Дикая охота. Руины рассвета

- Это может быть опасно. Даэн медленно, терпеливо выдохнула, позволяя себе тихую улыбку: ну конечно же, она вновь предпринимала попытку переубедить ее. Мара заходила с разных сторон – уговорами, десятками аргументов «против», единожды даже попыталась устроить что-то, отдаленно напоминавшее ссору, чем изрядно удивила. Когда и это не сработало, ведьма затаилась – однако раз за разом Даэн чувствовала на себе пронзительный, прямой взгляд, настойчивый и острый, и Маре не было нужды говорить какие-либо слова: ее голос и без того звучал в голове. Однако сейчас она удержаться не могла – и Даэн знала, что так и будет, а потому просто отложила в сторону свиток и подняла бестрепетный взгляд на Мару. И конечно же, сердце екнуло: та, абсолютно голая, растянулась на постели, устроив подбородок на переплетенных пальцах, и не мигая таращилась на Даэн – красивая до умопомрачения, с медовой в приглушенном сиянии светильников кожей, вся состоящая из мягких линий. Взгляд ее мягким не был – он никогда таким не был, а потому его острота не отталкивала. А еще она была поразительно инородна здесь, да и всюду, где бы они ни оказывались, однако странным образом подчиняла себе пространство – и оно будто льнуло к ней, обволакивало ее, не способное поглотить ведьму и вынужденное сгуститься вокруг нее, еще ярче высвечивая ее черты. - Ты такая красивая, - вместо ответа улыбнулась ей Даэн, беззастенчиво оглядывая. Вопреки обыкновению, Мара не закатила глаза, не фыркнула, а лишь слегка поменяла положение, и это было такой неприкрытой провокацией, что Птица лишь головой покачала, посмеиваясь. – Я тебя не узнаю. - Зачем идти туда одной? – игнорируя и улыбку, и тон, спросила Мара. – Ты рискуешь своей жизнью ради очень сомнительной идеи, Даэн. - Как по мне, вполне привычный досуг, - пожала плечами та, все так же улыбаясь – и рассматривая ее. Это и правда так не походило на Мару, и пускай вызов ей вполне удавался, с Даэн сработать он не мог – ровно до тех пор, пока та сама того не позволяла. И она знала это, однако гордость не давала ведьме отступить: казалось, что она пробовала все стратегии, которые только могли в голову прийти. – Не ты ли поступаешь точно так же? - В такие моменты ты находишься рядом, - она чуть сощурилась. - Не сказала бы так – я рядом очень номинально, - мягко заметила Даэн, откидываясь на спинку плетенного легкого кресла, устроенного у камина. – Я ничем не могу помочь тебе, когда ты ведешь свои собственные битвы. И мы обе это понимаем. Я могу быть полезна лишь с защитой от внешних врагов, но здесь их нет. И я не вижу необходимости в твоем присутствии рядом со мной в этот момент. - А я вижу, - теперь она начинала злиться – и это тоже забавляло, потому что на ее месте другая женщина, более искушенная в подобных тонких играх, повела бы себя иначе. Даэн с интересом воззрилась на нее, и Мара настойчиво продолжила. – Ты собираешься погрузиться в источник, тогда как сама говорила, что не способна взаимодействовать с его энергиями. - Как и ты, - беззлобно напомнила ей Птица. Мара даже опешила от такой наглости, и Даэн, пока та не успела опомниться, договорила. – А мне, вероятнее всего, понадобится установить глубокую связь, и я не уверена, что это будет возможно в твоем присутствии. - Это еще почему? – еще немного – и она совершенно точно вспылит, Даэн чувствовала, а потому ответила ей со всей возможной нежностью – и честно, потому что любые увиливания Мара чуяла, как зверь. А еще Даэн не шибко умела увиливать. - Потому что мое сердце обращается к тебе, - ласково проговорила она, искренне любуясь ею. Мара сморгнула, сбитая с толку, и Даэн вновь пожала плечами – так просто было говорить эти вещи. – А еще потому что когда ты рядом, я невольно все время слушаю мир, чтобы знать, что с тобой происходит. Там мне понадобится вся концентрация, вся возможная воля. А ты – моя слабость, Мара. В лучшем из значений. Если хочешь уберечь меня – останься