Зал разбивающихся надежд

Кенджиро и Сатори после произошедшей аварии только и оставалось злобно пялиться на Хинату с Кагеямой, которые, собственно, являлись причиной их плохого, мягко скажем, самочувствия. Если красноволосый не так явно проявлял свою агрессию, то у Ширабу со сдержанностью дела складывались не самым лучшим образом. — Дети случайно это сделали. Ну подумаешь, машина теперь не может ездить, — как можно ласковее произносит Тендо и кое-как дотягивается до возлюбленного, проводя кончиками пальцев по его волосам. — Мы не дети! — вскрикнул Хината, а Кагеяма закатил глаза: рыжий действительно собирается что-то отрицать до сих пор? «Ну поломалась машинка, ну подумаешь... Эх, а в ней так удобно было сексом заниматься…» — Ты буквально вчера расстроился из-за машины, а не из-за моего состояния. Между прочим, меня неплохо так потрепало. Так, для информации тебе говорю, лю-би-мый. Последнее слово из уст светловолосого прозвучало немного агрессивно, однако Тендо лишь слабо улыбнулся и встал с постели, подходя к парню и целуя его в лоб. Он не врал, состояние и правда не самое радужное: ссадина под глазом, которую уже успели обработать, забинтованная левая рука с гипсом, ушиб правой ноги и глаза на бледном лице, источающие опустошенный и усталый взгляд. Беспомощное состояние выводило Ширабу из себя, ему хотелось снова стать полезным, участвовать в жизни крупнейшей мафии Токио и чувствовать удовлетворение от того, что он вносит вклад в какое-то дело, вне зависимости от того, приносит оно человечеству добро или же зло. Последний вариант нравился ему больше. Ему хотелось продолжать опровергать теорию насчет того, что он существует ради того, чтобы бесполезно волочить жизнь. Внушения насчет того, что он должен внести что-то свое в течение своего существования, были с самого детства, а мысли о любви тогда у него глушились амбициями и мечтами о том, что когда-то он будет в одиночку жить в большом доме и обеспечивать самого себя, разъезжать по разным странам и позволять себе исполнять все свои желания, которые только возникнут. Звучит, как фантазии разочаровавшегося в настоящем подростка, правда? Как подростка, который пытается вложиться в свое будущее и верит, что когда-то та работа, которую он делает сейчас, вернется ему добром когда-то потом. В этих самых фантазиях никогда не было каких-то мыслей о спутнике всей жизни, но именно сейчас, когда Тендо отгоняет непрошенных гостей из палаты, возникли мысли, что он может принять большую роль в его будущем. Но какую? — Почему ты такой кислый? Улыбнись хотя бы раз, любимый, — Сатори искренне рассмеялся, подсаживаясь к Ширабу и аккуратно поднимая его загипсованную руку. — Надо как-нибудь достать фломастеры. Я все тут разрисую. Время покажет.

