Дикая охота. Руины рассвета

- Ингил, Наймар, Тивас, Шерид, - моховый взгляд Тэарана не отрывался от списка, а на лице его застыло совершенно нечитаемое выражение. – Подумать только, Леарин… Канард, Сельвир… - он наконец посмотрел на нее, и Атеа могла бы сказать, что посол несколько обескуражен. – Репутация многих из этих семей считалась безупречной. Леарин – древнейший род, как и Архон, как и Ренгар… - Не переживайте, имя вашего семейства не опорочил никто из потомков. Я честно пыталась найти хоть кого-то, но увы, - Беани Тор’Ингил сидела напротив него и невозмутимо покачивала в ладони тонкостенную пиалу с очередным шедевром верданорского чайного искусства. Чай в ней был цвета молодой листвы, только-только начавшей заплетать кружевом ветви. - Не сомневаюсь в вашей щепетильности в данном вопросе, - ледяным тоном протянул Тэаран. – Однако вы верно сказали, Беани: имя моего семейства не опорочил ни один из потомков. Отцы заботились о воспитании своих сыновей как подобает. - В отличие от вот этого Леарина, как я погляжу, - Атеа, подойдя ближе, опустилась на подлокотник кресла Тэарана, заглядывая в листок пергамента и почти перегибаясь через его плечо. Эльф, судя по всему, уже привык ко всяческим фамильярностям с ее стороны – во всяком случае, такое вторжение в личное пространство воспринял стоически, молча демонстрируя ей список. – Пятеро бастардов! И все от разных женщин презренного человеческого рода. Поразительно плодовитый мужчина. Видимо, очень хотел себя превозмочь в этой отчаянной борьбе за чистокровность, потому на одной решил не останавливаться. - Атеа, - поморщился Тэаран, все же раздраженно отстраняясь и резким движением сворачивая список. - Ну что? – почти сочувственно спросила она, и Тэаран от неожиданности сморгнул. – Мне, конечно, занятно слушать ваши речи о чести и бесчестье, но Тэаран, Хартанэ ради. Давайте уже обойдемся без всей этой патетики. В нынешней ситуации любвеобильность некоторых из ваших соплеменников нам лишь на руку. Будьте душкой, совладайте со своим презрением. Немного смирения сейчас – и вам, возможно, удастся от души поглумиться над всеми неугодными потом. - Главное, чтоб в ряды неугодных не вошли все те, чьи имена сейчас в этом списке, - холодный взгляд Беани скользнул по ее лицу, затем вновь обратился к Тэарану. – Потому что в таком случае мы можем и передумать. И поддержать кого-то еще, кто предложит лучшие условия. - Мне думается, что лучшее – слишком громкое слово, Беани, - покачала головой Атеа. - Скорее, это про выбор того зла, которое поменьше. Мы – то самое меньшее зло. Пойдите с этим пергаментом к Дан’Архону, и он сделает все, чтобы бастардов и след простыл. - Что-то я сомневаюсь с учетом человеческой женщины подле него, - Беани сделала глоток, допивая остывший чай, аккуратно вернула белоснежную пиалу на столик. – И что вы намерены делать теперь, получив эту информацию? Атеа не спешила отвечать – договариваться должен был Тэаран, как минимум потому что он это все затеял. Посол вновь перебирал малахитовые четки: в последнее время они постоянно были в его пальцах, что бы он ни делал. Он оставался все таким же безупречным, до зубовного скрежета аккуратным, пунктуальным, собранным и внимательным, однако Атеа чувствовала – изо всех сил Тэаран старался учесть все возможные нюансы своей кампании и прекрасно понимал, насколько его положение зыбко. Говоря человеческим языком, Тэаран нервничал; внешне это выглядело так, будто его жесты обрели чуть больше резкости. - Все эти наемники находятся в Тиннереде? – наконец спросил посол, обращаясь к Беани. Та уклончиво пожала плечом: - Некоторые да, некоторые нет. Вы не ответили на мой вопрос. - Я намерен переговорить по возможности со всеми перечисленными. - Чтобы что? – с нажимом спросила женщина, и Атеа невольно восхитилась. От эльфийки в Беани Тор’Ингил была разве что манера разговаривать и умение сохранять ледяное выражение лица. Благородной