жёлтые, пронзённые венами, медленно опускались и без сил поднимались. Он пытался следить за снующими слугами, но ничего не выходило: бессонная ночь перед приездом гостей давала о себе знать. Крёст хлопнул его по плечу, как бы отпуская отдохнуть. - Спасибо тебе, – пробормотал Лурк и шаркающим шагом поднялся по лестнице. К вечеру подъехали дети сестры старших ван Хельц: дочь Луиза и сын Эстарадор. Матушка их отправилась на свет иной вскоре после родов, оставив малюток на руках отца-дипломата и неопытных нянек. Росли ребята в благополучии, необходимой строгости и без родительского внимания, держась только друг за друга. Впрочем, хмурый вид этих гостей, крепко сцепленные руки и некоторая отстранённость говорили сами за себя. Крёст, встречая их сверканием монокля, вежливыми вопросами о дороге и кучкой расторопных слуг, шутил: - Понимаете, ни в чём нельзя полагаться на других. Иначе положишься – уже и не встанешь. Эстарадор сначала лишь улыбался, а потом и смех его, короткий, почти беззвучный, прорезался на секунду-другую. С холодной вежливостью Луиза кивала на прикосновения к руке, туго обтянутой в кремовую перчатку, разглядывала убранство комнат и коридоров, мысленно представляя себя хозяйкой дома. Крёст проводил их до сдвоенной спальни, специально подготовленной для племянников. Брат с сестрой, не сговариваясь, в знак признательности кивнули и удалились, оставив старика в тихом коридоре. - Добрый вечер! Что же хозяин не встречает дорогих гостей? – донеслось до его уха, когда Крёст закрыл дверь в гостевую половину замка. На пороге, в пыльном дорожном пальто, с высокой шапкой, будто накренившейся на бок, в чёрных лакированных перчатках, распахнув руки то ли для объятия, то ли для громких аплодисментов, стоял Зорук. Из-за его широкой спины скромно выглядывал тёмный глаз молодой невестки и под прямым взглядом дяди тут же исчезал. Слуги с неподдельным счастьем раздевали гостей, принимали сумки и счищали следы долгой поездки. - Что ж, все ли уже собрались, или мы самые первые? – обнимая дядю за плечи и жарко целуя его в обе щёки, басил Зорук. - Ни то, ни другое. Гости ни за что не могут не приехать раньше и не посмотреть, как старики ван Хельц доживают свой век в огромном замке. - Ожидаемо. Где ж отец? Почему после долгой разлуки я обязан ждать лишние минуты, чтобы увидеть его? – в шутку обижаясь, спросил племянник. - Отдыхает: хлопоты и вечное нервное напряжение дают знать о себе. Лучше представь меня своей очаровательной знакомой. Зорук улыбнулся, сверкнув белизной ровных зубов, и, взяв девушку за руку, подвёл её к дяде. Из-под полупрозрачной тёмно-фиолетовой накидки стрельнули бархатные глаза, обрамлённые густым веером ресниц, аккуратная головка наклонилась в знак приветствия, и серьги, длинные, золотые, с драгоценными камнями и с изящными рисунками на них, качнулись, зазвенев, будто весёлый ручей. Девушка приложила ко лбу запястье и коснулась им правого плеча. - Таким движением стагайцы выражают уважение хозяину дома и желают ему долгой жизни, – пояснил Зорук. Открыто глядя в глаза девушки, Крёст склонил голову и крепче сжал трость. - Крёст ван Хельц, к Вашим услугам, – почтительно проговорил старик. Захлопав глазами, девушка улыбнулась. Зорук, всё ещё касаясь ладони девушки, смотрел то на неё, то на дядю, ожидая его одобрения. - Мгаза ещё не вполне знает наш язык, но многое понимает, – заминая неловкую паузу, проговорил он. – Что ж, куда определите дорогих гостей? Низко поклонившись, слуги проводили приезжих на господскую половину. Спальня Зорука, просторная, будто разделённая