здесь. Проведи ночь во сне, наберись сил. - А если все пойдет не так? – хмуря брови, ведьма буравила ее взглядом: надежда, что Даэн согласится с ее доводами, так никуда и не делась, хоть и сама Мара, кажется, понимала, насколько зыбким было такое предположение. Это не мешало ей стоять на своем, и ее упорством Даэн восхищалась. – Да, я не владею источниками – но могу с помощью иных сил скорректировать какие-то вещи. Я просто могу тебя страховать, и мне будет спокойнее… - Но в источник иду я, а не ты, - Даэн поднялась на ноги, пересекла комнату, подходя к ней ближе и усаживаясь напротив. Мара явно не ожидала такого резкого сокращения расстояния между ними, не ожидала и того, что Птица очертит кончиками пальцев линию ее челюсти и уверенно произнесет. – И я иду одна. Для меня сейчас первично мое спокойствие, уж прости. И не сомневайся во мне, Мара. Твоя вера польстила бы мне. Что именно подействовало, она так и не поняла: близость, доверительный спокойный тон, сами слова, взгляд глаза в глаза… Вот только спеси у Мары явно поубавилось, она напряглась, как-то разом собираясь и словно бы пытаясь найти какую-то лазейку – и не находя. Даэн не делала ничего: просто любовалась, с тихой улыбкой разглядывая ее безо всякой застенчивости. Она знала, что сейчас эта женщина смутится, набросит на себя свои защиты, ощетинится, чтобы не чувствовать себя робкой, возможно, попытается съязвить или заворчит… - У тебя, как я погляжу, и своей собственной достаточно, - ну конечно, Даэн ожидала именно этого, а потому усмехнулась еще шире в ответ на колкость. - Конечно. Но ты хочешь помочь, и я прямо говорю тебе, какого рода помощь мне необходима. Я отдаю себе отчет в том, что делаю. Поэтому или ты принимаешь мои условия, или… - Даже не думай ставить мне ультиматумы, - предупредила было ее Мара, но Птица как ни в чем ни бывало договорила, подаваясь к ней ближе и не чувствуя ничего, кроме теплого и удивительно взрослого озорства. Чувство было забавным. - …или я заматываю тебя в одеяло, а это одеяло привязываю к кровати, к двери твоей приставляю охрану гринальд, - принялась перечислять она, наблюдая, как ее слова все больше сбивают Мару с толку, как она принимается часто моргать и изо всех сил пытается понять, всерьез ли говорит Даэн. Прекрасно осознавая, что подливает масла в огонь, Птица бездумно принялась играть с тонкой длинной прядью ее волос, деланно хмурясь. – Как видишь, я серьезно настроена. Лучше бы тебе не перечить мне. - Ты ведешь себя смешно, - сообщила ей Мара, приподнимаясь на локтях и отодвигаясь от нее. Выглядела она раздосадованной. Даэн охотно согласилась: - Абсолютно. Но что делать. Этот разговор уже неоднократно звучал, и я останусь при своем. Мара, послушай, мне действительно будет куда проще сделать это, если я пойду к источнику одна. - Ты знаешь, что такое – погрузиться в чистую энергию? – Мара продолжала сердиться, однако теперь уже звучала менее требовательно. Даэн только неопределенно пожала плечом. – Не войти в состояние единения с ней, а прямо тело в нее втолкнуть? Это совершенно иные свойства воздуха, времени, да всего. Мы не знаем, как течет там время… - Как текло время у твоей Криницы Бессмертного? – спросила ее Даэн. На миг Мара замерла, а затем еще более раздраженно ответила: - Я туда не ныряла. - Каким образом ты намерена вытаскивать меня оттуда – и по каким критериям поймешь, что что-то идет не так? – уточнила Даэн, усаживаясь на постель рядом с ней. - Ну уж наверное если ты застрянешь там на несколько лун, я пойму, что что-то идет не так! К чему столько вопросов? - вспылила все же ведьма, тоже выпрямляясь и усаживаясь напротив. Она укрыла плечи тонким покрывалом, очевидно, решив, что вести спор, будучи обнаженной, ей не по себе. - К тому, что я действительно не вижу, как именно ты сможешь помочь мне, сидя возле источника и наблюдая, как я там болтаюсь. Думаю, мы все же обойдемся без этого. Да и царь говорил, что для источника все существует