красоты ей не досталось: в узком лице не находилось ни одной примечательной черты. Но наемница была умна, очень умна – это Атеа уже успела понять. И еще она чуяла ложь, и с ней не получалось юлить. - Полагаю, это касается только меня и их непосредственно, - предельно вежливо заметил Тэаран. – При всем моем уважении и благодарности, Беани. - Я полагаю иначе, - и бровью не повела наемница. – Я знаю каждого из них – вы знаете лишь имена. Многие мои приятели попросту скрывают свое происхождение и известны в миру под псевдонимами. Кроме того, еще большее число их ненавидит Верданор и все, что с ним связано. Обратитесь к ним напрямую – и сможете, выражаясь языком поморов, разве что узнать глубину того шатыза, в который вас пошлют, а заодно длину хырдага, которым… - Можете не уточнять, спасибо, - замогильно оборвал ее Тэаран. – Давайте не ходить вокруг да около. К чему вы клоните? - Королева Тиннереда совершенно очаровала меня своей честностью, граничащей с безрассудством, - о да, Тэарана она тоже этим очаровала. Посол не то чтобы ожидал, что она будет распоряжаться его словом и от имени Тэарана пообещает наемникам-полукровкам статус в Верданоре при его правлении. Ничего лестного он тогда не сказал ей – но и Атеа в самых простых выражениях объяснила эльфу, что иных вариантов у нее не нашлось, и если он желает повернуть все вспять, она не посмеет ему препятствовать. Наверное, кое-как они все же сумели договориться, если теперь это все происходило. Беани между тем продолжала. – Теперь на меньшее я не согласна и примерно той же честности жду от вас. Допустим, с моей помощью вы договариваетесь с наемниками и получаете их поддержку. Допустим, все удается: вы на престоле. И что будет дальше со всеми этими славными ребятами? Где гарантия того, что после вы не освободите их и себя заодно от обязательств? - Это слишком маловероятно, Беани, - усмехнулась Атеа, опередив Тэарана. – Посол состоит из чести. Полагаю, что ему проще будет полностью обескровить себя, порезав один лишь палец, чем обесчестить свое доброе имя. Это комплимент, Тэаран, - тут же добавила она, заметив, как в тонкую нитку сжимаются губы эльфа. - Что кроме чести? – не обратив никакого внимания на нее, Беани продолжала ожидающе взирать на Тэарана. – Время идет. Я слышала, что церемония наречения новой королевы состоится через две недели, в канун Дня Цветения. Как только она получит право решать и править, ваша страна падет – во всяком случае, такой вывод я могу сделать с ваших же слов. Вы ведь хотите сохранить Верданор? Каким вы его видите? Какое место в нем займут бастарды, полукровки – такие, как я? Если оно останется прежним, мы не станем помогать. Это – моя честность, и теперь я жду вашей. Какой бы она ни была, потому что, солгав, вы просто отсрочите время гибели Верданора. Честность же может спасти его. - Губить честность тоже умеет, - он вернул наемнице немигающий взгляд, а затем к неожиданности королевы вздохнул. – Но вы справедливо просите. Тэаран затих – и молчал так долго, что Атеа успела усомниться в том, ответит ли он вообще. За окнами кипела метель, выбеленный ею день лился квадратами на паркет и ковры. Из щелей меж рам сквозило, и Атеа в который раз зябко передернула плечами, отстраненно думая о том, что в гардероб стоило бы добавить что-нибудь утепленное. Это, конечно, было наименьшей из проблем. Можно довольствоваться тем, что я все еще жива. Теперь так начинались ее дни: Атеа напоминала себе, что раз уж она все еще не болтается на виселице, все не совсем плохо. Именно сегодня все осложнялось ноющей поясницей, откровенно дурным настроением, желанием плакать лицом в подушку, сообщением о вспыхнувшем на западе бунте, разграбленным караваном, выдвинувшимся из Порта Анн, но так и не дошедшим до столицы, а также Ровенном, желавшим аудиенции – в стане ополчения начались волнения. В целом, все по-прежнему было как обычно. Рутинные, ничем не примечательные