Дикая охота. Руины рассвета

Короткая стрела пропорола рукав куртки, еще одна сразу же чиркнула возле уха, едва не задев шею. Аллэи яростно рыкнула, находя взглядом стрелявшую, скользнула в сторону и вниз, откатываясь за седой от снега выворотень. Нужно было добраться до нее и обезвредить: проклятая залеска, казалось, нацелилась на нее, твердо решив достать. Рядом с ней, ругаясь сквозь зубы, птицей упала Реанэсс – о ее клинок лязгнула стрела прежде, чем она успела укрыться. Они столкнулись взглядами буквально на секунду в инстинктивной попытке понять, кто рядом, друг или враг; глаза Реанэсс были темными, страшными, но в них мелькнула тень узнавания – и что-то абсолютно нечитаемое, но интенсивное настолько, что Аллэи практически обожгло болью. - Ты как? – хрипло спросила она, запоздало понимая, что спрашивает не из сочувствия или тревоги за нее: Реанэсс могла быть опасна. - Жива, - отрывисто кивнула та, кусая губы. Аллэи показалось, что она ранена, но не было времени рассматривать и медлить. В поле зрения возникла одна из залесок, которая странно покачнулась и повалилась ничком на землю, еще немного поодаль так же опрокинулась другая. Аллэи нахмурилась: она не видела, чтобы их задевали. Настойчивый голос Реанэсс вновь привлек ее внимание. – Где Скрытый человек и велль? - Я не… На один короткий миг вдруг вновь стало тихо, будто весь звук густой смолой втек в бездонный кувшин и пропал там – а затем громогласный рев раскатился по миру, пронизывая все вокруг. Аллэивар вскрикнула, не услышав себя, лишь ощутила, как ее глотка выталкивает воздух, что царапал гортань, а где-то в сердце чащи разлился яркий свет, поднимаясь куполом над кронами. Почти сразу же на него нахлынула другая волна, густая мгла, что была чернее ночи. Она вилась вязкими вихрями, вздыбившись и опадая, опутывая золотой кокон, и оглушенная Аллэи поняла, что не может оторвать взгляда от этого зрелища. Все вокруг словно замерло, и казалось, что кипучий хаос битвы тоже замер, будто все остановилось и напряженно наблюдало за происходящим. Это походило на агонию и длилось, наверное, целую вечность. Наконец мгла схлынула, неохотно и болезненно расщепляясь на волокна, и Аллэивар увидела, что плотного купола золотого света не осталось – только сотни тысяч искр, будто пепел, осыпались вниз. И от этого стало еще страшнее. - Там Древо… - прошептала она – то ли себе самой, то ли Реанэсс. – Что там случилось? - Аллэи, - позвала ее Реанэсс, и что-то было в ее голосе, что заставило Ищущую напрячься и мигом собраться. Она обернулась к королеве, и та медленным кивком указала куда-то в сторону, неверяще оглядываясь. – Смотри. Они мертвы. Аллэивар не сразу поняла, что она имеет в виду. Сморгнув, она всмотрелась в ночь вокруг, улавливая движение. Вот кто-то из ее, кажется, клана с трудом поднялся с земли, шатаясь; еще двое Ищущих оглядывались точно так же, пытаясь понять, что происходит. Тела залесок лежали на земле – она узнавала их по лохмотьям. Среди павших были ее соплеменники, но что-то было не так, потому что она видела погибших еще раньше, видела, как их ранили… А с залесками почему-то что-то было не так, и она никак не могла взять в толк, что. - Мы отбились, - Реанэсс, казалось, сама не верила своим словам. – Что бы ни случилось – оно убило их… - шумно выдохнув, она рывком поднялась, выбираясь из своего укрытия. Аллэи видела – она готова драться и дальше, но необходимости в том не было: их враги неподвижно лежали вокруг, и эльфы, только что сражавшиеся с ними, будто тоже не могли поверить в то, что все так мгновенно закончилось. И Аллэи не могла. - Мы отбились, - повторила Реанэсс, пробуя на вкус эти слова, а затем надрывно воскликнула, вырывая у мира право сказать их – так, чтобы услышали все уцелевшие, все, кто держался на ногах. – Мы отбились! Братья мои и сестры, победа! Племя!.. Кто-то поддерживал ее – как-то неуверенно и робко, в смятении. И так не должно было быть: Аллэи знала, как завершались битвы, знала момент перелома, в котором все уже становилось очевидно – проигравшая сторона осознавала свою гибель, победившая уже чувствовала вкус триумфа, и ярость пополам с ликованием поднимали неостановимую волну. Все вокруг заполнялось громогласным ревом, который нарастал до тех пор, покуда последнее сопротивление не сламывалось под натиском смелости, силы, отчаянного импульса победить, и это захватывало. Сейчас происходило что-то другое, и Аллэи чувствовала, как куда-то в самое нутро проникает холод, промораживая позвоночник и заставляя ее цепенеть. - Реанэсс, - позвала она королеву, напряженно вглядываясь во тьму. – Что-то не так… Та не слышала ее: со сверкающими глазами, буквально горящая яростью и торжеством, она выкрикивала какие-то слова, которые Аллэи даже расслышать не могла – их заглушал поднимающийся изнутри ужас. Во мгле рассыпались золотыми вихрями обрывки