единовременно – достаточно сонастроиться с ним, согласоваться с его ритмом, и всякая разница перестанет иметь значение. Это я и хочу сделать – пожалуй, это будет знатный танец. - Мощь Таалдара едва не раздавила меня, - негромко проговорила Мара, чуть заметно качнув головой. – Хоть и я была сонастроена с ним – быть может, не в той мере, в какой могла бы, однако на тот момент это потребовало от меня всей возможной концентрации. - И – одновременно с тем не требовало никаких усилий, насколько я помню, - в тон ей отозвалась Даэн, не спрашивая, но утверждая. Мара, на миг задумавшись, все же неохотно кивнула: - Это так. Однако гарантии… - Конечно же, никакой гарантии нет, - согласилась Птица, подхватывая ее мысль. Сейчас они просто сидели друг напротив друга, такие разные, совсем не похожие. Мара выглядела до пронзительного уязвимой, в ней будто бушевал шторм из сомнений и тревог, и Даэн казалась себе средоточием покоя, о который, будто о скалы, шторм этот бился. И чувствовать ее вот так было невыразимо и честно, Даэн думала сейчас, что создана для того, чтобы вмещать эту женщину – давать простор для каждого из ее состояний, быть берегом, о который она могла и биться в ярости, и на который могла опереться, быть спокойной и мощной скалой. Эта мощь давала ей возможность сохранять баланс, и только хаос, который несла с собой и в себе Мара, мог быть достаточным противовесом для поиска равновесия. Только этот хаос и вынуждал искать. И конечно, мир был куда шире Мары, как бы ни любила ее Даэн, но именно здесь и именно сейчас их равновесие было таким тотальным, что иного ощущения и не хотелось. Птица продолжила, выныривая из ощущения наружу и вновь фокусируясь на ведьме, сейчас так пронзительно демонстрирующей свою земную и очень женскую человечность. – Но здесь соломку не подстелешь, сколько ни старайся. Нам придется довериться неизвестности и сделать этот шаг. - Хорошо бы знать, что под ногой будет хоть что-то, на чем сумеешь удержаться, - Мара была настроена мрачно, и Даэн не знала, разделяет ли ее опасения. Не знала и то, что должна была чувствовать сейчас: страх, волнение, залихватскую уверенность в успехе, любопытство – но так или иначе, что-то из этого должно было перевешивать… Но внутри единовременно распускалось все – самыми разными гранями, самыми разными оттенками. Оно существовало в моменте, и Даэн словно бы лишилась способности разделять свои состояния и погружаться в какое-либо одно. Кажется, ей было спокойно сейчас. Кажется, где-то за ребрами чуть ощутимо скреблось беспокойство, совершенно нелепое: почему-то в голове неустанно крутился вопрос, как можно дышать в сгущенной энергии. И наверное, все же где-то глубоко внутри себя она страшилась того момента, когда нужно будет сделать вдох – и обнаружить, что в легкие вливается не привычная, совсем неощутимая субстанция, а нечто совсем иное. Однако страх не захватывал целиком, не поглощал, приковывая к себе все внимание существа: он накатывал слабой-слабой волной, чтобы в следующий миг так же лениво отступить, оставив только влажный след с кружевной кромкой по самому краю. Даэн следила за ним, не анализируя, а позволяя просто быть, и внутри иногда поднималось все то же самое озорство. - Я никогда не искала кого-то на другой стороне мира, - словно между делом проговорила она, и Мара встрепенулась, поднимая на нее хмурый взгляд. Она сидела на широкой постели, подтянув колени к груди и обхватив их руками; длинные рваные шрамы на ее предплечье странным образом походили на тени ветвей – или узоры песка на речном дне под солнцем. С плеч ее стекали пряди волос, линии тела казались особенно плавными, вдоль них хотелось вести рукой. Даэн чуть качнула головой, едва заметно улыбаясь. – И предположить не могла, что однажды буду. Нужно ли будет делать шаг, как во время перемещений сквозь пространство, или начнут приходить какие-то картинки, или знание, или даже слова? Как это будет, похоже ли это на тонкий