Дикая охота. Руины рассвета

Маленькие походные ножницы затупились и противно скрипели на каждом стежке, который она распарывала. Монотонное «скрип-щелк, скрип-щелк, скрип-щелк» раздражало и нагоняло уныние, но в ее нехитром скарбе не было других ножниц. Раньше лезвия точил Тод, а еще он как-то ловко разбирал механизм и пересобирал заново – и вся работа спорилась. Нэви и сама бы могла, что там было того механизма – но это действие неизбежно завершило бы что-то в ее жизни, оборвало бы навсегда, ровно как она обрывала нитки, одну за одной, и было как-то так… Нэви-Мышка закусила губу, давя в себе обиду и сосредотачиваясь на звуке – а еще на том, как распадалась неудавшаяся строчка. Вроде она все делала верно, да только рукав, пришитый к пройме, встопорщился и скрутился, пошел неудобными и некрасивыми складками, и так совсем никуда не годилось. Больше всего на свете Нэви не любила переделывать уже сшитое – это сердило пуще всего остального. Потому что приходилось возвращаться к исходной точке, и миру дела не было до того, как много сил и труда, как много времени она туда вложила: мир этот с жестокой прямотой демонстрировал ей ее собственную неудачу и заставлял начинать сначала. Мир вообще не был ласков, это она уже поняла. Все в нем происходило по промыслу богов, только боги не научили смертных жить подобающе – а еще очень любили шутить. И чувство юмора у них было куда хуже, чем у Тода, когда он находился в дурном настроении. Вот казалось бы, все хорошо, живи да радуйся, но нет: обязательно случалось что-нибудь, что переворачивало мир с ног на голову – и вертись в этом как хочешь. У нее, например, только так и бывало, а потому больше всего на свете Нэви мечтала о пути без ухабов, чтобы все на нем получалось шаг за шагом, становилось лучше и легче с каждым разом. Вот только ничего-то у нее не получалось: ни с шитьем, ни с жизнью. И если шитье еще можно было распороть и перекроить, то жить приходилось уже так, как сам наворотил. Или как тебе помогли наворотить другие, пускай даже и самые близкие, самые дорогие. И лучше и легче не становилось: только запутаннее, сложнее. И почти всегда – глупо. Нэви не знала, кого ругать за эту глупость, но больше всего хотелось ругать Шанри. Потому что вот так все получилось из-за нее, из-за того, как обидно она говорила в тот дурацкий вечер, взвинтившись непонятно из-за чего… Нэви была гордой девушкой и терпеть такие выходки не собиралась, да и Эрит так рассказывала про свое будущее странствие, что идея бросить все и уехать вместе с наемницей тогда показалась лучшей из всех возможных. Друзья не понимали ее, не воспринимали всерьез, она была для них девчонкой в самом обидном смысле этого слова. Ни один из них не верил в то, что она по-настоящему на что-то способна. В банде ее считали незаметной, что для ремесла было вроде как неплохо – но незаметной она была и для всех них, для каждого. Ее переставали игнорировать, когда требовался кто-то ловкий и тихий – или когда надо было рубаху заштопать. Все остальное время Нэви полностью оправдывала данное ей прозвище, и поначалу это не вызывало вопросов и даже нравилось ей самой… А вот потом захотелось чего-то иного. Чтобы ее замечали, видели и по-настоящему ценили. Чтобы заметил дурак Элан, умный и добрый паренек, иногда ведущий себя бестолково и явно о жизни ничего не знающий. Мальчишки часто себя так вели – особенно те, что были хорошо воспитаны. В Небесном Городе такие водились только во дворце служителей, и то не все, да и в жизни Нэви прежде их не было особо: в купеческих семьях сынков и дочек прилизывали как могли, но они все равно оставались шпаной. И она сама была той же породы – голосистая, за словом в карман не лезущая… И Элан, конечно, был другой, и тем он ей и нравился. И чтобы Шанри заметила – потому что Шанри ей тоже нравилась. Не так, как Элан, но как-то она так смотрела на Нэви, что внутри все начинало волноваться. И это чувство было приятным, несмотря на очевидные вещи: Шанри тоже была девчонкой. И когда Нэви об этом думала, ей, по большому счету, не очень-то и хотелось чего-то такого… Или хотелось? Она и сама толком не могла разобраться, а потому решила, что до тех пор, покуда не поймет себя саму, можно наслаждаться вниманием, которое ей оказывала Шанри. Ведь контрабандистке того хотелось, она это делала не по принуждению, и значит, ничего серьезного или дурного не происходило. А еще Шанри была симпатичной – не