чего-то, что вряд ли можно было осязать и видеть – но она видела, и от этого становилось еще страшнее. Мысль пронзила острее, чем лезвие врага, и Аллэи охнула, оборачиваясь и вскрикивая: - Ива!.. Она озиралась по сторонам, пытаясь поймать взглядом облако ее волос, знакомое движение, хоть что-то, что принадлежало бы ей. Эльфы не ликовали, но медленно Реанэсс заражала их, и они подчинялись ее радости. А Аллэивар не могла: в толпе, значительно прореженной теперь, она искала Ивушку – и не находила. С каждой секундой отчаяние нарастало сильнее, голодное и злое, и она приказывала себе дышать, верить, не падать в беспросветную панику – и осознавала, что проигрывает. Взгляд сам собой сползал вниз, к земле, усеянной телами, и сердце то ли не стучало вовсе, то ли колотилось так, что она не успевала считать. - Ива? Ивушка!.. Никто ей не отвечал, и горло стискивало от безысходности. Внезапно Аллэивар поняла, что не видит и странной фигуры Симирам, и костяной маски Махаравьи. Ее осенило, и она бросилась к Реанэсс, отбрасывая прочь формальности и хватая ее за руку. - Ива у Древа, нужно срочно идти туда! Реанэсс мазнула по ней чуть затуманенным взором, нахмурилась, оглядывая уцелевших – и к изумлению Аллэи бросила лишь: - Мы найдем ее, Аллэивар. Едва ли нужно идти к Древу. Опасность миновала, мы победили. - Что?! – ахнула Ищущая, бестолково смаргивая. – Ты же видела это, там что-то случилось, и ни Ивушки, ни Симирам, ни Махаравьи здесь нет! Они там, Реанэсс! - Ива могла укрыться и в палатке, - не глядя на нее, со странным ожесточением ответила ей королева, и Аллэи обомлела еще сильнее. – Оглядись: наши враги мертвы. Сейчас нужно заняться ранеными, поэтому поищи ее – пускай осмотрит выживших. У нас еще много дел… - Да как ты… - у нее не хватило слов. Выругавшись, Аллэи развернулась на пятках и бросилась туда, где все еще медленно во мгле осыпалось что-то невесомое, очень тонкое и почти прозрачное, едва заметно сияющее золотом. Кажется, Реанэсс окликала ее, кажется – даже приказывала, но она не могла ни остановиться, ни обернуться. Даже если бы королева велела уцелевшим задержать ее, Аллэи не остановилась бы. Лес чернел вокруг, угловатый и поразительно тихий. Тишина прямо сейчас пугала ее: она была неестественной, будто весь звук вновь вытянули из мира, против воли отобрав его голоса. Аллэи видела отблески в небе – лишь они и вели ее, пока в висках стучало в такт пульсу имя Ивушки. Судя по всему, она шла по одной из Троп древних: ногам было легко, словно ни кочек, ни корней под слежавшимся снегом не было – да и ветви не норовили задержать. Впрочем, она, возможно, попросту их не замечала. Никто больше не смотрел из чащи лунными нездешними глазами, и пустой лес сильнее нагнетал тревогу. Аллэивар не думала – наверное, впервые в жизни ни о чем не думала: только кровь грохотала, перетрясая все существо. И чем ближе были вихри бледного света, тем сильнее все застывало внутри нее. Сначала она увидела тело – странно изломанное, выгнувшееся неестественно. Взгляд сам зацепился за кисть со сведенными судорогой пальцами: это выглядело жутко, и Аллэивар передернуло. Точно так же у лагеря лежали залески… В глубине себя Аллэи почему-то взмолилась о том, чтобы вот такая мертвая была лишь одна, но поодаль лежала еще одна, и еще, и из-за деревьев показалась исполинская крона в бледных вихрях и мягких переливах тающего золотого песка. По загривку пробежала волна мурашек – она знала, что у самого Древа что-то происходило прямо сейчас, и ускорила шаг, отчаянно боясь того, что ждало впереди. Мелькнула вспышка, и ей показалось, что она слышит вскрик, чей-то до боли, до сводящего все нутро ужаса голос. - Ива!.. – рявкнула она в сумерки, бросаясь вперед и не разбирая дороги. Кругом лежали мертвецы, но теперь Аллэивар не видела и их. Вдруг ее сбило с ног, швырнуло на снег, перемешанный с землей – и тело сдавило, выкручивая мучительным узлом. Что-то изломало ее, почти до хруста выгибая позвоночник, и Аллэи со стоном зажмурилась, пережидая агонию. Сила шла волнами, накатывая и накатывая, – и опала так же резко, как набросилась. Она не сразу поняла, что вновь может дышать, а затем с трудом разогнулась, пытаясь подняться на дрожащих ногах. Ивушку, распластавшуюся у гигантского Древа, она нашла мгновенно – будто точно знала, что она там. Она практически лежала на его корнях, бледная и измученная, истончившаяся за какие-то минуты или часы, Аллэивар не знала, сколько прошло времени… Ива выглядела так, словно едва держалась в сознании – и то и дело могла потерять и без того слабую связь с ним. Мутный взгляд мазнул по Аллэи, с трудом сфокусировался на ней, и выражение ее лица стало отчаянным. Краем глаза Ищущая уловила движение – и в тот же миг ярость опалила грудь: напротив Ивы стояла, шатаясь, будто пьяная, Ревенка. Она обернулась к Аллэи – и оскалилась, из-за чего