ширмой на две комнаты, встретила хозяина прежним расположением мебели и оставленных вещей. Мужчина пропустил вперёд невесту, следом за ней – слуг и, скорее объясняя, нежели извиняясь за столь необычное поведение, сказал: - Приходится же принимать все привычки народа, с которым живёшь. Крёст не ответил, лишь сверкнул моноклем и удалился в собственную спальню. Несмотря на приехавших, коридоры были чересчур тихи и спокойны, будто все вдруг решили выбраться в город. Вечером гости, кто выспался после долгой и утомительной дороги, кто только-только распаковал сумки, собрались в столовой. Накрывали в половину силы: усадили всех за одну сторону, подавали традиционные деменийские блюда – жареные цыплята, похлёбка четырёх хлебов, мелко нарубленные овощи, завёрнутые в свежие листы салата, выдержанные десятилетиями вина. После долгой густой тишины в доме ван Хельц наконец слышались забавные истории о прошлом и настоящем и счастливый, запитый крепким напитком смех. - Что же отец, неужели ему нездоровится? – шёпотом спросил Зорук у дяди, пока средний Тольц с набитым цыплёнком ртом рассказывал рядовой случай из жизни правительственного человека. Крёст, резким движением отрезая кусочки, скрипя ножом по тарелке, ответил: - Сказал, что не может не появиться за ужином, но несколько позже положенного. И верно: Лурк спустился к гостям, когда не только братья, но и дети сестры изрядно захмелели. Раздались оглушительные аплодисменты безо всякой на то причины, которые, однако же, заставили хозяина покраснеть. Он с жаром пожал руку Эстарадору и легко поцеловал перчатку Луизы, обменялся кивками с Тольцами и, увидев улыбающееся лицо сына, расплакался. Погрузив внезапно ссохшегося старика в объятия, Зорук смеялся и целовал его в седую макушку. Гости разом подняли бокалы, давно ожидающие очередного тоста, и провозгласили: - За хозяина! Тёмно-красное вино махом исчезло, и послышался громкий дрязг: старший Тольц в пылу чувств разбил бокал об пол. За ним последовали остальные, и Крёст с Лурком мысленно радовались, что посуда была не родовая, а купленная задёшево. Хозяина усадили за высокий стул, налили в только что принесённый бокал крепкого напитка, положили на сухие колени белоснежное полотенце и придвинули полную яств тарелку. Гости продолжали разговаривать, хотя больше делали вид, что со вниманием слушают друг друга: Луиза бросала равнодушные взгляды на болтающего и открывала широкий рот для закусок, братья Тольц перебивали друг друга, пытаясь рассказывать сразу несколько не связанных между собой историй, робкая Мгаза на секунду поднимала глаза и переводила их на улыбчивое лицо жениха, чтобы снова опустить густые веера и замереть. Лишь старики беспрестанно любовались Зоруком, преобразившимся в статного мужчину, хоть и далёкого от войны, но всё же твёрдого и уверенного в себе. В самой тёмной глубине души они сравнивали его с Мортэусом и удивлялись, насколько различными могут быть люди в одной семье. - Неужели этот негодник до сих пор спит? – игриво возмущался Зорук, будто угадывая мысли отца. – Почему же ему не выйти и не приветствовать гостей? Лурк слабо улыбнулся, заметив любопытные сверкающие взгляды ужинающих, и хотел было произнести несколько уклончиво-извиняющихся слов, как его перебил Крёст, с холодным расчётом разделывающий цыплёнка: - Молодой господин никак не поймёт, что кроме его, мальчишеских, дел существуют более важные, более взрослые. Зорук, похлопывая дядю по плечу, смеялся и искренне недоумевал о причине изменения их отношений. - Фам следует пыть снисходительнее к челофеку, пофернуфшему