Дикая охота. Руины рассвета

Погруженная в свои мысли, Меред даже не заметила, как Ранлу привела их к окруженному низкой каменной оградой зданию с гирляндой небольших фонариков над крыльцом. Ей было тревожно – она чувствовала волнение Ашвари прямо внутри собственной груди, и ее обреченную решимость тоже ощущала, но помочь ей ничем не могла. И разумнее всего было бы сейчас позволить ведьме самостоятельно действовать и решать, не беспокоясь ни о чем, но Меред так не могла. А потому когда Фьерна-Искра вдруг остановилась, деловито оглядывая спутников, она даже не сразу поняла, что стоит прислушаться. - Чтобы в гостинице не было лишних вопросов, друзья мои, вы – мои сопровождающие, давние друзья моего супруга. Мы с вами вместе завершаем дела, которые он поручил нам сделать. Мой народ всегда радушен и привечает чужеземцев, однако… - сделав паузу, она выразительно взглянула на Рандира. – Будет очень славно, душечка, если ты наденешь капюшон, да поглубже. И еще тебе желательно молчать. Настоятельно советую. - Я тебе, женщина, поглубже этот капюшон хырдажий в глотку затолкаю сейчас, будешь мне еще советовать, - угрожающе пообещал наемник. – Да пусть хоть один чернозадый джамуш только тявкнет в мою сторону – ножа ему не пожалею!.. Сколько крови моих братьев и сестер вы пили – всю эту помойку утопить можно, а я еще молчать должен?! - Должен, - серьезно кивнула Ранлу, глядя на него и чуть приподняв уголок рта. Глаза ее при этом оставались пронзительными – и не мигали. – Потому что если ты этого не сделаешь, я сама убью тебя быстрее, чем ты успеешь открыть рот – из милосердия. Здесь не любят поморов, милый. Как на твоей земле без твоей защиты меня бы на части разорвали, швырнув медведям, если судить по твоим рассказам. - Ты, бхурза, еще смерти мне обещаешь?! – выделив для себя самое основное, зарычал наемник – и Ранлу вновь не осталась в долгу. - Обещаю – но она хотя бы будет быстрой и условно безболезненной. В том случае, если ты все же прислушаешься ко мне. Если нет – что ж, твоя оставшаяся жизнь будет весьма богата на ощущения. И наша тоже, потому что это мы тебя привели сюда. Поэтому – будь добр, надень капюшон и оставь мне беседы с добрыми хозяевами крова. А все свое недовольство можешь высказать мне в беседе с глазу на глаз. - Чем сговорчивее ты будешь сейчас, тем больше у нас шансов убраться отсюда быстро, - неожиданно встал на сторону Искры Шейд; он почему-то морщился, да и краем глаза Меред до того успела заметить, как он потирал висок. Возможно, сказался переход через Врата Сторон: ведьмы предупреждали их, что чем большее расстояние приходится преодолевать, тем неприятнее ощущения после этого. У самой Меред голова тоже была неприятно тяжелой, а в затылке гулко ныло. Шторм меж тем криво усмехнулся Рандиру. – Да и тебе не привыкать. Так что будь добр, не подставляй нас. - Цхор тебя сожри, не я это затеял… - всплеснул руками Рандир, но в этот миг дверь гостиницы отворилась – и помор молниеносным движением набросил на белобрысую макушку капюшон, низко опуская при этом голову и чуть заступая за Шейда. Ранлу удовлетворенно кивнула, а затем буквально расплылась в улыбке и направилась к ступеням, где на пороге стоял с приветливой улыбкой хозяин «Ночлега Сахейлы». Пока они беседовали с Ранлу – на незнакомом Меред языке, быстром и дробном, будто бегущий по камням с высоты ручеек, перекатистом, Птица разглядывала внутреннее убранство гостиницы, надеясь, что со стороны ее интерес не слишком бросается в глаза – ей нужно было отвлечься. Что-то похожее она уже видела в доме у Ранлу, разве что здесь сложные сегментные загородки были каменными, не деревянными. Пахло благовониями, немного – табаком, и из-за усталости сразу же захотелось вынуть трубку, однако Меред сдержалась. Загородки разделяли комнату на отдельные небольшие сектора, и в каждом был низенький столик с разбросанными вокруг подушками, медной посудой и целыми рядами маленьких литых пиал. Судя по всему, время для гостей было не слишком подходящим – во всяком случае, большого количества постояльцев Меред не наблюдала. Откуда-то из глубины зала разве что слышалась чужая речь, то и дело щедро пересыпаемая смехом; южане оказались громкими, что ее даже не удивило. Фонарики, целыми гроздьями украшавшие перегородки между столиками, рассеивали тусклый теплый свет по стенам и плетеным сложным циновкам на полу. Остальные спутники помалкивали, как и она сама, предоставив Ранлу самостоятельно наплести хозяину все, что ей вздумается; Рандир держался по-прежнему у Шейда за плечом, клоня голову так низко, как только возможно, Элан и Шанри чуть ли не друг к другу жались, не особо оглядываясь по сторонам. Наконец Искра и хозяин гостиницы тепло пожали друг другу руки – жест был очень чинным, каким-то специальным и особенным, а после этого мужчина, сияя, словно начищенная монетка, обернулся к ним, подходя поближе. Он был не первым южанином, который встретился