выкрашенное темной краской лицо показалось гримасой дикого. - А вот и ты! Я-то уж думала, не придешь… - Не тронь ее, - прохрипела Ива, цепляясь ладонями за ствол Древа и дрожа всем телом. Аллэи не успела заметить, что произошло дальше – ощутила только волну, летящую к ней, приготовилась к удару. Его не последовало: сила врезалась в невидимую преграду, и до Аллэи докатило лишь эхо, неравномерное, болезненное – но не обращающее все тело в один изорванный кусок боли. Это длилось доли секунды – а затем столкновение закончилось. Ее трясло, но как только ощущение интенсивного присутствия энергии спало, Аллэи бросилась к Ревенке, выхватывая из ножен клинок. Женщина еще сильнее оскалилась, вся подобралась, будто зверь перед прыжком, пронзительно вскрикнула – и пространство вокруг загустело, и тело увязло в нем, словно муха в смоле. Аллэивар помнила это ощущение: оно уже приходило к ней, когда она была в плену в Залесье. Из горла вырвался сиплый рык: нужно было сбросить эту дурную марь, любым способом сбросить… - Ну нет, - воздух вырывался из груди Ревенки хриплыми толчками, пока она лающе смеялась, не отводя взгляда от лица Аллэи. – Не в этот раз, моя дорогая. Кто-то невидимый пнул ее под колени, и ноги подломились. Аллэи сумела скосить взгляд на Ивушку – та, совсем обессилев, уже лежала на корнях подле провала в мерцающую серебристыми сполохами мглу и, кажется, тоже не могла шевельнуться. Ревенка осела наземь, обхватывая тонкими руками колени и раскачиваясь; движение было нервным, злым, будто она вырывала у собственного тела крупицы сил – с ожесточением обреченного, которому уже нечего было терять. - Я, конечно, старовата уже для таких выходок… - хмыкнула она, поднимая голову и глядя на последние отблески мерцания, оседающего на ветвях. Аллэи не смотрела по сторонам – она не могла отвлекаться: ей нужно было сбросить волю этой женщины. – Даже с ними всеми… Никого не красит век, но тут ничего не попишешь. - Ты их всех убила! – вскричала Ива, и Ревенка уставилась на нее, не мигая и ухмыляясь. – Ты убила всех тех, кто был тебе верен!.. Чудовище, бессердечное чудовище, как ты могла!.. - Но они сами на это согласились, - убежденно молвила женщина. – Они знали, на что шли. Это был выбор твоих сестер – выбор, на который ты сама не осмелилась. Потому что ты всегда была слабее других, маленькая Ива. Как самый паршивый щенок в помете. Милосерднее было бы сразу тебя утопить, но ты сбежала – вернее, тебя украли, и все так усложнилось… Но вот мы здесь. - Закрой рот! – Аллэи пыталась контролировать тело, сделать рывок – и не могла, и от этого ярость только сильнее жгла ее изнутри. Нужно было как-то освободиться из пут ее воли… - …И можно довершить все сейчас, - договорила Ревенка, переводя взгляд на Аллэи. У нее были страшные глаза – колодцы холода, колючие и злые, заиндевевшие до самого дна. – Дела должно завершать, и только потом – идти на покой. Ты помнишь вот это? Она вынула откуда-то из складок своих лохмотьев кинжал – ее кинжал, когда-то принадлежавший Аллэи. Некоторое время Ревенка рассматривала его, а затем снова подняла глаза на искаженное лицо Ищущей: - Я хотела его тебе вернуть. Но ты же воительница, правда? И подачки тебе не нужны, ведь ты гордая – я это уже поняла. Но и честная тоже. У тебя есть кое-что, что принадлежит мне. И мы с тобой сейчас обменяемся. Подойди, возьми свое оружие – и убей ее. Аллэи ощутила, как сдавливает ее со всех сторон пространство, как в саму плоть ввинчивается чужая воля – и чуть ли не взвыла от немыслимого усилия, сопротивляясь. Это напоминало сотню железных крюков, которые впились в ее кости и теперь тянули, вытаскивая из плоти скелет. От натуги эти кости, казалось, вот-вот должны были треснуть, и она даже слова сказать не могла – потому что вся концентрация требовалась ей, чтобы сейчас стоять на месте, сопротивляясь воле страшной женщины. Сейчас эта воля была подобна оползню в горах, лавине камней, которую невозможно было остановить – но Аллэивар намеревалась выстоять во что бы то ни стало. - Духи Гарварны!.. – воззвала Ива, припадая к мгле меж корней. Аллэи поняла, что Ревенка воздействует и на нее, то ли обездвижив, то ли пытаясь заставить сделать шаг. – Дети Создателя!.. - И о чем ты хочешь попросить их? – с интересом спросила ее Ревенка, глядя так, будто Ива сделала что-то забавное. – Чтобы они пришли на помощь? Они не придут до тех пор, пока я жива. Сила все еще течет сквозь меня, и Древо чувствует ее – Оно не выпустит их. Потому что больше нет барьера, что отделял бы нас. Я теперь нечто большее, девочка. Я теперь – все они, - она обвела рукой опушку, усеянную телами залесок. – И во мне – все их дары. Собратья твоего мертвого друга сотворили из меня идеальный яд. И признаю: мне не хватило бы жизни всей, чтобы создать такую красоту. Это даже обидно. Вот уж где тонкое мастерство. Мне даже не