мир, который ты видишь, когда выходишь из тела в облике зверя?.. Ответов она не ждала, однако Мара все равно решила ответить: - Такая вероятность есть – соединение с любой энергией дает возможность видеть в гораздо большем спектре. И здесь, наверное, тоже будет работать заданное направление, как с Мостами или Вратами Сторон… Но для этого нужна ведь точка выхода, хоть какое-то знание о том, куда нужно попасть. Что мы знаем о них? - Что они находятся в Этлане, - пожала плечами Даэн. – И что их называют Аватарами Создателя. - Ну не густо, - взглянув на нее, подытожила ведьма. Даэн не стала спорить с ней, но про себя подумала, что для источника, быть может, и этого было довольно. Если верить гринальд, выходило, что источник был ключом к самой разной информации и связывал все континенты их мира. В нем существовала память обо всех колебаниях, и Тар’Гайдан был убежден, что уж приход Аватар он точно должен был зафиксировать. На это оставалось уповать. Мара подняла на нее стальные глаза, и Даэн привычно ощутила, как темные зрачки ведьмы втягивают куда-то в самую глубь все ее существо, и сердце соскальзывает в пропасть. Падать туда было очень легко – этот путь Птица проделывала сотни раз, и в то же время каждое такое падение было будто бы самым первым. – Их приход предрешен, так они говорили, но что если мы… ты не сумеешь найти их? Что если они не отзовутся? - Об этом бессмысленно думать сейчас. Мы говорим о вещах, которые еще не произошли даже. Будем импровизировать. - Я бы очень хотела однажды ощутить что-то, что напомнило бы передышку от импровизации, - проворчала Мара – и Даэн знала, что она все-таки сдалась, согласилась смирить тревогу и страх, довериться тому, как все в мире заплетал ее Бессмертный. А сдаваясь, она всегда принималась ворчать, и в этом ее природа тоже находила проявление, и все сердце в груди Даэн тихо улыбалось ей – какой она была. Прочистив горло, Птица прошепелявила, сводя брови к переносице: - Пятьдесят лет ты, старушка, прожила в передышке – ходила в своем лесу, мхом обрастала… Уничтожающий взгляд, поддельное, но праведное возмущение, тщательно упрятанное на самые донышки глаз лукавство… Коротко рыкнув, Мара успела несколько раз ткнуть ее костяшками под ребра, прежде чем Даэн с хохотом перехватила ее руки, бережно оборачивая ладони вокруг запястий, и сгребла ее в охапку, позволяя покрывалу стечь вниз с ее плеч. Мир сразу же застыл и затих, сузился, все, что было снаружи, осыпалось как несуществующее. - У нас немного времени… - шепнула Мара ей в губы, сразу же меняясь – так стремительно, что Даэн даже не успела вдохнуть. Слова ее походили на протест, но слова были всего лишь словами. - У нас достаточно времени, - заверила ее Даэн, скользя ладонями по ее рукам и плечам наверх, находя ее лицо, со всей нежностью оглаживая кончиками пальцев линию челюсти – вновь как впервые, и наконец целуя до умопомрачения. Время и правда замерло теперь, и его совершенно точно было достаточно. Потом она попыталась еще предпринять последнюю попытку – разморенная, совсем мягкая и обессиленная. Даэн просто, не слушая никаких возражений, уложила ее в постель, укрывая шелковые плечи, мягко, но настойчиво пресекая вялое намерение Мары встать, одеться, «провести хотя бы до выхода из дворца». В конце концов, что-то, отдаленно напоминавшее покорность судьбе, женщина сумела в себе отыскать: теперь она просто наблюдала, как Даэн собирается, шнурует рубаху, застегивает под самое горло все петли на куртке. Взгляд ее снова был нечитаемый, пусть и отчетливо расфокусированный, и в нем Птица ловила бесконечное множество оттенков смысла, невысказанных чувств и опасений. - Все будет хорошо, - пообещала ей Даэн, уже подходя к двери и укладывая ладонь на светлое, отполированное временем и прикосновениями дерево. - Не сомневаюсь, - помедлив, кивнула ведьма. Даэн, сощурившись, хотела было кое-что уточнить, однако Мара с тяжелым вздохом опередила ее. – Нет, в облике волчицы я не