как девчонка; вообще-то она могла бы сойти за привлекательного парня. И с такой точки зрения не диво, что Нэви льстило ее внимание, и что хотелось, чтобы оно осталось у нее. Чтобы Шанри вот так по-особенному смотрела, хмурясь, и защищала ее в случае чего – она всегда так делала по праву старшинства и главенства, но в случае с Мышкой это было как-то совсем особенно. И да, нравилось. Не нравилось то, что Шанри будто требовала от нее – нет, не верности, но чего-то подобного… Наверное, она ревновала; и это тоже в каком-то смысле тешило самолюбие – а в каком-то смысле страшно раздражало. Нэви была свободной, она никому не принадлежала и сама выбирала, что ей нужно, и никто не имел права относиться к ней, как к собственности! В сердцах она щелкнула ножницами сильнее, чем требовалось, надсекая ткань – и тут же спохватилась. Надрез вышел совсем небольшой и с краю, он легко уйдет потом в шов, но почему-то стало еще обиднее. Совсем-совсем обидно. Нэви некоторое время разглядывала ткань в своих руках, а потом просто отшвырнула ее к стене, всхлипнув и забираясь на софу с ногами, обхватывая острые коленки. Хотелось или плакать, или крушить что-то – она не знала. Благо, Эрит еще не вернулась, и вся комната была в распоряжении Мышки. С другой стороны, даже если бы и вернулась, Нэви не стеснялась при ней быть собой. Эрит все понимала и не требовала никакого соответствия, она вдохновляла – и с ней было весело и легко. Наверное, именно из-за этой легкости Мышка и решилась покинуть Эрентис вместе с наемницей. - Ты чего тут сидишь? Женский голос откуда-то со стороны заставил вздрогнуть – а еще утереть горькие злые слезы. Под ладонями лицо горело, но еще сильнее горело внутри. Нэви вскинула голову, на всякий случай готовясь огрызаться, однако это не потребовалось: на верхней ступеньке лестницы стояла, скрестив руки на груди, Эрит-Незабудка. Из-за ее спины скудный свет выплескивался квадратом ей под ноги, и в полумраке разглядеть лицо наемницы не удавалось: только золотое зарево волос мягко обрамляло голову. Нэви шмыгнула носом, отворачиваясь, и буркнула: - Ничего. В конце концов, вразумительного ответа на вопрос, почему она сидит на нижней ступеньке у запертой кладовки в сумраке и ревет, у нее не было. И сюда она ушла специально для того, чтобы побыть в одиночестве, чтобы ее никто не трогал. И хорошо бы Эрит сейчас оставила ее в покое… Но вместо этого шаги за ее спиной простучали по ступеням, пересчитывая их. Рядом зашуршала одежда, и около нее опустилась наемница. Мышка еще думала, стоит ли возмутиться и прогнать ее, но Эрит непринужденно протянула: - Ну, тогда и я посижу. Она замолчала – не ожидающе, а просто, как будто и впрямь решила отдохнуть и побыть наедине со своими мыслями, как будто Нэви здесь не было. Но в то же время – она была, и никто не пихал ее в бок и не заставлял говорить; и Эрит будто сама предлагала сделать ей выбор. Некоторое время стояла тишина, и только из общего зала долетали приглушенные стенами звуки – голоса, обрывки смеха, стук посуды с кухонь… Наконец Мышка призналась: - Мы повздорили с Шанри. Она… она очень меня обидела… - Скверно, - просто заключила Незабудка, все еще ничего не уточняя. Этим молчанием она снова предлагала Мышке выбор, и какое-то время Нэви колебалась – но все невысказанное подкатывало к горлу и тем сильнее сердило, чем больше она думала об этом. - Она считает меня беспечной дурой, которой нет дела до окружающих, - всхлипнула Нэви. – Прямо так и сказала… Подруга, называется, разве так говорят друзьям?.. Мол, я только о себе и думаю, а о других не способна! - А это плохо? – с сомнением поинтересовалась Эрит, и Мышка сморгнула, вдруг обнаруживая себя в тупике. - Наверное, да, - неуверенно предположила она, не до конца понимая, верит ли сама в такое убеждение. - Кто так сказал? – задала еще один вопрос женщина. Нэви все-таки посмотрела на нее, ощущая себя совсем беспомощной. Действительно, кто так сказал? Ее мать, у которой кроме Нэви было пятеро детей – а ныне может и больше? Шанри, которую бесило, когда внимание обращали не на нее? Эрит между тем непринужденно продолжила, опираясь локтем на согнутое колено. – Мне часто так говорили, будто в упрек, а я до сих пор считаю их кретинами. Конечно же, я только о себе и думаю! У меня есть я и только. Все остальное – ответственность других людей, и я не обязана соответствовать их ожиданиям. - И твои друзья не считают тебя… ну, не