дни, просто каждый – со своими нюансами. Примерно раз в день ей хотелось удавиться, но сегодня пока эта мысль еще ни разу не мелькала, и Атеа считала это личным успехом. - Знаете, на чем стоит Верданор долгие тысячи лет? – спросил Тэаран. Беани приподняла бровь. - На чванстве и идее собственного превосходства над всеми другими народами? - На вере в то, что каждый из нас ответственен за благополучие и величие Верданора. Посрамить себя – означает посрамить всю страну. Мы трудимся не покладая рук, чтобы добиться совершенства во всем, что делаем. - С чашками удается лучше, чем с живыми людьми, - наемница, дотянувшись до пиалы, легонько щелкнула ее по округлому боку, и та отозвалась нежным певучим звуком. – Раз уж ваших знатных господ не особенно интересует судьба собственных потомков. Ровно на секунду Атеа показалось, что сейчас Тэаран огрызнется – однако он к ее удивлению склонил голову набок и негромко произнес: - Может быть, вы правы. Для меня это сложный вопрос, госпожа Тор’Ингил. Я всегда придерживался однозначного мнения по этому поводу, и вы, предоставив мне список имен своих знакомцев, достаточно сильно уязвили мою гордость. Сивилл`Леарин был моим наставником во времена учебы. Он преподавал основы этики, - он покачал головой. – Блестящий мастер слова, достойнейший сын Верданора. Всегда восхищался его живым умом и манерой вести диалог. - Видимо, не вы один, раз уж у него пятеро, как любят говорить достойнейшие сыны Верданора, выродков, - еще Беани была безжалостной женщиной – и на дипломатические игры плевала с высокой колокольни. И уязвленная гордость Тэарана ее мало интересовала – или напротив, грела ей сердце, сложно было сказать. – И как, вы по-прежнему придерживаетесь однозначного мнения? И если да, то что будет, если я скажу вам, что здесь собраны лишь имена тех, кто имеет какое-либо отношение к высокородным семьям? И что существует целая гильдия – здесь, в Тиннереде, в которой обучаются дети, оказавшиеся ненужными своим родителям? Они с удовольствием берут заказы, связанные со всяческими неурядицами на родине, которая таковой и не стала. - И какова численность этой гильдии? – спросил Тэаран. Бусины в его пальцах с мерным стуком пощелкивали, и звук казался таким же умиротворяющим, как треск поленьев в камине. - Насколько я знаю, человек семьсот. Плюс – какое-то количество ушедших в отряды Креасса. Быть может, кто-то находится непосредственно в Верданоре сейчас. Вы продолжаете уходить от ответов. - А вы стараетесь посильнее задеть меня, хотя прекрасно понимаете, что я – не тот, кто вас предал. - Но вы можете стать им, - впервые за этот вечер наемница улыбнулась – и назвать эту улыбку приятной Атеа не могла. – А я предпочитаю избегать повторения неприятного опыта. Эльфы презирают людей, и еще сильнее они презирают полукровок, потому что те являются свидетельством и вечным напоминанием их пороков. Но разве могут быть пороки у подданных Верданора? Кощунственная мысль. И вот теперь вы обращаетесь за помощью к тем, кто для вас – как бельмо на глазу, простите неизящный слог. - Вы сейчас сильно обобщаете, Беани, - эльф смотрел на нее очень внимательно. – Вы говорите о подавляющем большинстве, я же в данном случае представляю меньшинство. И именно поэтому, как вы отметили, обращаюсь к вам за помощью. Мир меняется необратимо. Переживать подобное изменение – всегда страшно, и основная масса стремится сохранить систему, удержать привычное. Видимо, неожиданно для себя самого я оказался на той стороне, которую система опасается больше всего. Как и вы. Как и королева Атеа. Как и все те, кто сейчас борется с тем, что гораздо древнее и мощнее, неповоротливее, опаснее, чем существо каждого из нас. И чтобы выстоять, нам необходимо объединить усилия. Вы спрашиваете, что будет дальше и какое место в Верданоре займете вы и ваши братья и сестры по оружию. Что ж… - помедлив, он нагнулся к чайному столику, аккуратно разлил по пиалам