Меред, а потому она отметила схожесть черт: знакомый разрез темных глаз, тонкий подбородок и высокие скулы, особая манера держать голову. Когда он заговорил, Птица обратила внимание на акцент – у Ашвари тот практически исчез за годы на материке, а мужчина странно тянул гласные и подчеркнуто выговаривал букву «р». - Друзья, - широко улыбаясь, он остановился перед ними. – Мое имя – Мерхаб. В чем бы вы ни нуждались, скажите мне – и я сделаю все возможное, чтобы разрешить ваши проблемы! За спиной Шейда послышалось сопение, и Меред, взмолившись о том, чтобы Рандир сейчас не раскрыл рот, поспешила отвлечь внимание Мерхаба на себя. - Мы благодарны тебе за гостеприимство, хозяин крова, - проговорила она, чуть кланяясь ему. – Пусть дни твоего благоденствия не заканчиваются. Улыбка мужчины стала еще шире, а Ранлу бросила на Меред одобрительный взгляд. Видимо, она все сделала правильно – и это успокоило и внушило уверенность: Ашвари всегда говорила, что первое впечатление для ее соотечественников – самое главное, а ей не хотелось бы, памятуя их крутой нрав, нарваться на неодобрение или, того хуже, клинок куда-нибудь в плечо. - Следуйте за мной, господа: я отведу вас на мужскую половину и покажу вашу комнату. Халисса, - перекрикивая смех из-за перегородок, позвал он. Буквально через несколько мгновений тяжелое полотно, занавешивавшее вход в какую-то боковую комнату – судя по всему, кухню – колыхнулось, и оттуда выпорхнула молоденькая девчушка. Совсем скоро она уже стояла рядом, и Меред подумалось, что Мерхаб, должно быть, ее отец – слишком похожа на него она была. – Отведи прекрасных девушек на женскую половину, посели их в комнату, что с окнами на север. Если пожелаете, друзья, я подготовлю купальни – после ужина или до. Ваш столик будет второй угловой, вон тот. После того, как устроитесь, спускайтесь сюда – и клянусь, я угощу вас такой бараниной в меду, какой вы вовек не ели! И если вам что-то будет нужно – немедля зовите! Он повел Шейда, Рандира и Элана к боковому коридору, за которым начиналась лестница наверх, и рядом с ним шагал Шторм – видимо, решил взять на себя общение с хозяином, чтобы у Рандира не было соблазна нарываться. А Халисса, мотнув растрепанной черной косой толщиной в кулак Меред, обратилась к ним: - Пойдемте, прекрасные. Ранлу поравнялась с ней, о чем-то расспрашивая девушку на родном языке, и та отвечала ей – весело, бойко. Поднимаясь по еще одной лестнице, соседней от той, где скрылись мужчины, Халисса оглядывалась на Меред и Шанри, улыбалась им, сверкая белыми зубами – и чем чаще она делала это, тем упорнее Шанри вперивалась взглядом в пол и пунцовела. С южанками всегда так, усмехнувшись про себя, подумала Меред. Эти женщины странным образом производили довольно яркое впечатление, даже - неизгладимое… Комната, в которую их поселили, тоже была с перегородками – и построена так, что ощущения тесноты не возникало. За перегородками находились кровати, с кучей подушек каждая, а общее пространство занимал низкий стол с плотными расшитыми подстилками вокруг. Кроме него здесь было несколько сундуков, стояла небольшая чаша с огнем, а в стенах были выбиты ниши, уставленные какими-то причудливыми фигурками и книгами. Из комнаты в умывальню вела боковая узкая дверь, окна прикрывались деревянными сетками с причудливой сквозной резьбой наподобие той, что Меред видела в доме Ранлу. Створки этой сетки сейчас были открыты, и сквозь стекло можно было разглядеть полосу фонариков на причалах, а дальше – темный простор беспокойного моря, чуть слышно шелестевшего из-за стен. Халисса ушла, напоследок еще сверкнув белозубой улыбкой. Над ее смуглым лбом смешно распушились тонкие кольца прядок, выбившихся из косы, и точно такие же кольца лежали на затылке. Ранлу, наблюдавшая за чуть было не вывернувшей шею Шанри, рассмеялась, как только за девчушкой закрылась дверь. - Будь осторожна, девочка, ваш народ так легко очаровать, как я погляжу! А она просто радушна. Скорее всего, ее отец не обрадуется, если ты попытаешься подступиться к ней ближе, – контрабандистка мрачно зыркнула на нее, пробурчала что-то невнятное и отвернулась, принявшись оглядывать комнату. Меред, все еще ощущавшая собственную голову тяжелой, уточнила у нее, отвлекая: - Что ты сказала ему? У нас есть легенда? -Ну конечно, - с достоинством отозвалась та. – Мы прибыли по делам моего покойного супруга, торговца с материка. В городе остановились ненадолго отдохнуть, после того, как восстановим силы, двинемся дальше в путь. С нами – охрана и двое твоих подмастерьев. Ты – сестра моего супруга, именитый резчик по дереву, изучаешь традиции и культуру юга, чтобы продолжать его дело. Возможно, к нам присоединится моя давняя подруга. Вот и весь сказ. - Я полагала, что это будет как-то… основательнее, - наконец осторожно сформулировала Меред. Искра только фыркнула: - Это всего лишь хозяин крова! Подробный рассказ о том, кто мы такие да откуда-куда