знаю… - Мышка замялась. – Самовлюбленной? Плохой какой-то? - У меня нет друзей, - легко ответила Эрит, пожимая плечом. – И мне и не нужно. Я свободна от всего. Иду куда хочу. Делаю что хочу. До тех пор, пока мне нравится дорога, я по ней иду – но сворачиваю, как только понимаю, что довольно. Мне не нужно ничье одобрение, ничья помощь. Я сама. И это самое прекрасное чувство на свете, как по мне. - А как же все? – по-прежнему недоумевала Нэви. – Беани, Джерен, Шейд?.. Я думала, вы приятели… - Мы наемники, - усмехнулась женщина. – Никакие не приятели. Я скиталась с ними, потому что задолжала старому знакомцу, но считаю, что долг мой отдан, и пора двигаться дальше. Завтра меня уже не будет здесь. - Куда ты пойдешь? – почему-то стало снова обидно, и голос звучал жалобно и тонко. Эрит хорошо относилась к ней – так Мышке казалось. Пару раз Эрит плела ей красивые сложные косы, как делала старшая сестра, они порой болтали – совсем как подружки, и получалось куда легче, чем с Шанри. Нэви делилась чем-то задушевным, и Эрит как-то так ловко объясняла ей все – не как старшая, а как равная, не заносчивая. Она не кичилась старшинством, а по-настоящему понимала. Точно не как Шанри… И вот теперь она уходила – свободная и легкая, а Мышка оставалась, скованная всеми своими долгами по рукам и ногам. - Хочу податься на запад, к ледяным пещерам. Говорят, там можно будет знатно поживиться, и такую возможность не хочется упускать. Настоящее приключение! А я засиделась, хочу кости размять… - Вот бы мне с тобой… - снова шмыгнула носом Нэви, еще крепче обхватывая собственные колени и стискивая себя в судорожном объятии. Очень хотелось, чтобы кто-то обнял. И чудес, и свободы, и приключений – хотелось всего… - Поехали, - вдруг предложила Эрит, и Мышка, оторопев, вскинула голову, пытаясь понять – она это серьезно или нет? Наемница, видимо, заметила ее смятение, а потому добавила. – Не шучу. Я ушла из дома в тринадцать, в четырнадцать – уже недурно стреляла, хотя до того никогда о чем таком не помышляла. Это был лучший выбор в моей жизни. И ты можешь сделать такой же, если он тебе по сердцу. - Меня не отпустит Шанри, - неловко пробормотала Мышка, лихорадочно соображая. Мыслей одновременно было множество – и не было совсем. Шанри совершенно точно устроит еще один скандал, опять будет говорить, какая она маленькая, безответственная, глупая… - Сама себя отпусти, - хмыкнула Незабудка. – Какая разница? Ты свободна. И можешь делать все, что хочешь. Эти слова – «Все, что хочешь» Мышка пересыпала в собственной голове еще несколько часов кряду в ту ночь, повернувшись спиной к Шанри. Эрит предложила ей подумать и заявила, что если Нэви решится, то они встретятся в общем зале за час до рассвета. Она не знала, чего хотела; разве что – того, чтоб ее все-таки заметили, чтобы поняли ее ценность. Она проснется, а меня нет, со страхом и странным злорадством думала она, прислушиваясь к тому, как посапывает в подушку отвернувшаяся от нее Шанри. И все они увидят – и поймут, как я им нужна была по правде и какие они дураки! А то и побегут за мной, отговаривать станут… Можно было уйти и молча, но она все же написала записку – узнав, что Эрит оставляет послание для других. Они знали, куда направляется и еще могли вернуть ее, и сама Нэви не понимала, чего ей хотелось больше: той самой обещанной Незабудкой свободы, головокружительной и пьяной, или чтобы ее все-таки вернули – родные, преданные и верные… Но никакой погони за ними не было. Они с Эрит уходили все дальше на запад, оставляя позади провинции, где царило напряжение и смута, встречали каких-то знакомцев наемницы, идущих туда же, какое-то время путешествовали с ними, снова отделялись. Свобода оказалась странной штукой – Нэви не могла понять, счастлива она теперь или нет. Иногда ей очень хотелось плакать, иногда – повернуть назад, иногда – бежать еще быстрее и не оглядываться ни за что, позабыть всю былую жизнь… Эрит начала учить ее стрелять, и Нэви злилась бесконечно на свои тонкие дрожащие ручонки, но понемногу стало получаться. Они, кажется, подружились – точнее, стали приятельницами, потому что Мышка помнила: Эрит ни с кем не дружила. Но она была очень благосклонна к бывшей контрабандистке, и с ней рядом Нэви не чувствовала себя одиноко. И еще не должна была быть смиренной хорошенькой девочкой. С ней Нэви стала свободной девушкой – и училась эту свободу знать каждой косточкой. Они останавливались