ароматный чай. – Я предлагаю вам самим определить это место и занять его. Цивилизованным способом – я не потерплю расправ, но готов содействовать установлению взаимовыгодных и устраивающих всех нас отношений. Я не стану игнорировать ваши голоса. Вы больше не будете невидимыми. – Беани чуть сощурилась, явно собираясь что-то сказать, но Тэаран опередил ее. – Предупреждая ваши замечания: высокопарно и зыбко. Но, верите вы мне или нет, это искренне. Я приложу все усилия для того, чтобы все, здесь сказанное, воплотилось в реальность. Это и в моих интересах: сделав недостаточно, я погибну. Поэтому – придется либо идеально, либо никак, и раз уж я сам ввязался в эту авантюру, предпочту первый вариант. - Думаю, что время покажет, - помолчав, наконец произнесла Беани. – Покуда я все же склонна полагать, что все чистокровные эльфы хороши в гончарном деле, но не во внешней политике. Свежий чай она все же пригубила. И тем же вечером исчезла из дворца – чтобы на следующий день прислать лаконичное сообщение о том, что отправляется в Долину Ансель на переговоры с давними друзьями из гильдии, о которой они говорили. Это можно было считать хорошей новостью в череде далеко не лучших – и теперь оставалось дождаться ее возвращения, чем они с Тэараном и занимались. С удивлением Атеа поняла, что вот сейчас они с послом оказались в очень схожих условиях, обрели ни с чем не сравнимую единокровность – братство раненых зверей, загнанных в угол и решивших продать свою шкуру задорого. С иронией она думала о том, что ничто не могло сплотить так, как объединяла обреченность. И кажется, Тэаран думал о том же самом, так как он начал заботиться о ней – конечно же, со всем возможным истинно эльфийским изяществом. После того, как Беани отбыла в Долину Ансель, посол прислал к ней свою швею с образцами ткани и эскизами строгих, но совершенно великолепных одеяний. Атеа была обескуражена этим жестом, а швея, уже седеющая, но по-прежнему невероятно красивая эльфийка, с предельной вежливостью заверила ее, что господин Тэаран выражает обеспокоенность ее состоянием и надеется, что она примет его скромный дар. - Господин Тэаран полагает, что нынешняя зима стала настоящим испытанием для здешних стен и системы каминов заодно, - скупо улыбнувшись, сообщила ей женщина. – Он отмечал, что вы постоянно мерзнете – и поручил мне позаботиться о том, чтобы исправить эту ситуацию. Я осмелилась набросать несколько вариантов для вас, памятуя о том, что вы – Птица. Изволите взглянуть? Атеа изволила. В результате этого буквально через пару дней эльфийка принесла ей на примерку роскошный длиннополый камзол со скошенным подолом, севший на нее как влитой, рубаху и штаны – все черное, без излишеств, но при этом выглядевшее так, что она позволила себе вертеться перед зеркалом минут десять. - Я надеюсь, вам нравится, - швея не спрашивала – она утверждала. - Это не то слово, - одежда была удобной, теплой, и Атеа в ней выглядела невероятно хорошо. Тонкой вышивкой по подолу, совсем не вычурной и элегантной, вились лебединые легкие перышки из серебряной нити, пуговицы из черного жемчуга обрамляло такое же шитье – только совсем миниатюрное. Кроме того, кое-что Наэлин добавила от себя: в аккуратном свертке шелка после ее ухода Атеа обнаружила мягчайшие шерстяные чулки, которые вообще не кололись, такой же мягкий палантин – тонкий и легкий, но при этом поразительно теплый, а также эльфийское белье и полотно, чтобы перематывать грудь. Все – черное, все – восхитительно удобное, и Атеа позволила себе примерить и это тоже. Роскошь и глупости, размышляла она, без зазрения совести наслаждаясь отражением в зеркале, Но я бы понравилась тебе. Посмотрела бы ты на меня сейчас, Шедавар… Черный как-то совершенно иначе подчеркивал ее тело, обвивал изгибы, сочетался с цветом кожи. Сожаление о том, что никаких королев клана Вар, желавших посмотреть на нее и сразу же раздеть, вокруг не наблюдалось, кольнуло