надо направлять эту силу: она сама изливается из меня прямо сейчас и будет литься, пока бьется мое сердце. Оно чувствует меня, - продолжила она, кивнув на Древо. – И не позволит им выйти, пока я здесь. А ты уж наверняка не позволишь мне к Нему подойти… - Ни за что! – с жаром выпалила Ивушка. – Пока я жива – ни за что!.. И даже если ты убьешь нас, ты все равно ничего не сможешь сделать, потому что есть то, что превыше всей тьмы, стоящей за твоей спиной! Потому что Древо и духи были до тебя, задолго до тебя, и ты – просто обезумевший человек, не больше!.. - Ты уже говорила это, дитя, - назидательно напомнила ей Ревенка. – Ты так пыжишься, держишься за свою маленькую правду. Я жила гораздо дольше тебя – и знаю, что мир чрезвычайно прост. Есть время зерну расти, есть время – зерно жать. В каждой жизни заложена смерть, и от нее не убежишь. Излом – это завершение, которое всякий раз обрывалось из страха глупых крохотных смертных. Смерть духов, смерть Древа – она вот здесь, - залеска продемонстрировала Иве нож Аллэи. – Ты же помнишь, девочка, эту присказку? Духи боятся железа. - Я не верю тебе, - голос ее дрожал, но едва ли от страха: Аллэи чувствовала ярость Ивы, пылающую в ней. – Это всего лишь кусок металла! Ты не можешь иглой убить бога! - Можешь, если знаешь, куда бить, - возвысила голос Ревенка, обрывая ее. – И я знаю. Этот кусок металла напоен дикой кровью. Дикие – тоже духи, девочка. Дикий не войдет в Древо Бессмертного, как и обычным железом не разбить барьер, ограждающий их там. Ты помнишь, чему я учила тебя? То, что безвредно само по себе, может стать смертоносным, если знать, чем включаются его свойства. Достаточно подобрать правильный проводник, и действие яда невозможно будет нейтрализовать. Такая незамысловатая шутка мироздания: сколько угодно мы можем усложнять, строить лабиринты из смыслов, объяснений, ведь зачем-то Создатель одарил нас разумом, зачем-то рождаются на земле блестящие умы – куда девать их только? Жизнь поразительно проста, девочка, и ей тоже свой черед. И все, что мы мним неуязвимым, на самом деле имеет свое собственное слабое место. По-настоящему неуязвима смерть, она непреложна, она и есть самая мощная сила на земле, и ты поразишься, как легко это доказать. Ты! – она вновь обратила свой взор к Аллэи – та не думала ни о чем, а боролась со всей возможной ярью и с отчаянием утопающего. – Ко мне! - Сдохни! – рявкнула в ответ Аллэи, удерживая собственное тело и сопротивляясь давлению чужой воли. Это было невыносимо, потому что сама ее плоть знала – агония прекратится, как только она подчинится, но она стояла, нагнув голову и дрожа всем телом. – Нет! Слово «Нет» билось в ней, с каждым тугим ударом перетрясая ее существо все сильнее. Кажется, Ива пыталась ударить Ревенку или сбросить ее волю: загривок то и дело жалили иголочки холода, так и не успевавшие расцвести полноценным ощущением. Зато внутри горела печным жаром ярость, которая постепенно сменялась чем-то иным: она кристаллизовалась, с нее спадала мгла и агония ужаса, и оставалось только белоснежное стремление, раскаленное копье которого проходило через ее позвоночник, вонзаясь в землю и пригвождая ее к месту. Аллэивар повторяла внутри себя «Нет», чтобы сияние ее собственной воли укрепилось – в каждой частичке себя она утверждала его, противовесом всей этой страшной, черной и злой волне, сметающей и подчиняющей все на своем пути. - Паршивка, - прошипела Ревенка, глядя на нее белыми от злости глазами. – Я сказала, ко мне! Аллэивар не стала отвечать ей – это бы тоже отняло драгоценные крупицы внимания. Больше ничто не имело значения, только сопротивление. Никогда еще она не молилась своим костям, чтобы те выдержали, не просила свои жилы уцелеть, не заставляла сердце проталкивать кровь по будто бы онемевшим и замерзшим сосудам – и теперь делала это, с каждым вдохом отрицая чужую правду. - Подойди сама ко мне, раз тебе нужна моя смерть, - чеканя слова, проговорила Ива. – Своими руками попробуй это сделать!.. - Не хочу мараться о предательницу и слабачку, - хмыкнула женщина в ответ, и внутри Аллэи откуда-то расцвело знание: она слишком слаба, чтобы двигаться. Сил у залески не осталось – только воля как последнее средство. И это означало, что нужно было просто держаться до тех пор, покуда и этот ресурс не исчерпается, потому что он не мог быть бесконечным, попросту не мог… - Аллэивар! – голос Реанэсс рассек мир напополам, и Аллэи повело. Монолит концентрации расколола трещина, и несколько шагов она проиграла. Горло свело рыком, она зажмурилась, вдавливая ломанные судорогой пальцы в собственную ладонь. Это помогло, но теперь они были ближе. - Здравствуй, королева, - вкрадчиво пропела Ревенка. – Рада видеть тебя воочию. - Немедленно отпусти дочь моего племени, - железным тоном приказала Реанэсс. – А после – держи ответ передо мной. Что здесь