в незнакомых городках, в шумных тавернах, а ближе к границам Эллоина начались наемничьи стоянки. Поначалу ей было страшно, но Эрит вела ее за собой, и боязнь постепенно начала уходить. К Мышке никто не пытался лезть – только один раз какой-то молодой паренек с нелепыми, только начавшими пробиваться усами, увязался за ней было, но она так на него окрысилась и подняла шум, что он поспешил уйти. Эрит тогда добродушно посмеялась и сказала, что с такими зубками, пусть и маленькими, она точно не пропадет, и Нэви чувствовала гордость за себя. Теперь они все чаще останавливались не в городах, а в этих странных поселениях, то пустующих, то вновь заполненных людьми. Обычно там находился большой обеденный дом, где всякий, кто хотел (или чьей то было обязанностью), куховарил, и примерно десять-двадцать дворов с одноэтажными или двухэтажными домиками. В каждом домике было несколько тесных комнаток, где прибывшие могли отдохнуть, если оставались свободные. Эрит рассказала ей, что такие простецкие дворы строили специально для наемничьих гильдий, кочующих по степям Креасса. - В Эллоине тоже такие есть, - говорила она, обводя рукой их комнату – новое жилье на ближайшую ночь, быть может – на половину следующего дня… - И их становится все больше. Здесь никто никому не судья, все живут, как вздумается и сколько вздумается, потом уходят. Главное – оставить для следующих что-нибудь нужное, еду или деньги, одежду, сведения. Нам повезло, малышка, к ледяным пещерам многие идут, а значит голодать мы точно не будем. А за одну ночь можно и чем другим расплатиться. Чем именно платила Эрит, Нэви поняла уже на второй стоянке. Наемница просто уходила куда-то с каким-нибудь симпатичным незнакомцем, прося Мышку подождать в их комнате, а через какое-то время возвращалась, иногда под самое утро. Нэви испытывала смущение, когда Незабудка на ее глазах принималась с кем-то обжиматься или тихо беседовала о чем-то недвусмысленном в укромном уголке, но вскоре поняла, что все это по большому счету не ее дело. Эрит ее ни о чем не просила и ничего не требовала: она сама разбиралась, и у них всегда была комната на постой, горячая еда, даже какие-то приятности вроде теплой новой одежды или тканей, или еще чего-нибудь такого. И не имело ведь значения, как именно все это им давалось, если Незабудка знала, на что идет, и ее все устраивало. Это Шанри кривилась бы и цедила сквозь зубы что-нибудь обидное, а Тод посмеялся бы, но попытался и сам приударить за наемницей, а Элан… А Элан вообще во всех таких делах казался беспомощным ребенком и краснел всякий раз, когда с ним девчонка только заговаривать начинала. Сама Нэви, если говорить честно, и сама не шибко что-то знала, но вот сейчас на зануду Шанри сердилась как-то по-особенному. Какая ей вообще была разница, чтоб она могла рассуждать, например, о девицах из Небесного Города – или о каких-либо других девицах? Какое право она имела всюду демонстрировать свое важное мнение, как напыщенная индюшка? А если бы Нэви такой была – свободной вот настолько? Эти мысли неизменно вызывали внутри какой-то тихий протест, а порой и тошнотворный страх. Второе хотелось залихватски опровергнуть, а к первому она не могла не прислушиваться – потому что это первое здорово помогало ей выживать, когда она очутилась совсем одна в Небесном Городе. Тогда было тоже страшно, и она не знала, что делать, но маленькую перепуганную сиротку там, как выяснилось, могли пожалеть и прикормить, как приблудившегося котенка. С тех пор она сильно выросла, и жизнь стала сложнее. Теперь до ее беззащитности и брошенности никому дела не было, и как она умела, так и приходилось справляться. Когда становилось совсем невмоготу, что-то в ней просило о самом отчаянном шаге – попытаться добраться до матери, вернуться в родной Свадхиль… Но потом Нэви думала о том, что и там ее никто не ждал: мать, заморенная трудом и вечно болеющими детьми, не была ничьей женой – отец Мышки и ее старшего брата умер, когда она только родилась. Мать с тех пор вдовствовала, но в подоле носила одного за другим, и слава о ней плыла дурная. На Нэви там косились, покойный дядька, посмеиваясь, пророчил ей судьбу матери – а мать не защищала, только моргала почти бесцветными глазами и пожимала плечами: мол, Нэви уже большая, сама должна разобраться, как себя защитить. Гадко это все было, и обратно не хотелось. Уж лучше сиротствовать и скитаться по всем хлябям и весям, чем