идем, только бы привлек больше внимания. И на твоем месте, - она выдержала паузу – чтобы Меред уж совершенно точно поняла ее, - Я бы задумалась о другой легенде. Например, о легенде для маты Ашвари. Достаточно хорошей для того, чтобы тебя не убили в первый же миг встречи. Меред приподняла брови, но Ранлу не обратила внимания на ее жест, занявшись обустройством своей части комнаты. Пока она копалась, Птица обдумывала ее слова, пытаясь понять, почему предстоящее знакомство с госпожой Гальдорой представлялось южанкам едва ли не самым тяжким испытанием на их пути. Да, Ашвари немного рассказывала ей о своей бабушке – слово казалось более привычным; да, со всего выходило, что та была сложной женщиной, своеобразной и норовистой – однако всего лишь женщиной. Тем более – в очень преклонных летах. И если уж Меред умудрилась выносить характер Атеа на протяжении долгих лет, если не сломалась под муштрой Дамалы, если дивным для себя самой образом наслаждалась тем, как проявляла себя Ашвари, и если Хартанэ позволила ей дожить до нынешнего дня – наверное, сладить с Гальдорой по прозвищу Гевери она тоже способна. За ужином голову ее занимали те же самые мысли, а потому насладиться вкусом незнакомой пищи сполна Меред не смогла. Она оказалась странной, пряной, сладко-острой – а потому необычной. Мерхаб, подошедший узнать, как гости оценивают новую для них кухню, ушел довольным: все спутники выразили свое восхищение – даже Рандир, с остервенением жевавший кусок баранины, промычал что-то, что могло означать одобрение. К счастью, этого хватило, и хозяин гостиницы оставил их, лучась довольной улыбкой, перед этим заявив, что в распоряжении гостей – купальни, чайная комната и игровая комната, где можно было отдохнуть и развлечь себя игрой, называвшейся латсу. На вопрос Меред Ранлу пояснила, что это – очень древняя настольная игра, которая требовала незаурядного взгляда и развивала тактические и стратегические навыки, однако сама Искра не играла. - Женщины редко увлекаются латсу, - пожала плечами она. – Считается, что это мужское развлечение. На женщину за игровым столом чаще всего смотрят снисходительно, реже – с презрением, если не боятся нанести оскорбление. Для того чтобы научиться хорошо играть, нужен хороший учитель, а женщину учить мало кто согласен. Разве что из баловства. К тому времени, как тарелки опустели, ночь за окнами уже сгустилась. Неприятные ощущения после перехода через Врата Сторон все еще не исчезли, и вскоре Шейд и Рандир оставили их, а буквально спустя пять минут за ними ушел и Элан, тихонько пожелав им доброй ночи. Меред проводила его долгим взглядом, чувствуя сострадание: парень выглядел нездорово – гораздо хуже, чем в ночь их первой встречи, и состояние его ухудшалось, несмотря на старания Фьерны-Искры, Ашвари и Шейда. Элан казался ей славным человеком, и жалела его она совершенно искренне. Следом общий зал покинула Шанри, зевавшая во весь рот и сдерживавшаяся изо всех сил – но в итоге усталость взяла свое. Меред понимала, что ей хотелось контакта: судя по всему, контрабандистка не привыкла быть одна, а потому после той ночи, когда Дамала пожаловала в «Околоток», Шанри потянулась к Птице, осторожная и недоверчивая, но отчаянно нуждавшаяся в понимании. Она все чаще заговаривала с Меред, грубовато проявляя свой интерес, старалась подольше находиться в ее присутствии, хоть и большую часть времени молчала; никто не гнал ее прочь, и ей это, видимо, было непривычно – но в каком-то смысле нравилось. Сейчас она, сонно попрощавшись с ними и ссутулившись, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, побрела к лестнице, что вела на женскую половину, и Ранлу, глядевшая ей вслед, покачала головой: - Если бы мне кто сказал, что у тебя есть младшая сестренка, я бы не задумываясь решила, что это – она. Девочка так напоминает мне тебя… - Она совсем другая, - Меред только пожала плечами. – То, что ее сердце лежит к женщинам, не делает ее схожей со мной во всем. - Это делает ее схожей с тобой гораздо больше, чем ты думаешь, - заметила Искра, и Меред не нашлась, что ей на это ответить. Помолчав немного, она неловко поинтересовалась: - Послушай, Ранлу… Ашвари как-то сказала мне, что у вас не приняты отношения такого рода. И что женщину подле женщины не привыкли видеть и скорее осудят. На материке никому нет дела до того, с кем ты делишь жизнь – здесь же, если я правильно поняла, от одобрения рода очень многое зависит. И сколько бы историй я ни слышала, складывается впечатление, что женщина на твоей земле занимает очень важное место – однако многое она не может делать, потому что это занятие не для нее. И я пытаюсь понять, где на самом деле лежат границы дозволенного для женщины у вас – но не могу. Она не была уверена, что сформулировала мысль ясно и четко, однако Ранлу поняла ее. Чуть улыбнувшись уголком рта, она мягко проговорила: - Думаю, этот разговор займет не пять минут – а ты наверняка