происходит? - То, что должно. Правосудие, если хочешь. Для вероломных, жалких, ничего не стоящих. Для тех, кто отнял чужое. Для тех, кто оплел путами сердца других. Для нее. Аллэи смогла открыть глаза, вновь выкрикивая внутри себя манифест без единого слова. Ревенка указывала на Иву, склонявшуюся над темнотой провала в бесконечность и словно пытавшуюся заслонить ее собой, защитить. Аллэивар не могла повернуть голову и посмотреть на Реанэсс, но кое-как сумела прохрипеть: - Реанэсс, не слушай ее! Она убила всех своих сестер… - Совершенно верно, - спокойно подтвердила Ревенка. - Осталась только одна, мое сорное зернышко. Самая последняя. Убей ее – и у меня не останется ни единого корня. Я умру. Оставь ее в живых – и я буду так же точно жить, питаться, расти. Кормиться через нее всеми вами. - Что это значит? – голос Реанэсс звучал как-то иначе – с подозрением, настороженностью. Горло стиснуло, будто кто-то пытался его тоже сдавить. Аллэи закашлялась, задыхаясь словами: - Не верь ей! Она пытается подчинить меня – и тебя тоже, Реанэсс, не слушай!.. - Я пришла к Древу умереть, - продолжала Ревенка – скрючившись на земле и все так же качаясь из стороны в сторону. Несмотря ни на что, голос ее оставался благостным, мягким, почти что материнским, а глаза – пронзительными, острыми. - И отдать всех моих сестер. Таков был мой долг: предать их здешней земле. Мы связаны, и наша гибель у истока всего сущего в этом мире стала бы символом перехода для моего племени. Но одна у меня оказалась беглянкой. Я надеялась убить ее, заронив в нее искру своего дара, разрушить изнутри, чтобы не нарушить эту гармонию. Ива – тихоня, так мне думалось… Да только она проклятие сбросила на вас, погубив ваши дома, и сама так и осталась порченной. Где бы она ни попыталась найти себе пристанище, все будет рушиться. Это не по справедливости и не по чести, и я должна убить ее, чтобы круг замкнулся. Но видишь, как оказалось, королева? – она развела трясущимися руками. – Она удерживает меня, чтобы я подойти не могла. А я держу эту бедную девочку, чтобы она не навредила мне. Могу и не держать, мне не боязно умереть – я много жила, и пора на покой. Но кто-то должен сказать тебе правду, раз уж ты королева. Ты не убьешь меня, покуда жива Ива. Мое сердце будет пить силу из ее сердца. Если она останется жить, через нее будет течь яд, отравляющий твое племя, твою землю, тех, кто дорог тебе. По-настоящему дорог. Когда умрет она – мы все канем в вечность, наконец-то уйдем. Так что – рассуди. Дай моему племени милость, коль уж я подарила тебе правду. - Реанэсс, нет!.. Это ложь! – в отчаянии выкрикнула Аллэи, продолжая задыхаться. – Не верь ей! Она подчиняет, это ее воля!.. - Не моя, - грустно покачала головой Ревенка. Теперь она не отвлекалась и смотрела только на Реанэсс, буравя ее взглядом и не мигая. – Бедная Аллэи… Власть любви – самая жестокая власть. Потому что она слепа. Конечно, ей будет трудно поверить в это, ее сердце околдовано. Но ты – королева своего племени, ты имеешь право решать и распоряжаться знаниями мудро, как и подобает. Ты имеешь право из той любви, что превыше земной, выбрать меньшее из зол. А твоя любовь, королева, превыше земной. Я это знаю. И это знаешь ты сама. Концентрация не ослабевала. Краем глаза Аллэивар уловила движение – это Реанэсс сделала несколько шагов вперед. Ее не гнуло к земле, она стояла на своих ногах, она была тверда. - Нет, Реанэсс, - это уже походило на рык. Теперь Аллэи пыталась сделать шаг – к Иве, подойти к ней ближе, защитить ее. Но та же сила, что прежде тащила ее к Ревенке, удерживала ее на месте. – Нет, боги, опомнись!.. Она – настоящий враг! Не Ива!.. - Ты долго мучилась, - ласково-ласково молвила Ревенка. – Но осталась верна – и долгу своему, и сердцу. И она поймет это позже, когда все кончится. Когда власть этой женщины развеется дымом и перестанет ее дурманить. Она поймет и увидит, как много было в том твоей любви и верности, как много чести… - Реанэсс, не смей! – закричала Аллэивар, срывая горло. Вдруг резко королева, до того не глядевшая на Аллэи, обернулась, сверкнув глазами: - Не смей указывать мне, что делать! Я – все еще твоя королева… - она глубоко вдохнула – кажется, дрожа. С присвистом вырвался воздух сквозь ее стиснутые зубы, на щеках ходили желваки. Аллэивар теперь тоже смотрела на нее – с отчаянием и яростью, со всем тем, что кипело сейчас внутри. Реанэсс задержала взгляд на ее лице, колеблясь – а Ревенка снова заворковала. - Она обязательно поймет, когда все закончится. И придет к тебе. Но для этого дело должно быть завершено. Помоги мне. Дай свободу мне, дай свободу моему племени – и ей. Этой женщине, которую ты так любишь. Что может быть выше этого акта милосердия? Что может быть честнее? - Но если ты говоришь, что после ее смерти ты умрешь, какой тебе в этом толк? – Реанэсс тряхнула головой, морщась – кажется, она была в смятении. Залеска развела руками: - О каком толке идет речь? Я хочу умереть. К смерти же я привела свое племя, всех их, ведь я ответственна за них. Но не за твое племя. Их судьбу решай ты. Другая королева ошиблась, приняв ее – но она юна, у нее горячее сердце, порывистое. Ты немногим старше, но ты видишь истину ясным умом, ясным взором. Это – мое племя, - она указала на Иву, а затем перевела перст на Аллэи, - А вот это – твое. Она принадлежит тебе. Спаси ее и забирай, мне же – отдай мое и отпусти нас. - Зачем вы напали на нас? – Реанэсс подошла еще ближе к Ревенке. – Если все так, как ты говоришь – почему вы сражались против нас? - Вы не оставили нам выбора, - пожала плечами женщина. – Нам нужно было пройти к Древу, вы преградили нам путь. Это – сердце Бар-эс-Тиллада, мы должны были завершиться здесь. Думаю, Ива много наговорила вам, раз уж вы решили устроить нам западню. Мы шли к Древу, чтобы почтить память мира. Это сакрально для нас так же, как для тебя сакрально твое племя. Мне самой пришлось вобрать их жизни в себя, чтобы не увеличивать страдания – ни ваши, ни наши. Сейчас они все во мне, кроме одной. Подари ей смерть – и она займет подобающее ей место. Как и я. - Но ты говорила, что они мертвы, и что она – то последнее, что держит тебя здесь… - сбитая с толку, Реанэсс взглянула на Иву. – Теперь – все они в тебе, кроме одной. Что-то не сходится, ведьма… - Но ты знаешь суть этих слов своими костями, - доверительно сообщила ей Ревенка. – Ты знаешь, как не знает никто другой. Потому что ты такая же, как я. Ты – для них мать, ты – для них приговор. Ты – их исток и их исход. Каждый твой мертвый жив в тебе, каждый живой – держит тебя. Когда их не станет, не станет и тебя. Здесь нет противоречия, королева. Все это время Аллэи пыталась продвинуться хоть на шаг. Ей казалось, что ее тело преодолело тысячи верст – на деле она не прошла ни пяди: только стояла, сотрясаясь в конвульсии, и пыталась сломить базальт чужой воли, разбить изнутри всю ее громаду. Ива была еле жива, Аллэивар знала – она жива, но ослаблена до предела. А Реанэсс как ни в чем ни бывало, будто для нее мир жил по иным законам, шла к этой женщине. И, кажется, слушала ее. - Поэтому проклятие пало на подземные города? – спросила Реанэсс, настойчиво глядя на Ревенку. – Из-за нее? Она должна была умереть, но сделала так, что это проклятие повлияло на нас? - Верно, - кивнула залеска. Аллэи казалось, что звука в ее груди уже не осталось, но все же смогла просипеть: - Реанэсс, боги, не верь, умоляю тебя… Она пытается заставить тебя делать то, что ей нужно! Не верь… - Но все сходится, Аллэи, - очень тихо сказала Реанэсс, все же оборачиваясь к ней. В глазах ее читалась жалость – но кроме нее было что-то еще, что рождало в самом нутре ужас. – Все ведь сходится. - Оно и не может расходиться, - подтвердила со спокойным достоинством Ревенка. – Потому что я говорю правду. И ты, королева, знаешь это. Она – не хочет знать, но как только чары падут, она увидит все. И больше не будет преград, больше не будет этой борьбы. Подойди ко мне. Вот этот нож – в нем мой завет, разрушающий проклятие. Возьми его, убей ее – и все это наконец закончится. - Там яд, - слабым голосом пробормотала Ива, собрав все возможные силы. – Там яд, королева, который погубит Древо и духов, на нем дикая кровь. Он предназначен не мне, а им… - Реанэсс, не слушай! – она почти кричала это, одновременно с тем швыряя себя со всей возможной силой вперед – но оставаясь на месте. Королева клана Эсс сделала шаг, потом еще один, протянула руку – будто решаясь на что-то. – Нет-нет-нет, Реанэсс, не сходи с ума, ты совсем ослепла?.. - Не я, - покачала головой королева. Она часто смаргивала и хмурилась, но смотрела в глаза Аллэи – и ничего знакомого в ее взоре Аллэивар не находила. Ревенка очень бережно протянула ей клинок рукоятью вперед: - Не касайся лезвия, - предупредила она, мягко заглядывая ей в глаза. – Там и впрямь яд. И Реанэсс направилась к Иве – просто пошла, сделав так легко то, что Аллэи не могла сделать. Мир сузился в одну точку – страшную-страшную, настолько неумолимо приближающуюся, что Аллэи вновь кричала, чувствуя, как по щеке катятся слезы, прожигая ее будто бы до самых костей. - Реанэсс! Остановись, Реанэсс, я умоляю тебя, не делай этого, ты всех нас погубишь! Это ошибка!.. Вспомни свое племя, вспомни, кто ты! Враг – не Ива!.. - Ты не видишь всего, Аллэи, - через плечо бросила королева. Она все же остановилась перед Ивой, не подходя вплотную, и все в ее позе говорило о том, что она сомневалась. - Королева, она лжет, - еле слышно проговорила Ивушка. – Этот яд уничтожит Древо и исказит духов. Мы потеряем все. - Этим ты ее взяла? – так же тихо спросила Реанэсс. Ее пальцы обхватывали рукоять ножа Аллэивар, сжимая добела. – Оленьими глазами? - Что?.. – в голосе ее было искреннее