возвращаться в давно забытый дом. Наверняка мать наплодила еще крысят – так звали ее детей в Свадхиле, и быть одной из них теперь Мышка ни за что бы не согласилась. Вернуться к Шанри и компании ей, кажется, тоже не хотелось. Там ее тоже никто так и не полюбил, никто не оценил по достоинству. Она всюду была ненужной, тихим пустым местом, на которое можно было и не смотреть. И если бы Шанри хотя бы извинилась за свои слова, если бы пошла за ней по пятам, демонстрируя свой выбор, Нэви бы не раздумывала. Она бы повернула назад – но сейчас было поздно. С каждым днем Мышка все больше понимала, что ее прошлое тает, и пути назад нет. Они разошлись с теми, кого она очень сильно любила, но кому ни капельки не была важна. И нужно было идти дальше. И больше никого и никогда не любить. Глаза опять защипало, и Нэви сердито утерла их, прогоняя прочь эту слабость. Она была сильной. Куда сильнее, чем все они думали. Никто из них не знал, чего она стоила, и если им оно не надо было – так пускай катятся ко всем бесам, она и без них справится. Будет как Эрит – свободной и легкой, смелой, за словом в карман не лезущей! Она научится стрелять, и… Какой-то шум с улицы привлек ее внимание, и Мышка насторожилась, прислушиваясь. За окном было темно, но по подоконнику танцевали непонятные отсветы, которые не походили на свет тусклых фонарей в поселении. Сердце странно екнуло, сжимаясь: что-то было не так. Нэви опустила ноги на пол, чувствуя, как перехватывает дух, чуть ли не крадучись подошла к окну, выглядывая в ночь. Дом, где они с Эрит остановились, находился на самой околице – а на противоположном краю поселения наемников занимался пожар. Мышка застыла, наблюдая, как рыжее пламя вдруг облизывает крышу, всего пару секунд назад тонущую в темноте, как вырывается огонь из чердачного окна в снопе искр, как проваливается вниз плохонький козырек над крыльцом – а в следующий миг небо расчертила без единого звука молния, вонзаясь в следующий дом. Грома не было. Нэви попятилась, в ужасе каменея и не понимая, что ей делать. Мысли лихорадочно метались в голове, ни за одну она не могла зацепиться. С первого этажа донесся топот, чьи-то голоса, и она заозиралась, пытаясь решить, за что хвататься. В дверь вдруг заколотили, и она обомлела, сжимаясь в комок. Меня убьют! Кто убьет, Нэви не знала, но это и не важно было. - Нэви, открой! – требовательный голос Эрит согнал оцепенение, и Мышка кинулась к двери, чуть ли не срывая засов с петель. - Что происходит? – выпалила она, когда наемница стремительно ворвалась в комнату и принялась собирать их нехитрые пожитки в вещмешок. - Служители Собора, - отрывисто бросила Эрит, и Мышка охнула: соборники вели погоню за ними с самого Небесного Города – и вот теперь ее все же догнали… Она и думать забыла об этой напасти, решила было, что они с друзьями в безопасности. Эрит между тем продолжила. – Мы уходим, хватай все – и не медли. - Но почему они рушат дома? – Мышка все же сумела взять себя в руки и начала помогать Эрит. Недошитую рубаху пришлось скомкать впопыхах, уже и не думая, рассыплется ли дальше прореха или нет. Лишь бы только Незабудка не поняла, что погоню послали за Мышкой, что это она во всем виновата… Стараясь изо всех сил, чтоб голос звучал недоуменно, она пролепетала. – Это же наемничье поселение, чем вы им насолили? - Мне бы знать, - сосредоточенным взглядом Эрит окинула комнату, а затем настойчиво взглянула на девушку. – Беги к конюшням, мне надо кое-что проверить. - Но… - начала было Мышка, но наемница оборвала ее. - Жди меня там, возьми Стрелу – и постарайся не привлекать к себе внимания. Если тебя заметят, садись на нее и уходите в сторону Соленой Тропы, я догоню вас. Ей оставалось только кивнуть и почти кубарем скатиться с лестницы на негнущихся ногах. Благо, конюшни находилось здесь же, на окраине, и Нэви молилась всем богам, чтобы соборников задержали, чтобы они не добрались до нее. Что произойдет, если так случится, она не знала – но вряд ли стоило рассчитывать на хороший исход. Сердце колотилось в самом горле, пока Нэви едва ли не вслепую бежала к конюшням, на ходу застегивая пальто наглухо и набрасывая на светлую макушку капюшон. Крики, лязг оружия и треск огня доносились далеко из-за спины, толкая вперед и кусая за пятки стаей волков, сильно пахло гарью и копотью, а впереди волновались за хлипкой стеной лошади, чувствуя опасность. Мышка больно врезалась плечом в тяжелую дверь, налегая