устала и хотела бы отдохнуть. - Я все равно собиралась дождаться Ашвари, - она вновь пожала плечами. Искра с сомнением оглядела ее: - Она может прийти и утром. Или еще позже, - и тут же, очевидно, заметив, как Меред нагибает голову, рассмеялась, поднимая раскрытые ладони. – Но против твоего упрямства, Птичка, мне поставить нечего! – с этими словами она поднялась с подушек, кивая ей в сторону еще одного выхода из зала, завешенного низками крупных деревянных бус. – Идем: я бы предложила устроиться в чайной комнате и коротать время там. В ней и тише, и удобнее будет. Да и разве можно вести хорошую беседу без хорошего чая? Чайная комната оказалась похожей на ту, что была в доме самой Ранлу, и южанка чуть ли не мурлыкала, устраиваясь на кушетке. Из ряда литых чайников она выбрала один, установила его на медную подставку, под которой в плошке тлели, переливаясь, угольки, и принялась ждать, лениво перебирая на шее тяжелое ожерелье и о чем-то размышляя. Меред не торопила ее: она прекрасно знала, что отвлекать южанок было бессмысленно – а потому просто наблюдала за тем, как по поверхности угольков перетекает рыжий жар, похожий на отблески солнца, скользящие по речному дну. Когда серебристый пар начал подниматься из носика чайника, Ранлу разлила напиток по пиалам – а затем подняла голову и заговорила. Положение женщины в Меариви представлялось Меред странным – и таковым, пожалуй, и было. Мата, будучи главой рода, получала почет и уважение всей семьи, и предполагалось, что ослушаться ее род не имел права. Эта женщина вела весь дом, следила за порядком и принимала все важные решения. Однако дочери в семьях южан воспитывались в строгости и абсолютном послушании, не имея права голоса. Только после первой инициации, связанной с лунной кровью, дочь получала права и свободы, могла говорить на семейных собраниях и даже демонстрировать норов, возражая или отказываясь. Если она могла отстоять себя и свое решение, к ней прислушивались, если нет – мата наказывала ее и вынуждала поступить так, как велено. До замужества женщина полностью принадлежала своей семье, и пускай спутника жизни выбирала самостоятельно, а и ей, и избраннику тоже для начала необходимо было доказать, что друг друга они достойны. Традиции выдавать девушку замуж насильно у южан не было, однако мата могла настаивать на кандидате, которого сочла благонадежным и хорошим, а всех остальных – упорно отвергать. Впрочем, все зависело от упрямства жениха: если тот и впрямь решил сделать дочь другой семьи своей женой, обычно спустя время его принимали. После этого женщина становилась уважаемой в обществе, она больше не считалась ребенком и заслуживала особое отношение к себе со стороны посторонних семей, ее статус возводился в высокий ранг. Однако это касалось только жизни внутри родов, семей, того, что так или иначе относилось к законам крови; если женщина – какого бы возраста и статуса ни была – решалась заниматься «мужским» делом, ей снова приходилось доказывать свое право на это, и теперь уже не только семье – но и каждому, кто взглянет в ее сторону. - Многие дочери юга берутся за оружие – но далеко не все выдерживают порицания, которое при этом непременно сыпется на их головы, - говорила Ранлу, обнимая пальцами тяжелую литую пиалу. – Они замахиваются на то, что принадлежит мужскому миру – да еще утверждают, будто бы способны проявить себя, как настоящие воины! Конечно, каждую дочь семьи учат обращению с клинком – чтобы она могла защитить себя, вызвать на ножи соперницу или покончить с собой, если осталась вдовой и приняла решение следовать за мужем к стопам богов. Но считается, что лить собственную и чужую кровь она может лишь такими способами – да еще в родах. - А чужая здесь причем? – без особого энтузиазма уточнила Меред. Ранлу отмахнулась: - Когда мать моя, сбереги ее Натарадра, приводила меня в мир, она проткнула повитухе руку ножом, потому что та слишком много тараторила, отвлекая ее… - поймав ошарашенный взгляд Птицы, она успокаивающим тоном добавила. – Так часто бывает. Подле роженицы кладут оружие семьи, чтобы ребенок родился сильным, и чтобы сама женщина ощущала поддержку рода. Так что случается всякое. И в этих случаях женщину не позорят и не клеймят, потому что она не замахивалась на принадлежащее другим. Если ты захотела научиться играть в латсу – над тобой посмеются, ведь зачем женщине тактика, стратегия, зачем ей это уметь? А если ты вдруг возжелала прослыть воином – жди осуждения. Прежде чем тебя примут – пройдет много лет. Потому мату Ашвари так уважают в Шаванти: она доказала свое право быть той, кто она есть, и заплатила за это немалую цену. Лишь после того ее признал не только род, - она внимательно осмотрела Птицу, и вдруг голос ее стал мягче. – А ты тоже замахнулась на то, что принадлежит другим. Ты – воин, а еще ты – женщина, осмелившаяся полюбить другую женщину. Неслыханное по нашим обычаям дело. А раз у тебя хватило