ощутимо, однако и оно было роскошью – впрочем, выгодно отличавшейся от мыслей о том, чтоб удавиться. Мысли о чем-то постороннем и приятном вообще оказались делом непривычным, и вечером, облачившись во все новое и пожаловав к Тэарану в поместье на беседу, Атеа не преминула выразить искреннюю благодарность. - Признаться, вы поразили меня в самое сердце, Тэаран, - сообщила она ему, пока он отмерял крохотной ложечкой нужное количество чая. – Я привыкла получать поджог покоев в виде подарка, убийцу или разнесенный тронный зал – и тут вдруг вы. - Придворные портные хорошо знают вкусы госпожи Инисс – но вам, мне кажется, не слишком подходит то, что они шьют, - невозмутимо отозвался посол. – Я решил, что так и не поздравил вас с обретением короны. - Увы, не знаю, чем вас одаривать, когда вы окажетесь в похожей ситуации. Тавранский мед вас, очевидно, оскорбит. - Вы уже меня одарили надеждой, этого более чем достаточно. К тому же, вероятно, наши с вами вкусы и впрямь отличаются – я несколько беспокоился, что угодить вам будет сложно, поэтому попросил Наэлин с особой тщательностью отнестись к этому заказу. - О, не сомневайтесь, она превзошла мои ожидания – и ваши, думаю, тоже, - не вдаваясь в подробности, заверила его Атеа. Наслаждение от ощущения мягкой ткани, прилегающей к телу, она успела позабыть. Ее, конечно, подмывало спросить, как эльфы додумались красить ткань для исподнего и какие цвета предпочитал сам посол, однако она решила, что вот сейчас язык стоит прикусить. - У меня есть еще один небольшой подарок, - с этими словами он поднялся из плетеного кресла и направился к шкафу с книгами и какими-то предметами – Атеа не особенно рассматривала. Некоторое время Тэаран искал что-то, лишь ему ведомое, а затем вернулся к ней и протянул ей флакон из прозрачного, чуть заметно поблескивающего радужными бликами стекла. - Это очень красиво и изящно, Тэаран, но такую вещицу мне и в руки страшно взять – она разлетится в пыль, просто оказавшись у меня на ладони, - хмыкнула она. Стекло и впрямь было таким тонким, что будто бы могло в любой момент лопнуть. - Вы удивитесь, - тонко улыбнулся эльф, приподнимая флакон повыше, а затем демонстративно разжал пальцы. Атеа и глазом моргнуть не успела – стекло блеснуло в воздухе, а затем легкий нежный звон раскатился по комнате. Нагнувшись, Тэаран поднял с пола целый и невредимый сосуд. – Он из горного хрусталя. Плюс его обхватывают обручи из серебра. Придется постараться, чтобы разбить эту, как вы выразились, вещицу. - Это поэтому цены на эльфийское вино заоблачные? Вы выпиливаете бутыли из драгоценных камней? – Атеа все же взяла флакон – вблизи в его тонких стенках переливался свет и виднелся едва заметный узор породы. Внутри была какая-то жидкость. – И вы предлагаете мне отведать какой-нибудь самый бесценный сорт, я права? - Касаемо цен – мы не жалеем средств на этапах изготовления. Хороший продукт не может стоить дешево, - да, в случае с эльфами дело так и обстояло. Все в поместье Тэарана подтверждало его слова – как и сам он, впрочем. – Касаемо содержимого – я не рекомендую вам его пить. Это масло из различных пород деревьев, произрастающих в Верданоре, а так же некоторых трав и пряностей. Его запах помогает расслабить тело и в то же время – сохранить ясность ума. Можно наносить на одежду или подушку, можно – на кожу или волосы. Достаточно буквально пары капель. Оцените запах. - Итак, я держу в руках выточенный из горного хрусталя флакон с маслом, в которое ваши соплеменники превратили дерево, - резюмировала Атеа, аккуратно выкручивая пробку из горлышка и вдыхая. В легкие буквально втек запах хвойного леса, туманного утра в горах – с нотками пряной древесной сладости. Взглянув на посла, она покачала головой. – Тэаран, это великолепно – а вы слишком щедры. Признайтесь честно: вы вознамерились объединить наши державы, а потому ухаживаете за мной? - Упаси меня Небо. Боюсь, мне не выдержать огня