на створку; та натужно поддалась, и какое-то время ей пришлось возиться с тем, чтоб подложить дубовый клин под петли и зафиксировать дверь. Белогривая Стрела испуганно перебирала тонкими ногами и мотала головой, кося на Нэви черным глазом, и ей пришлось буквально повиснуть на шее у лошади, чтобы та хоть как-то отреагировала на нее. Стрела понемногу привыкала к Нэви, но сейчас упиралась, и драгоценные минуты утекали, и ей казалось, что шум и огонь все ближе. Кое-как она все же вывела – то ли мольбами, то ли еще чем – кобылу из конюшни и почти сразу же наткнулась на Эрит, вскрикнув от неожиданности. Эрит, ни слова не говоря, ухватилась за луку седла и буквально взлетела в него. Лошадь ощутила присутствие хозяйки, перестала крупно дрожать всем телом, и наемница помогла Нэви забраться на Стрелу, усаживая девушку перед собой. Хлестнули поводья, Мышка, вывернув голову, успела заметить, как из зарева в их сторону бегут люди – а за их спинами прямо в огне расцветают безмолвные молнии, и от отсутствия грома становилось лишь страшнее. А дальше Стрела перешла на галоп, и Нэви пришлось наклониться вперед, жмурясь от бьющего в лицо ледяного ветра – и борясь с приступом неконтролируемого ужаса. Они уходили по Соленой Тропе, пути, что вел из Креасса к морю и считался одним из крупных торговых трактов. Дорога тянулась через бесконечную белую степь, в которой выли ветра навзрыд, завивая снежную мелкую пыль в вихри. Ночь укрывала их, но Эрит погоняла Стрелу так быстро, как только могла, и лошадь дышала тяжело – Нэви слышала, как она всхрапывала то и дело. Мышка точно не знала, сколько времени они ехали, прежде чем наемница наконец сбавила темп, направляя кобылку прочь от основной дороги в сторону редкого леска, где темнели какие-то хлипкие постройки. Захотелось смеяться, когда они подъехали ближе: Эрит привела их к неприютной заброшенной ферме, запустением походившей на те, в которых прежде они с Шанри и ребятами ночевали еще до встречи с наемниками. Покосившуюся прямо в коробке дверь с черными расщелинами, перекрещивали хлипкие доски, наспех приколоченные к косяку, крыша кое-где прохудилась и вворачивалась внутрь дома, припорошенная колючим снегом. Эрит спешилась, помогла замерзшей и перепуганной Нэви слезть со Стрелы, а затем повела лошадь к такому же кособокому сараю. Мышка что есть силы старалась унять дрожь, но то и дело ее начинало колотить. Они найдут нас… Что будет, когда они найдут нас? Поверят ли, если я скажу, что невиновна, что не знаю, где Элан? А еще нужно было сказать все Эрит. От этого становилось еще страшнее, но Нэви понимала: наемница должна знать, в какой передряге оказалась. А еще она понимала, что Эрит после этого, скорее всего, уйдет. И вот тогда… Додумать она не успела: силуэт Эрит показался на фоне темного входа в сарай, и наемница решительно приблизилась к Мышке, не удостоив ту и взглядом. Она поднялась на крыльцо, присматриваясь к доскам, шумно выдохнула, а затем резко с силой ударила ногой по ним. Дерево застонало от удара, жалостливо скрипнуло, но с первого раза не получилось. Зарычав сквозь зубы, Эрит ударила еще раз, и еще… Наконец доски треснули, поддаваясь, разлетелись прогнившими щепками, и девушка налегла на дверь. Какое-то время она возилась на крыльце, и Мышка боялась даже под руку ей сунуться – она еще не видела Незабудку такой. Дом все-таки впустил их – негостеприимный, пыльный и давно осиротевший. Эрит закрыла за ними дверь, и в комнате воцарилась тьма. Какое-то время глаза привыкали к темноте, и постепенно вырисовывались очертания стен и оставшейся скудной утвари. Наемница прошлась по дому, то ли прислушиваясь, то ли осваиваясь, будто зверь в незнакомом месте, а затем коротко бросила: - Огонь разжигать не будем. Надо постараться поспать пару часов, затем двинемся дальше. Так что расстилай одеяло, ляжем рядом, чтобы не замерзнуть. - Куда мы пойдем? – голос звучал жалко, и саму себя Мышка чувствовала жалкой. Во мгле видно не было, но Эрит, кажется, усмехнулась. - Подальше отсюда, это точно. - Почему они напали? – Нэви принялась распускать завязки под вещмешком, которые утягивали скатку одеяла. - Ведь наемники же и на Собор работают, охраняют служителей… В Небесном Городе у них всегда была работа. - Мне тоже страх как интересно узнать это, - протянула Эрит, и Мышка ощутила, как задрожали руки, а во рту разом все пересохло. Вдруг Эрит уже все поняла? Вдруг она просто ждет