наглости прийти следом за этой женщиной в ее дом, придется ох как побороться за нее. Если, конечно, хочешь, чтобы тебя признали. - Будто бы у меня есть выбор, - кривовато усмехнулась в ответ Меред, тоже отпивая уже остывший чай и ощущая на языке пряный привкус и легкую горечь. До признания дела ей как раз не было: всю свою жизнь она жила, никому и ничего не доказывая и делая собственным мерилом лишь себя саму. Она стремилась превзойти лишь себя саму, не хвалилась достижениями, не рвалась в ряды первых – а просто делала свое дело настолько хорошо, насколько могла. И это было естественно и просто, и Меред просто не представляла, как можно устраивать из жизни состязание, как можно тратить ее на пустую борьбу с другими, когда самая главная битва всегда заключалась в преодолении себя. Однако сейчас жизнь толкала ее к иной стороне, на которой она прежде не бывала, а потому она не совсем понимала, что теперь делать и как себя вести, как доказывать кому-то свое право быть собой. Ей говорили, что она умеет убеждать, и что у нее действительно есть дар Слова – однако каким образом применить это сейчас, Меред не представляла. Впрочем, один козырь у нее все же имелся: единственное, о чем Меред могла говорить с уверенностью – так это о собственном упрямстве. И как раз его, пожалуй, она могла продемонстрировать сейчас, раз уж это требовалось. Они говорили долго – к тому моменту, когда Меред поняла, что глаза сами слипаются, время давно перевалило за полночь. Все же дожидаться Ашвари она при всем терпении и упрямстве не смогла бы: тело требовало отдыха, да и Ранлу упорно твердила, что силы ей еще потребуются, а потому они покинули чайную комнату и вернулись в отведенные им покои, где тихонько похрапывала за перегородкой Шанри. - Как жаль, что мы не успели доделать тунику для тебя… - расстроенным шепотом обратилась к ней Ранлу, когда Меред направилась к своей кровати. Птица нахмурилась: - Какую тунику? - Традиционную, - все тем же тоном пояснила Ранлу, вытягивая из прически латунные шпильки и сокрушенно качая головой. – Это помогло бы тебе предстать в выгодном свете перед ее матой. Но что уж теперь… Все в руках Натарадры. Да будет милостив он к тебе! Меред, изрядно утомившаяся и от перехода, и от долгой беседы, не стала вникать в ее слова – и просто пожелала ей доброй ночи, а затем растянулась на своей кровати, смежив усталые веки. Ей нужно было еще вникнуть во все услышанное, возможно – задуматься о том, как вести себя с матой Ашвари, раз этот вопрос оказался настолько важным, однако попросту не в состоянии была сделать это сейчас. Сон сморил ее, укутав со всех сторон тяжелым одеялом – и только в груди немного теснило, будто мучительно и вместе с тем нежно пело сердце. И раз ощущалось так, уж наверное, с Ашвари все было хорошо. Утро ее началось с колокольного звона – где-то за стенами «Ночлега Сахейлы» мелодично перезванивали вдалеке колокола. Меред сначала решила, что в городе тревога – однако сонная Ранлу из-за соседней перегородки на ее беспокойство ответила лишь, что так в храмах жрецы звали богов в новый день. После этого она еще пыталась дремать, однако за окнами кричали чайки, и с торговых площадей доносились крики зазывал, из порта долетал до ее слуха шум – несмотря на сезон штормов, в доках кипела работа. И вдруг это все ощутилось таким знакомым, таким родным и милым сердцу, что Меред в какой-то момент осознала, что лежит на боку, разглядывая плавные линии сквозного узора на стенке, и улыбается. Шанри по-прежнему похрапывала в дальнем углу комнаты, изредка бормоча что-то сквозь сон, Ранлу продолжала спать, а Птица поняла, что ей больше не хочется закрывать глаза – а потому поднялась с постели, отстраненно ощущая внутри себя слабое эхо интереса: ей действительно было любопытно, что принесет с собой нынешний день. В общем зале уже были люди – и они, глядя на Меред, радушно улыбались ей. Некоторые заговаривали с ней, приветствуя, и каждому она желала здоровья, благоденствия и полных радости дней под очами Натарадры. Вчера вечером Ранлу в разговоре заметила, что чужестранцам, которые прибывают в города южан и выказывают почтение жителям, можно практически все: их обожают, зовут едва ли не в каждый дом, знакомят с родней и угощают самым вкусным питьем и едой, что есть в закромах. Совсем другое дело, если чужак решит стать частью семьи – тогда уже относиться к нему будут совсем иначе и оценивать гораздо строже. Готовясь к этому, Меред на этот раз много времени уделила себе – и провела перед зеркалом в умывальне минут десять, придирчиво оглядывая себя. Она понятия не имела, есть ли какие-либо требования к внешности спутников дочерей семьи – да и себя как красивую женщину не оценивала, однако сегодня утром, пожалуй, она выглядела хорошо. Волосы сильно отросли с момента последней стрижки, поэтому Меред зачесала их назад, открывая лоб и не пряча по привычке за челкой глаза. Форменная рубаха гильдии