вашего сердца – да и наши с вами представления о морали и нравственности, очевидно, несколько разнятся, - с чувством опроверг эту мысль Тэаран, и Атеа рассмеялась. - Дамала всегда говорила, что во мне нравственность обратилась руиной еще на этапе формирования. Вы правы: я так себе партия для вас. - Эта женщина умеет весьма емко и точно формулировать мысли, - хмыкнул Тэаран. – Очевидно, я просто начал сопереживать вам чуть более глубоко. И посмотрел на вас с иной, новой для себя стороны. Умоляю, давайте обойдемся без шуток на этот счет, - остановил он ее, заметив, как приподнимаются уголки ее губ. Атеа смиренно кивнула, ожидая продолжения, и эльф, глядя ей в глаза, пояснил. – Вы выглядите утомленной уже долгое время. И постоянно вынуждены разбираться с малоприятными делами и принимать малоприятные решения. Разуму нужен отдых, и раз времени и возможности на созерцание мы с вами не имеем – необходимо использовать другие доступные методы. Сейчас я действую исключительно из меркантильных соображений: мне нужен сильный и трезво мыслящий союзник. К тому же, я полагаю, что на текущий момент это единственные доступные нам радости – неизвестно, когда предвидятся следующие. Стоит успеть насладиться ими. - Вы умеете обнадежить и вдохновить, Тэаран. А если серьезно – спасибо. Я правда тронута вашей заботой. Даже если она из меркантильных соображений. Не то чтобы меня баловали подарками – куда как чаще это были розги, ну или да, убийцы. Вы прелесть. Тэаран отсалютовал ей крохотной чашечкой, и некоторое время они в молчании пили чай. Это стало своеобразным ритуалом – пить с ним чай вечерами, поддерживая видимость светской беседы, в которой на самом деле каждый думал о своем: очень страшном, очень темном, неумолимо грядущем. Они не называли этих вещей, но каждый знал, что собеседник за вежливыми улыбками, шутками и отвлеченными репликами прячет зверя, прямо сейчас с упоением рвущего душу на куски. Атеа внутри себя невольно восхищалась тем, как прекрасно они вдвоем с послом держали лицо друг перед другом. И вот теперь… - Вчера меня навещал Ровенн, - она даже не успела понять, что начала говорить. Что-то внутри встревожено встрепенулось, но Атеа напомнила себе, что она в эльфийском поместье, где не было посторонних ушей – и в комнате, которая постоянно держалась под экраном ведунов. А еще она безмерно устала молчать. – На текущий момент в составе ополчения насчитывается восемьсот семьдесят три человека пехоты. Из них, как сообщает Ровенн, около двухсот проходили службу в воинских школах. Все остальные только сейчас осваивают самые азы владения оружием. Их тренируют интенсивно, однако этого явно мало. На поле против самых слабых диких каждый из них продержится не дольше пары минут. В лучшем случае одного противника они смогут завалить вдесятером, если говорить совсем прямо. То есть эта крошечная армия сгодится на то, чтобы уничтожить чуть менее сотни духов. А их тысячи, - помолчав, она спросила. – Эльфийские воины и впрямь так хороши, как о них говорят? - Полагаю, что чуть хуже диких. На одного мечника из гвардии Дан’Архона придется, вероятно, шесть-семь человек вашего ополчения, - поразмыслив, ответил Тэаран, разглядывая ее, а затем уточнил. – Вы предлагаете сначала вывести их в Верданор? - Я рассматривала такой вариант, - решив не юлить, кивнула Атеа. – Но больше склоняюсь к другому. Быть может, имеет смысл направить их сейчас на север вместе с Риландом – чтобы у них был хотя бы один опыт сражения с противником, который по численности и уровню мастерства примерно равен им. Поведет их сын Тиннереда, парень, располагающий к доверию. Поручить им сопроводить сына держателя, подавить мятежи, наладить дела… Это звучит более осуществимо, чем поддержка переворота в Верданоре или сражение с Дикой Охотой. Начнем с малого. Победа на севере и возвращение земель Тиннереду может стать для них источником вдохновения. - Если они победят, - с нажимом