непонимание. – Я не… - Конечно, - презрительно оборвала ее Реанэсс. – Конечно, ты не. Зато я теперь все понимаю. Это все ведь и впрямь началось с тебя. Что ж… на тебе и закончится. - Реанэсс, одумайся! Пожалуйста, вернись в реальность!.. Ива – не враг, она на нашей стороне! – Реанэсс была уже совсем близко, а Аллэивар была слишком далеко. В ней осталась лишь воля сделать шаг, не имеющая возможности реализоваться, лишь крик – и горячие слезы, вытапливавшиеся из самого сердца. – Я не приду к тебе, если ее не станет!.. Я никогда к тебе не приду!.. - Что?.. – во вдруг зазвеневшей тишине спросила Реанэсс, одним движением оборачиваясь к ней и застывая напротив. Теперь Аллэи видела ее лицо – побелевшее, сломанное болью лицо. Реанэсс смотрела на нее, не моргая и не дыша даже, и по щеке ее тоже катилась слеза, одинокой дорожкой оставляя след. - Что ты сказала? – повторила она едва ли не по слогам. - Я не приду к тебе никогда, - уже не сдерживая рыданий, всхлипнула Аллэи. Больше ничто не имело значения, незачем было держать лицо. – Я люблю Иву всей собой, Реанэсс… Эта женщина врет тебе, каждое ее слово – ложь, она знает, за что тянуть, чтобы ты поверила ей!.. Пожалуйста, опомнись. Ива – часть племени, она на нашей стороне, она не враг; настоящий враг науськивает тебя, чтобы твоими руками все разрушить! Этим клинком она отравит Древо, она сама говорила об этом, пока ты не появилась… Все духи одичают, воинство Королевы Зимы получит их, и мы проиграем – все племя проиграет! Ива не виновна, я клянусь тебе кровью своей. И если ты убьешь ее и если по какой-то причине мы останемся живы после этого, я уничтожу тебя, потому что… - Да ты уже уничтожила меня! – вскрикнула она, скалясь, как бьющийся за свою шкуру зверь – и тоже рыдая. – Ты уже это сделала – сотни раз делала, но я все равно здесь! Я все равно тебя люблю, проклятая, истовее, чем все, чем владела когда-либо, истовее, чем племя, чем весь мир!.. - Прости меня за это, - прошептала Аллэивар, сотрясаясь всем телом. – Прости меня, Реанэсс… Но ты не любишь меня, - королева оторопело замерла, покачнувшись, и сердце содрогнулось, заходясь мучительной болью и рождая слова. – Ты одержима мною, и это не любовь. Что угодно, но не любовь… - Да как ты смеешь, - по слогам произнесла она, но Аллэивар не дала ей продолжить. - Если бы любила – ты бы видела истину такой, какая она есть. Ты бы слышала меня сейчас, ты бы верила мне… Но ты не веришь, ты хочешь просто обладать мной как вещью, как своим кланом, хочешь моей покорности. Тебе плевать на меня здесь, Реанэсс. Ты любишь только себя и свою боль в этом, и тебе плевать на меня. Ты поверишь чему угодно, лишь бы не слышать меня, лишь бы не убеждаться в правде… Ты бежишь от этой правды – и Ревенке это нужно сейчас. Она использует тебя, Реанэсс. - Что ты знаешь об использовании? – ее губы искривила жесткая усмешка. – И можешь ли ты рассуждать об этом? Ведь ты делала то же самое… - Очень много лет назад. И я просила за это прощения. - То есть вот так легко это должно случиться? – хмыкнула Реанэсс. - Нет, не легко, - она все еще пыталась подойти ближе – и сознание от усилия начинало меркнуть, а перед внутренним взором то и дело появлялись алые пятна. Только лицо Реанэсс оставалось белым, и Аллэи фокусировалась на нем, боясь моргнуть. – Но я не прошу тебя соглашаться на это прощение. Я прошу лишь об одном: услышь свое сердце… Прими его правду, какой бы та ни была. Ты погубишь всех нас, если убьешь Иву. Не только ее – но всех нас. И тогда Королева Зимы победит. И тогда Излом случится, и все это будет зря… Пожалуйста, Реанэсс. Услышь правду своего сердца. - Эта боль скоро кончится, - убаюкивающе проговорила Ревенка откуда-то со стороны. – Она поймет. Твое сердце действительно знает, королева. Оно знает, что вся твоя мука скоро завершится. Нужно сделать только один выбор. Она и впрямь сейчас слепа… - Заткнись! – рявкнула Аллэи, не отводя взгляда от лица королевы. – Реанэсс, пожалуйста… Если ты правда любишь… - Замолчи, - оборвала ее Реанэсс. Ее глаза были страшными. – Ты ничего об этом не знаешь. Ты не имела никакого права судить о том, на самом ли деле я люблю тебя или нет… - Я имела полное на это право. Потому что любовь не рождает агонию и страдание любимого человека, - Аллэивар поняла, что ее силы на исходе – а потому больше не пыталась дотянуться до Ивы. Она даже Иву не видела – но чувствовала ее там, у корней, оголенными нервами собственной души. – Это бывает больно, потому что два живых существа растут, и они не едины в этом росте – но любовь не убивает. Ты же хочешь убить… И здесь нет про меня ничего, ровным счетом ничего. Здесь есть лишь твое желание обладать мною и меня получить, и ты не остановишься ни перед чем. Это – правда выбор твоего сердца? Он действительно таков?.. Время больше не тянулось – оно остановилось совсем. Больше не мерцало