пойду за тобой. Можешь быть спокойна. - Я очень это ценю, - со всей серьезностью заверила ее Птица, практически сразу же забывая об этой самой серьезности и любуясь этой женщиной. Удивительно было видеть ее такой. Благословенно было видеть ее – всякой. Улыбнувшись ей со всей возможной нежностью, Даэн негромко сказала. – Я тебя люблю. В ответ Мара только медленно моргнула, одним лишь движением ресниц говоря ей ровно то же самое. Прикрывая за собой дверь, Даэн снова чувствовала на себе острый, пронзительный взгляд, будто всю ее насквозь просвечивали звездные и солнечные лучи, омывая самое сердце, будто не было в ней ни частички, которую Мара бы не видела или не знала собой. Идти было легко – и немного волнительно. Даэн с интересом прислушивалась к ощущениям, сбегая по широкой лестнице вниз, покуда дробное эхо ее шагов скатывалось по ступеням, будто отпрыгивая от поверхности гладких плит. Что-то похожее она испытывала еще девчонкой, лет тридцать назад, когда шла на самые первые задания, когда показывала первые результаты, получавшие статус лучших. Она никогда не считала себя особенно талантливой – однако прекрасно осознавала собственную выносливость, способность целиком погружаться в действие, исследовать его ровно до тех пор, пока оно не становилось освоенным. В юности ей казалось, что интерес исчерпаем, что однажды, когда она достигнет совершенства в том, что делает, ей станет скучно. Но оказалось, что там начиналось что-то совсем другое: глубокое, как океан, спокойное и мощное, простое и при этом вбиравшее в себя весь тот опыт, что предшествовал ее нынешнему состоянию, все шаги на ее путях. Прямо сейчас Даэн понимала, как на самом деле любила свой путь – и каждый его миг, и все сложности, и все выборы, и неумолимость времени, которое пришлось положить на этот алтарь. Оно того стоило, о, конечно же, оно того стоило, но вдруг пришло совсем странное чувство: Даэн совсем не знала, как ей быть с тем, что ей озвучили гринальд. Совершенство, значит. Думала ли ты когда-нибудь о том, что это – не просто твое качество, а дорога твоей души, твоя суть? Ну и как тебе с этим, Совершенство? Это не походило на робость, не походило и на гордость: это как будто был самый обыкновенный факт, такой же, как цвет волос или глаз, рост… Даэн понятия не имела, что это означало для нее самой, а потому словно не особенно могла анализировать как-то, обозначать для себя смыслы и присваивать. Не получалось превозносить, не получалось и принижать; но, наверное, она должна была что-нибудь испытывать, что-то особенное, позволяющее занять определенное место в огромной системе – например, встать на самую ее вершину, обозначить это для себя как какую-то власть… Не получалось и это, и Даэн с легкой настороженностью ждала какого-нибудь не особенно приятного сигнала – приторного удовлетворения где-то глубоко в сердце, малодушия или наоборот, ощущения собственной грандиозности, залихватской самоуверенности. Но не приходило, внутри, насколько ей хватало возможности и искренности осознать себя саму, была совершенно тихая ровность, спокойствие, ни на что в мире не похожее доверие каждому новому шагу. И сейчас начиналось новое, требующее от нее вновь пойти туда, где она еще не бывала, снова ощутить себя в какой-то зоне перехода, на границе между «здесь» и «там». Начинался новый путь, начиналось новое погружение, новая глубина. Что там делать – она покуда не знала. Даэн хмыкнула, качая головой самой себе. Да уж, то еще Совершенство выходило, если двигало ею ныне не стремление, не миссия, а желание посмотреть, как пойдет… Но до сих пор получалось – а значит, и сейчас могло. Пещера Ниилин располагалась глубоко под дворцом, и вход в нее представлял собой каверну, через которую протянулись широкие лучи света. Даэн и не заметила, как добралась до пустого огромного зала с колоннами, белыми и такими тонкими, что она могла запросто обхватить их двумя ладонями. Они перетекали в сводчатый потолок и