признания от самой Нэви? И уйдет она дальше сама, а Нэви оставит в этом всеми богами забытом доме, пока она не околеет или не умрет от голода. Или пока ее не найдут… Нет, не буду говорить! Вдруг она ничего не знает? Мало ли, с чего они вообще решили напасть? Может, им кто не удружил… Эрит тоже расстелила свое одеяло, устраиваясь в углу. – Жаль, что ни у тебя, ни у меня способностей нет, малышка. Так бы след хотя бы замели. Ну, Темная, не к ночи Ее помянуть, пусть перепутает пути. Если удача окажется на нашей стороне, искать за пределами становища они не станут. - Ты думаешь, они все же меня ищут? – слова выскользнули изо рта раньше, чем она успела опомниться. Эрит недолго молчала, а после нарочито весело спросила: - А с чего бы им сдалась безродная, прости, девчонка? Или ты на самом деле императорская дочка, сбежавшая из дворца? - Нет, - прошептала Нэви, устраиваясь рядом с ней и обхватывая колени руками. Говорить вслух было очень страшно – потому что Эрит не заводила друзей, и это означало, что она уйдет, потому что чужие проблемы ей не сдались. Наемница ждала, и вариантов не осталось. – В Небесном Городе Элана обвинили в убийстве императора и должны были казнить, - Эрит пораженно присвистнула, и Нэви затараторила в отчаянии, пытаясь успеть сказать как можно больше. – Но он невиновен, это правда! Мы были там, мы видели все!.. Его убило какое-то… существо, а обвинили Элана. Его заключили под стражу, держали в темнице… Мы вытащили его с большим трудом, а потом сбежали вместе – и за нами шла погоня. Мы сильно оторвались от них, и я даже не думала, что нас настигнут… Эрит, я честно не знала, даже не думала, я не виновата… Правда, я не знала, что они за мной идут!.. Последние слова получались совсем паршиво – со всхлипами и подкатившими к горлу слезами. Унижаться и просить, чтоб Эрит осталась, она не хотела, но ей было так страшно теперь. Что с ней будет? Она теперь оставалась совсем одна невесть где, и это означало смерть. Единственной надеждой была какая-нибудь деревенька, и можно было бы устроиться служкой в захудалую харчевню – но молоденькая девчонка без родни быстро становилась уязвимой, и судьба ее, коль удастся выжить, будет незавидной. Слов Эрит она ждала как приговора, но совсем не ждала, что наемница хмыкнет: - Ну, едва ли они за тобой идут, малышка. Ты – не твой дружок, и тебя-то искать вряд ли будут. - А за кем тогда? – сморгнула Мышка, утирая нос. На этот раз Незабудка долго молчала, а затем беззаботно отозвалась: - Ну, почем мне знать? Может, им кто насолил… - А почему мы не забрали никого с собой? – она и сама не знала, с чего возник такой вопрос. – Мы могли бы объединиться, защититься и ударить их в ответ… Вдруг их мало? - Хочешь вернуться и проверить? – тон Эрит вмиг стал резким. – И с кем ты собралась объединяться, кого и как защищать? - Я стрелять немного умею… - насупилась Нэви. Кромешный ужас пропал, но тревога осталась, противная, глодающая изнутри и мутная. Наемница вновь фыркнула, зашуршав на одеялах. - Да не умеешь ты стрелять. В бою так точно. Не хорохорься и спать ложись. - Эрит… - почти жалостливо спросила она – почему-то ей требовалось услышать ответ. – Почему мы не забрали никого? Наемница снова долго молчала, и Нэви решила было, что разговор окончен, как вдруг Эрит заговорила: - Ты же помнишь, что я не завожу друзей? И спасать я никого не обязана. У меня есть моя шкура, и она мне дороже всего прочего. Наемники – не слепые котята, Нэви. Они сами могут себя защитить. А если не могут, то грош цена такому наемнику. Жертвовать собой ради кого-то, с кем завтра нас разведут пути, я никогда не стану. - А как же я? – слезы снова подкатили к горлу, как она ни старалась скрыть это. – Я же тоже чужая тебе… И теперь, когда ты знаешь все… Когда они, быть может, и впрямь про мою душу – ты меня оставишь? Только честно скажи, не юли, пожалуйста, лучше честно!.. - Да не по твою они душу, - перебила ее Эрит – и, судя по голосу, она раздраженно морщилась. – Успокойся, малышка. Не брошу я тебя. - Это почему? – Нэви шмыгнула носом, чувствуя необъяснимую горечь. Наверняка Эрит сейчас обманывала, чтоб потом тихо уйти… - Потому что я теперь знаю твою тайну, - повременив, отозвалась наемница, и Нэви прислушалась к ней, кусая губу. Эрит вдруг вздохнула – и уселась напротив Мышки; вокруг было темно, но девушка чувствовала, что Незабудка силится сквозь мглу увидеть ее – и будто бы сказать в глаза. Тон