заметил эльф. – Потому что еще это может стать источником новых проблем для вас: дезертирство неизбежно, если они почувствуют слабину своего командира. Как и передел авторитета, как и беспорядки, как и многие другие вещи. Если Риланд сумеет организовать их, это может быть действительно верным ходом, если же нет – вы потеряете их. - Я понимаю это. Но мы снова сталкиваемся с необходимостью выбрать меньшее зло. И это, на мой взгляд, единственный способ вывести на поля сражений тех, кто не побежит в первый же момент. Прагматично, да, - она усмехнулась, глядя, как свет переливается на поверхности чая – как бы хорош он ни был, а помочь убрать поганое ощущение где-то в самом ее сердце не мог. Атеа привыкла быть какой угодно, швырять саму себя куда угодно, но распоряжаться другими людьми ей до скрипа зубовного не хотелось. Это ли чувствует госпожа Неясыть, когда ей приходится решать, кто из нас и когда умрет? О чем она думает, когда кто-то из нас не возвращается? Вслух же она добавила. – Но это все, что у меня есть сейчас. Прагматичность и высокие ставки. - Я согласен с вами – не поймите неправильно. Это действительно наилучший вариант. И да, он прагматичен. Но война не терпит наивных. Она выковывает, неизбежно меняет, учит… наверное, принятию фатальности бытия. Ты никогда не знаешь, какая битва станет последней. И готов к этому всегда. Ты осознаешь все, что теряешь, все, с чем прощаешься. Знаешь, что если ты заразишься страхами или сомнениями – ты труп. Учишься отсекать эмоции и сохранять остроту разума с той же тщательностью, что и остроту лезвия, которым сражаешься. И да, - Тэаран усмехнулся вдруг, наблюдая за ее лицом. – Вы совершенно правы в своих мыслях: очень высокопарно. Но мне простительна поэтика мысли и пафос слова, такова особенность моего менталитета. - Да, Тэаран, мы с вами явно подружились, раз уж вы так точно считали то, о чем я думаю, - усмехнулась Атеа, а затем неожиданно для себя спросила. – Вы воевали? - Воевал – слишком громкое слово, - покачал головой посол, вновь подливая в пиалы чай. – Участвовал в местечковых стычках на восточном побережье Верданора. Скажем, помог разрешению нескольких междоусобных конфликтов от имени престола, организовал и провел кампанию по возвращению территорий, экспроприированных поморами пару веков назад. Один из островов являлся важным стратегическим объектом – там находится серебряная жила, и нужно было вернуть его Верданору и организовать оборону таким образом, чтобы в дальнейшем мы сумели удержать его. Это удалось. Я участвовал в девяти сражениях на берегу и в двух – на море. Был тяжело и очень глупо ранен в битве на побережье Лаиквин, фактически – сам подставился под копье, потому что ощутил себя неуязвимым, - Тэаран тоже рассмеялся, потирая солнечное сплетение. – Лучший урок на моей памяти. И самый большой мой позор. Я сделал все, чтобы ни мой отец, ни мои наставники об этом не узнали. Впрочем, отец, вероятно, подозревает. - Да, Тэаран, вам нельзя на мне жениться. Я сведу вас в могилу за пару дней одними только рассказами о том, что считаю не то чтобы своим позором – а так, невинными шалостями. У вас есть вино? - Для того чтобы вы начали мне рассказывать о своих невинных шалостях – и для того чтобы наутро я забыл эту беседу? – уточнил Тэаран, но из кресла все же вновь поднялся. Спустя два часа Атеа обнаружила себя растянувшейся на мягкой софе с тонким высоким кубком в руке. Эльфийское вино, конечно же, тоже было идеальным – и почему-то немного отдавало сухофруктами. В голову оно не било (да и не столько они выпили), только приятно расслабляло, и Атеа с удовольствием смаковала каждый глоток. Тэаран, казалось, тоже ощущал себя комфортно: он сидел в своем кресле, закинув ногу на ногу, и непринужденно рассказывал ей о совсем отвлеченных вещах – о своем детстве, об обучении в академии и юности, о том, как ему жилось раньше. И Атеа слушала его очень внимательно, чувствуя себя вдруг – не одинокой. Перед ней сидел кто-то такой же, как она, вдруг ставший понятным, более простым, чуть более близким. Тэаран, ледяной змей Верданора, показался ей вдруг очень человеком сейчас. - ...