образовывали какой-то сложный рисунок, будто стягиваясь к центру зала, где в полу находился люк, напоминавший огромный черный зрачок. Отполированные практически до зеркального блеска плиты местной породы обрамляли его, и казалось, будто из сердца дворца на мир смотрит стальное око. Потолок походил на объемную мозаику, в нем камень чередовался со стеклом под самыми разными углами, и под стекло было заключено сияние, кажется – колдовское, а потому свет исполосовал зал причудливым плетением, будто фокусник растянул на пальцах нити. Даэн подумалось, что такое преломление, скорее всего, создает какой-то рисунок, однако увидеть его целиком не представлялось возможным. У края люка прямо на полу сидел царь – так непринужденно и удивительно уместно. Они нередко виделись за дни их пребывания здесь, много беседовали, однако крылья его неизменно притягивали взгляд, какой бы сдержанной она ни пыталась быть. Мара в ответ на ее восхищение лишь пожимала плечами: в лесу ее жили крылатые духи, а потому не такой уж невидалью были для нее. Кьяталы видят мир здешний и мир на оборотной стороне вселенной одновременно, говорила ведьма, стоило ей затеять разговор о том, как же чудно видеть людей-орлов. Дриады вырастают из своих деревьев, тавранам отмерен долгий срок жизни, вы стареете медленнее обычных людей. Каждый из нас странен для другого, если так посмотреть. И как по мне, нет ничего более определенного и постоянного, чем наша разность. Даэн и понимала ту легкость, с которой Мара принимала мир, и нет: сейчас он неизменно удивлял ее, заставлял глубину ее сердца разверзаться и жадными глотками пить и пить в попытке постичь… Но эта жажда долгое время спала в ней, все те годы, когда ей казалось, что она поняла суть всего сущего – и суть человеческой природы. Да и внешнее равнодушие ведьмы неизменно разбивалось о те вещи, которые для самой Даэн, например, были совершенно обыкновенными: она находила в них иные смыслы, осваивала их совсем не так, как умела осваивать Птица. Новое для них обеих начиналось там, где одна из них открывала глаза впервые. - Приветствую, царь, - вслух произнесла она, позволяя себе снова войти в «здесь и сейчас». Тар’Гайдан, наблюдавший за ней, покуда она шла через зал, мягко улыбнулся. - Приветствую и тебя в самом сердце Города Солнца, нерожденная. Ты – первая из детей этой земли, кто вошел сюда. Это место радостно и поет сейчас. - Оно выглядит величественным, - взгляд снова мазнул по тонким колоннам, под самым потолком плавно расширявшимся. Теперь подумалось, что больше всего на свете они походили на тонкие вихри в воде, когда туда с усилием опускаешь руку, или на усики облаков, что в ветреные дни цеплялись за хребты гор, оседая на оскалившихся в небо пиках. Даэн еще раз оглядела граненую мозаику из каменных и световых плит над головой, а затем посмотрела на царя. – Расположение светильников не случайно, верно? Это какой-то рисунок? - Верно, - кивнул Тар'Гайдан, по-прежнему безмятежно улыбаясь. – Но, находясь в свете, свет не увидеть. Он становится зримым, лишь когда мы смотрим из мглы. Этот миг меняет нас, раскрывая истину во всей красоте, и благословенны те, кто, вернувшись, сумеет сохранить память о свете. Я люблю приходить сюда и вспоминать то, что видно оттуда, со дна, - с этими словами он указал на каверну. – Со временем учишься легко принимать то, что многое тебе незаметно, а другое ты сам придумываешь и истово веришь ровно до тех пор, покуда вновь не опускаешься к самому источнику. И то, что настоящая картина все равно может оказаться другой, не такой, какой ты ее запечатлел в своем сознании. - И сейчас ты видишь весь узор в этом зале? – она не знала, могло ли задеть царя сомнение, звучавшее в ее голосе – ей казалось, что нет. И гринальд в ответ улыбнулся вновь – еще нежнее. - Сейчас я вижу лишь то, что люблю это плетение и уроки, которые постигаю, созерцая его. И да, там, где одни лучи пересекаются с другими, я уже могу их разглядеть. И