сидела на ней идеально, затянутая под горло, единственным украшением на ней была фибула, приколотая к воротнику, и это, как она надеялась, выглядело элегантно. Ремень и сапоги она начистила до блеска, плечи расправила так, словно шла на битву – а внутри чуть ощутимо дрожал какой-то теплый азарт, и Меред дивилась тому. К подобным ощущениям она тоже не привыкла, убежденная, что все можно разрешить не спором, а миром, но порой выхода не было, и приходилось сталкиваться с неизбежным. Атеа всегда говорила, что это нужно делать красиво – и кажется, Меред наконец поняла, что она имела в виду. После завтрака – странного, но сытного и вкусного – она не стала подниматься наверх, в комнаты. Уходить от гостиницы ей не хотелось: Ашвари могла прийти в любой момент. А потому она вышла во двор, вдыхая солоноватый ветер с моря так глубоко, что в легких и вовсе не осталось места. Было так хорошо снова дышать морем, что Меред, вынув трубку из-за пазухи, все не решалась раскурить ее – а так и стояла, просто держа ее в руках и наслаждаясь. Впрочем, вскоре на крыльцо вышел Мерхаб и, заметив трубку в ее ладони, предложил ей свой табак. - Такого ты, госпожа, не пробовала, - хвалился он, демонстрируя ей расшитый мешочек. – Он хорош! Юг знает толк в табаке! Меред приняла его предложение – и закашлялась от крепости, затянувшись в первый раз. Табак оказался хорошим – и гораздо более насыщенным, чем тот, к которому она привыкла. Кажется, Мерхаб пришел в восторг, потому что сразу же всучил ей весь мешочек, уверяя ее, что потом еще весь ее род будет наведываться в Шаванти, чтобы взять табачку у старины Мерхаба. Никакие деликатные возражения не помогли, да и ей не хотелось ненароком оскорбить хозяина гостиницы, а потому подарок пришлось принять. Вскоре Мерхаб, пожелав ей самого доброго дня и посоветовав пару мест, которые она непременно должна посмотреть в городе, пока они находятся здесь, удалился, и Меред вновь осталась наедине с собой, морским ветром и силуэтами холмов на горизонте. Шаванти стоял на холмах, и за последней линией домов начиналась пустыня – а с другой стороны лежало море, и его тихий зов она чувствовала всей собой. Для Ашвари их поход был возвращением к оставленному дому – а ей принес воспоминания, и от того стало немного теплее. Меред долго сидела на лавке у крыльца, просто дыша и чувствуя внутри себя монолитное спокойствие, такое ровное, как море в штиль. С берега долетали крики чаек, и она то и дело жмурилась и улыбалась – чему-то, что грело изнутри. А потом увидела бредущую по улице фигурку в знакомом плаще – и поднялась ей навстречу, проходя по расчищенной дорожке вперед и выходя за ограду. Глаза у Ашвари были покрасневшими и припухшими от слез, но Меред она одарила искренней и доброй улыбкой. Щеки ее почему-то тоже пошли красными пятнами, и Птица, приглядевшись, заметила, что пятна эти подозрительно похожи на следы от пощечин. Спросить она не успела: Ашвари, чуть склонив голову, негромко проговорила: - Пойдем со мной, Меред. Мата желает видеть тебя. - А остальные? – удивилась она. Ей казалось, что всем спутникам доведется встретиться с госпожой Гальдорой – и она ожидала, что на встречу они отправятся вместе. - Остальные позже. Сначала – ты, - это прозвучало как-то обреченно. Меред, задумавшись на миг, кивнула: - Что ж, идем, - вдвоем они зашагали куда-то прочь по улице. Еще раз взглянув на нее, Меред негромко спросила. – Что-то пошло не так? Твое лицо… - Все так, - со смешком ответила Ашвари. – Беспутную дочь рода встречали. Не волнуйся за меня. Это в порядке вещей… - помолчав, она вдруг рассмеялась, как-то так легко, что Меред невольно обернулась к ней, всматриваясь в ее лицо. – Ты представляешь, у меня трое племянников! Мальчишки-близнецы, Лангьяр и Шенней, и младшая девочка, ее назвали моим именем, ей всего пять сейчас. Она ужасно смешная… Нарина вместе с мужем, Ачиром – я тебе рассказывала о нем, это тот самый юноша, что ухаживал за Нариной, живут вместе с детьми в доме маты, заботятся о ней. Мать с отцом давно уехали из Шаванти, они теперь в Махарти, и мой брат с ними. Жаль, что они не здесь… - Как тебя приняли? И за что мата тебя… встретила? – осторожно спросила Меред, не зная, что именно нужно спросить и как вести себя в этой ситуации. Ашвари строго-настрого наказала ей не вмешиваться в их с матой взаимоотношения, но сама Птица не была уверена, что стерпит резкость по отношению к Ашвари – даже со стороны ее родни. Ведьма только хмыкнула, отворачиваясь и чуть щурясь на бледное солнце. - За все? За то, что пришла на порог, будучи потерянной. За то, что так долго не приходила. За то, что не сумела избавиться от волшбы в собственных руках. За то, что якшалась со скоморохами. За то, что могла погибнуть не раз. За тех, с кем путешествую. За то, что не вышла замуж, - она запнулась, и Меред договорила, со странной готовностью принимая все. - И за меня? - И за тебя, - помедлив, все же ответила