золото вокруг, больше не осталось совсем ничего в мире – только Реанэсс, нож в ее руке, фигурка Ивы у подножия гигантского Древа, напоминавшего черную трещину в сумерки. Аллэи смотрела, больше не чувствуя, больше не пытаясь двинуться – снова лишь стремление осталось: дотянуться до ее сердца искренностью, пусть полной боли, но зато настоящей, дотронуться до этого зверя внутри ее ребер, дать ему настоящую ласку, пусть даже ласка эта выглядела ударом… Аллэивар не могла по-другому, никаких иных других выборов у нее не было. - Выбор моего сердца, - эхом повторила за ней Реанэсс, разглядывая ее в ответ. Некоторое время она просто стояла, а затем бросила. – Я знаю его. Ее движение было мгновенным: она развернулась, замахиваясь. Аллэи знала этот удар – простой, быстрый, знала, что он очень точен. Крик разодрал ей грудь, вспорол ее всю, и Аллэи повисла на воздухе, вновь зажмурившись – чужая воля держала ее тело, не давая вырваться. И крик, был еще другой крик, принадлежащий не ей… Мир вдохнул, вновь начал свой бег, а затем все произошло слишком быстро. - Что ты сделала?! – разъяренный голос Ревенки влился в этот крик, и Аллэи тут же распахнула единственный глаз, не видя почти ничего. Реанэсс сидела на земле возле Ивушки, и Аллэи вдруг увидела нож. Этот нож она вонзила в собственную руку, пригвоздив себя к земле и согнувшись пополам – а Ива за ней была невредима. Путы исчезли вдруг – в один миг они исчезли, и Аллэи тяжело упала наземь, хватая ртом воздух. Буквально в следующий же миг она вскочила, с колоссальным усилием волоча себя к Ревенке – та ползла к Реанэсс и Иве, уже даже не говоря: из горла ее вырывался звериный рык. Аллэивар не оставила себе ничего – ни секунды промедления, ни мыслей; все то, что она собирала в себе в эти мучительные минуты, все, чего она держалась, теперь развернулось, неостановимое и неумолимое. Кинжал сам лег в руку, она схватила Ревенку за волосы, оказавшиеся совсем ломкими, рванула вверх ее голову, обнажая горло, и с криком рассекла его. Та захрипела, в ее глотке забулькало – этот звук Аллэивар тоже знала, как знала и то, что рана была смертельная. Но этого было мало: швырнув тело на землю, она почти упала следом за ней, пробивая сердце – и глядя в искаженное злобой лицо. Глаза Ревенки по-прежнему не мигали, в них был все тот же страшный огонь – но жизнь утекала, пульсирующими алыми толчками выливаясь ей на грудь. Вскоре хрипы стихли, и она брезгливо оттолкнула залеску; дыхание разрывало будто переломанную грудную клетку, Аллэи едва могла стоять – но все равно, шатаясь, побрела к Древу, к Реанэсс, к Иве… Королева клана Эсс так и застыла – одна ладонь охватывала рукоять клинка, вторая – с лезвием в самом центре, там же, где прежде была метка ее клятвы – багрилась ее собственной кровью. Реанэсс сидела на коленях, согнувшись над собственными руками и хрипло дыша. Аллэивар опустилась на колени рядом с ней, некоторое время тупо глядела на эти ладони, а затем сипло, но со всей возможной мягкостью попросила: - Дай мне. Пожалуйста. Она не знала, слышит ли ее Реанэсс – а потому ждала. Медленно, словно во сне, женщина разжала пальцы, стиснутые до дрожи. Аллэи аккуратно накрыла ее руку, помогая ей отцепиться. - Потерпи, пожалуйста. На это тоже нужна была сила и точность – и лишь на то их и достало. Аллэи, выдохнув, взялась за рукоять, а затем резко выдернула кинжал из ее ладони. Реанэсс снова закричала, вздрагивая всем телом и оседая наземь. Ее под плечи подхватила Ива – слабая, белая как полотно, но живая. Аллэивар смотрела на нее и думала, что так немного нужно для счастья: чтобы она была живой… - Сейчас, - тихо проговорила Ивушка, укладывая Реанэсс на спину и подхватывая ее руку, принадлежавшую, казалось, кому-то другому: под кожей прямо на глазах расползались наверх темные сети вен и сосудов, и кровь, что сочилась из раны, стала черной. Реанэсс дрожала – но не сопротивлялась, а просто смотрела на Иву. – Сейчас станет легче, только держись, королева… У нее, наверное, тоже не осталось сил – разве что последняя капля, которой едва ли можно было напоить. Но зачем-то они делали это – видимо, потому что не могли не делать. Слабый свет из-под ее рук не мог прогнать тьму из крови Реанэсс, и Аллэи успела подумать, что если все случится так, она окажет королеве последнюю милость. Прости меня за все, Реанэсс. Прости меня… Стало светлее – к рукам Ивы прильнул болотный огонек, следом за ним еще один. Аллэивар не сразу поняла, что происходит, а затем с трудом подняла голову. Из темноты под корнями Древа поднимались духи, выбираясь из своей обители, озираясь по сторонам. Один из них, с длинным и странным тонким телом, опустился рядом с Ивой, вытянул вперед сияющие руки, тоже накрывая ладонь Реанэсс. И только тогда, глядя на этот свет, Аллэивар поняла, что все, кажется, закончилось. По-настоящему – и правда закончилось.