ее при этом был совсем легкий и такой непринужденный, что Нэви с трудом увязывала смысл слов с тем, как просто это говорилось. – А еще потому что ты немного напоминаешь мне меня в юности. Дружки твои тебя ни в грош не ставят, ты подле них – просто безмолвная куколка. Незаметная, пустая, никому не нужная. Тобой понукают, как хотят, будто ты – безделушка. Все вокруг чего-то стоят, а ты – нет. А я хорошо знаю, что это такое. У меня была сестренка – на радость матери, отца и всего края. Кроткая, красивая, вся из себя замечательная. Да еще и талантливая: она оказалась ученой – у нее открылся дар, как у вашего Элана. И ее тоже забрали в Небесный Город, и отец раздулся от гордости. Мне говорил: смотри на Джезу, вот уж кто всего достоин. Я только и слышала – Джезерид то, Джезерид се. Все, что я делала, было недостаточно хорошим, навыворот вывернутым. И я вся была недостаточно хорошей. Потом мне это надоело, в тринадцать я плюнула на все и ушла из своего захолустья. Если Джеза такая любимая – пусть она возвращается из Небесного Города и смотрит за дряхлеющими стариками, мне все равно. Я навещала ее какое-то время назад, предлагала ей променять жизнь ученой курочки на родную ферму, кучи навоза и мужичка-забулдыгу, чтобы родители стали еще счастливее. Не заладился у нас с ней разговор… - она усмехнулась. – Так что я ушла. Позаимствовав у нее кое-что. Джеза оказалась обидчивой – страх, и послала за мной своих дружков. Так и живу теперь. Иногда они находят меня, но я всегда успеваю уйти. И намерена успевать и дальше. И это я рассказываю тебе в том числе и для того, чтобы ты решила, чего ты хочешь дальше: честность за честность, малышка. Если хочешь свободы, идем со мной – но в безопасности ты не будешь. Если хочешь покоя – скажи, и я отвезу тебя куда-нибудь к фермерам: может, там найдется для тебя работенка, как-то перезимуешь. - Но теперь безопасности нет нигде, - прошептала Нэви, все еще пытаясь осмыслить все сказанное. Со слов Эрит она поняла, что та что-то украла из Небесного Города, и из-за этого за ней теперь охотились – но не имело значения, что это за вещь была: без Эрит Мышка пропадет, и вот это было ясно как белый день. - Я пойду с тобой… Куда нам теперь? - К ледяным пещерам, как и намеревались, - уверено отозвалась наемница. – Едва ли за мной пойдут туда. А еще там можно поживиться – и я бы припрятала кое-что. А там поглядим. Если все не заладится, можно договориться с капитанами поморских кораблей и уйти на острова. Подучишься стрелять, поживешь. Решишь, что тебе нужно. Ты всегда вольна уйти, малышка, если тебе что будет не по нраву. - А если что-то не по нраву будет тебе? – жалобно спросила Нэви. Тревога, несмотря на заверения Эрит, никуда не девалась, и ночь оставалась такой же холодной и черной, и себя она снова ощущала одинокой беспризорницей, снова потерявшей тех, кто мог бы защитить ее. Могла ли Эрит? Может быть, и правда могла? - Ну, знаешь, у меня хоть принципов немного, но они все же есть. В нужде я тебя не оставлю. А там поглядим, как сложится. Сейчас надо поспать, у нас впереди путь, и он будет чуть сложнее, чем я планировала. Так что попробуй отдохнуть, малышка. Она так легко об этом обо всем говорила перепуганной и чувствующей себя покинутой всеми Мышке… Но вот только некого было винить или корить за свое одиночество – она сама все сделала, своими руками разорвав былые связи. И больше всего на свете ей хотелось снова очутиться в той комнате, где они с Шанри рассорились, чтобы выбрать что-то другое, а то и еще раньше – в их с ребятами логове, где были шторы из деревянных бусин, гамаки, теплые вечера, пахнущие сладкой осенью, и никакого внешнего мира, и никаких смертей, и ничего из этого. Только смех, только улыбки друзей и глупые девичьи вздыхания о том, кто же больше нравится: Элан или Шанри, или и вовсе нет такого пока – а он ждет где-то впереди, и будет он мореплавателем, или ученым, или богатеем. Жизнь была такой простой, покуда она жила в своей нежной теплой скорлупке. А потом случился мир. И в этом мире никто, совсем никто не хотел и не мог ее спасти – а тех, кто хотел (может быть, и правда хотел?), она отвергла сама. Нэви думала об этом, свернувшись калачиком под спиной у Эрит – и мысли были хуже некуда. Лучше бы ты остановила меня тогда, Шанри… Лучше бы быть мне маленькой, несвободной и несмышленой – но только чтоб ты меня остановила. Что я наделала? И ни единого ответа не было.