***

— Я думал, что у тебя гормоны уже убавили обороты, но что-то ты совсем ведешь себя, как спермотоксикозник. — Что плохого в том, что я просто целую тебя в шею, Ива-чан? — как-то обиженно спросил Ойкава и цыкнул языком, отстраняясь от любимого. — Даже поцеловать на работе нельзя. За окном уже было темно, фонари на улице зажглись, освещая дорогу автомобилям с яркими фарами. Шум города чуть слышен из приоткрытого окна, он дарил какое-то умиротворение и желание расслабиться после напряженной работы. Слежка за кланом Карасуно не дала больших результатов, только было известно о том, что один из бойцов Шираторидзавы сломал руку и лежит в больнице. — Но эти карасунцы веселые, правда? — посмеялся Хаджиме. — Раз уж они скинули Сатори и Ширабу в кювет, это же каких фильмов надо было насмотреться, чтобы толкнуть их туда... ты что делаешь? Тоору не из тех людей, которые легко сдаются, в том числе и в любовном плане. Он знал, что стоит ему лишь пересесть на бедра мужчины, и он уже этим действием сможет пошатнуть его нежелание расслабиться прямо здесь. Ему оставалось только уткнуться носом в шею и тепло выдохнуть, чтобы окончательно заставить Иву таять. Немного грубоватые руки Иваизуми ложатся на плечи Ойкавы, пытаясь прижать его ближе к себе и еще лучше почувствовать тепло чужого тела. Естественно, Ива тоже хочет прямо здесь спустить все тормоза и наплевать, например, на то, что их могут услышать. В их паре именно он является более терпеливым и рассудительным, в то время, как Ойкава просто обожает рисковать и ввязываться в какие-то опасности. Они оба приветствовали стабильность во всех делах, но хаотичные всплески энергии и какие-то сумасшедшие поступки были свойственны именно Тоору. Что он, собственно, сейчас и демонстрировал. — Я же знаю, что ты не будешь долго ломаться, — отстраняется от шеи темноволосый, нагло улыбаясь и облизывая себе губы. — И для нас будет гораздо лучше, если ты сразу поддашься. Ойкава настроен серьезно, однако действует неспешно, изящными пальцами расстегивая себе первую пуговицу голубой рубашки — это была одна из любимых рубашек для обоих. Пуговица за пуговицей открывают все больше обзора на обнаженное тело. Проблема заключалась лишь в том, что Ойкава старался делать все как можно медленнее, тем самым оказывая давление на немного нетерпеливую натуру любимого. Он понимал, каково это, когда ты хочешь как можно скорее прижать тело к себе и взять ситуацию в свои руки, но у тебя нет права на то, чтобы поторопить процесс. С Ойкавой такое не прокатит. — Убери руки, извращенец, — приказывает хриплым голосом и смахивает ладони со своих плеч. — Дождись разрешения. Хаджиме послушно кивает, и это дает Ойкаве еще один повод для того, чтобы надменно улыбнуться и поднести руки к его одежде, начиная ее снимать. Иваизуми сам очень остро реагирует на прикосновения, считает их чем-то интимным, и он улавливал всей кожей, как Ойкава «случайно» задевал ее прохладными пальцами. Такое взаимодействие вызывало легкую дрожь по всему телу, и ему прекрасно было известно о том, как Ойкава любит психологически доминировать. По всем канонам, тот, кто во время секса снизу, должен вести себя гораздо более робко, нежели актив. Однако у них события складывались немного по-другому. — По-моему, ты охуел, Дуракава. Шатен лишь усмехнулся, нарочито ближе прижимаясь бедрами к паху возлюбленного и понемногу ерзая. — А что такое, котенок? Уже не терпится? — настроение Ойкавы было на максимуме, о последствиях и возможной боли в заднице на ближайшие два-три дня он не задумывался. Не хотелось тратить свою энергию на что-то ненужное. — Ты все еще называешь меня Дуракавой в такой момент. Боже, какой ты глупенький, — рубашка спала с исцарапанных плеч Хаджиме: видимо, Ойкава очень любил всеми способами показывать свое удовольствие. — По тебе и не скажешь, что ты можешь о чем-то подобном думать. Такой милый. Он нежно проводит по щеке Иваизуми, замечая его смущенный взгляд, направленный в глаза, и горящий на щеках румянец, ярко говорящий о том, что Ойкава делает все правильно. Впрочем, он в этом и сомневался, но осталось его лишь добить и спустить с цепи. — Я же знаю, что тебе этого хочется, — последовал слабый укус в шею, после которого раздался хрипловатый стон Хаджиме. — Но всегда надо уметь ждать, правильно? Не старайся, твои очаровательные стоны не повлияют ни на что. Больше всего Иваизуми ненавидел моменты, когда возлюбленный от него отходил. Именно это сейчас и произошло: Тоору пересел с бедер на стол, мигом стягивая с себя белые брюки вместе с боксерами. Хаджиме оставалось лишь смотреть на то, как старательно Ойкава смачивает пальцы, проходит между ними языком и не отрывает взгляда от него. Он однозначно любит дразнить. Глаза у главы Аобаджосай хитрые, они всегда таили в себе много темных мыслей, скрытых за темным полотном. По мнению большинства их общих знакомых, Ойкава является хорошим предводителем и манипулятором во всех делах, связанных с прибылью и соперничеством. Они знают только эту сторону Тоору, но как только они оставались наедине, то Хаджиме мог разглядеть возлюбленного с самых разных углов. Например, нависнуть над ним и наслаждаться надломленными бровями и искусанными губами, которые так и молили поцелуя. Ойкава раздвигает ноги и локтем опирается о стол, откидываясь чуть назад и вовлекая в себя два пальца. Протолкнуться было немного трудно, однако он не обратил на это особого внимания, задумываясь лишь о том, какая реакция у Хаджиме на его действия. Ему очень хотелось бы сполна насладиться чужим лицом, на котором открытым текстом расписано возмущение. Но Иваизуми у него сдержанный до определенного момента, и пока все не дошло до крайней точки кипения, Ойкава все быстрее двигается в себе и, задев простату, выгибается и протяжно стонет. — Ива-чан... Ива сглатывает, улавливая первые звоночки и принимая к сведению, что нужно начинать действовать. Он встает со стула, с максимально невозмутимым лицом достав из ящика стола смазку и щедро налив ее на руку. — Ива-чан? Темноволосый подошел ближе к Ойкаве, вытаскивая из него пальцы и заменяя их своими тремя пальцами. После этого он наклонился к лицу возлюбленного, целуя в губы и прижимая к себе за затылок. Ойкава нахмурил брови и протяжно простонал, ногтями впиваясь в спину и на пару секунд отстраняясь от губ. — Я дождался действий, Ива-чан. — Заткнись, — прошипел Хаджиме через зубы и вернулся к поцелую, не стесняясь сплетать языки и смачивать чужие губы слюной. Дышать тяжело, жар тел побуждал к действиям и будоражил разум обоих, заставляя их поддаться порыву чувств и не думать о чем-либо. Презерватив, все так же хранившийся под столом, был тут же поспешно натянут на орган Иваизуми: Ойкава и не был против, им обоим уже не хватало терпения на то, чтобы ждать дольше хотя бы на одно мгновение. Плавным толчком он вошел в возлюбленного, прижимаясь ближе и хрипло постанывая от удовольствия. — Ты же точно не против? — Ойкава нахмурился, на мгновение убирая руки с чужой спины, но Хаджиме будто бы взглядом настоял на своем, и Ойкава вернул их на место, прижавшись грудью к чужому торсу и уткнувшись носом в шею. Ива лишь улыбнулся действиям возлюбленного, однако установил довольно интенсивный темп сильных и даже грубых толчков, которые проходили точно по всем внутренним чувствительным точкам. За время их совместной работы он уже успел изучить тело Ойкавы, узнать об эрогенных зонах и как на них нужно воздействовать. При этом он тоже не оставался в стороне и открывался ему, проявляя свои мазохистские наклонности и позволяя партнеру причинять ему боль. — Я уже чувствую, что ты вот-вот кончишь, — чуть ухмыляется Ойкава и тут же прерывается на стон из-за особо сильного толчка. Настала очередь Хаджиме доминировать. — В следующий раз отыграюсь, знаешь же, — он притягивает мужчину к себе за затылок, слабо целуя в губы. — К тому же, ты кончил первым. Ойкава стыдливо закусил губу и крепче прижался щекой к плечу. — Отстань, Ива-чан.