с тех пор я не переношу открытую воду, - посмеиваясь, рассказывал Тэаран, и в уголках его холодных глаз собрались морщинки от улыбки – Атеа впервые видела его таким. – Даже наши кораблестроители бессильны против стихии. Чертежи морских эльфов, конечно, бесценны, и разница ощутима, когда стоишь на палубе человеческого судна и судна эльфийского, но в шторм она сводится к минимальной. - Вас правда привязали? – со смехом уточнила она, пытаясь представить в самом сердце бури бледнеющего посла, примотанного веревками к мачте. - Иначе меня бы просто смыло, - он развел руками. – Здесь других рецептов нет – во всяком случае, я такового не нашел. Это было бы полным провалом – в самой начале политической карьеры утонуть. У отца остался бы один лишь Гил, а брат мой никогда не отличался амбициями, которые могли бы удовлетворить семью. Очевидно, отец сам поплыл бы на весельной лодке туда, где я затонул, поднял бы меня со дна, сообщил бы, что глубоко разочарован – а затем бросил бы обратно за борт. И мой дух до конца мира сгорал бы со стыда – за бесславную гибель, глупость и прерванный род. - А как же ваш брат? Он мог бы взять на себя бремя единственного наследника. - Гилладан? – посол усмехнулся, и Атеа вновь почудилась эта знакомая нотка презрения, без которой она себе его и не мыслила. – Он бежал от всего этого при первой же возможности. Отказался от рода, от намеченного отцом пути, рассорился с ним – и выбрал жизнь простого трудяги. Гил мог бы войти в совет при дворе владыки, или не знаю, заняться искусством – у него была склонность к музыке, живописи, его стихи признавали изящными. Ему достались таланты нашей матери, она также была чрезвычайно одаренной – к несчастью, болезнь поразила ее слишком рано; на моей памяти она уже практически не играла, разве что в моем детстве. Гилладан унаследовал тонкость ее натуры, порывистость… Он всегда мечтал о свободной жизни, а потому презирал требования отца и его взгляды. Они разругались, когда отец заговорил о необходимости служить Верданору, конфликт дошел до абсурда, когда речь зашла о женитьбе по расчету, а не по зову сердца. И Гил ушел, пообещав родителям, что больше не явится на порог отчего дома. Насколько я знаю, сейчас он счастлив. - А вы? Вы счастливы, Тэаран? Вы правда мечтали вот об этом? – она неопределенно обвела рукой пространство. Наверное, Тэаран не ожидал вопроса: он долго молчал, задумчиво постукивая пальцами по подлокотнику кресла. А затем он наконец ответил, подняв на нее открытый взгляд. - Я не знаю, Атеа. Счастье – не та субстанция, которую можно потрогать руками. Наверное, оно исчисляется количеством выборов, верных и нет, и тем, что в итоге перевешивает. Счет определится в конце. Наверное, лишь тогда я пойму, был ли счастлив. Я не очень знаю, о чем мечтал, - он пожал плечами, а затем вдруг потеплел. – Да и предпочитаю реальность – в которой могут происходить всяческие нелепости. Например, я никогда не ожидал, что обнаружу себя в таких обстоятельствах, в такой компании. Но вот мы с вами здесь, и, пожалуй, я могу сказать, что сейчас мне – если не хорошо, то во всяком случае куда более приемлемо, чем обычно. - Приемлемо!.. – расхохоталась Атеа, от всей души заливаясь смехом. – Великолепно, Тэаран! Мне тоже с вами приемлемо, друг мой. - За это и выпьем, - он протянул руку с кубком к ней, и она, продолжая посмеиваться, потянулась к нему. Стекло тонко зазвенело, Атеа прикрыла глаза, сделав несколько глотков. Завтра время глупостей и роскоши закончится – но покуда у них еще оставались часы, в которые можно было быть кем-то простым, не обремененным громадой трудности, кем-то нелепым. И это действительно было приемлемо. И за весь вечер мысль о петле на шее так и не посетила ее.