ровно в той же степени знаю, что есть те, которые станут видимыми позже, и те, что навсегда останутся невидимыми, даже если я буду помнить, где они. Но это не уязвит мое самолюбие, не заденет гордость. Как и то, что кто-то сумеет увидеть совсем иные лучи или окажется наблюдательнее меня. Я вижу именно то, что разглядеть должен, и именно сейчас. Это мое собственное путешествие, - помолчав, он негромко рассмеялся, и эхо легким прибоем прокатилось меж колонн. – Когда-то давно я привел сюда нашу дочь. Долго рассказывал ей то же самое, вещал о дарах созерцания и о том, как много ответов приходит в тишине, когда ты один на один со своим светом и своей мглой. Она слушала внимательно, а затем объявила, что если однажды она ощутит приближение старости, то будет знать, чем занять свой досуг – а до тех пор у нее есть куда более интересные дела. И я понимаю ее, что скрывать… - Думаю, через несколько веков ты можешь попытаться снова, - усмехнулась Даэн, подходя к каверне вплотную. Ощущение было странным: казалось, будто и впрямь сама бездна смотрит на нее, не мигая, втягивает ее в свое безграничное и пустое сердце. Чувство поначалу могло бы показаться страшным – но Птица с удивлением поняла, что не боится. – Вы спускаетесь в пещеру на крыльях? - О нет, - Тар'Гайдан мягко поднялся на ноги, расправляя складки своего длиннополого одеяния. – Вход в Ниилин расположен ниже, в подземных этажах. Здесь проходят все важные церемонии, сюда мы приходим, чтобы погрузиться в созерцание и в тишине встретиться с собой, поприветствовать то, что лежит на глубине. Мы глядим туда снаружи, прежде чем сойти вниз. Когда будешь на дне – посмотри наверх, приветствуя то, что будет ожидать тебя на поверхности. - Меня не будут сопровождать гринальд? – уточнила она, чуть хмурясь. - Зачем? – пожал плечами царь. – Мы уже впустили тебя в свой дом, нерожденная. Значит, и самое сердце его тебе открыто. Нам нет нужды направлять тебя или следить за тобой. Я подожду тебя у лестницы вниз, - с этими словами он направился к арочной двери, притаившейся в дальнем углу зала. – Поприветствуй себя в здешнем. Поприветствуй свой шаг во мглу. Больше он ничего не сказал ей – просто покинул зал, и дверь с тихим щелчком встала на место, а совсем скоро и эхо этого звука угасло в гулкой тишине. Даэн глубоко вдохнула, озираясь по сторонам, медленно скользя взглядом по деталям и фиксируя их внутри себя, а затем опустилась на пол рядом с провалом в бесконечность – усевшись так же, как сидел какие-то минуты назад царь. Здесь было светло, спокойно, недвижимо; пространство будто демонстрировало ей потрясающую структуру из множества равновесных зримых объектов, и единственной точкой, которая выбивалась из этого узора, была каверна – черная, напряженная, неосвоенная. И чем дольше Даэн находилась в зале, тем сильнее нарастал зов из темноты, вынуждавший ее сделать тот самый шаг, о котором говорил царь. Там лежал источник – и что-то внутри нее все ощутимее тянуло ее к нему, будто внутри, ровно там, где жило зернышко Дара Хартанэ, разворачивался росток, тугими петлями перетекая под тонкой кожицей и грозясь вот-вот прорвать ее. Там я буду лишь наедине с собой, думала она, разглядывая самый край бездны, идеально выглаженный чьими-то терпеливыми руками отполированный камень, совсем тонкий. Будто бы сидела на самом краю яичной скорлупки, разбитой изнутри, не снаружи – и оттуда вот-вот должно было выбраться нечто живое, нечто очень древнее. Оно рождалось здесь и сейчас, и оно рождалось в ней самой. Буду лишь я – то, чем я стала, то, что я создала из себя самой, вся вязь моих выборов и решений, моих шагов, моих побед и поражений, моих кошмаров. Все это… Время остановилось, дойдя до самого краешка пропасти и опрокинувшись туда, оно перестало существовать. Даэн поднялась на ноги, машинально дотронулась до ножен, в которых покоились Крылья, а затем выдохнула – кажется, впервые с тех пор как осталась одна в зале. И зашагала к двери.