ход фойны, – заплетающимся языком проговорил старший Тольц. Братья, краснолицые, довольные и уверенные в собственной правоте, кивали. - Не могу не поблагодарить за столь учтивое напоминание, – глядя на пьяные лица гостей, начал Крёст, – но я предпочитаю строить отношения на личных выводах, а не на слухах, выхваченных где-то в закоулке. Наверняка вам не должно быть неизвестно, что у каждого есть несколько личин и в разных случаях мы надеваем одну из них. Луиза впервые за ужин одобрительно покачала головой и долго ещё не спускала взгляда со старика. Румяные братья более не имели ни основания, ни слов для ответа и молча допивали вино. Лурк чувствовал, что первый совместный ужин мог быть душевным и, если не сказать точнее, сближающим, но упрямые воззрения брата сбили всех с толку. Часы пробили одиннадцать, когда гости начали расходиться по спальням. Их пьяный пыл утих – ни один радостный возглас не донёсся с лестницы. - Что на тебя нашло? – зашипел Лурк, как только хлопнула дверь в гостевую половину дома. - Прошу прощения, но я в собственном доме и имею право выражать личное мнение, – резко ответил Крёст, бросая на стол полотенце. – А ты, если не сумел воспитать сына, то принимай должное и терпи. - Не могу сказать, что мой сын – недоросль, круглый болван и лентяй. К чему этот яд? Мгаза незаметно для всех коснулась локтя жениха и, делая вид, что её здесь нет, задерживала дыхание. Улыбаясь, Зорук наблюдал за стариками и, будто находя в этом удовольствие, хватал каждое их слово. - Ты никогда не видишь дальше собственного носа! – выпалил Крёст. – И продолжаешь баловать его: имение переписал, все капиталы на нём, свадьбу пышную устраиваешь. А он что дал тебе взамен? – он фыркнул и, взяв трость, поднялся. - Я никогда не просил ничего взамен, – прошипел Лурк. - Нечего и удивляться: лишь дурак может породить дурака. Лицо младшего брата побледнело, губы затряслись, в глазах показались слёзы. Он собрался с силами, чтобы ответить Крёсту, но, скомкав в руках полотенце, так и не нашёл нужных слов. - Неразумная цель руководит тобой, дядя, если ж ты взялся выступить против, – негромко, но твёрдо сказал Зорук. Не ответив и даже не взглянув на оставшихся за столом, Крёст удалился. Большая тёплая ладонь легла на хлипкое плечо старика. - Прости его, отец: не каждому возможно понять, что он чувствует, оттого и остёр его язык. Дядя привык на всё смотреть с чиновничьей стороны: ты – мне, и я – тебе. - Чёрт бы побрал этого кощея, – шёпотом проговорил Лурк. - Дети же всегда будут в неоплатном долгу перед родителями, и единственная возможность вернуть его – самому воспитать достойных детей. Ни я, ни Мортэус не должны тебе ничего, но мы должны будем нашим детям, твоим внукам, – Зорук украдкой взглянул на невесту. – А потому предъявлять счета и требовать оплаты – мелочно и жестоко. Полные слёз старческие глаза поднялись на сына, и неуверенная улыбка скользнула по лицу отца. Морщинистые пальцы всё ещё теребили края салфетки, и несколько тонких ниток вырвались из общего полотна. В груди щемило от несправедливости и сомнения: хотелось, чтобы все тревоги, бессонные ночи покрылись уважением, безмерной заботой, но чувствовалось, что эгоистично требовать чего-то от родного, но всё же другого человека. Лурк слабо всхлипнул. Дверь в столовую распахнулась, и на пороге появился Мортэус. Увидев поникшую спину отца, он даже не заметил, что кто-то ещё находился в зале, и подошёл к старику. - Ох, отец, что случилось? - Ничего, ничего, – бегло утерев слёзы, ответил мужчина и пожал молодую руку. - Как «ничего»? Я слышал: что-то разбилось и кто-то кричал. Где гости? - Что ж, мы уже за гостей не сойдём? – улыбнувшись, задорно спросил Зорук. Услышав знакомый голос, Мортэус обратил на сидящих внимание и растерялся. Перед ним находился брат, которого он не видел много лет, но не таким тот запомнился ему, и юноша не знал, что сказать, как приветствовать. Видя замешательство брата, Зорук поднялся и, подойдя к нему, крепко обнял Мортэуса. - Здравствуй, – выдохнул юноша, с чувством похлопывая брата по спине. - Совсем уже взрослый, – Зорук рассматривал острые и прямые черты возмужавшего, но всё же юного лица и улыбался. – Вот он, отец, виновник всех твоих радостей и печалей. - Ну, полно болтать, – ворчливо отмахнулся Лурк, наблюдая за сыновьями. – Можно подумать, ты никогда мне не доставлял проблем. - И ещё больше счастья! - Спорный вопрос, – рассмеялся Мортэус. Смех его, разрешившийся от пут смятения, свободный и чистый, разлетелся по столовой, и всем стало необыкновенно легко. Прекрасная невеста, которую юноша заметил не сразу, поднесла к подбородку кулак и приложила его к щеке. - Мгаза считает тебя удачливым и желает, чтобы удача твоя приумножалась, – пояснил Зорук. - Благодарю, – кивнул Мортэус и присел рядом с отцом на пустующей половине. Лурк не стал объяснять сыну причину его родительских слёз, но лишь рассказал, почему разбили бокалы и как чудесно прошёл ужин. Слуги незаметно убирали ненужные приборы со стола, заменяли догорающие свечи и подставляли новые закуски, к которым уже никто не притрагивался. - Но почему меня не пригласили к ужину? – расстроенно спросил Мортэус, проведший всю ночь в изучении записок матери и спавший полдня. - Брат господина не велел будить Вас, – робко отозвался слуга, поднёсший одну свечу к другой. - Как? Почему не спросили меня? – возмутился Лурк. Слуга опустил глаза в пол и, пожав плечами, удалился. Сидящие молча проследили за ним и обменялись удивлёнными взглядами. - Что ж, тогда за завтраком ты просто обязан быть, – заключил Зорук, подмигнув брату. – Ведь ты ещё не познакомился с чудеснейшими гостями, которые прибыли специально ради твоей свадьбы и твоей карьеры. Старик одёрнул сына: - Не болтай глупостей! Все гости важны в равной степени. - Я не говорил, что они неважны, но сказал, что все умилительны и изумительны. Интересно, заявится ли бабка Сталья с тремя дочерьми? - Будто их кто-то приглашал! – в сердцах выпалил Лурк. – Таким свиньям не позволю топтать мои лилии и есть с одного со мной стола! Зорук, придерживая руками живот, расхохотался: - Приглашения твоего никто не ждёт, а позволения тем более! - Заявятся – прогоню вон со двора, – скрипнул старик зубами. Мужчины засмеялись. Лица их, освещённые пламенем догорающих свечей, становились расслабленными, всё реже пробегала тень неудовольствия и печали. Губы рассказывали истории, изредка замирая на полуслове, улыбались и продолжали вести беседы. Красноречиво поблёскивали глаза о долгой разлуке, о тяжёлом ожидании встреч и о мимолётной радости разговора. Прикосновения, сначала скупые, более того, осторожные, становились теплее, приветливее и душевнее. Когда слова закончились, остались только чувства. Ночь давно погрузила город в сон, и даже беспокойный Лиландрий, оставленный по прихоти дяди за воротами, крепко заснул. Тихо-тихо по улицам прохаживалась караульная стража, сверкая шлемами. И звёзды, как безмолвные хранители, мелькали в бесконечной вышине, нашёптывали спящим яркие сновидения и дарили надежду на будущее. Лишь трое в зале, склонив головы, сидели под слабой свечой и наслаждались присутствием друг друга.