Ашвари. – Но иного я и не ждала. Иного не могло быть, - еще немного помолчав, она продолжила, говоря уже чуть тише. – Прости меня. Наверное, не о том ты мечтала. - Не говори глупостей, - Меред тоже рассмеялась: за ребрами все так же кололся золотыми иголочками азарт. – И разреши мне самой решать, о чем я мечтала. Благодарный взгляд Ашвари мазнул по ее лицу, и Меред очень захотелось обогреть все сердце этой женщины в своих ладонях, сберечь его и исцеловать. И все-таки бить ее я никому не позволю. Даже если это ее мата. Она еще попыталась узнать у Ашвари, было ли что-то, что ей требовалось знать, но ведьма только качала головой, беспомощно глядя на нее. По ее словам, мата сначала обласкала ее, все целуя и гладя, все не желая выпускать из объятий младшую внучку – а потом свирепствовала несколько часов к ряду. Когда утренние колокола отзвенели, Ашвари приказали привести одного человека – самого достойного по ее мнению. И это означало, что пути назад нет. Больше ничего конкретного Ашвари сказать не сумела, а потому Меред решила, что загадывать заранее ничего не станет. Все в Твоих руках, Хартанэ! И я верю, что Ты не оставишь меня – ни в одной из моих битв. Дом Ашвари она узнала сразу – как-то интуитивно поняла, что именно здесь было ее детство. Ведьма отворила калитку, пропуская ее вперед, и Меред вошла на подворье, чувствуя на себе чужое пристальное внимание. Именно сейчас она не могла позволить себе отвлечься – и потому не оглядывалась по сторонам, а выпрямилась и вскинула голову, глядя прямо в глаза старушке, что сидела на лавке у крыльца, опираясь обеими руками на узловатую палку. Гальдора Гевери оказалась седой, будто снега на пиках Наамаха – и сморщенной, словно сухая ягода винограда. Глубокие каньоны морщин прорезали ее смуглое лицо, узкое и почему-то кажущееся хищным; его обезображивал старый шрам, пересекавший лоб и сползавший на бровь и щеку. На узких сухих плечах ее лежал богато расшитый черный платок со сложными цветными узорами; женщина словно утопала в складках ткани и казалась совсем маленькой. Она сильно горбилась, но ясные черные глаза глядели остро и очень живо, изучающе. Очень похоже смотрела Гаэра-Ворона, и сейчас Меред мысленно благодарила старую ведьму: если бы не она, сейчас бы ей, пожалуй, пришлось труднее. Впрочем, впечатление госпожа Гальдора производила – как и все южанки, впрочем. - …И что это? – спросила она каркающим хриплым голосом, кривя узкие губы и придирчиво оглядывая Меред. На Ашвари, замершую подле нее, Гальдора даже не глядела. - Мое имя – Меред из Паррена, госпожа Гальдора, - представилась Меред, почтительно кланяясь женщине и напоминая себе, что при любых раскладах все, что от нее требуется – это сохранять спокойствие. – Я – Келерийская Птица, прибыла в Шаванти вместе с Ашвари и являюсь ее спутницей. Долгих дней тебе под очами Натарадры. - Являешься спутницей, значит… - протянул старушка, чуть заметно щурясь. Ресницы у нее тоже были абсолютно седые, как и брови, а потому глаза Гальдоры казались еще более пронзительными. – Хорошо, спутница. Хорошо, - с этими словами она повернула голову к Ашвари – и Меред показалось, что в голосе ее таилась тщательно упрятанная нежность. – Ашвари, ступай в тот притон, где заночевали твои спутники – да скажи этому прохвосту Мерхабу, что Гальдора придет на трапезу и чай. Пусть не скупится на лист и приготовит ягненка, как я люблю. Заодно собери своих спутников за столом. Посмотрю я, что это за спутники такие. Слово «спутники» она выделяла раз за разом, и звучало это малость ядовито. А может, и не малость. Ашвари слушала ее, кивая, а когда Гальдора замолчала, уточнила: - Мне вернуться потом, мата? - О нет, соколенок. Меня проведет твоя спутница. Жди нас там. Ашвари вновь кивнула, а затем, бросив взгляд на Меред, ушла с подворья. Все это время Гальдора Гевери разглядывала ее, не говоря ни слова, и лишь когда ее внучка оказалась достаточно далеко, заговорила. - Ну что ж, спутница, не проводишь меня? Нам есть о чем потолковать, исходя из того, что я услышала ночью. - Почту за честь, госпожа Гальдора, - Меред шагнула к ней ближе, протягивая ей руку и предлагая помощь – и та вдруг рассмеялась, из-за чего лицо ее исказилось еще сильнее. Отсмеявшись, Гальдора вскинула на нее горящий взгляд и нараспев протянула. - Как нехорошо проявлять неуважение к роду той, спутницей которой ты считаешь себя, Келерийская Птица – как там тебя?.. А, неважно. Не знаю, удастся ли тебе долго прожить при твоем невежестве, но вот тебе урок на будущее, пусть я и сомневаюсь, что оно у тебя будет долгим: ты усомнилась в том, что я достаточно сильна, чтобы идти самостоятельно – а значит, ты не уважаешь меня. И в том твоя ошибка. - Я прошу прощения, госпожа Гальдора, - проглатывая все, включая собственную гордость, согласилась Меред. – И принимаю твой урок. - Это хорошо, - покивала Гальдора Гевери, с усилием поднимаясь с лавки. – Потому что когда ошибки будет три, я тебя зарежу. Ты даже пикнуть не успеешь, клянусь тебе: у меня при себе достаточно ножей, чтобы сделать это быстро. С этими словами она зашаркала по дороге к калитке, медленно переставляя ноги и тяжело опираясь на палку. Меред, подвигав челюстью, пока та не видела, развернулась и пошла с ней рядом, подстраиваясь под ее шаг и держась на почтительном расстоянии. Судя по скорости, с которой шла Гальдора, идти к «Ночлегу Сахейлы» им придется больше часа – а это означало, что сейчас ей придется танцевать на ножах. Молчание затягивалось, пока они брели к ограде, но когда калитка затворилась за ними, Гальдора нарушила тишину. - Так значит, ты – Птица Келерии, - прокаркала она, ковыляя справа от Меред. Спину она гнула так, словно несла на плечах гору, однако почему-то Меред решила не пренебрегать предупреждением о ножах. – Я слыхала немного об этой вашей Гильдии. И что же, эти свои ножички не просто так, для красоты, носишь? - Крылья заслужены мною по праву, госпожа Гальдора, - сдержано ответила ей Меред, тщательно следя за словами. – Я доказала, что достойна носить их – и что умею ими владеть. - Вот как, - снова закивала мата Ашвари. – Спорить я не стану, потому что порядков ваших не знаю – быть может, оружие на твоей земле раздают кому попало, а может, и впрямь нужно потрудиться, чтоб щеголять клинком. Я вот давненько не была в настоящем бою, да и в шутку дурень Ачир не хочет со мной драться. Вечером как-нибудь покажешь мне, чему там тебя учили? - Ашвари рассказывала мне о том, как ты искусна, госпожа Гальдора. А потому я не уверена, что сумею впечатлить тебя. Если только это согреет твое сердце… - Сердце мне греет то, что ошиблась ты во второй раз, - голос ее звучал теперь довольно. – Потому что решила мне польстить, тем самым демонстрируя свое пренебрежение – и снова обращая внимание на то, что я стара. Что ж, спутница, я должна сказать, что чего-то такого и ожидала. Чужаку не понять всей глубины пустынной души, но утонуть в ней – ему легко. - Именно поэтому ты привезла своего супруга-чужеземца под кров родных, госпожа Гальдора? – наверное, этого не стоило говорить, и Меред сразу же прокляла собственный язык. Однако неожиданно старуха расхохоталась снова: - Ага, значит зубы у тебя все-таки есть! Уже хорошо. Иначе я бы зарезала тебя от скуки. Но кое-что тебе стоит уяснить, спутница – как там тебя?.. Так вот, просто держи в голове: мне это не нравится. Это, - она неопределенно махнула рукой в сторону Меред. – Ашвари рассказала мне, зачем вы здесь. Но я и пальцем не шевельну, чтобы помочь вам, пока не увижу, что оно того стоит. А я смотрю очень внимательно, спутница. И пока то, что я вижу, меня удручает. И я считаю, что соколенок мой просто дурью мается, якшаясь с тобой, и надеюсь, что в ближайшее время она образумится. Натарадра, ты посмотри, кого она привела в дом: женщину!.. – Гальдора фыркнула, качая головой. – Уж я учудила, отпираться не буду – но это уж точно ни в какой чан не положишь! - Ты сама выбирала судьбу себе, госпожа Гальдора, - Меред поняла, что предугадывать бессмысленно сейчас – а потому просто говорила все, что придет в голову, ощущая, как азарт уступил в ней место жгучему недовольству. Что ж, стоило признать: Гальдора Гевери оказалась неприятной женщиной. Она договорила, ощущая внимание ее на себе. – И Ашвари имеет полное право делать то же самое. А я имею полное право бороться за нее, раз уж мы говорим начистоту. И ты тоже должна знать: это я и намерена делать. И ныне, и впредь. - Говоришь ты красиво, спутница, - Гальдора остановилась, чтоб передохнуть, и снова оперлась на палку обеими руками. Глаза ее по-прежнему прожигали Меред насквозь, а рот кривился в улыбке. – Вот только поглядим, хватит ли силенок делом доказать. Я слова не уважаю. Они – пыль на ветру. Я уважаю дело. И вот еще что запомни: раз уж ты бросила мне в лицо такие слова – ну что ж, теперь я имею право зарезать тебя не только за третью ошибку, но еще и если вдруг мне покажется, что обещаниям своим ты не верна. - Я запомню это, госпожа Гальдора, - Меред бестрепетно выдержала ее взгляд, не отвернувшись и не дрогнув. Старуха, еще раз обсмотрев ее с ног до головы, отвернулась к дороге. - Вот и славно, спутница. Пойдем, я хочу успеть до полудня выпить свой чай, выкурить трубку и, если повезет, выпустить кишки одному помору. А потом, раз уж по неведомым причинам моя девочка сочла тебя самой достойной из всех, я бы испытала тебя в партии латсу. Я превосходно играю в латсу, спутница. Тебе знаком такой досуг, или ты привычна только хороших девушек с толку сбивать, занимая их головы ерундой? - Я не умею играть в латсу, госпожа Гальдора – но готова принять твой вызов. Если ты научишь меня, - Меред понятия не имела, допустила ли она третью ошибку – и яснее не стало даже тогда, когда Гальдора с усмешкой отозвалась. - Научу, если у тебя умишка хватит. И если не помрешь до того ненароком. Как там тебя зовут?